Проклятый Девятью

      Если бы в Скайриме был табак, то можно было бы сказать, что здесь дым стоял коромыслом. Но, слава Девяти или кому уж там, табака не было. Зато стоял сивушный угар. Медовуха всех сортов и видов, эль и пиво лились рекой. Пир уже начался, когда Гайдар с Дженассой прибыли во дворец Виндхельма. Кто его знает, чем окончился совет, но собравшиеся излучали удовольствие, как коты, обожравшиеся сметаны. Мужики задорно топорщили бороды, гарцевали во время примитивных танцев, а воительницы, коих тут тоже оказалось немало, вместо того, чтобы быть скромняшками и крутить свои косы, активно принимали участие в возлияниях и бесстыдно давали себя то ущипнуть, то шлепнуть по филеям, а то и вовсе страстно зажать. «Облико морале»! И этим он собирался рассказывать про недопустимость работорговли и детской проституции? М-да-а…       За музыкальное сопровождение на пиру отвечал квинтет из духовых, каких-то непонятных гуслей, барабанов и… волынки! Даэдра! Гайдар впервые видел в игре самую настоящую волынку. Скорей всего, она тут называлась не так, да и использовалась редко (ибо внешний вид у инструмента был очень вычурный, с кисточками и финтифлюшками, что говорило о его предназначении для парадов или походных маршей, но не каждодневного использования), но это была именно волынка! И она звучала даже похоже на волынку. Вот где можно разгуляться! А то барды-шмарды, с одним инструментом много не наиграешь, не напоешь, нужно многозвучие… На пиру был дядька-распорядитель, не чета, конечно, вайтранскому Гудрёду, но тоже весьма статный и с живыми черными глазенками, звали Финнис. Он провел, показал, где и что. В небольшой коморке, коих в каменном чреве дворца имелась просто уйма, были инструменты, скучали «сменные» артисты. Познакомились, они сказали, могут пособить. Гайдар любил импровизировать, но сейчас у него прямо дежавю было с выступлением в Вайтране. Правда, на этом «приёме» не было особо много меров или редгардов, в основном или норды, или другие «не-цветные» люди. Ну да, а чего ждать от Виндхельма? Остается надеяться, что на этом отличия не закончатся и никого на пиру не зарежут. Финнис сказал, что ярл и его приближенные отдают предпочтение бодрым маршам, боевым песням, а баллады и прочая тягомотина — только для разнообразия, всего щепоточку. Тут уж приключенец пригорюнился, таких у него в репертуаре было раз-два и обчелся. Ну, решили, лучше меньше да лучше. Три песни всего: «Во мне играет волчья кровь» (хоть прибей, не помнил, кто исполнял в оригинале), «Марш смертников» от неких ребят, что назывались «Инсульт», и, как он считал, просто лучшую (если в правильной аранжировке) — «Звери войны» от Иллет. Гайдар быстренько разложил мелодии на три инструмента: барабаны, цитра (или что-то вроде нее, ибо звучание слишком высокое) и волынка. Сам же взялся за вторую цитру, что из-за вытянутой формы и девяти струн напоминала придуманный каким-то писателем балисет. Как и в случае со лже-бардом, оказавшимся убийцей, профессиональные артисты всё схватывали на лету. Волынка тоже звучала странно, но, слава всем богам, не пискляво, такие «дудензаки» Гайдар терпеть не мог. А еще чувак с волынкой мог «переключаться» когда нужно на свирель. Для марша — самое то. Репетировали где-то час. Результатом Гайдар оказался доволен. Большинство людей считает, что держать кучу песен в голове, уметь промурлыкать что угодно — такой себе талант, но вот Гайдару эта «суперспособность» с детства всегда помогала. Он даже темы и билеты перед экзаменами заучивал, пытаясь сложить в голове для них подходящую мелодию. И учился на «хорошо» — «очень хорошо» при том, что клинический лентяй и раздолбай.       Дженасса присутствовала, но была головой где-то еще. Очевидно, «прощупывала» магическую защиту дворца. Здешний маг Вунферт Неживой, если Гайдар верно помнил, специализируется на школе Разрушения (странная кликуха у него, кстати, подошла бы гораздо лучше некроманту). Гайдар в который раз удивился: наемница всегда утверждала, что в магии не сильна, но часто преподносила сюрпризы. Хотя её таланты, как правило, ограничивались сферой «теневого» применения.       Перед выходом в зал перекинулись парой фраз:       — Ну что?       — Кристера не нащупала нигде поблизости. Магическая защита средней паршивости, ловушек больше в покоях ярла и личном кабинете мага, чем в зале. А еще среди гостей есть кто-то под личиной из школы Иллюзии, но кто, уловить не могу — работал профи, — шепотом отчиталась Дженасса.       Что это им дает? Не особо много. Интересно, кто тут сменил внешность и зачем? Но без точной наводки эта информация — ничто.       В крови Гайдара и без того гулял данмерский флин, но перед самым выходом на сцену он хлопнул еще какой-то браги, для смелости. Не понимал он этих жестких мужиковатых нордов, а алкоголь и даэдра сделает лучшим другом, ага…       — Ага, вот и ты! Ну что ж, сыграй нам, а то отзываются о тебе хорошо, — заявил незнакомый вельможа, сидевший по левую руку от Ульфрика.       По правую расположился памятный тан Фрис, а воевода Галмар, к удивлению, сидел вторым справа. Вторым слева сидел лидер того отряда наёмников, имя которого Гайдар то ли не запомнил, то ли не слышал. Всего в зале было около полусотни знатных и тьма прислуги, снующей с яствами и напитками.       После этих слов зал приутих, и Гайдар начал. Сделали длинный, но все же не затянутый проигрыш, чтобы присутствующие поняли, что их ожидает нечто экстраординарное. Я кровью руны нарисую на щеках, Я выйду в степь под серебристою луною. И только ветер в ковылях, И только ветер в ковылях Весёлым спутником последует за мною. И только ветер в ковылях, И только ветер в ковылях Весёлым спутником последует за мною. Внемли, луна, услышь, о праотец волков, Ночи на лезвии весеннего заката. Во мне играет волчья кровь, Во мне играет волчья кровь, И под луной я призываю имя брата.       Гайдар исполнял артистично, выкладываясь, но без гримасничанья и излишней акцентуации. Руки заняты, так что недостаток жестикуляции замещал игрой с голосом. Он у него, к удивлению, звучал даже чище и лучше, чем когда он ежедневно выступал в группе брата. В виртуальном мире он и вправду был лучшей версией самого себя… Реакция публики была живо написана на лицах — они были в шоке от ритма и мелодии, стиля исполнения, но им нравилось! И в небеса клинком вонзится волчий вой, И звёзды наземь хлынут из небесной раны. Как сгусток ночи предо мной, Как сгусток ночи предо мной, Мой кровный брат, Мой луноглазый волк предстанет. Как сгусток ночи предо мной, Как сгусток ночи предо мной, Мой кровный брат, Мой луноглазый волк предстанет. И горе тем, Кто перейдёт дорогу мне. И горе тем, Кто волчьей полночью нас встретит. Когда на страшном скакуне, Когда на страшном скакуне Я по степи лечу, глотая пьяный ветер. Когда на страшном скакуне, Когда на страшном скакуне Я по степи лечу, глотая пьяный ветер.       Тут кто-то в зале решил пошутковать и испустил протяжный вой. Народ одобрительно заржал, и с разной степенью точности подражания этот вопль повторил чуть ли не каждый второй в зале, за исключением пятерки сидящей во главе стола. Что интересно, Ульфрик тоже прекратил налегать на еду и прислушиваться к своим советникам, а откинулся на своем массивном кресле и вникал в слова. Ритм оказался бодрым и заразительным, он даже стал головой кивать в такт. Гайдар решил не перебарщивать с рефренами и пошел на финальный куплет. Я кровью руны нарисую на щеках. Я на священную охоту в полночь выйду. И да прольётся кровь врага, И да прольётся кровь врага, И да восславится на веки волчье имя! И да прольётся кровь врага, И да прольётся кровь врага, И да восславится на веки волчье имя!       Народ зааплодировал. Многие улюлюкали и стучали по столу — публике очень понравилось, Ульфрик же улыбался в бороду, наблюдая эти восторги, как строгий обычно батя за шалостями детей. Ну, с волком это беспроигрышный вариант, хотя будь тут кто из Соратников, то Гайдара бы уже вообще на руках носили, наверное. Волк — один из тотемов нордов, один из «старых богов», которым их предки поклонялись на Атморе. А уж сколько имен северян образовано со словом «волк» в корне. Тот же Рэндалфр, например.       