Не быть собой

Всё как в тумане. Чувства будто провалились, я был в невесомости и не ощущал абсолютно ничего. Ни тела. Ни чувств. Ни сознания. Мысли появлялись из пустоты и уходили в никуда. «Шерсть… Когти… Панда… Весь этот бред... Почудилось?.. Где я сейчас? Нужно сосредоточиться…» Я попытался напрячься в попытке почувствовать хоть что-то. Сначала была лишь пустота, но с каждым моим усилием ощущения начали проявляться. Постепенно, медленно, на грани восприятия… Сначала лёгкое, едва уловимое покалывание. Потом пальцы ног и рук, а затем сами ноги налились теплом и обрели вес. По всему телу разошлись мурашки, разнеся тепло по всем конечностям. «Приятное чувство.» Стоило только почувствовать тело, как я ощутил металлический холод. Жуткий, леденящий холод. Я дёрнулся. Паника. Затем страх. Это то, что я почувствовал, прежде чем боль в запястьях заставила резко открыть глаза. В тот же миг по глазам ударил яркий свет. Белое бесформенное пятно медленно приобрело очертание висевшей под потолком лампочки. Нарастающие чувство страха и паника мешали мне ясно мыслить, и я продолжал исступлённо смотреть на одинокую, свисающую с потолка, лампу. Я никак не мог отвести от неё взгляд, понимал, что нужно, но не мог! «Почему, что не так?!» Сделав усилие, я снова попытался сдвинуться с места — безуспешно. Я начал судорожно осматриваться взглядом… «Н… Нет… Я не… Нет-нет-нет. Это не сон… Я правда здесь! Всё, что произошло — реальность...» Эта мысль промелькнула лишь вскользь. По мере того, как я постепенно стал осознавать, что вижу вокруг, стало нарастать чувство неконтролируемой тревоги: стало трудно дышать, а шерсть встала дыбом. «Это очень плохо…» Я в маленькой комнате. Зелёные обшарпанные стены и кафельный пол в чёрно-белую шашечку. Стол у стены, пара медицинских шкафов по углам. Мой взгляд то и дело цеплялся за всякие склянки, пузырьки и медицинские принадлежности, находящиеся за их стеклянными дверцами. Ещё была пара каталок, по своему наполнению не сильно отличавшихся. Весь этот кошмар дополняла ширма, которая была прямо перед лицом. Но это ещё не самое ужасное... Я был прикован к креслу. А оно — привинчено к полу! Я не хотел в это верить… Но всё, что я чувствовал, быстро развеяло мою слабую надежду. Я был прикован. Прочно. Любая попытка сделать движение отзывалась болью в конечностях. Мои руки и ноги прочно сдерживали стальные хомуты, больно врезавшиеся в тело. Я чувствовал их холод. Пошевелиться было практически невозможно, но я пытался снова и снова, причиняя себе боль. Затем я ощутил на своём лице сдавленность и что-то мешало мне дышать... Сначала не понял что... Но... Намордник! На мне был намордник! Тяжело… Тяжело дышать. Не могу дышать! От осознания этого факта меня поглотила обречённость. Живот скрутило. Где-то глубоко мелькнула мысль: «ЭТО КОНЕЦ.» Каково это — сопротивляться неизбежному? Судорожно, неосознанно хвататься за жизнь в агонии, когда мозг, подстёгиваемый инстинктом самосохранения, перебирает варианты спасения, но не находит их... И когда паникующие, вопящие от ужаса неминуемой смерти сознание примет неизбежность происходящего, останется лишь одно — забвение. И в правду ведь, моя жизнь оборвётся здесь... Это произойдёт здесь и сейчас. Мне не спастись. Все эти мысли стремительным, молниеносным вихрем пронеслись в голове, заставляя тело сдаться. К горлу подступил ком, перехватив дыхание, а на глаза стали наворачиваться слёзы... Тут же возникло чувство щемящей, досадной обиды, за то, что я был прав… Надеялся на что-то иное, на лучшее… Но оказался прав. По-другому быть не могло… Я ведь это знал с самого начала! Зачем?.. Зачем я выбирался из того проклятого бункера?! Столько усилий… «Нужно было убить себя... Зачем я полез? Почему?! Ведь единственное, что