Спи!

Эсмеральда вытянула ноги, чуть приподнялась, стараясь лечь поудобней и закрыла глаза. Слава всем богам, эта мука закончилась! Право, стоит заметить, на этот раз пытка, кажется, чуть затянулась, раньше она справлялась быстрее, если, конечно, не считать первого раза. Вот тогда это действительно походило на ад. Она уже и не помнила, сколько дней провалялась в горячке. Ей сказали потом, что почти неделю. Сама Эсмеральда помнила только, что ей было очень жарко, у неё болело абсолютно всё, чувствовала она себя так, словно её резали заживо, а ещё очень хотелось пить. Потом была ужасная слабость, встать с постели Эсмеральда смогла лишь спустя еще несколько недель. Впрочем, нет худа без добра. Во-первых, этот… не прикасался потом к ней чуть не целый год, да и отродье его тоже не выжило… — Вот, — повитуха склонилась над ней, — дочь ваша, госпожа. — Она протянула Эсмеральде пищащий свёрток, но та равнодушно отвернулась. Дочь так дочь. — Унесите же ее, — поморщилась она. Повитуха пожала плечами и ушла, унеся с собой ребёнка. В комнате наступила тишина, и Эсмеральда облегченно вздохнула. Она почти никогда не смотрела на то, что исторгало её чрево. Зачем? Она ненавидела их всех точно так же, как и их отца. Что он приказывал делать с ними — её не касается. Пусть бы в колодец побросал всех по очереди, как некогда хотел поступить с несчастным Квазимодо. Однако же, вопреки здравому смыслу, он пристраивал этих девчонок. Перво-наперво, как он говорил, находил кормилицу, потом отдавал на воспитание, платил деньги, а когда они подрастали, отправлял в монастырь. Ещё он обязательно сообщал ей, каким именем окрестили «малюток». Он называл дочерей именно так, сама же Эсмеральда честила их исключительно «отродьями». Почему-то фантазии у него хватало только на имена, начинающиеся с буквы «А». Анна, Агата, Агнесс, Антуанетта, Анджелика. Да, кажется, именно в таком порядке. Между Агатой и Агнесс, правда, были еще Робер, который родился мёртвым, и Роланд. Он прожил, насколько ей было известно, полгода, а потом чем-то заболел и тоже умер. Его мерзкий родитель, помнится, аж почернел от горя. Ах, да! Самым первым же был Клод. Разумеется, как ещё он мог назвать первенца. Да только вот прожил младший Клод всего ничего: лишь несколько часов. Еле успели окрестить отродье: архидьякон помог… А после Анджелики был Кристоф. Ему должно быть уже года два исполнилось. Он — единственный сын судьи Фролло и потому до сих пор живет в этом доме, во флигеле. Фролло распорядился отремонтировать его специально для того, чтобы там жил его наследничек. Иногда Эсмеральда замечала, как нянька гуляет с ним в саду. Отродье — вылитый отец, и её всякий раз передергивало когда она видела его. Ещё более невыносимо, когда Фролло начинал ей рассказывать о том, как «малыш Кристоф» играет с деревянной лошадкой по имени «Жок» («Снежок» отродье пока выговорить не в состоянии). Ну и вот — теперь родилась еще одна дочь. Интересно, какое имя придумает ей Фролло? А впрочем, не всё ли равно? На другой день Фролло сообщил, что решил назвать дочь Авророй. А еще он «принял решение» оставить её во флигеле. Пусть растёт вместе с Кристофом. Ему де «нужна компания». А когда они подрастут, он собирается сделать сына «своим преемником», а дочку «выдать удачно замуж». Интересно, не вышла ли уже замуж Анна? Хотя, нет, ей ведь еще только тринадцать… Ну, ещё года три, а там, глядишь, найдется такой же негодяй, как её папаша. Хотя, может быть, она решит остаться в своём монастыре? Да какое, к чертям собачьим, Эсмеральде до этого дело? Пусть бы все они в тартарары провалились! А первым — Клод Фролло. Он один — виновник всего.