Когда крики поутихли, незнакомый тан или кто он там, сказал:       — Отлично! Не будь на гербе Ульфрика медведь, а не волк, я бы подумал, что ты, бард, хочешь подлизаться к ярлу!       На это все рассмеялись, будто невесть какая остроумная шутка.       — Еще давай! — загорланили с дальнего конца длинного стола.       — Да! Давай еще, как там тебя, Хайдар!       Гайдар сдержанно поклонился, стал перестраивать инструмент для следующей песни. В это время Дженасса присела с дальнего края стола, стала беседовать с каким-то незнакомцем. Взяла след? У каждого свое дело, и хорошо бы им одержать успех.       — Давай боевую!       — Нордскую!       — Веселую!       — Чтоб душа развернулась!       Крики и подзадоривания. То, что надо. Публика растаяла с первой же песни. А Гайдар еще боялся. Ну, хавайте, господа хорошие, будет вам и боевая, и душа развернется, никуда не денется… Сумрачный ветер рвется в небо, Сумрачный ветер будит костры. Воздух, до боли пропитанный бредом, Теснится у моей груди.       Текст именно что бредовый, но главное тут — исполнение. С нужной долей надрыва, с дерзостью и чтобы смотреть им в глаза. Эти суровые дядьки поймут и прочувствуют. Они знают, что такое война и близость смерти. Знают лучше, чем сам Гайдар. Кто будет мертвым, кто будет первым? Я, или ты, или кто-то из них? Солнце, оскалившись, рубит по нервам. Вставай! Нам надо идти! Левой! Левой! Четче шаг! Сдохни! И пусть боги смеются. Где ты увидел дорогу назад? Очнись! Нам уже не вернуться. Левой! Левой! Жизнь — дерьмо. Так зачем за нее цепляться? Выживут те, кому повезло, А нам остается лишь одно — не сдаваться!.. Боги забыли о нашей судьбе, Счастья нет, но мы еще живы. Шаг вперед, и это ответ, А позади — наши могилы. Мы разучились смотреть назад. Поздно! Все осталось вчера. Шаг вперед, и я вижу, брат, Слёзы в твоих глазах… Левой! Левой! Четче шаг! Сдохни! И пусть боги смеются. Где ты увидел дорогу назад? Очнись! Нам уже не вернуться. Левой! Левой! Жизнь — дерьмо. Так зачем за нее цепляться? Выживут те, кому повезло, А нам остается лишь одно — не сдаваться!       Во время длинного проигрыша Гайдар прямо и твердо смотрел в лица неблизких его душевному складу и немного сумасшедших нордов. Было в них что-то, что отлично передал в древнем фильме про шотландского героя Уоллеса актер Мэл Гибсон. Обреченность, горечь, но и готовность жизнь отдать за идею, за свою свободу, не склониться ни перед кем. Гайдар пел, а эти слова резонировали в их сердцах. Он, кажется, стал лучше понимать их, а слушавшие ловили каждое слово. Те, кто был хмельной, протрезвели на глазах, а кто не притрагивался к вину и хмелю (были и такие, но мало), у тех глаза заволокло поволокой, будто они вспоминали что-то свое, личное, смотрели внутрь своей души. Что это было? Магия искусства. Слова «слёзы в твоих глазах» и жесткие норды — будто антонимы. Но сейчас они были к месту, никто не усмехнулся криво, ибо на самом деле и мужчины плачут, хоть и не признаются. Гайдар чувствовал, что задел за живое. Многие тут теряли друзей, многие из ушедших остались и вовсе без могил. Песня не была «веселой», но она точно была к месту и ко времени. Всех проняло, даже Галмара. А Ульфрик теперь не отрываясь смотрел на Гайдара.       «Ну, вот сейчас и поглядим, смогу ли я угодить ярлу», — подумал приключенец, терзая далеко не гитару, но все же хороший инструмент. Жилы, стянутые в узел, Каждому своя судьба. Помни, за зимою будет Ночь, и снова зима. Эх, жить бы, да времени мало, И даже умереть не успеть. Осталось лишь опустить забрало. Кровь за кровь, смерть за смерть! Левой! Левой! Четче шаг! Сдохни! И пусть боги смеются. Где ты увидел дорогу назад? Очнись! Нам уже не вернуться. Левой! Левой! Жизнь — дерьмо. Так зачем за нее цепляться? Выживут те, кому повезло, А мы умеем лишь одно — не сдаваться!!!       Последние слова выкрикнули уже десять глоток или того больше. Зал утонул в аплодисментах и восторженном улюлюканье. Парочка бородачей встала и направилась к Гайдару. Тот даже подумал перепугаться, но оказалось, его непременно хотели угостить выпивкой. Пришлось делать перерыв. Краем глаза Гайдар уловил, как Дженасса подошла теперь уже к Вунферту (а кто еще мог быть дядька в балахоне среди закованных в броню нордов?). У нее, кажется, тоже все чудесно.       — Отличная песня! Только немного мрачная, — во всеуслышание прокомментировал Фрис. — Я бы куда охотней послушал бы гимн грядущей победе, когда мы разобьем Легион, который как раз любит маршировать с левой…       Удивительно, но на эти слова власть имущего почти не обратили внимание. Когда сержанты готовы на руках носить артиста, полковникам лучше бы помалкивать. Тан Фрис скривился, но оставил попытки осадить народный восторг. Гайдара хлопали по плечу, давали «дружеских» тумаков, норовили даже приобнять, засыпали кучей вопросов. М-а уж, прямо иллюстрация к понятию «прифронтовой концерт». Гайдар отвечал что-то, жал руки, сушил зубы и пил, пил, пил все, чем щедро угощали. Эх, блин, так же и ухрюкаться можно!       — Эй, дайте артисту перевести дух! — обратился к толпе распорядитель Финнис.       — Напомню танам, что завтра поутру мы выступаем, так что еще пара песен, и все могут быть свободны, — прорычал Галмар.       Это заставило приключенца улыбнуться. Прямо воспитатель в детском лагере, ей-ей. Но Галмар был больше. Он как батя, «отец полка» для большинства тут присутствующих, так что к его словам прислушались, даже без ироничной перепалки.       — Выступаем? — переспросил Гайдар у ближайших из подошедших к нему нордов.       — Да! На Вайтран! Мы долго копили силы и ждали этого дня, так что откладывать уж не станем, — просветил его колоритный бородач с дивной прической с косичками в висках.       Опаньки! Худшие опасения Гайдара оправдались: скорые на подъем нордские вояки решили ударить по холду, не дожидаясь ответа ярла Балгруфа. Жопа! Чего тогда стоит его миссия с флаконом? Тестер нашел глазами взор Дженассы. Та тоже не ожидала такой прыти, сильно хмурилась.       Настало время третьей песни. Гайдар прочистил горло, потеребил струны… Слова не шли. Сердце бухало в груди. Блин, какого дьявола! Он должен что-то сделать!       — Господин мой ярл! Могу я обратиться? — выдал приключенец сипло.       Ульфрик что-то там обкашливал с Галмаром, удивленно на него воззрился.       — Говори, бард.       — Я слышал, есть древний обычай, что если менестрель угодит правителю, то может попросить у него что-то, так ли это?       Ярл сделал брови домиком, Галмар нахмурился. Безымянный тан же, оглаживая бороду, сказал:       — Кажется, кто-то слишком любил сказки слушать… Неужто деды из Хротгара такие любители их рассказывать?       — Погоди, Рагнар. Мне интересно, что он попросит, — остановил его Ульфрик. — К тому же идущий по пути Голоса прав, в Виндхельме мы чтим традиции предков…       Вот как, Рагнар какой-то. Очень много новых персонажей тут. Вообще неизведанная территория, весьма далекая от заскриптованых сценок, которые были в ванильной игре. Гайдар почувствовал неуверенность, но отступать поздно.       — О, мой ярл, я далек от меркантильных мыслей и не хочу опустошить вашу казну.       Пара людей в зале хихикнула, очевидно, опустошать там особо нечего…       — Женской любви тоже мне не пристало искать, так что за виндхельмских невест пусть никто не опасается…       Еще хохотки. Некоторые воительницы, кстати, тут были весьма даже красивы. Им бы макияж навести, так и вообще через одну Анита Экберг или там Катарина Вигандер, или еще какая-то «мисс вселенная». И некоторые из них даже грусненько надули губки. На бардов многие западают, таковы уж женщины.       — Мои помысли бескорыстны и чисты, как и у каждого, кто избрал Путь Голоса. А попрошу я лишь одного… — Гайдар затаил дыхание, как и многие в зале. Он и сам не знал, что сейчас ляпнет, что нужно сказать, как сформулировать. Он просто открывал рот, а слова сами шли из… сердца? Поэтичная метафора, но вообще, хрен знает, откуда шли эти слова, Гайдар положился на «авось», на поток судьбы, будто уловил тот самый «саэльвэ», о котором твердил Фендал. — Послушать не только мою песнь, но и что споёт вам рог Юргена!       Ляпнул. Хрен знает, что это значит. И теперь смотрит на лица людей в зале. Многие недоумевают, морщат лбы, чухают загривки. А вот те, кто постарше, возмущенно вздергивают брови. Они, кажется, понимают больше, чем отважные, но зеленые. Начал подниматься тихий галдёж, угрожающий перерасти в гневные крики. Что же он такого сказал? И почему именно так?       — Что?! — Галмар всегда орет, но в этот раз его тон был по-настоящему гневным. — Да ты с ума сошел, бард?! — и правая рука ярла принялся что-то гневно шептать ему на ухо.       Гайдар слышал, как один из музыкантов, барабанщик, кажись, за его спиной спрашивает другого: «А что такого, собственно? Что за рог такой, почему все переполошились?» Пока нарастал шум, и все пребывали в смятении, старик, игравший на цитре, поведал вот что: «Эх, молодёжь! Не знаешь ты своего рода и всех сказаний предков. Рог Юргена использовали воеводы и ярлы, чтобы дунуть перед началом похода и послушать эхо. От того, каким оно будет, верно сказывают, зависит успех или неудача в битве. Через этот рог сама Кин передает посвященным свою волю. Юрген был первым, кто осознал, что чрезмерная гордость может грозить нордам падением. Ведь наши предки проиграли в той ужасной битве при Красной горе, о, да! То было жуткое поражение! Когда семнадцать спорщиков не смогли перекричать Юргена, что было доказательством его правоты, ибо таков суд богов, он отдал свой рог тому, кто так и не примирился с ним, не захотел следовать новому «Пути Голоса». При том поведал про его божественные магические свойства предсказывать победу или поражение. Безвестный ныне упёртый ярл принял подарок из уважения к побратиму, хоть и не использовал его правильно, но после передал своему потомку. Тот был поумнее, прислушивался к рогу и не проиграл ни одной битвы, передал брату, который тоже покрыл себя славой на поле брани. Так и ходил рог по рукам, пока один горделивец не ослушался совета, полученного при помощи артефакта, и пошел в поход, которого не благословили боги. М-да… К тому времени Юрген умер, и рог захоронили вместе с ним в Устенгреве. Вот что говорят легенды!»       — Умолкните! — гаркнул Ульфрик, вставая со своего кресла, когда общее недоумение грозило вот-вот перерасти во всеобщий гнев.       Зал притих.       — Вы все знаете, что я умею принимать трудные решения. Мое сердце горит идеалами нашего братства. Но я умею и прислушиваться к мудрости, что не раз спасало мне жизнь, как и многим товарищам подле меня. Так ли я говорю, Галмар?       — Так, — буркнул воевода, понимая, к чему все идет.       — Сможет ли кто-то из тут присутствующих сказать, что я трус? Что бегу от битвы? — Ульфрик обвел всех тяжелым взглядом.       — Нет! — ответили пять десятков луженых глоток.       — Тогда послушайте, что я скажу… приходить в дом своего брата с другим топором, к брату, что, по верным слухам, прикован к ложу и не может дать ответа, принять или вернуть твой первый топор, — это неслыханный нонсенс, глупость и грех супротив наших традиций. Я с тяжелым сердцем выслушал советы своих танов, и большинство высказались, что время настало. И я согласен с вами! Время перемен действительно настало, видит Кин! И что послужило для всех нас знаменьем для того, чтобы поднять наши знамена? Гм? — ярл артистично выдерживал паузы, настоящий оратор. — Из глубин веков, из темных подземелий с проклятыми, не знающими покоя драуграми наши герои принесли в Виндхельм корону короля Боргаса. Зубчатую корону верховного короля! А все ли знают, что вот этот человек, между прочим, — Ульфрик ткнул в сторону Гайдара пальцем, — был тем, кто не позволил ушлым имперцам умыкнуть корону себе? Вы все вняли появлению короны, как знаку с небес. И вот этот же человек, направленный седобородыми мудрецами, ищет ныне рог Юргена, чтобы вновь услышать глас предков! Скажи нам, Гайдар, для чего твои наставники тебя послали за рогом?       Все уставились на Гайдара. Он же смотрел на то, как развиваются события, раскрыв рот. Он вообще не в курсе всей подоплеки, но вот же как карта легла. Надо брехать, что угодно, лишь бы было правдоподобно, и эти олухи не устроили прежде времени глобальную резню.       — Они сказали… что нам всем нужно услышать… э-э-э, голос истины.       — Вот! Слышите? Слышите ли вы? — Ульфрик был тем еще мастером пылких речей. Рефрены и подвывание в голосе. Его реально слушали. Рагнар, Фрис и немало других кривились, но слушали внимательно и почтительно. — Голос истины! Я не окончил обучение у старцев, но я помню эти золотые слова: «Будь медлен на слова, медлен на гнев и на пролитие крови. Будь скор на слышание». И еще: «Голос есть служение. Следуй Внутреннему пути. Говори, лишь когда молчать нельзя».       Гайдар, несмотря на галдёж в зале, услышал, как Галмар проворчал себе под нос: «Так и знал, что от этого непонятного монаха Кинарет могут быть проблемы…»       — Ну, раз так и сказано, то и я умолчать не могу и не буду! — названный Рагнаром тоже встал и набыченно посмотрел на ярла. — Я вижу, к чему ты клонишь. Опять выжидать! Неужто все разделяют такое мнение? Всем так важны нордские традиции, что вы даже готовы терпеть голод и нужду, давиться опостылевшей селедкой, сидя по норам, пока эльфы хозяйничают на вашей земле? Так, что ли? Всем плевать на то, что сейчас самый удобный момент напасть на Вайтран, житницу всего Скайрима? Шанс, которого может и не представиться позже?       «Интересно… выходит, на севере особо жрать нечего, и Вайтран рассматривают еще и как ресурсную базу», — подумал про себя Гайдар.       — Рагнар, мы тысячу раз спорили уже… — попытался его урезонить Галмар, которому не нравилось, когда пытаются подрывать авторитет Ульфирка, даже больше, чем когда меняют уже принятые решения.       — Так пусть будет тысячу первый! — не унимался Рагнар.       Гайдар же прикинул: может, этот вот крендель и есть главный зачинщик эскалации военных действий. Сидит по левую руку от ярла, имеет много веса в обществе и среди других танов. Только кто он, даэдра его побери, такой?! Почему такого не было в ванилле, а теперь вот появился?       — Ты не дал мне сказать, Рагнар. Своим вспыльчивым нравом ты весь в своего тезку из народных песен… — многозначительно протянул Ульфрик.       «А ведь Рагнару Рыжему снесли башку за его длинный язык!» — подумал Гайдар.       Тут уж на тана все поглядели осуждающе. Действительно, поперек речи ярла что-то гнуть — умом тронулся! Это рубаку отрезвило.       — Прости меня, мой ярл! Ты прав, я слишком вспыльчив.       — Я вижу в тебе человека истины, следующего Пути Голоса. Твои слова отзываются в моём сердце… — начал Ульфрик, повернувшись к приключенцу. Гайдар только стоял и офигевал. Что за повороты сюжета, блин! — Я скажу так: семнадцать выступили против Юргена, и он победил их всех. Победил словом, не мечом! Сейчас мой совет разошелся во мнениях. Большинство за то, чтобы напасть стремительно и неожиданно. Но есть и те, кто говорит, что лучше выждать, дать шанс Балгруфу принять правильное решение. В моем совете сейчас двадцать двое танов, воевод и глав кланов высказались за войну. Тринадцать против. Еще пятнадцать высказались лишь за то, что поддержат любое мое решение. Во всем Виндхельме только ты, Гайдар, и я владеем Голосом, так что нет смысла устраивать состязание ту’умов, настоящий суд богов. Но и оставить твою просьбу без внимания я не намерен. Пусть будет состязание слов в песне! Наш тан Фрис — молодая кровь! — тоже из тех, что за войну. А еще он не дурак выпить и спеть что-нибудь. Мог бы стать бардом, если б проклятые эльфы не сожгли его дом вместе с лютней еще во время Великой Войны. Дерево сгорело, а вот отцовский железный меч уцелел, потому он и служит мне больше клинком, нежели головой или словом.       Тут в зале захихикали, Фриса этого все хорошо знали. Он не был крикливым и дерзким, как берсеркер Галмор, но что рубиться умел, сразу видно, хотя бы по шрамам. А вот что петь умеет? Интересно!       — Итак, вот ваша брань сегодня: каждый пусть исполнит песню. Чья лучше отзовется в сердцах слушающих, к тому приклоню ухо и я, и весь совет. Это и будет судом богов.       — Ульфрик, но ведь это…       — Это в духе деяний наших великих предков. В духе самого Тайбера Септима, норда из нордов! Они, жившие прежде нас, умели полагаться на Судьбу, Галмар! — озорливо ответил своему вернейшему хускарлу и правой руке Буревестник, задорно прыгая обратно на свой стул-минитрон.       