меня ждало — это вот ЭТО! А теперь… Теперь всё…» «Я был прав…» Всё в голове вертелось по кругу, заставляя прокручивать все эти мысли снова, снова и снова, я даже стал забывать о том, что меня ждало. Но как только я об этом подумал, меня охватил не просто страх, а леденящий ужас, пробирающий до костей и заставляющий забыть всё. Воображение нарисовало всё в таких красках, что я почувствовал, как холодное лезвие скальпеля рассекает мою плоть. В глазах потемнело... По телу разошлась волна, отозвавшись нестерпимой болью в груди. От этой невыносимой, страшной боли хотелось кричать и плакать. Рыдать. От этой жуткой боли, бессилия и чувства беспомощности. «Н… Нет… П-пожалуйста… Только не так! Я… я не… я не могу так умереть! НЕТ! За что?! За что мне такая смерть?! Почему?! Я ведь ничего не сделал, чтобы так умереть… Идиот… Моя вина — мог сам со всем покончить! А теперь…» Мысли в голове начали путаться, а на душе стало мучительно больно... Я слышу… слышу шаги. Это конец... это смерть. Моя смерть. Неужели всё? А как же мои родные? Они ведь даже не узнают, что со мной случилось… и где я. Хотя… это к лучшему, раз я стал… таким. Они бы не пережили. Пропал и пропал… Уехал, не сказав ни слова. Так для них лучше… Шаги всё ближе… Шаги неотвратимой, жуткой смерти… «Что ж… Я готов.» Я пытался убедить себя в этом, что смерился с судьбой. Все эмоции исчезли в миг, когда я закрыл глаза, оставив только отрешённость и безразличие. Все чувства тут же обострились. Сквозь тьму я чувствовал. Чувствовал каждое дуновение ветерка, каждый шорох, каждый звук, до предела сосредотачиваясь на всём, что было вокруг меня. Гудение лампы над головой. Шаги. Биение сердца. Моё дыхание. Снова шаги. Всё стало сливаться в единый шум. Как бы я не пытался, сдержать себя я не мог. Воображение то и дело рисовало кровавые картины моей жуткой кончины, подстёгивая страх, который подбирался из глубины и опутывал со всех сторон. Шум в ушах становился сильнее. Я еле сдерживал дрожь, пальцы оледенели и я всё сильнее вжимался в кресло. Шаги, они совсем рядом… «Ещё немного и всё закончится… Опять, опять я думаю… Не надо, перестань… Это ничего не изменит, это бесполезно. Просто перестань… не думай. Перестань. Просто… Просто сдохни, сдохни — и всё! Боль… Боль… Она пройдёт, и весь этот кошмар закончится…» «Не хочу… Н-нет, не хочу умирать! Пожалуйста, только не...» — грохот. Будто выстрел разорвал до предела напряжённые нервы, заставив меня вздрогнуть. В комнату вошли. «ВОТ ОНО.» Мне вдруг стало всё равно... Будь что будет. Теперь только лишь растянутое сознанием мимолётное мгновение отделяет меня от вечного забвения. Что будет перед этим? Боль? Агония? Это произойдёт быстро, или я почувствую, как моё тело будут медленно резать на куски, и я услышу свои предсмертные стоны? Это не важно. Всё закончится. Закончится моя жизнь. Нужно просто потерпеть... Потерпеть и уйти во тьму из этого странного, непонятного кошмара. Вокруг стало тихо. Время словно остановилось. Сквозь заторможенное сознание откуда-то из далека до моего слуха докатился хрипловатый голос: — Ну что, очухался, блохастый? «Спрашивают?..» Меня чуть отпустило: раз спрашивают — сразу резать не будут. Возможно… Но всё равно будут! Ответить? Нет. Просто подожду, вдруг усыпят, так будет не больно. Вцепившись в кресло, я стал ждать. — Слышь, ты глухонемой что ли?! — голос стал злым, то есть злее, и я буквально всем телом почувствовал, как ко мне подошли в плотную. Буквально склонившись. Я ощущал то, как чьё-то дыхание колышет мою шерсть. «Просто убейте, чего вы тут разводите…» А правда? Чего это вдруг? Страх и чувство обречённости неожиданно для меня самого начали уступать место любопытству. «Вот же ж, меня тут ща заживо на органы разберут, а мне интересно