***

— Выбирай, цыганка, ко мне или в огонь? — перекошенное то ли от злости, то ли от вожделения лицо судьи Фролло ещё долго стояло у Эсмеральды перед глазами. Солдат уже поднёс факел к куче хвороста. Эсмеральда отвернулась… Как же она проклинала тот день, когда на Празднике Дураков ей вздумалось в недобрый час в танце подойти к Фролло! Надо было бы плюнуть ему в рожу да и умереть тогда. Но она была так молода! Ей хотелось жить. Хотелось быть рядом с Фебом. Любить только его одного. Эсмеральда до сих пор думает, что любит его. Правда, он давно и счастливо женат. Недавно стал полковником. Пять сыновей — все, как один красавцы. Она видела их пару раз в церкви. Глаза Феба де Шатопера светились гордостью, когда он смотрел на своих детей. Разумеется, они — его законные наследники, а не какие-то там ублюдки. Это должны были быть её дети! Её и Феба. А вместо этого он женат на Флёр де Лис де Гонделорье, а Эсмеральда вынашивает и производит на свет выродков судьи Фролло. Надо было тогда умереть! Но теперь уж поздно жалеть: у нее не хватило духу. Ни тогда, ни потом — все долгие восемнадцать лет она вынуждена влачить это жалкое существование и мучиться. — Да! — крикнула она, задыхаясь от дыма. — Да, я пойду с тобой! Она запомнила сверкнувшие торжеством глаза Фролло и брезгливую гримасу, перекосившую вдруг лицо Феба. Фролло привёз её в этот дом и той же ночью пришел в комнату, что распорядился выделить для неё. Он набросился на несчастную, точно голодный зверь. Эсмеральда стискивала зубы, отворачиваясь от его настойчивых мокрых поцелуев. Её передергивало от его прикосновений. Она сминала край простыни так, что пальцы сводило судорогой, и время от времени, не выдерживая муки, негромко стонала. Когда все закончилось, Фролло навалился на неё, тяжело дыша в шею. Он шептал ей на ухо безостановочно: «Моя! Моя! Теперь ты только моя, цыганка!» Эсмеральде хотелось умереть, потому что она поняла: теперь никто уже не посмотрит на неё как на порядочную и честную женщину. Отныне она — грязная, публичная девка. Со временем Фролло даже научился проявлять к ней какое-то подобие ласки. Его прикосновения перестали быть грубыми, они сделались чуть мягче. Он смотрел на Эсмеральду как-то… странно. Будто ему было жаль её, или же он сожалел о чем-то, глубоко раскаивался в содеянном. Казалось, он хочет доставить ей удовольствие. Если бы речь шла о ком-то другом, Эсмеральда подумала бы, что он чувствует к ней нежность. Но всякому известно, что Фролло попросту не знает таких слов. Она всякий раз думала, что уж эта ночь непременно станет для нее последней. У нее хватит смелости. Она лежала рядом с ним и представляла, как берет подушку и душит его. Или достает кинжал и убивает его… Один раз она даже утащила тайком с кухни нож и спрятала его под матрасом. Той ночью Фролло превзошел сам себя, и Эсмеральда впервые поняла, что… тело ее отзывалось на его ласки. До утра она лежала без сна, зажимая себе рот, чтобы не разрыдаться в голос. Когда же рассвело, то она, наконец, забылась сном, а Фролло, проснувшись, просто ушел, даже не попрощавшись. А вскоре Эсмеральда поняла, что на свет должно появиться отродье. Когда Фролло узнал, что будет ребенок, он прекратил мучить её. Она даже понадеялась, что когда ребенок родится, Фролло оставит ее, наконец, в покое. Может быть, он даст ей денег, как поступали многие почтенные господа со своими шлюхами, и она сможет жить спокойно. Нашла бы себе какое-нибудь занятие. Хоть в прачки бы пошла. Хотелось бы, конечно, вернуться к своим, но они уж точно не примут ее. Не простят предательства. Но увы, отродье не выжило, а Фролло, соскучившись, вновь принялся за старое. И всё повторилось. А потом… потом это повторялось еще много-много-много раз, а она попросту привыкла. Она уже не мечтала, как зарежет или задушит Фролло, поняв, что это ей не по силам. Кроме того, она вспоминала тот костёр, и ей делалось очень страшно. Даже то, что делал Фролло не казалось таким ужасным по сравнению с тем страхом смерти. Это был поистине заколдованный круг. Эсмеральда решила: пусть идёт как идёт, может быть, ей все-таки повезет однажды, и она умрёт?.. Но в последнее время в душе Эсмеральды все больше и больше нарастали давнишние злоба и раздражение. Ей невыносима стала сама мысль о том, что Фролло (теперь он постарел, обрюзг и стал еще противнее, чем был раньше) вновь полезет к ней со своими мерзостями. Не говоря уж о том, что вынашивать и рожать очередное отродье — уже выше её сил. Может быть, хотя бы от этого можно избавиться? Ей понадобилось несколько недель, чтобы всё разузнать. О знахарке, которая жила одиноко на окраине города говорили, будто она ведьма. Но именно к ней шли женщины, если им была нужна помощь такого рода.

***

В хижине было темно, и Эсмеральда не видела лица старухи, сидевшей в плетеном кресле. — Говорят у вас есть средство? — спросила Эсмеральда. — Чтобы я могла… чтобы мне не понести дитя. — Твой любовник против? Или мужу попасться не хочешь? — хрипло рассмеялась старая знахарка. — Да, — просто кивнула Эсмеральда. Старуха, кряхтя, поднялась с кресла, порылась в ящике покосившегося старого шкафа, после чего приблизилась к ней и протянула маленькую склянку. — Десять капель на чашку воды, — прокаркала знахарка. — Да смотри не переборщи, а не то и отравиться недолго. Будешь потом животом маяться, а толку не будет. Отравиться, — точно молния вспыхнула вдруг в голове Эсмеральды, и губы сами произнесли: — А нет ли, уважаемая, чего-нибудь, чтоб… супруг бессонницей не страдал? — Бессонницей? — Эсмеральда поклясться готова была, что старуха понимающе кивнула и улыбнулась. — Как не быть. Новая склянка была совсем крошечной, как напёрсток. — Здесь и двух капель достаточно, — насмешливо протянула старуха. — Будет спать всю ночь, как младенчик. Развлекайся на здоровье. Только и тут тоже не промахнись. Иначе заснёт да и не проснётся. А ты с полюбовничком своим — прямиком в лапы судьи Фролло попадешь. — Благодарю! Эсмеральда бросила на стол увесистый мешок с деньгами и, крепко сжимая в руках обе склянки направилась домой. Она чувствовала себя так, будто у нее за спиной выросли крылья. Скоро наступит конец её мучениям! «Заснёт и не проснётся!» — безостановочно звучали в ее мозгу слова старой знахарки. Не проснётся. — Спокойной ночи, судья Фролло! — прошептала Эсмеральда, войдя в дом. Чуть переведя дух, она направилась на кухню.