And I feel so far away I'd pay a king's ransom just to hold you today And I'd tear my heart from my sleeve If somebody would help me to breathe
Впервые Хэнк встретил его поздним сентябрьским вечером в парке неподалёку от своего дома. Прошло уже два с лишним месяца с тех пор, как не стало Сумо, а ноги всё ещё несли его сюда по вечерам: привычка, чёрт её дери — без этой прогулки на ночь глядя у него попросту не получалось заснуть. Вот только теперь никто не тянул его нетерпеливо за поводок своей огромной жизнерадостной тушей. Бродить ему приходилось в одиночестве, и невесёлых мыслей от этого в голове становилось только больше. Погрузившись в них и в тот вечер, Хэнк, сам того не заметив, забрался в один из самых дальних и глухих закоулков парка, куда редко доходил даже с Сумо. Он уже намеревался поворачивать и возвращаться домой, когда вдруг нечто массивное и мохнатое резво выскочило на тропу буквально из ниоткуда и тут же замерло, перекрывая путь. От неожиданности Хэнк остановился тоже. Животное настороженно уставилось на него немигающими глазами; оно явно неслось куда-то по своим делам привычным маршрутом, и препятствие в виде неожиданного встречного вогнало его в ступор. Страха у Хэнка не было: зверь смотрел хоть и с недоверием, но не агрессивно, и явно не собирался нападать. Это точно был пёс, однако пёс необычайно крупный — намного больше среднего, хотя до сенбернара или мастифа по размеру он слегка не дотягивал. Острыми ушами и густой бурой шерстью он навевал мысли о волках, но откуда взяться диким животным в черте города? В неверном свете фонарей Хэнк попытался идентифицировать породу собаки, но не смог выявить ни одного опознавательного признака и пришёл к выводу, что это просто крупная дворняга. И, определённо, мальчик. Выглядел зверь хоть и диковато, но в целом опрятно — как выглядят только домашние, немного растрёпанные обычной прогулкой псы, — и Хэнк закономерно решил, что его хозяин должен быть где-то наподалёку. Он осмотрелся, но в этом закутке парка кроме них двоих больше никого не было. — Ну и чей же ты, приятель? — обратился он к лохматому незнакомцу. Тот ожидаемо не ответил, и после небольшой паузы Хэнк по доброте душевной предложил: — Давай-ка поищем твоего человека. Наверное, он ума не приложит, куда ты мог подеваться. Что скажешь? Пойдём. Он повернул в сторону более людной части парка, поманив пса за собой. Хэнк действовал в силу ещё одной привычки из прошлого, памятуя, как умный и покладистый Сумо после этих слов обычно тут же беспрекословно направлялся следом или даже обгонял вперёд. Но этот незнакомый парень явно был не лыком шит и вовсе не собирался подчиняться команде первого встречного. Хэнк обернулся и увидел, что пёс даже не сдвинулся с места. — Что, предпочитаешь найти хозяина сам? — он добродушно усмехнулся. — Ну, как пожелаешь. В ответ пёс сверкнул глазами, фыркнул, переступил с лапы на лапу, а затем так же внезапно, как и появился, сорвался с места и скрылся в зарослях. Проводив его глазами, Хэнк пожал плечами и отправился домой.✧✧✧
В следующий раз вновь встретиться со спесивым незнакомцем ему довелось только через неделю — всё там же, в парке. Хэнк сидел на скамейке, потягивая пиво, когда из кустов напротив послышался какой-то шорох, а затем оттуда выбрался и уже знакомый ему ушастый бегун. — Снова ты, — поприветствовал его Хэнк и дружелюбно приподнял бутылку в знак того, что узнал его. Пёс поглазел на него издалека, будто бы что-то прикидывая в уме, а затем наконец направился к скамейке неспешным прогулочным шагом. Пока он шёл, Хэнк, несмотря на стремительно