стало...» Додумать всё это я не успел, следующая фраза прозвучала таким тоном, что можно было скончаться на месте: — Считаю до трёх, если не смотришь на меня, больше вообще ничего не увидишь! Раз!.. Вариант, что я могу потерять зрение, возможно, очень даже болезненным способом, заставил меня открыть глаза. И как только я увидел то, что увидел, я впал в ступор… Такое чувство смятения, растерянности и недоумения я испытал второй раз в жизни! Первый раз был, когда я очнулся, а вот — сейчас… Сейчас только истерики не хватает. На неё просто нет сил. «Панда?! Вижу. Панду...» Меня переклинило. «Панда… Панда… Панда… Говорящая панда… Чё за?.. Я не...» Нет, я был готов увидеть что угодно: огромного мужика в окровавленном фартуке, например… Или даже доктора с бензопилой! Но… Говорящая ПАНДА?! Весь мой страх, обречённость и чувство смирения с собственной судьбой внезапно уступили место любопытству. «Л-ладно… Я… Ну… Д... Допустим… Я же волк, а он вот — панда. Хах… Чего странного-то?!» — Чего вылупился?! Никогда панду не видел?! В гляделки он тут играет! — он отстранился и стал медленно обходить меня по кругу, словно изучал. Мне слегка полегчало: ощущать его вес над собой было очень неприятно. А он тем временем продолжал ходить вокруг и рассматривать меня со всех сторон, но вскоре снова встал прямо передо мной. — Так, — сказал он грозно, снова немного склонившись, — я сейчас сниму с тебя намордник и чтоб без фокусов, будешь кусаться или выкинешь что — считай ты инвалид. Всё понял? Я кивнул. — Хорошо, смотри у меня… Он обошёл кресло сзади, и я почувствовал, как к моему затылку протянулись огромные лапы. От этого ощущения всё сжалось внутри. «А вдруг он мне сейчас башку свернёт?! Хотя… хотел бы убить — убил бы. Стоп! Это ведь та самая панда!» Понятно, это он меня вырубил! И приковал к этому ужасному креслу... Так ведь... Если сразу не убил, то резать на куски вряд ли будет. Надеюсь... Щелчок. Намордник, звякнув замком, свалился мне на колени. Я вдохнул, наконец я мог спокойно дышать и мне ничего не мешало. Панда тем временем отошёл в сторону, притянул стул и, вернувшись обратно, поставил его спинкой вперёд, усаживаясь поудобнее. Когда он уселся, то стал смотреть прямо на меня, положив руки на спинку и крутя в одной из них сигару. «Он что, курит?!..» — Значит, так, — тон его стал ещё более неприятным, — я задаю тебе вопрос — ты отвечаешь. Если мне ответ нравится, я задаю следующий вопрос. Ясно?! Я кивнул. — Ты в кивашку долго будешь играть или правда немой?! — Н-нет… я не, — начал я неуверенно, но тут же пожалел, что вообще открыл рот. — Молчать! — он рявкнул так, что зазвенело в ушах. — А теперь слушай, вопрос первый: кто ты нахрен такой, и как оказался в моём подвале?! — Я не знаю! — вылетело мгновенно, само вырвалось, я даже подумать толком не успел, как сказал это осевшим голосом. Панда нахмурился, отчего его шрам на морде, который я не заметил, сразу приобрёл жуткий вид. Теперь он не просто смотрел, а буквально прожигал взглядом. Затем медленно произнёс: — Ты придуриваешься или тебе жить надоело? Этот вопрос, а точнее мой предыдущий ответ, снова вверг меня в ступор. Я ведь и сам не знаю, как там оказался. Это была чистая правда! Ну что мне ещё отвечать?! Я стал быстро прокручивать в голове варианты того, что я такого могу придумать, чтобы он не раздробил мне череп. Пока я придумывал, панда начал терять терпение и стул под ним начал противно скрипеть. — Имя! — Ч-что?.. — Ты тупой?! Зовут тебя как?! Я замялся. Он сыпал вопросами так быстро, что я даже не успевал толком осознавать, что он спрашивает. Не успел я подумать об одном, как он уже спрашивает другое. — Я… Ну… Э-э-эм… Я… — бормоча что-то невнятно себе под нос, я не заметил, как вдруг стул отлетел в сторону, а огромная