В зале стали кивать, а кто-то даже зааплодировал. Гайдар же выпал в осадок. Песнь? О мире, что ли? В голове их были сотни, а сейчас почему-то не осталось ни одной. Что он там хотел спеть? «Звери войны»? Ох, не очень-то подходит к ситуации, прямо скажем.       Финнис провел жеребьевку, пока сознание Гайдара было в тумане. Он мучительно пытался вспомнить что-то еще, но ничего не приходило на ум. Первым выступить выпало Фрису. И тот, аккомпанируя себе на лютне, спел отличную боевую песню, которой Гайдар в ванилле тоже никогда не слышал. Можно даже сказать душевную, но излишне бряцающую и с глагольными рифмами а ля «бить-колотить-эльфов мочить». Простенький мотив и не абы какое исполнение тем не менее понравились публике, аплодисментов было много.       Когда же наступила очередь Гайдара, он сказал:       — Я не буду петь о мире, радуге и цветочках. Знаю, что в Виндхельме такие песни не в почете… Не буду петь о любви или каких-то идеалах, ведь каждый из вас и так живет по заветам Исграмора, в ваших сердцах обитает любовь к родине, которую вы поклялись защищать. Вместо этого я спою о… зверях войны. Подумайте о них, о тех, кто сопровождает каждую кровавую битву, устраивая пиршество на костях ваших врагов и тех, кого вы знали или любили, ведь перед смертью все равны.       И без дальнейших расшаркиваний Гайдар сразу резко начал, терзая струны. Может, он закапывает свою собственную идею, а может, чем боги не шутят, это именно то, что нужно суровым нордам Виндхельма? Эй, мечи точите на камне, Пейте кровь из священной чаши! Злобным духом факела пламя На клинке обнаженном пляшет. Гарью дышит бешеный ветер, На холмах раздувая огни, В мир несутся посланники смерти — Волк и Ворон, звери войны. Эй, вокруг костра пляшите, Как невест, клинки ласкайте! Мы родились для плясок битвы, Мы родились для песен стали, Мы не знаем иной молитвы, Нам не надо богов иных, Чем рождённые пламенем битвы Волк и Ворон, звери войны… Наши знаки — огонь и полночь, Наше знамя — пожара пламя, Мы бросаемся в битву с воем, Мы — воители волчьей стаи. Нет судьбы для воина выше, Чем в сраженье окончить дни. Пусть же слово наше услышат Волк и Ворон, звери войны.       Что чувствует артист, исполняя такое произведение для публики на взводе? Будто в омут с головой. Страх, азарт… и власть. Очень странно, но Гайдар то ли из-за «дыхания Кин», то ли еще почему чувствовал тончайшие струны души каждого тут присутствующего, и он играл на них. Не для того, чтобы ткнуть носом в ужас войны, эти норды знали его лучше, чем кто-либо, напоминать не стоит. Нет, он апеллировал как раз к тому, что делало нордов нордами. Ведь это они «родились для плясок битвы, для песен стали», это их настоящее знамя — пламя пожаров, их воины и воительницы выше всего ценили смерть на поле брани… Также вряд ли кто из присутствующих был женат или замужем, а если и не так, то свои клинки они ласкали чаще, чем жен и мужей, это уж точно. А еще норды ценили честь, верность слову, которое не расходилось с действием. И слова песни они слушали, как откровение о самих себе, избранной ими судьбе. Мы пойдём на врага, как ветер, Мы пройдём через них, как пламя, Кровь на льду не изменит цвета, Сталь в крови останется сталью. Так своим не изменят братьям Сыновья багровой луны, Так своей не изменят клятве Волк и Ворон, звери войны. Так ликуй же сегодня, воин, Нынче наше настало время. Завтра крови напьётся ворон, Завтра волчье пирует племя. Если в пламени погребальном Ты уйдёшь в чертоги луны, Да восславят тебя на кургане Волк и Ворон, звери войны!       Вдохновение — вот подходящее слово. Гайдар был окрылен, одухотворен и наполнен неведомой силой, что заставляет и собственное сердце биться иначе, и сердца всех, кто слушает. Гайдар ничего не хотел им донести в лоб, пусть читают между строк. «Завтра» может означать не только буквальное «завтра» или «я готов умереть завтра», но и «пусть это будет как можно позже, пусть не дождется ворон моей крови», это даже не нужно как-то акцентировать и подчеркивать, ибо тут все в одном, сингулярность смыслов. Слушателю просто нужно включить голову, открыть сердце. И публика была готова… Гайдару не надо было нагнетать пафос, он рождался сам. Его голос не дрожал, он не боялся, что его поймут неправильно, ведь музыка — тот язык, который понятен всем без исключения, ей не нужен перевод, здесь резонируют души артиста и публики. Эй, мечи точите на камне, Пейте кровь из священной чаши! Злобным духом факела пламя На клинке обнаженном пляшет. Гарью дышит бешеный ветер, На холмах раздувая огни, В мир несутся посланники смерти, Волк и Ворон, звери войны. Волк и Ворон, звери войны…       Гайдар закончил. В зале воцарилась гробовая тишина. Струны еще гудели, глаза многих дам были на мокром месте. Это было… ошеломляюще хорошо. Гайдар еще никогда в своей жизни — без преувеличения! — не выступал с такой отдачей. Если сегодня утром, вчера и третьего дня он терпеть не мог нордов, они казались ему ублюдочным горлорезами, не далеко ушедшими от обычных бандитов, то теперь он, кажется, стал понимать их. Эта странная магия искусства работала в обе стороны: они понимали его, что у него на сердце, но и он понимал их, их систему ценностей, понятия о чести, достоинстве, долге. И это все — одна песня? Гайдару казалось, что прошли годы между тем, как он начал ее петь, и тем как закончил. Он как будто стал намного взрослее внутренне. Что произошло на самом деле? Неужто это действительно вмешательство богини Кинарет? А то еще и покровительницы искусств Дибеллы, которая его, выходит, простила окончательно?..       И тут Гайдар в очередной раз потер горло, а в ушах раздалась едва слышная музыка — он прокачал «Красноречие».       Кажется, они теперь играют в гляделки: Ульфрик сверлит взором Рагнара, Фрис с непонятным выражением лица пырится на Гайдара (как и Дженасса и еще много присутствующих здесь), Галмор выжидательно таращится на Ульфрика. Когда стало казаться, что молчание слишком уж затягивается, Рагнар, наконец, отвернулся. Ульфрик поднялся со своего кресла.       — Ну что, мужи и жены Скайрима, нужно ли мне говорить что-то еще?       Рагнар цыкнул зубом и спрятал лицо в кубке с вином, Галмор неодобрительно покивал, но тоже принял очевидное, Фрис был явно разочарован, но именно он сделал широкий жест.       — Хоть это мне и неприятно, но твои слова коснулись и меня. А твой голос уж точно покрасивей моего. Да и играешь ты лучше, — и вручил свою лютню. — Это тебе подарок в знак, что между нами нет вражды, что я принимаю поражение… Думаю, тебе пригодится иметь свой собственный инструмент.       И тут все как заорут: «Гайдар! Гайдар! Гайдар!» Тестер опешил — чо происходит? Его окружили, дамы стали целовать, мужики жали предплечье, братались.       Это напоминало сценку из какого-то давно забытого ретро 2D-фильма, где двое негров меметично так говорят: «Чувак, я нифига не понял, что ты там говорил, но ты мне близок, твои слова коснулись моего сердца» и обнимают какого-то белого или другого цветного, но не нигга-бро.       Когда волна всеобщего безумия схлынула, Ульфрик объявил о своем решении:       — Гайдар отправится за рогом. И мы выслушаем его песнь вновь, да будет к нам благосклонна Кин! И отправится этот герой не сам. Ормарр и его отряд отправится с ним.       «Герой»? Это в честь того, что он, типа, остановил имперцев, не дал украсть Зубчатую Корону? А кто такой Ормарр? Ага, этот тот самый предводитель отряда наёмников с арбалетами, который их и доставил в Виндхельм.       — И я! — выдал вдруг Фрис, делая шаг вперед и сжимая эфес меча.       — И ты, так и быть. Но целую армию против трех вонючих драугров, думаю, посылать все же не стоит, — хохотнув, сказал Ульфрик, ведь еще двое-трое офицеров братьев бури тоже выступили вперед, желая отправиться вместе с бардом, которого они впервые в своей жизни видели.       Гайдару это казалось максимально странным. Но, с другой стороны, норды все в Кин, свою небесную покровительницу, — порывистые (чтобы не сказать ветреные) и увлеченные натуры. И тем более, никому, кроме Рагнара и Галмора, скорей всего, не могло и в голову прийти, что у Гайдара свой мотив. Они думают, что он, ученик Высокого Хротгара, как и седобородые, в каком-то смысле — проводник воли Кин. А значит, все, что он делает, он делает для блага «Её народа», сынов Скайрима, братьев бури, что носят синие, как небо, цвета главной богини этой земли, которая их бережет и направляет. Они думают, что Гайдар упреждает возможную беду, а не затягивает время. Такая версия более-менее тянет на объяснение, но все же у Гайдара все сжималось внутри, казалось, вот-вот кто-то обвинит его во лжи и притворстве.       