опускающуюся темноту осеннего вечера, наконец смог рассмотреть его получше. Пёс был молодым и поджарым; мускулистые лапы ступали легко и мягко, но в них крылась немалая мощь — Хэнк помнил, как неделю назад тот пружинил ими, уносясь во тьму парка, одним махом преодолевая по добрых восемь футов. В густой шерсти кое-где застряли мелкие травинки и веточки — чёрт знает, где он носился; длинный, пушистый, слегка загнутый на конце хвост был апатично опущен, однако уши, практически чёрные на самых кончиках, стояли торчком, с лихвой выдавая любопытство их обладателя. Ошейника на мощной шее Хэнк не заметил, но это ничего не значило. Сумо тоже недолюбливал эти удавки и даже частенько норовил стянуть, и он частенько потакал своему достаточно воспитанному любимцу в этой маленькой слабости. Когда зверь подошёл вплотную, Хэнк разглядел старый косой шрам, рассекающий широкую переносицу. «Драчун», — подумал он с улыбкой, отчего-то ни капли не сомневаясь, каким образом тот заработал этот шрам. Такому строптивцу явно никогда не сидится на попе ровно. Хэнка пёс совершенно не боялся. Лишь для начала настороженно обнюхал его ботинки и штаны, а затем уставился болотно-зелёными умными глазами на пиво в его руке и заинтересованно принюхался к горлышку. Хэнк засмеялся и отодвинул руку. — Э-э-э, нет, приятель, даже не думай. Тебе это пить вредно. Пёс склонил голову набок, и Хэнк готов бы поклясться, что на его недовольной морде отразилось выражение глубокого скепсиса. Если бы у него были брови, он бы непременно их сейчас выразительно приподнял. — Да, и мне тоже вредно, — не стал возражать Хэнк. — Ты только посмотри на это! — он хлопнул себя по животу, выпирающему над ремнём. — Куда это годится? Пёс внимательно посмотрел туда, куда его попросили, затем вновь поднял глаза на лицо. Судя по его морде, он не увидел большой проблемы. Хэнк вздохнул. Он видал разных собак с довольно разнообразными вкусовыми предпочтениями; Сумо, например, большим любителем хмельных напитков не был, зато обожал сладкое и мог пожирать его без остановки, и Хэнк вынужден был тщательно его контролировать. Ему не хотелось быть лицемером, но подвергать риску незнакомое животное хотелось ещё меньше: он не знал ни точное состояние его здоровья, ни склонность к аллергии, ни индивидуальную переносимость алкоголя. — Без обид, дружище, — он развёл руками. Пёс выглядел разочарованным. — Но себя я гроблю осознанно и отвечаю за это только перед собой. А твой хозяин, я уверен, вряд ли мне скажет спасибо за то, что я спаиваю его пса. Кстати, где ты опять его оставил? Хэнк огляделся. В его поле зрения попадали лишь несколько собачников, которые и так уже были при своих ненаглядных питомцах и с целлофановыми пакетиками наготове, и никого, кто бы беспомощно озирался по сторонам и кого-то звал. Пёс обнюхал скамейку со всех сторон, а затем устроился на траве неподалёку; сегодня он явно никуда не торопился, и Хэнк решил, что тоже не будет никуда срываться и никого искать: место у него довольно просматриваемое и проходное, так что рано или поздно потерявшийся хозяин или хозяйка сами пройдут мимо него. Правда, когда спустя четверть часа бутылка из-под пива была выброшена, а хозяин так и не объявился, Хэнк самую малость обеспокоился. У нескольких прохожих он поспрашивал, указывая на пса, не знают ли они, чей он, однако все как один лишь отрицательно мотали головами в ответ. Пёс молчаливо, как будто снисходительно следил за его вялотекущим расследованием, и Хэнк впервые начал сомневаться в том, что у его нового знакомого вообще есть хозяин и дом. И он не имел ни