туша оказалась прямо перед лицом. Резким движением массивной лапы он схватил меня за подбородок и больно сжал челюсть пальцами. Что-то хрустнуло… Стало больно, а он, склонившись вплотную, заглянул мне прямо в глаза. От его взгляда меня бросило в холод. — Не играй со мной. Волчок. Я этого не люблю. ТВОЁ ИМЯ?! «Имя… Имя… Я не могу вспомнить имя…» Я не знаю своего имени! Как?! За всё то время, что прошло, я даже не задумывался об этом! Я изо всех сил пытался вспомнить имя. Ничего… «Невозможно...» Я помнил всё. Я помнил имя матери, отца... Помнил то, как звали парня из соседнего дома, который звал меня гулять. Помнил в подробностях бесчисленные моменты своей человеческой жизни. Я даже помнил имя соседского кота, который расцарапал мне лицо, но не своё собственное. «Имя! Нужно быстро придумать, иначе он мне челюсть сломает!» Я стал быстро перебирать варианты имён, но в голову лезли только имена и фамилии известных учёных, певцов или актёров, вроде Леонардо Ди Каприо, Арнольда Шварцнеггера и прочие всякие Стенли Кубрики… Я, вроде, даже на мгновение вспомнил Баскова — на этом моменте меня аж передёрнуло… «Да, ну давай же...» — Ну?! Я жду! — он стал давить сильнее. — Я… — НУ?!! «Ща череп сломает нах… придумай уже хоть что-то!» Алекс… Бен, Арчибальд, Лари, Генри, Грау, Лин, Фей. ДА ЧЁРТ ИХ ЗНАЕТ, КАКИЕ У НИХ ТУТ ИМЕНА?! Чёрт тебя за ногу! От осознания, что я собственное имя вспомнить не могу, и ощущения, что ещё немного — и это жуткое нечто мне челюсть вырвет, я начал непроизвольно заикаться: — Я… Яй… Я… Яй-я… Яйн… Ян!.. Ян! — вырвалось сквозь стиснутые зубы с болью на последнем слоге. — Янф! Мена жовут Янф! Пуфтибожно! — он сжал челюсть так, что ещё немного — и я бы лишился черепа, но, как только он услышал моё имя, он отошёл. Я вздохнул и, кое-как переведя дыхание, попытался невнятными движениями размять челюсть, но получалось плохо. Особенно без рук. — Ха! Ну вот видишь, всё не так сложно! Стоило так упираться? Себе же хуже делаешь, — воодушевлённо и с весёлыми нотками в голосе сказал он, поднимая стул и снова усаживаясь. «Как же весело ему... Маньяк херов! И это только первый вопрос, мать твою! Я отсюда вряд ли выйду, это точно…» — Ну-с, продолжим. А фамилию свою скажешь, блохастик? «Вот же ж гадство...» — Скажу, — вот только придумаю — и сразу скажу. С фамилией всё намного проще, на фамилии никто никогда не обращает особого внимания. Поэтому я даже не заморачивался, а просто сказал первое, что пришло в голову — Халланд. Не знаю почему мне пришло в голову именно это, но, кажется, это была фамилия какого-то адмирала или генерала. Впрочем, не важно. Я решил больше не терзать себя ни мысленно, ни физически, провоцируя это неуравновешенное чудо на стуле. — Ян Халланд, — сказал я чётко и уверенно, насколько позволяла больная челюсть. «Ян Халланд, мне нравится, красиво звучит... А ведь случайно вышло…» Я немого погрузился в мысли, обдумывая своё новое имя. Но он повторил вопрос, который выбил из меня едва появившиеся чувство спокойствия. — Ян, значит… Скажи мне, Ян, кто ты и что ты делал у меня в подвале, а? – тон его сменился на заинтересованный. — Я че… — тут я запнулся. — Кто?.. «Приехали. Всё. Конец. Финиш. Тут не соврать…» Я отчётливо это понял, придумать что-то внятное за такой маленький промежуток времени совершенно невозможно. Да и будь у меня в распоряжении хоть весь день, я бы всё равно не смог бы! Что мне ему сказать? Я стал думать, но как бы я не извращался в своих мыслях, выходило всего два варианта: попытаться соврать или сказать правду, но вот последствия... Не отвечу — разозлю панду — он оторвёт мне башку. Совру — опять разозлю панду — он оторвёт мне башку. Скажу правду — сильно разозлю панду — он оторвёт мне башку быстро. Итог один: я без