Что же до Дженассы, то ее покерфейс в эти минуты — это просто нечто неописуемое. Она глядела на Гайдара, будто у него вторая голова выросла. Такого результата она не ожидала от слова совсем. Однако это всего лишь отсрочка… И что будет, когда они добудут этот рог? Так или иначе, а Айрилет получит доклад Дженни, успеет подготовиться. Дай-то Девятеро!       Через десять минут, когда в зале царила неразбериха и броуновское движение, Галмор сказал всем «баста!», стали расходиться; Дженассу куда-то поволок с собой местный придворный колдун, а Гайдар напоследок решил перекинуться парой слов с музыкантами, что здорово ему пособили с игрой, настоящие профи. И тут Ульфрик сказал:       — Гайдар, а тебя я попрошу остаться!..       Тестер почувствовал себя Штрилицем, которого хотят вывести на чистую воду. Тиская новообретенную лютню в руках, Гайдар неуверенным шагом подошел к ярлу.       — Пойдем, нам нужно пошептаться в дали от чужих глаз.       И они двинулись в личные покои правителя. Гайдар даже мрачно улыбнулся про себя. Вдруг окажется, что ярл Виндхельма все же и есть «трубочист»?       — Галмор, подождешь за дверью? — обратился Ульфрик к своей правой руке, что, само собой, увязался следом.       — Мой ярл! Ты стесняешься меня? Я почти не пил, буду тише травы, ниже воды…       — Вижу, как ты не пил. Правильно говорить «тише воды, ниже травы», — ехидно улыбнулся Ульфрик. — А если боишься, что заберу смазливого барда, чтобы использовать только для себя, так так и говори…       — Тьфу! Ульфрик, опять твои подколы! — Галмар хохотнул, но щеки его пылали.       «Это у них в традициях тоже или Галмор был замечен в похождениях на ту сторону?» — с тревогой мельком подумал Гайдар.       Ульфрик посмотрел на Галмора долгим выразительным взглядом, и тот пробурчал:       — Ладно, понял. Чай не маленький…       Кого он имел в виду — себя, что все понял верно, или Ульфрика, который в случае чего может постоять за себя, — этого Гайдар не уловил. Воевода вышел и, нарочито громко шумя доспехами, расположился за дверью.       — Налить тебе чего-нибудь? — спросил ярл, двигаясь к столику, где стояла батарея пузатых бутылок и пара кувшинов.       У Гайдара челюсть упала: где пафос, где надменность? Правитель собирается ему наливать? Так вот в Америке принято гостей встречать: хозяин наливает себе и гостю, садится у камина, и начинается неторопливая беседа. Вблизи Буревестник был каким-то совсем другим, не таким, как его рисуешь себе в роли НПС. Лоб правителя навсегда перечеркнула глубокая морщина, говорящая о постоянной задумчивости, уголки губ опущены, но в то же время он умеет приятно улыбаться. Его движения плавные и уверенные, как у опытного воина, осанка прямая, но не как у солдафона, а как у человека, который знает себе цену, имеет, чем гордиться, а не делает из себя павлина. Он излучал благородство, и это не было маской, которую надевают лишь на параде, для глаз толпы. Род Буревестников правил Виндхельмом вот уже почти тысячу лет, благородство было у него действительно в крови… В то же время, если приглядеться к рукам, на них остались навечно шрамы от кандалов. Не свежие из Хелгена, нет, ведь Ульфрик довольно долго сидел в прошлом за свои действия в Маркарте. Голос правителя был глубокий и с хрипотцой, но это тоже объяснялось не склонностью к кутежу, а пребыванием в холодных шахтах. Гайдар испытывал шок. На него, как в первые дни погружения в Скайрим, навалился поток информации, знаний, которые приходили в голову сам по себе, будто давно забытые воспоминания, хотя он не увлекался лором и всего этого знать просто не мог. Так или иначе, этот ярл Ульфрик просто разрывал шаблон.       — Я… ик! — Гайдар неблаголепно икнул и был не в силах продолжить какое-то время.       — Вижу, тебе хватит, тогда просто чаю со смородиной и снежноягодником, а?       Гайдар устал удивляться и просто кивнул. Ульфик, как заправский хозяин, снял с горячих камней (возле камина в этой комнате была какая-то специальная, очевидно, магическая, установка, чтобы держать чайник всегда горячим) массивный чугунный на вид чайник и заварил в большой кружке чай для гостя. Сам же налил себе немножко бренди.       — Не стой, бери стул и присядь, — естественным тоном посоветовал ярл. — И оставь, наконец, лютню. Понимаю, что подарок дорогой, но ты в нее так вцепился, будто впервые увидел.       Гайдар на автопилоте выполнил, что сказано, принял чашку с чаем, обнял ее ладонями, держа напиток между колен. Почему-то у него было чувство, что он студиозус, а Ульфрик — в меру строгий преподаватель, к которому он зашёл «хвосты сдавать».       Ярл тем временем не торопясь сбросил плащ, снял нагрудник, сел, посмотрел на огонь сквозь стеклянный сосуд (дорогой, небось!). Пригубил, с наслаждением потянулся. Только после этого ритуала решил заговорить вновь:       — Тебе, наверное, кажется странным, что столь воинственный правитель может вести себя, как обыкновенный человек.       Это была ничего не значащая фраза, айсбрейкер, или от него и правда ждут ответа? Гайдар только кивнул, и сам сёрбая горячий душистый напиток. Фух, хоть чуток протрезвеет, а то наугощали его знатно…       — Не робей, уж кому-кому, а брату по духу, учившемуся у старцев Хротгара, я могу доверять. Есть кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой лично, даже без Галмора.       — Да? — вопросительно сказал Гайдар, пытаясь сообразить, что же ярл имеет в виду.       — Ты наверняка знаешь, что старцы призвали к себе Довакина. Откликнулся ли он? Видел ли ты кого-то, кто пришел в вашу обитель в ответ на этот зов?       А-а-а!.. Гайдар чуть себя по лбу не хлопнул. Ну, да, а что же еще его может интересовать. Тот, кто учился Пути Голоса, наверняка должен был услышать зов. Ульфрик слышал и хочет поговорить об этом. Тем более, что визави ярла, он, Гайдар, сиречь, по идее, был рядом с седобородыми в момент призыва.       — А то до меня доходили слухи, что некий юнец, маг, обучающийся в Коллегии, заявлял, что убил дракона, что это он Довакин или достоин таким называться. Не знаю, насколько правдивы эти слухи…       Вот это для Гайдара было новостью. Это кто ж там такой появился, лже-довакин, подражатель? «Убил дракона»? Сам? В то время как Айрилет с целым войском обломалась? Это ж какой силы должен быть маг… О-о-очень интересно. Возможно, это и к лучшему, так как отведет внимание от Гайдара. Вместо того, чтобы возмущаться, что его лавры похитили, будет мудро и дальше переводить стрелки. Если появился идиот, который хочет себе такой славы, то флаг ему в руки! И Талмор пусть идет по его следу, а не Гайдаровому… Так, что бы такого сбрехать? Хм… Надо уточнить, что уже известно про этого юнца…       — Вот как? Земля слухами полнится, правду говорят… А можно поинтересоваться, откуда… хм, этот конкретный слух?       Ульфрик изучающе посмотрел на Гайдара.       — Да вот, друзья из Рифтена поведали, как один хвастун в таверне разглагольствовал таким образом… Ты, может, не в курсе, но драконы очень досаждают южным землям. А рифтенский ярл Лайла Рука Закона — наш союзник. Во-о-от. Мы понимаем, что драконы появились неспроста, что несут угрозу, но братья бури вынуждены все силы бросать на борьбу с имперцами и эльфийскими прихвостнями, так что… — ярл сделал многозначительную пазу, отхлебывая бренди. — Пока что с летающим ужасом наши люди еще не сталкивались, но бают, что дрог-лок действительно очень и очень сильны… Нам бы оказалось весьма кстати наладить контакт с Довакином, если он и вправду объявился, понимаешь?       