малейшего понятия, что с этим делать. Пока что вариант у него был один — поскольку было уже довольно поздно и темно, пора было идти домой. Хэнк встал со скамейки. В тот же момент мирно прикорнувший неподалеку пёс встрепенулся и поднялся на лапы, вопросительно уставившись на него. — Мне пора, приятель… — нерешительно произнёс Хэнк. — Может, ещё увидимся. Понадеявшись, что хозяин пса всё-таки объявится, и утешив себя этим, он направился в сторону выхода из парка. Однако почти сразу он обнаружил, что пёс трусит следом. — То есть в этот раз ты решил за мной пойти? — поинтересовался у него Хэнк, на что зверь ответил ему невозмутимым молчанием, не сбавляя шаг. — Говорю сразу: домой к себе я тебя не пущу. У меня и без тебя забот по горло. Пса это заявление ничуть не расстроило, и Хэнк махнул на него рукой, решив, что своенравный зверь наверняка сам отстанет от него где-то по пути. Этого, однако, не случилось, зато на подходе к дому их застал зябкий косой ливень. Спасаясь от него, Хэнк накинул капюшон, преодолевая последние метры до своей двери, и в который раз обернулся на собаку, которая с завидным упорством продолжала его преследовать, даже не трудясь огибать лужи и шлёпая прямо по ним. — Чудесно, — прокомментировал он через минуту, глядя сверху вниз на промокшего пса, взобравшегося вслед за ним на крыльцо его дома. Тот выжидающе смотрел снизу в ответ и, кажется, даже не сомневался в том, что сейчас его впустят внутрь. От такой наглости Хэнк возмутился. — Нет. Ничего подобного. Ты — не мой пёс. Нечего ходить по чужим домам! Иди и ищи своего хозяина! — громко приказал он, сам уже практически не веря в то, что тот существует. Он указал пальцем в сторону от своего дома. Пёс, проследив за направлением, снова перевёл глаза на Хэнка и не сдвинулся с места — совершенно как в прошлый раз. «Он ведь наверняка голоден», — промелькнуло в голове у Хэнка. — «Неизвестно, сколько на самом деле он слонялся по городу один…» От мысли о том, что пса придётся оставить на улице в такую промозглую погоду, где-то внутри маленькими противными коготочками начинала скрести внезапно проснувшаяся совесть. Хэнк тяжело вздохнул и полез за ключами. В конце концов, решил он, ничего страшного, если пёс немного побудет у него. — Ладно, упрямая мохнатая задница. Переждёшь дождь у меня. Только самым первым делом мы моем твои замызганные лапы, усёк? — предупредил он перед тем, как открыть дверь. — А ну марш в ванную! Пёс оживлённо завилял хвостом и с готовностью протиснулся в проём. Не успел Хэнк даже включить свет, как гость уже деловито трусил в ванную, удивительно быстро сориентировавшись, где она, и оставляя восхитительные грязные следы мокрых лап на паркете. Скинув куртку, Хэнк поспешил следом и застал пса уже забравшимся в ванну и нетерпеливо перебирающим лапами. Оставалось только подивиться такой сообразительности. Хмыкнув, он достал из-под раковины до сих пор хранившийся там собачий шампунь, включил тёплую воду и принялся за хорошо знакомое дело. — Лапу, — скомандовал он. Пёс подчинился, с интересом наблюдая, как Хэнк ловко намыливает его передние лапы до самого сгиба. Хэнк старался не отвлекаться на воспоминания о Сумо и сосредоточиться на процессе, однако когда он бережно промывал чёрные подушечки между острыми когтями, трогательно мягкие и бархатистые, сердце у него всё равно тоскливо ёкнуло от сиюминутной беззащитности этого взрослого зверя, лапа которого была немногим меньше его собственной ладони и который ни с того ни с сего решил ему довериться. — Откуда же ты взялся, Бродяга?..