башки. Я выбрал правду. Набрав воздуха в грудь и сосредоточившись до предела, я выпалил что было сил: — Я ЧЕЛОВЕК! — со всей возможной серьёзностью в голосе, на какую только был способен. — Чело… кто…?! Ты опять?! — он резко встал со стула. — Стойте! — вскрикнул я. — Не надо делать со мной ничего из того, что Вы хотите сделать! — я заорал и стал елозить на стуле, мотая головой из стороны в сторону. — Я всё Вам расскажу... Я ведь никуда от Вас не денусь! Не надо, пожалуйста! Кажется, мои отчаянные вопли подействовали. Панда остановилась в метре от кресла и, смерив меня взглядом, протянул руку в сторону. Не успел я очухаться, как он взял зажигалку со стоящей рядом каталки. — НэнадА мня-я жечь!! «Зачем я это сказал?!» — Ты ИДИОТ?! С этими словами он поднёс её к сигаре, которую до этого всё время крутил в левой руке. Комната наполнилась едким дымом. Отойдя в сторону и облокотившись на стену, он раскурил сигару и сказал: — Ну давай, удиви меня. Волк из подвала. Для меня это был момент истины, какой именно истины, я не понял, но понял другое: если, расскажу всё как есть, то, возможно… возможно, он просто решит, что я псих и отпустит. Ведь… Тут меня бросило в жар от мысли, которая пришла в голову: «Кто, кого, а главное куда отпустит?» Эта мысль в миг собрала в моей голове все те разрозненные, сумасшедшие и невероятные факты в не менее сумасшедшую, невероятную, но очень логичную и «правдивую» картину. Прокрутив в голове всё то, что я пережил, буквально за мгновение я осознал… Осознал то, что заставило меня потерять связь с реальностью и впасть в подобие транса. Я забыл обо всём: что прикован к креслу, что волк, что сейчас на меня сидит и смотрит огромная панда, что я человек, вообще всё. Моё сознание пыталось принять одну единственную мысль: «Это. Другой. Мир» Мысль была невероятной, чужеродной и странной настолько, что моё сознание просто не реагировало. Страх, злость, смущение, паника, радость, отчаяние и чувство неопределённости — все эмоции смешались в единое, непонятное чувство чего-то такого, от чего всё тело просто обмякло и превратилось в желе. Остатки сил тут же покинули меня, оставив один на один с этим фактом и заставляя пялиться в одну точку потерянным, остекленевшим взглядом. Я бы, наверное, просидел так всю свою оставшуюся жизнь, но грубый басовитый голос вырвал меня из глубин подсознания. — Волчок, ты там что, умер что ли? Я тут жду вообще-то... Я снова выпал в реальность; в голове была каша. Нужно было сосредоточиться, и я посмотрел на панду. Он был чуть левее ширмы, облокотился на стену скрестив ноги и медленно курил сигару, подперев подбородок левой рукой. Заметив, что я смотрю прямо на него, он покосился, не отрывая руку от подбородка, и пробурчал: — Ну?.. Я заволновался, ведь сейчас всё зависит от того, что и как я начну рассказывать. Нужно было чётко сформулировать хотя бы первое слово, иначе велик риск того, что эта сигара окажется там, где мне бы этого очень не хотелось. «С чего начать и как? Что говорить, а что нет? Рассказать только про бункер или…» Все эти мысли вихрем носились в голове, и я никак не мог ухватиться за ту, которая поможет мне начать говорить хоть что-то внятное. Я никак не мог понять, как такое вообще можно сформулировать? Это невозможно! Мой мозг кипел, как супер-компьютер, продумывая варианты один за другим. Но все они были похожи на невнятную идиотию поехавшего психопата, и я решил прибегнуть к самому очевидному. Начать с самого начала. Устроившись в кресле поудобней, насколько это было возможно, я стал рассказывать всё как помнил. Я старался не упускать ни единой подробности того, что со мной произошло и описывал каждую деталь, вплоть до своих ощущений. Рассказал как и где очнулся, как валялся в истерике, как выбирался. Не