До чего любопытно. Беседка действительно сделала все, чтобы использовать принцип ненадежного рассказчика по максимуму. А в новой итерации все возвели в абсолют. До того, что у неизвестного довакина появляются подражатели, ха! Это вообще прикол… Надо подумать. Рифтен, Рифтен… Кого Гайдар сейчас знает из Рифтена? Да никого особо… Вот же ж… Хотя, стоп, погоди, а не говорил тот норд-маг Рэндалфр, когда Гайдар был малость не в себе, что его приятель этот чернявый родом из Рифтена, или то причудилось ему? И он вроде как сильный маг… Только как его звать? Гайдар не мог вспомнить. Морду лица заносчивого и нервного паренька мог бы описать, а вот имя вылетело из головы. Парень ему тогда не понравился, больно гонористый и манерный какой-то. Или Гайдар путает, и это сам Рэндалфр оттудова родом? А, пофиг! Хэх, так, щас будем брехать…       — Эм-м-м, такое дело… Сложно что-то сказать, меня деды часто выгоняли на мороз помедитировать, уловить дыхание Кин, знаешь, вот эти штуки… — начал Гайдар.       Ура, кажется попал, Ульфрик понимающе стал кивать и улыбаться. Видать, дедки и правда увлекались чем-то вроде «системы лечения холодом доктора Хрен-с-Горы».       — И вот был в такое время один визитер. Видел его издалека, на внешность то ли редгард он, то ли сиродилец, только смуглый очень. И молодой. Зим восемнадцать на вид. Худощавый, с аккуратной бородкой… А вот звать как, увы, не помню… и вроде бы беседовали с ним старцы долго…       — Так-так… — Ульфрик поерзал нетерпеливо. — А когда было это?       — Да пару недель назад, не больше, — ответил Гайдар почти правду. — Мне не сказали, довакин ли он… Но я вот стал думать, и получается, что одно с другим связано. Старцы хотят, чтобы рог нашли, значит, это как-то связано с их призывом.       — Вот как? Ты только сейчас понял? — удивился Ульфрик.       — Ну да…       — Не шибко ты соображаешь. Чем ты вообще занимаешься в Высоком Хротгаре?       Гайдар внутренне запаниковал. И правда, чем можно заниматься, сычуя на самой высокой горе в мире?       — Да то да се. Медитирую много, постигаю ту’умы. Стиркой, уборкой занимаюсь для «дедушек». Двери в обитель вот недавно ремонтировать пришлось… — это Гайдар добавил со злой иронией. Сам поломал, а кто-то, условный послушник или наемный рабочий, теперь должен ту калитку чинить, ага.       — Хм, совсем как я, когда юнцом был… — мечтательно протянул Ульфрик. — А что с дверьми-то?       — Да Кинарет их знает. Ночью слышал гвалт, гром. Кажется, кто-то вынес их ту’умом, прям с петель вырвало…       — Неужто Довакин, когда пожаловал? — Ульфрик задумчиво покачал головой. — Ну, если он редгард, что удивительно, то обычаев нордских не знает, как и того, что у калитки той звоночек есть…       Гайдар чуть не ляпнул «что, правда?». Вот дурень! Он же там годами живет, по собственной легенде. Готовые сорваться с языка слова на ходу переформулировал в совсем другой вопрос:       — А правда, что ту’умом такие вещи можно вытворять? Про вас… тьфу, тебя, Ульфрик, бают, что ты и ворота целые криком выносил во время сражений… — вежливо спросил Гайдар, изображая юного подавана перед опытным джедаем.       — Да, было дело… Хотя привирают, конечно, знатно. Не целые ворота, а секцию, и не стальные, а из обычного бревенчатого частокола. Старый он был, сам мог бы рассыпаться, да я криком пособил, — и ярл, иронизируя над самим собой, заразительно рассмеялся.       Гайдар прям стал проникаться. До чего интересный, мировой мужик этот Ульфрик.       Отсмеявшись, ярл вдруг спросил:       — А ты и сам владеешь этим ту’умом?       — Это который «Сила-Равновесие» и что-то там еще?       — Так, — в уголках глаз правителя поселились смешинки.       — Только два слова выучил. Да и то не особо у меня сильно получается… — стал прибедняться Гайдар.       — Ну, ничего, ты молод… Сможешь еще и меня превзойти, — утешил ярл. — Я знаю и третье слово «Толчок». Умелый Язык может действительно большие дела вершить с помощью «Непреодолимой силы».       Они поговорили еще какое-то время про ту’умы да Хротгар с его обитателями, Гайдар порой замирал сердцем, выдумывая правдоподобные подробности быта. Но боги сегодня вечером точно были на его стороне — Ульфрик все схавал и даже пришел в веселое расположение духа от рассказа про тамошний туалет, где и жидкий понос на лету может превратиться в ледышку. Потом Гайдар решил подобраться к главной теме:       — А ты сам, Ульфрик, тоже не особо горишь желанием идти на Вайтран войной?       Ярл призадумался, его морщины на лбу четко обозначились, собрались в гармошку.       — Да, ты прав. Балгруф мне всегда казался самым здравомыслящим из ярлов. Он отлично разбирается в людях и мерах, способен хорошо планировать, а уж какой он торгаш и дипломат — слов нет. Мне бы не помешал такой человек при дворе, когда Скайрим вновь станет независимым… Эх-х… Да только руки опускаются, глядя на разруху, в которую окунулась наша земля. Нам отчаянно нужны ресурсы. Наши воины — храбрей некуда, им сам Молаг Бал не брат на поле брани, тут ты верно попал своими песнями… но даже суровейшим из воинов нужно что-то кушать, знаешь ли. Море питает нас, но есть и много «но». Расплодились недобитые пираты, рыба не нерестится, как в прежние годы, а торговля вовсе не приносит тех прибылей, которые хотелось бы. Восточная имперская Компания подминает под себя рынок, ведь их корабли ходят дальше, они вместительней, а цены они могут позволить себе и занизить, чтобы прикормить клиентов. А это разоряет наших мореходов. Но что это я, о своем… Ты ведь спросил про Вайтран… Вайтранские земли, ресурсы и самое расположение холда — этот тот ключик, что мог бы дать нам переломить чашу весов в пользу Виндхельма и братьев бури, да. Но ценой смерти сотен невинных? Разрухи самого Вайтрана и ненависти наших братьев-нордов? Ох, не хочется, совсем не хочется мне одерживать победу такой ценою… — и ярл сделал большой глоток бренди.       Гайдар радовался внутри, аки дитё, — он таки реально угодил правителю. С кем-то, кто пришел с улицы, так никто и никогда бы не разговаривал. Или Ульфрик с ним сейчас играет по правилам шпионской игры (что очень даже может быть!), или он сможет на самом деле с ним поладить. Будем опасаться худшего и не особо болтать о личном, но надеяться на лучшее и использовать благодушный настрой ярла в своих целях.       — Мне очень больно видеть нашу землю в таком состоянии… — проронил Гайдар. — Но не лучше было бы попробовать договориться, а не атаковать?       — Ты думаешь, я не пытался? — поднял брови Ульфрик. — Я сколько раз подсылал нужных людей, торговцев, знатных придворных, но Балгруф глух, как тетерев. Думает, что умнее всех и играет только в свою собственную игру. Он или трусит, или… даже не знаю, что у него в голове. После того случая с королем Торугом я его лично больше не видел…       — Ты про свой вызов на поединок, в котором убил тогдашнего короля? — Гайдар судорожно пытался припомнить события лора, но странные подсказки работали отдельно от его желания — приходили, когда сами хотели, а сейчас вот — тишина.       — Ага, даже до Высокого Хротгара доходят военные слухи? — криво усмехнулся Ульфрик.       — Ну, да, нам же приносят припасы… А я, как служка, самый младший, встречаю паломников, принимаю их дары, случается, что и разговариваю с ними…       — Ты, выходит, еще не достиг силы хотя бы как у Эйнарта… Голоса старцев заставляют вибрировать Глотку Мира до самых корней земли… Ты же можешь нормально общаться с людьми.       — Э-э-э, ну, да. С другой стороны, Арнгейр говорит, что, постигнув глубины мастерства, я смогу отделять силу, э-э-э, «Короны бурь» от обычного голоса, как это делает он.       — Ну-да, ну-да, — покивал Ульфрик.       «Блин, он все-таки не перестает меня проверять, ловит на каждом слове», — подумал Гайдар. Без хоть какого-то знания лора и «духовных» подсказок Гайдар бы посыпался на второй же минуте. А Ульфрик только прикидывается захмелевшим и подобревшим. Он все-таки умный правитель и стратег не из последних…       — Торуга нужно было… сместить. Чтобы показать народу, до чего мы докатились, что не можем уж постоять за себя и свою честь на собственной земле, с таким-то правителем-тряпкой… Давно уж Скайрим не знал руки настоящего правителя, такого, как был некогда Боргас, носивший Зубчатую Корону. Как о нем в песнях поется — тебе, наверное, лучше знать — «с синего неба, твердой рукой» что-то там… Эх, забыл слова… — Ульфрик посмотрел на сосуд в руке, как на предательского аспида. — Еще раз спасибо тебе, кстати, что помог нам. Как бы не хвалился Ормарр, а без твоей помощи, ищи-свищи потом корону по всему Скайриму… — Ульфрик признательно кивнул Гайдару.       У тестера не было в планах отдавать корону бунтарям, но что уж теперь попишешь. Он просто кивнул в ответ.       — Хм… Так вот, именно такой правитель, как в древние времена, и нужен Скайриму сейчас. Без ярлов и собраний, без всей этой дерьмократии, что развели по подобию Сиродила. Как этого не видят остальные? Пока каждый ярл тянет одеяло на себя, эльфы только крепнут, а когда окрепнут достаточно, то нанесут последний удар, который поставит точку не просто на Империи, а на всем человечестве! — здесь Ульфрик неожиданно распалился, будто вновь на публику вещает, а не для одного собеседника. — Уж поверь мне, Гайдар, я повидал меров, знаю их подлость и знаю их цели… Не власти, не золота, не земель и даже не рабского пресмыкания от других народов они ищут! Истребить род людской — вот чего они хотят на самом деле!       Гайдара даже внутренне покоробило от такой уверенности. Фанатик, как есть фанатик… Хотя очень здравомыслящий при этом.       — Пока империя сосет из нас все соки, княжат пустоголовые ярлы, а на престол хотят посадить безмозглую Элисиф… у нашей родины просто нет будущего. Это мое виденье ситуации. И всех, кто пошел за мной, поднимая знамена братьев бури… — ярл вновь приложился к чаше с бренди. Кашлянул и резюмировал: — Вайтран же просто нужно взять ради нашей общей победы, так или иначе. Балгруф или отдаст его нам по-хорошему, или… или с пролитием крови. Но это неизбежно.       Гайдару было о чем подумать. Услышать позицию Ульфрика было в любом случае очень полезно, чтобы понять, что вообще происходит в местной геополитике.       — А что ты думаешь о покушении на Балгруфа? — Гайдар выдал свою осведомленность, но и не спросить об этом не мог. — Я услышал об этом от других людей на пиру, — поспешил добавить приключенец.       Ульфрик лишь недовольно крякнул на это. Словесно-логическая проверка, кажется, в каком-то смысле его удовлетворила, он стал говорить более откровенно и развязано. Или то алкоголь действует?       — Думаю, кто-то из союзничков воткнул ему нож в спину. По-другому и быть не может. Ярл заигрался… возможно, будь он в здравии, если бы покушение не удалось, он бы понял, что братья бури — его единственная надежда сейчас спасти свой холд. Одному ему не выстоять никак. Но даже если это был кто-то из своих, не удивлюсь, если за спиной организатора все равно будут маячить эльфийские уши.       Помолчали какое-то время, допивая свои напитки. Гайдар стремительно трезвел, в то время как Ульфрик — пьянел. Это осознанный ход, манипуляция? Кто его знает, но, наверное, если уж получилось завоевать расположение и доверие ярла, то стоит им воспользоваться прямо сейчас.       — А ты сам, Ульфрик, как думаешь, не могут ли и в твоем городе действовать агенты эльфов?       Ульфрик одним глотком осушил остатки в своем бокале и втупил в Гайдара сияющий недобрым светом взор:       — Что ты имеешь в виду, бард? В Виндхельме мы держим всех меров в ежовых рукавицах и под постоянным надзором.       — Я не о данмерах. Им как раз нет резона помогать талморцам. Я про самых настоящих агентов Талмора.       — Агенты Талмора у меня под носом? Это я пьян или это ты чушь несешь, гость мой дорогой? Я бы посоветовал тебе быть весьма осторожным с такими словами! Если они окажутся надуманными, и ты хочешь сейчас напраслину на кого-то возвести, я не погляжу на твои «подвиги» — пойдешь под трибунал по законам военного времени. Есть такая статья «подстрекательство», знаешь ли… — теперь уж Ульфрик икнул. Он криво усмехнулся. — Эка, развезло меня… Зря Галмора под дверью оставил куковать, он знает мою дозу и не дает употребить лишнего. Правитель должен быть всегда трезв… м-да… — Ульфрик убрал излишне хмурое выражение со своего лица, но дальше говорил все равно резко. — Так что ты хотел сказать? Начал — говори уж!       И Гайдар с тяжелым сердцем вывалил на Ульфрика все, что знал про бордель с детишками, про то, сколько там было высоких эльфов и чем они там занимались. По мере того, как он говорил, лицо правителя менялось, он бледнел, а губы его сжимались в тонкую ниточку.       — У меня, увы, нет никаких железных доказательств, но не думаю, что подельники смогли зачистить всю пещеру. Если пошлешь туда своих людей, то наверняка обнаружишь там хоть какие-то следы… — закончил Гайдар.       Ульфрик налил себе еще. Взгляд его был как холодная глыба.       — Чует моё сердце, что ты не врешь. Да и какой тебе резон?.. Ох, даэдра! Но без доказательств кого обвинять? Как схватить за руку? А если и вправду у них много подельников, то шансы что-то найти в пещерах под купальнями невелики. Эх, сразу бы примчал во дворец, да выложил все!       — Кто я такой, чтобы приходить к ярлу с такими обвинениями против неведомо кого, когда у вас военный поход на носу? — вяло ответил Гайдар.       — Ну да… Я как только почуял в тебе дыхание Кин, так и понял, что тебе доверять можно… А до того сказал бы Галмору и его людям отметелить хорошенько да и бросить в яму для трезвости мыслей… А если бы танов моих оскорбил, то тут бы тебе и смерть…       В этот момент Ульфрик почему-то напомнил Гайдару образ небезызвестного Ивана Васильевича из советского кино, диалог про изобретателей. «Дык мы его на кол!» — «Что ж вы, Иван Васильевич, нельзя так с учеными людьми». Ну, или как там было… Вот только Гайдару было не смешно, ведь это его могли «бросить в яму»… или даже на кол. А что за «дыхание Кин» он в нем почуял? Что же это вообще такое? Приключенец до сих не мог уяснить.       — Ну, как исполнял ты свою песню, так и почуял я. Это ни скрыть, ни подделать нельзя. Все настоящие норды в зале его почувствовали. Ты если и врешь где, то только чтобы слегка себя обелить, а не факты исказить. Кин не даст соврать тому, кто говорит Её устами.       Гайдар намотал на ус. Его необычайное вдохновение — частное проявление «дыхания Кин». Черт! Ну или «даэдра»! Ему таки реально нужно недельки на три засесть в библиотеке, только то и делая, что постигая реалии этого мира. Религию, историю, желательно еще военное дело, раз уж магию нельзя пока. В который раз его такая светлая мысль посещает. А все дела-дела-дела…       — Так что делать-то? — вопросил Гайдар.       — Хм. Ты кашу заварил, тебе и расхлебывать, бард. Надеюсь, ты и клинком с плащом можешь орудовать так же здорово, как языком. Нужны доказательства. Значит, не спать тебе этой ночью. Отправляйся со своей наемницей туда вновь. А отряд моих гвардейцев, коль что, будет неподалеку в харчевне. Условитесь про знак какой-то, чтобы они на подмогу пришли. Лучше всего «языка» взять. Ну, или документы найти. Явки-пароли, все в таком духе.       — Гвардейцев? И Галмор пойдет?       — Ну, не, он мне надобен для других целей. Шпионскими делами у меня занимается тан Фритджоф.       — Кто? Не знаю такого, — Гайдар опешил от появления еще одного нового героя на сцене.       — А он и не сидит на пиру на виду у всех. Твоя наемница с ним беседовала, кстати, как и с магом моим, Вунфертом. Я еще удивился, о чем могли разговаривать они, не будучи знакомы… — Ульфрик озадаченно почесал подбородок. — Выходит, толковую ты деваху нашел, Гайдар. Даром что на высоком Хротгаре себе бубенцы отмораживаешь… — и ярл Ульфрик подмигнул Гайдару.       У приключенца от такого вновь когнитивный диссонанс в черепушке разыгрался. Но это пустяки, главное, что Ульфрик, хоть и был фанатиком с одной стороны, уверенным в своей правоте и избранности быть правителем Скайрима, тем не менее мыслил здраво, морально не был гнилым. С этим уже можно работать, как говорится.       — Фритджофа мне сюда, быстро! — громким шепотом обратился в темноту коридора правитель.       — Есть! — ответил голос Галмора, но по поручению побежал кто-то другой. — Мой ярл? — добавил голос после секундной паузы.       — Заходи, чего уж.       Галмор вошел в покои правителя, быстро огляделся, будто отряд ассасинов искал, зыркнул подозрительно и на Гайдара. Ревнует его, что ли, по-своему? Не по-гейски, а в смысле как идолопоклонник своего кумира?       — Что стряслось, мой ярл? — обратился к Ульфрику верный хускарл.       — У меня есть поручение для нашего нового друга, а Фритджоф ему поможет.       — Вот как? «Друга»? Ты считаешь, что этому Гайдару можно доверять? — вычленил Галмор самое важное.       «Я вообще-то сижу в трех метрах от тебя», — подумал Гайдар, но решил не говорить вслух.       — Можно, Галмор. Прекрати дуть на воду. Он рассказал мне кое-что весьма интересное.       — И что же?       — Про одно злачное местечко, где творятся мерзкие преступления. Но нужны доказательства, так ли это.       — Тогда я тоже пойду? — полуутвердительно вопросил хускарл.       — Фритджоф пойдет.       — Ах да, этот сын злокрыса и нетопыря…       — Не ревнуй, этот хитрец помог нам распутать немало сложных дел, сам должен помнить.       — Все равно он мне не нравится. Глаза у него как у вампира прямо.       — Будто ты настоящих вампиров каждый день видишь, — хихикнул почему-то ярл. — И ты люто ненавидишь вообще всех, кто пытается приблизиться ко мне, признай.       Невнятное рычание или бормотание были правителю ответом.       — Но потом, когда они оказываются очень полезны, сам стремишься переложить побольше унылых однообразных обязанностей на них, мой любимый хускарл и правая рука.       — Ты ярл, Ульфрик, тебе решать такие дела, кому и что… делегировать, — на этом слове рубака немного запнулся, будто стараясь выговорить книжное понятие правильно.       — Но вот на пиру сегодня ты почему-то посадил по правую руку от себя…       — Так, об этом ни слова! — Ульфрик оборвал недовольное рычание подчиненного, тот моментально умолк.       Гайдару подумалось, что за этой мизансценой что-то должно стоять. Но он просто тестер, а не задрот, чтобы рыться в чужом белье. Этим пусть занимаются лороведы, ну или типчики, которым сюжет без «игры Престолов» вовсе не сюжет.       Удивлению Гайдара не было предела, когда в комнату вошел полукровка с явной долей данмерской крови. У него были острые черты лица, действительно «крысиные», и глаза с малиново-красной радужкой. Тон кожи вообще уникальный, не серый, не фиолетовый, а какой-то совершенно неописуемый. Так выглядят метисы нордов и данмеров? Небось, тот еще позор для обеих рас, которые в Виндхельме живут в условиях сегрегации. И этот тип служит ярлу? И его принимают в такой позиции? Называют таном? Странные дела. Не с ним ли говорила Дженасса? Так или иначе типок оказался в курсе дел.       — Купальни? Недавно до меня доходил мерзкий слух про дела, которые там обстряпывают.       — И чего же мне сразу не доложил? — удивленно спросил ярл.       — Доказательств нет. А Вунферт мне не помощник, говорит, не будет он ломать чужую магическую защиту просто из подозрений. Хоть он и придворный маг, но за такое обычно спрашивают жестко.       — А про какие именно делишки речь идет? — спросил Галмор.       — Скума, контрабанда, девочки.       — Ха! Дык такого в портовых кварталах хоть в мешок набирай! — ляпнул хускарл.       — Если себя травят гости города, то и пусть им. Меньше проблем. Но тут речь не просто о теневых оборудках, а о том, что торговать телом заставляют совсем малышек и к тому же всех подряд, и нордок чистокровных тоже. Тебе приятно, Галмор, думать, как какой-нибудь мерзкий эльф прикасается к белоснежной коже маленькой нордской девочки, а? — говоря эти слова, метис будто нарывался на неприятности, жёлчно иронизируя при том над своим положением, ведь и он сам плод смешанного брака (или, хуже того, изнасилования?).       — Чего-о-о? На наших баб позарились? На детей?! Суки ублюдские! Так чего мы стоим тут лясы точим? — Галмор взвился, жаждая действий.       — Доказательства, — веско уронил в воздух тан-полукровка.       — Вот тут нам таланты Фритджофа и понадобятся… — так же многозначительно сказал ярл.       — Даэдра! — выкрикнул Галмор, сжимая кулаки.       — Мне одна птичка нашептала, что «крышевать» это гнездо разврата могут придворные, кто-то из самых знатных родов Виндхельма, — продолжил крысоликий. — Это сильно усложняет дело. Это не просто преступления и дурь богачей, это предательство. Ведь хуже всего то, что за всем этим могут стоять альдмерцы.       — Что? Эльфы у нас под носом?       Гайдар, который уже не раз слышал эту фразу, скривился, как от оскомины. Норды славятся отнюдь не прозорливостью и умением играть в шпионские игры, это точно.       — Теперь понимаешь, зачем нам Фритджоф в таком деле? — иронично спросил Ульфрик своим дивным мягким и суровым голосом.       — Дерьмо тролля! — рыкнул Галмор.       — Именно разгребать чужое дерьмо меня и наняли в свое время, — улыбаясь до ушей, сказал тан. — Но теперь я работаю не за деньги, а за спортивный интерес, ведь в вотчине Ульфрика оказалось та-а-ак много людей, под самый кадык заполненных этой самой неблагоухающей субстанцией…       — Тана Йотве я тебе все равно не прощу, крыса… — буркнул Галмор.       Ага, вот она, «игра престолов», для всех любителей. Ладно, пора бы и двигаться, уже почти полночь… И Гайдар решил поторопить собравшихся:       — Если всем всё ясно, то давайте действовать.       — И верно! Х… Гайдар, кажется? — и тан протянул ему руку не как норды обычно делают, а для обычного рукопожатия. Приключенец машинально ее пожал. — Будем работать вместе, коль уж руки ярла наконец дошли и до этой проблемы, казалось бы, не имеющей никакого отношения к военным действиям.       Явная шпилька правителю!       — Добудь доказательства, а еще лучше языка. Работайте! — сухо распорядился Ульфрик. — А мне с Галмором нужно обсудить как раз кое-что из разряда готовности наших войск…       Гайдар намек понял и направился к выходу, как и Фритджоф.       — И, да, Гайдар! — пришлось обернуться, косплея такую же невозмутимость, как у Штирлица. — Спасибо, что ты оказался тем, кто ты есть. Было бы жаль кидать в яму такой талант! — Ульфрик улыбался, говоря это, а вот Галмар — нет.       В животе у самого Гайдара что-то опять ёкнуло. Что за «яма» такая? Когда норды в Виндхельме употребляют это слово, то кажется, что это нечто больше, чем просто темница-тюрьма…       В коридоре за поворотом их уже ждала Дженасса в компании с Вунфертом. Маг был при посохе и сумке, из которой торчали свитки магических заклинаний, короче, при полной выкладке.       — Мои старые связи с «кое-какими данмерами» и не совсем данмерами, оказалось, имеют определенный вес в этом проклятом городишке, — прокомментировала такой поворот сюжета наемница.       Гайдар просто открыл и закрыл рот. Пофиг. Не его это дело… он — обычный тупой довакин, умеет кричать на летающих ящеров и рубить головы, больше ему и не надо. Дайте Древний Свиток, и он уберется восвояси из этого сумасшедшего, но, черт побери, такого увлекательного мира!       Чуть ранее…       Волшебный ястреб взлетел с крыши виндхельмского дворца. К его лапе был приторочен микросвиток с докладом для Айрилет. Поднявшись в высь, птица направилась на юго-запад… Воздушный хищник передвигался очень быстро. Тем больше было его удивление, когда из-под облаков вынырнула другая пернатая фигура и стала его быстро нагонять с явно враждебными намерениями. Орел. Размерами едва ли больше, чем ястреб, но явно тоже не естественного происхождения, ведь в обычной хищной птице нет такой прыти. И таких умений! Через несколько секунд завязался воздушный бой двух магических созданий. Ауры и заклинания — обычные птицы их применять не умеют, это уж точно! И — о ужас! — даэдрот не справлялся с противником. Перья фамилиара так и летели, чтобы, не достигнув земли, обратиться прахом. Самые эффективные умения магической пташки Айрилет оказались неэффективны против этого врага, будто его послал тот, кто всё знает об умениях питомца хускарла-данмерки.       Когда выбивающийся из сил фамильяр уж готов был нырнуть в Обливион, чтобы оторваться от неведомого противника (орел — тоже наверняка лишь одна из личин), пришла неожиданная помощь. Ворон, черный, как сама ночь, спикировал на орла сверху. Размах его крыльев не был гигантским, но все же куда крупней, чем у обычного представителя этого вида пернатых. А еще в нем была сила тьмы… Не той тьмы, от которой станет неуютно любой живой твари, что веет потусторонним. Нет. Обычной ночи, но древней, как само первозданное ночное небо… агрессор был ошеломлен и упал на скалы. К нему уже несся белый волк, которого едва можно было увидеть на снегу. Сегодня четырелапый одиночка будет иметь отличный ужин… Что за тайна скрывалась за столь необычным поведением обычных, пусть и очень крупных хищников? Не задача слуги из Обливиона рассуждать о таком. Его относительно примитивный мозг вернулся к прежней задаче — донести послание хозяйке, Айрилет.