* — ласково пробормотал он, усмехаясь про себя этой кличке, спонтанно пришедшей на ум. Как и всякий порядочный миллениал, Хэнк с большой теплотой относился к британскому очкастому волшебнику и его миру. Пёс лишь тихо фыркнул и почесал за ухом намыленной задней лапой, так что ругнувшемуся Хэнку пришлось споласкивать и его. Немного странным ему показалось, что мытьё не сопровождал характерный резкий запах мокрой шерсти, но он не придал этому значения, списав на свой вечно заложенный по осени нос и ослабленное обоняние. Закончив с лапами, Хэнк потянулся было снять с меха застрявший в нём мелкий мусор, однако пёс тихо и протестующе зарычал, а затем с чувством и знанием дела отряхнулся сам — да так, что этот самый мусор вместе с мокрыми брызгами полетел во все стороны, а Хэнка окутало облако пыли. — Ну конечно, — проворчал он, дважды чихнув. — Давай вылезай, чудище. Чудище, как ни странно, снова послушалось. Хэнк тщательно вытер ему лапы ножным полотенцем и закинул его в стирку. Пёс тем временем сразу устремился обратно в гостиную. Выйдя вслед за ним, Хэнк обнаружил его обнюхивающим плинтусы по направлению к углу, где раньше находился любимый лежак Сумо. Добравшись до угла, зияющего теперь неуютной пустотой (Хэнк до сих пор к ней так и не привык), гость остановился и обернулся на человека, словно задавая немой вопрос. — Да, у меня была собака, — подтвердил Хэнк его открытие. — Славный, верный, очень добрый пёс. Послушный, в отличие от кое-кого. Его звали Сумо. Он даже не успел толком состариться, когда у него нашли эту грёбаную саркому. Бедняга с каждым днём мучился всё сильнее, так что однажды мне... пришлось его усыпить. Я брал его для сына, а теперь… — Хэнк кинул тяжёлый взгляд на фотографию в рамке, с которой смотрело светло улыбающееся мальчишеское лицо. — Теперь у меня не осталось ни того, ни другого. — Он кашлянул, беря себя в руки, повернулся к псу и предупредительно подытожил: — Так что чёрта с два я снова заведу домашнее животное, понял? В блестящих собачьих глазах ему померещилось сочувствие. Тем не менее, его последние слова пёс предпочёл проигнорировать: он снялся с места и, продолжая обследовать новый для себя дом, энергично проследовал мимо его хозяина на кухню. Почти сразу Хэнк услышал оттуда низкий тревожный гавк и запоздало вспомнил про револьвер. Период русской рулетки он оставил в прошлом ещё год назад, но после смерти Сумо снова зачем-то достал ствол из шкафа; теперь он всегда лежал на кухонном столе мрачным молчаливым напоминанием о том, как хрупок и иллюзорен тот внутренний баланс, которого ему удалось каким-то чудом достичь. Домой к Хэнку всё равно заходили редко, так что убирать револьвер он попросту не считал нужным. Зверь продолжал взволнованно лаять; кажется, он был прекрасно осведомлён, что такое оружие. До Хэнка вдруг дошло, что пёс впервые за всё время их знакомства подал голос. — Это... я... — обернувшись, Хэнк хотел бы ответить ему что-то успокаивающее, но потом решил, что не должен оправдываться перед псом, тем более едва знакомым. Он просто молча взял револьвер со стола и убрал в ящик шкафа. Вроде бы пса это немного успокоило, хотя тот и продолжил ещё какое-то время немного нервозно метаться по кухне, обнюхивая всё подряд. Хэнк между тем достал из холодильника готовый стейк из супермаркета, купленный ещё вчера, и запихнул его в микроволновку. После этого он добыл старые миски Сумо: в одну налил питьевой воды, а в другую сыпанул собачьего корма, которого у него тоже осталось навалом. Отдать его было некому: все коллеги из департамента как назло были кошатниками, а Хэнк так и не сподвигся пойти