поскупился и на описание места, где очнулся, описав его во всех деталях, какие только мог вспомнить вплоть до цвета краски на стенах. Это занимало очень много времени, но я совершенно не обращал на это внимания. Я увлечённо рассказывал свою невероятную историю и лишь иногда мимоходом поглядывал на панду. И заметил, что какие бы невероятные вещи я не рассказывал, он почти не реагировал, а лишь иногда делал более глубокую затяжку, когда слышал что-то уж совсем невероятное. Вроде тех моментов, когда я касался темы своей человеческой жизни. Таким образом, моя невероятная история дошла до момента, когда я выбрался из тёмного тоннеля в пыльную кладовку. Я уже хотел было продолжить и рассказать, как я героически сразил ненавистную дверь, но меня прервал резкий кашель, вынудив обратить внимание на моего слушателя. — Ясно, — оттолкнувшись от стены, он подошёл к столу и уткнул окурок в пепельницу. В маленькой, теперь уже прокуренной, комнате повисла тишина, нарушаемая лишь гудением лампы и моим прерывистым дыханием. — Ну… Допустим… — продолжил он. — Поверить в такое, сам понимаешь… непросто. Но то, как ты всё рассказал… И твоё поведение… Особенно твоё поведение… Тут у меня всего два варианта: либо ты конченый, обдолбанный псих или говоришь правду. А психов я много повидал. И ты на психа, вроде как, не тянешь, но это мы ещё посмотрим. Так что… «Моё поведение?» — Я тебе почти верю, — закончил он, подошёл к стулу и опять сел. — Что сам-то думаешь? — Я не… А что… Что не так с моим поведением? — Вот видишь, — он усмехнулся, — ты даже не понимаешь, что с тобой что-то не так. Это главное, из-за чего я тебе почти верю… Из-за ушей! Я подумал, что ослышался и переспросил неуверенным тоном: — У-ушей? — Да, ушей, твоего хвоста и вообще всего твоего тела… Ну… Допустим, ты и в правду этот… че-ло-век… или как ты там назвался… Сейчас попробую объяснить. Я напрягся, потому что понял, что сейчас я узнаю что-то, что, возможно, мне поможет. А он тем временем продолжил: — Понимаешь, я не знаю как там у вас, но у нас у каждого вида есть видовые внешние реакции на раздражители. Ну вот будь ты нормальным волком, то, когда пугаешься, уши прижимал бы, а они у тебя постоянно торчком. Даже тогда, когда я тебя до усрачки напугал. А твой хвост… Это нечто! Его у тебя будто и нет, а для псовых это главный психологический индикатор. Твои внешние физические реакции не совпадают с эмоциональным состоянием. Так не бывает даже у психов! Они заложены природой на уровне инстинктов. Понимаешь? Он уставился на меня, ожидая ответа, а я переваривал всё то, что он мне только что сказал. И вообще, как он это всё сказал… у меня сложилось впечатление, что он доктор: слишком мудрёная речь с обилием медицинских терминов. Но я его отлично понял, я ведь не дурак совсем. — Да, — коротко ответил я. — Отлично. Это главное, почему я тебе почти верю. Но не последнее... Ты слишком подробно всё рассказал, психи так не умеют, но я всё же хочу тебя проверить… Немного… Расскажи про… че-ло-век, так ведь называется? Что за хрень такая?.. Да, он это сделал. Он спросил. В теории, конечно, я был готов ответить на этот вопрос, ведь я прекрасно понимал, что он просто не может его не задать. Я опять начал думать, с чего начать. Как объяснить, что такое человек, если в этом мире такого понятия вообще не существует? И он назвал это хрень... Вопрос на миллион… Возможно, даже на два… — Ну, понимаете… — неуверенно начал я, — человек — высшая форма жизни… «Идиот...» — То есть я хотел сказать… доминирующий вид. Да, доминирующий вид разумной жизни на планете. — Хищники что ли? — пробурчал он, и взгляд его стал очень недобрым. — Не совсем, но… — как ему объяснить-то?! Люди, конечно, едят мясо, убивают животных, делают шубы и кучу других