в поисках дальше своего рабочего коллектива. Воду пёс с жадностью вылакал, но корм есть отказался, сунув туда нос и презрительно скривившись. — Ты, наверное, шутишь, да? — возмутился Хэнк, про себя не уставая поражаться тому, какой выразительной мимикой обладало это создание. — Ты вообще в курсе, сколько эта штука стоит за фунт? А сколько в нём содержится «витаминов, минералов и питательных веществ, непременно необходимых каждой активной и жизнерадостной собаке»? — процитировал он фразу из опостылевшего рекламного ролика и уточнил: — Ну, то есть, необходимых, чтобы как раз-таки и быть активной и жизнерадостной? По взгляду пса Хэнк понял, что активность и жизнерадостность у него либо не нуждались в подкреплении извне каким-то там сбалансированным питанием, либо в принципе даже далеко не являлись его личной самоцелью. Зато на Хэнков стейк он посматривал весьма заинтересованно. Хэнк возражал. — И не надейся, — он покачал головой и встал из-за стола. — Да будет тебе известно, что Сумо уплетал этот корм за обе щёки, — проворчал он, изучая содержимое холодильника в поисках альтернативы. Пользуясь его отсутствием, пёс подобрался к столу и, поставив передние лапы на стул, бесцеремонно стащил кусок жареного мяса прямо с тарелки. Пресечь вопиющую кражу Хэнк не успел и лишь обречённо пронаблюдал, как его ужин постепенно исчезает в клыкастой пасти. — Вот так ты со мной, значит, за то, что не дал тебе мокнуть под дождём? — с укором поинтересовался он, даже не находя в себе сил ругаться. Но тут вдруг он заметил, что пёс отгрыз от стейка только половину. Оставшийся кусок, изрядно повалявшийся по полу, он взял в зубы и вернул на тарелку, а затем посмотрел на Хэнка, явно приглашая его обратно к столу. Хэнк сложил руки на груди, смерив его насмешливым взглядом. — Серьёзно? Пёс, ничуть не смутившись, уселся на пол и высунул язык, чрезвычайно довольный своим представлением. Вздохнув, вместо испорченного стейка Хэнк собрался было наскоро состряпать себе сэндвич, но пёс не захотел пускать его к холодильнику, положив лапу на дверцу, и, видимо, настаивая на своём предложении отведать вторую половину. Хэнк без особой радости оглядел ломоть мяса с налипшими на него соринками. — Давай так, приятель, — решил он. — Этот кусок ты доедаешь сам — в качестве жеста моей доброй воли. А я делаю себе сэндвич, на который ты не претендуешь, потому что я, вообще-то, всё ещё голодный. Идёт? Помедлив, пёс согласно гавкнул. Хэнку показалось, что он остался не то чтобы доволен, но как минимум удовлетворён. Правда, к оставшейся половине он не притрагивался до тех пор, пока Хэнк не уселся со своим сэндвичем за стол. Остаток вечера он провёл в размышлениях за ноутбуком, в то время как сытый пёс, которому посчастливилось урвать себе целый стейк, мирно дремал у него в ногах. Что-то не сходилось; несмотря на свой диковатый вид, его четвероногий гость умел сходу ориентироваться в человеческом жилище, был знаком с процедурой мытья лап и смог без труда довериться незнакомому человеку. Но если бы он имел хозяина, то уже давно бы начал проявлять свою тоску и беспокойство — Хэнк не понаслышке был знаком с психологией собак. Листовок о пропаже питомцев в округе Хэнк не видел, и на всякий случай прошерстил на наличие объявлений и интернет. Он не нашёл ни одного поста с фото или описанием, хоть немного напоминающими этого пса. — Неужели ты и правда ничей, Бродяга? — пробормотал он вслух. Случайно оброненное обращение за вечер прижилось — пёс приподнялся на лапах и просунул морду ему под руку, устраивая её на колене и флегматично наблюдая за экраном. Бродячих псов Хэнк не видел уже давно — к сожалению, он был в курсе того, как за последние десятилетия довели до безупречного автоматизма систему отлова бездомных животных, и не питал иллюзий по поводу того, что происходило с ними потом: в лучшем случае их раздавали по приютам, а в худшем — усыпляли. Поэтому шансы встретить такую собаку на улице стремились к нулю. И всё же, по-видимому, это с ним и произошло. В полночь Хэнк, душераздирающе зевая, наконец сдался и отправился спать с мыслью разобраться со зверем завтра. Дверь в спальню он закрывать не стал — такой привычки он, в силу своего уединённого образа жизни, не имел. Однако вскоре после того, как свет был погашен, он услышал в темноте, как Бродяга прокрался за ним и сюда. «Нет, вот уж в свою постель я ему пробраться точно не позволю!» — твёрдо решил про себя Хэнк. Этого не разрешалось даже Сумо — а Сумо, на минуточку, разрешалось очень многое. Вопреки его опасениям пёс просто улёгся на пол у двери, будто бы собираясь сторожить его сон. Хэнк вздохнул. Что-то подсказывало ему, что рекомендацию «найти своего человека» пёс всё-таки выполнил. Разве что поиск он начал с нуля. И, чтобы далеко не ходить, остановился на самом первом варианте. «Ну, так тому и быть», — подумал Хэнк, со странной лёгкостью на душе принимая тот факт, что внезапному гостю, скорее всего, придётся у него задержаться. И не исключено, что надолго. Возможно, даже навсегда. Заведя будильник на полчаса раньше, чтобы успеть до работы выгулять пса, Хэнк поставил себе также мысленную пометку на всякий случай записать его завтра к знакомому ветеринару на общее обследование и мгновенно заснул. Глубокой ночью его разбудил какой-то подозрительный скрежет и приглушённый скулёж. Звуки доносились из гостиной. Сонно потирая глаза, Хэнк вышел проверять, в чём дело. Бродягу он застал исступлённо скрёбущим когтями то входную дверь, то коврик у порога. Пёс выглядел нервным и взбудораженным — почти так же, как когда он заметил револьвер. При виде человека он немедленно залаял, требуя его выпустить. — Тебе уже неймётся погулять? — Хэнк глянул на часы, показывавшие без четверти три, и вздохнул. К режиму прогулок пса ещё предстояло приучить. — Хорошо, только погоди пару минут, дай мне хотя бы одеться. Но пёс не успокаивался, продолжая ожесточённо скрести дверь. Не видя другого решения, Хэнк недоумённо открыл ему, и тот со всех ног рванул во тьму, ни разу не обернувшись. За считанные секунды он исчез из виду. Хэнк растерянно простоял на крыльце несколько минут, вслушиваясь в тишину ночи в каком-то нелепом ожидании, что пёс всё-таки вернётся. Но у Бродяги, видимо, такого плана не было. Что могло побудить его начать так судорожно драть когтями дверь, а затем со скоростью пули сматываться прочь, словно Хэнк держал его в неволе, а не добровольно приютил, дав пищу и тепло? Неужели ни с того ни с сего пёс вспомнил о том, что у него всё же есть настоящий хозяин? Оставалось только гадать. Развернувшись, Хэнк поплёлся обратно в свой вдруг снова опустевший дом.✧✧✧
Даже если хозяина у него не было — с какой это радости своевольный бродячий пёс захотел бы остаться в доме у малознакомого человека? Это был зверь, им руководили обыкновенные приземлённые инстинкты. Не было ничего удивительного в том, что, наевшись и отдохнув, он благополучно слинял обратно в свою устоявшуюся уличную жизнь. Так думал Хэнк, ругая себя за то, что позволил себе быть таким наивным. Простодушно поверил в возможность того, что зверь по своей воле останется с ним, и внутренне с этим смирился — наперекор собственному же решению, принятому после смерти Сумо. Он не просто так больше не хотел никого заводить. Терять любимое существо было слишком невыносимо, а Хэнку довелось испытать это на себе далеко не единожды; он не был уверен, сможет ли, если придётся, справиться с этим снова. Но оказалось, что потребность в живом тепле рядом была сильнее, чем страх перед болью от утраты, и Хэнк ощутил это в тот вечер как никогда остро. Так же остро, как укол горькой обиды. В основном, конечно, на себя, за свою собственную мягкотелость. Но, возможно, немного и на пса. В последующие несколько дней Хэнк его в округе больше не видел, и вообще — попытался забыть об этом коротком странноватом инциденте, ненадолго выбившем его из колеи. Кроме того, времени размышлять о нём у него и так почти не было: вместе со всем своим департаментом он начал заниматься успевшим уже нашуметь в газетах крупным делом о похищении четверых детей из разных семей. С момента происшествия прошёл месяц, родители пропавших рвали и метали, окончательно помешавшись от стресса, а преступник по-прежнему разгуливал на свободе. Зацепок почти не было, поэтому по распоряжению Джеффа к расследованию частично подключались сотрудники всех отделов. Вопреки тому, что на запутанное дело были брошены почти все силы ДПД, рабочей группе всё равно не хватало рук, глаз и мозгов, так что Хэнку каждый день приходилось работать за троих. Из-за нервотрёпки на работе и давления начальства под вечер он просто валился с ног. О том, чтобы по возвращении домой ещё и по собственной воле сходить прогуляться в парке перед сном, не шло и речи. В тот день, когда Хэнк снова встретил мохнатого упрямца, он в очередной раз подряд задержался на работе допоздна, приехав домой выжатым как лимон. Новые улики, над которыми он бился весь вечер, были настолько ничтожны, что практически ничем не помогали расследованию. Настроение у него было препоганое, и пёс на крыльце его дома, воодушевлённо поднявшийся на лапы при виде человека, вызвал скорее раздражение и досаду, чем удивление. — Что, снова проголодался? Что-то я не припомню, чтобы в прошлый раз я говорил «если вам понравился наш сервис, приходите ещё», — сердито проворчал Хэнк, хлопая дверцей машины. — Слышал, приятель? Здесь тебе не столовка и тем более не ночлежка! Пёс обиженно поджал хвост, не понимая сути претензий в свою сторону. Если бы понимал — выглядел бы пристыженным, но пристыдить этого пса виделось Хэнку нереальной сверхзадачей. Глядел он на человека снизу то ли жалобно, то ли с укоризной. Хэнку стало немного совестно: в конце концов, что если тот все эти дни поджидал его в парке, пока он пропадал на работе? И сколько он ждал его здесь сегодня? Он смягчился. — Куда же ты умотал в прошлый раз посреди ночи? — поинтересовался он уже немного дружелюбнее. — Улепётывал от меня, будто от чумы, только пятки сверкали. Пёс встрепенулся, несколько раз суетливо обернулся вокруг своей оси и очень убедительно гавкнул. — Значит, были важные дела? Такие важные, что до утра не отложить? — перевёл Хэнк с собачьего на человеческий, чувствуя себя героем грёбаного фильма про Лэсси. Пёс утвердительное гавкнул, а затем несильно боднул Хэнка лбом в бедро, будто бы говоря: «Ну же, хватит ломаться, человек». Особого желания препираться со зверем Хэнк, честно говоря, не имел, памятуя, как упорно тот не желал отвязываться от него в прошлый раз по дороге из парка. Да и напомнившая о себе обида как-то вдруг резко поубавилась, когда на него с таким умильным ожиданием смотрели два зелёных глаза. — Шут с тобой, косматый засранец. Заходи, раз пришёл, — махнул Хэнк рукой и, открыв дверь, запустил пса в дом. Радостным галопом тот немедленно ворвался внутрь. — Сразу предупреждаю, что жрать у меня сегодня нечего! — крикнул Хэнк ему вслед. — Если ты, конечно, не поменял своё мнение относительно сухого корма. Мнение Бродяга, разумеется, не поменял, — даже не глянул в сторону миски, куда Хэнк на всякий случай насыпал свежую порцию. Хэнк нисколько не удивился. В его холодильнике уже несколько дней царило унылое запустение, так как полуночному ужину он предпочитал поскорее рухнуть в кровать, а сил на экспедицию по старым запасам с последующими кулинарными импровизациями у него точно не было. Так что довольствоваться снова пришлось бесхитростными сэндвичами с консервированным тунцом — в этот раз, правда, уже обоим. Как ни странно, Бродяга слопал свой сэндвич у Хэнка из рук за милую душу, облизнулся и сразу же бесстыдно обнюхал тот, что ел сам Хэнк, явно настроенный на добавку. Хэнк отломил половину и отдал ему; зверь с энтузиазмом сожрал и её. В тот момент Хэнк понял, что пёс вовсе не был привередлив, как ему показалось в прошлый раз. Принципиальным для него было лишь есть именно то же, что ел человек, а до изысков ему не было никакого дела. У Хэнка возникло смутное подозрение, что если бы он начал грызть всё тот же собачий корм сам, то пёс охотно бы последовал его примеру. Ни с того ни с сего в голову пришла шальная мысль проверить свою гипотезу, и Хэнк даже задумчиво стрельнул глазами в сторону пакета, но быстро себя одёрнул. Господи, о чём он вообще думает? Время близилось к полуночи; Хэнк планировал перед сном ещё раз пробежаться по материалам дела в надежде, что за ночь его осенит гениальной идеей, так что после их незамысловатого ужина он растянулся с ногами на диване и достал планшет: — Ты извини, — обратился он к Бродяге, — мне нужно изучить кое-какие документы, и развлечь тебя мне нечем. Впрочем, особого внимания к себе пёс и не требовал. Он улёгся на полу рядом и умиротворённо прикрыл глаза, изредка подёргивая ухом на случайные звуки из планшета. Хэнк, погружённый в рапорты и отчёты, даже ненадолго забыл о существовании своего гостя. Ровно до тех пор, пока через некоторое время тот не поднялся и осторожно, будто бы разведывая обстановку, не протиснул морду Хэнку под локоть. Хэнк лишь кинул на него быстрый взгляд, слегка приподняв брови, и вернулся к экрану, ничем более не обозначив свою реакцию на такое вторжение. Пёс, не встретив возражений, с чистой совестью устроил свою голову на его животе, принявшись лениво следить за его пальцами на экране. Так они сидели до тех пор, пока буквы перед глазами Хэнка не стали сливаться, и он не начал клевать носом, разморённый накопившейся усталостью и уютным теплом собаки под боком. Из дрёмы, в которую он постепенно начал впадать, его выдернул внезапный холодок, прошедшийся по животу, когда Бродяга отнял от него голову. Поймав сонный взгляд Хэнка, пёс гавкнул и направился к двери, у которой принялся снова, как и в прошлый раз, выразительно скрести когтями. — Да понял я, понял, что ты не домашний! — ворчливо отозвался Хэнк, откладывая планшет, чтобы встать и выпустить его на улицу. — Вали уже... — беззлобно бросил он, открывая дверь. Пёс выскочил за неё и потрусил прочь — впрочем, уже не во весь опор, как неделю назад. Хэнк наблюдал, как его массивный силуэт постепенно сливается с сумраком спящей улицы. «Если обернётся в этот раз — значит, точно вернётся», — загадал он. Словно услышав его мысли, Бродяга остановился и оглянулся. Сверкнул во тьме яркими глазами и, вновь повернувшись вперёд, скрылся за поворотом.