ужасных вещей, но хищниками в привычном ему смысле не являются… — Ну мы… вроде… как бы… — Мясо жрёте? — спросил он уже с явным недовольством. — Да, но не все… — не успел я закончить, как заметил, что взгляд его опять стал злым и стул под ним снова начал скрипеть. «Это не к добру, это его так слово «хищники» возбуждает? Он ведь вроде медведь, хоть и панда…» — А ты?! — в его голосе проскочили гневные нотки. Я не хотел врать, поэтому ответил: — Да, — это стало роковой ошибкой. Я осознал это, как только у меня с языка сорвалось. Он взорвался, вскочил со стула и впившись в меня жутким взглядом стал орать: — И сколько?! Скольких ты убил в своём мире?! Сколько их было?! От такой бурной реакции у меня аж дыхалку перехватило и челюсть отпала, а по телу опять прошлись мурашки. И это, знаете ли, неудивительно. Когда на тебя со всей дури орёт двухметровая трёхсоткилограммовая туша со взглядом убийцы, как-то совсем не до смеха. Я попытался тоже заорать, но голос предательски дрожал: — Я-я н-никого не у-убивал! Слышите! У нас вообще не так! В нашем мире всё по-другому вообще!! — Это как же?! Мясоед хренов! — В нашем мире, — начал я сбивчиво, — в нашем мире есть и хищники, и травоядные, неразумные звери, ходящие на четырёх лапах, понимаете?! Ну… обычные волки там, рыси, тигры, акулы, лисы, олени, бараны, да все, кто наверняка есть у вас, есть и у нас. Просто… просто у нас они не курят и не строят подземные базы, а просто жрут друг друга! А люди… люди разумны и по лесам не бегают и никого не жрут! А употребление мяса у нас в порядке вещей! Вот!! Я выпалил всё это секунд за десять, если не меньше. — Так значит… — тон его сменился на задумчивый и он стал ходить из стороны в сторону, — значит разумный вид у вас один, а звери у вас дикие? И вы их жрёте? Ну и мирок у вас… Он стал ещё более задумчивым, а затем просто взял и вышел из комнаты. Оставив меня наедине с собой, всё ещё прикованным к креслу в прокуренной комнате. Дым от сигары никуда не делся и повис под потолком, дышать от этого было тяжело. «Как у него это получается: так быстро овладевать своими эмоциями? То злой, то добрый. То спокойный, то убить готов. Странный он какой-то… Хотя… Тут всё странное, даже я. Куда он вышел? Зачем?» Подобные мысли полностью овладели мной, и я не заметил, как он вернулся. Как только он вошёл, я заметил что-то в его руках, но что именно это было, я не смог рассмотреть. Поставив это на стол, он быстренько прошёлся в противоположную часть комнаты к какой-то панельке и что-то нажал. Мгновение — и стальные хомуты, которые удерживали меня в неволе, разомкнулись с характерным металлическим звуком. — Сиди на месте, пока я не скажу. Затем он вернулся к столу, по пути захватив стоящий предо мной стул и позвал меня своим басовитым голосом. — Без глупостей, медленно и аккуратно. Понял? «Понял.» Я напряг затёкшее тело и все суставы заныли, послышался хруст. Когда вставал с кресла, перед глазами поплыли тёмные пятна, а ноги чуть не подкосились. Было очень тяжело, я был на пределе, но сумел кое-как доковылять до стола. — Садись, — резко сказал он, указывая на стул. Я сел. Оперевшись на стол руками, он взял лежавшую рядом папку и вынул из неё лист, затем протянул мне. — Рисуй! — его голос стал спокойней. — Что? — Человека рисуй, — сказал он уже совершенно спокойно. Меня удивила его резкая смена настроения. Но вот что меня удивило ещё больше, так это то, что он просит нарисовать совершенно незнакомое для него нечто совершенно спокойным тоном. Что ж, хорошо, не зря же я художественную школу заканчивал. Я взял карандаш и стал рисовать, благо карандашей он притащил целый ворох. В процессе рисования я поймал себя на мысли, что карандашей как-то уж слишком много. «Он что, ещё и художник? Хах, художник с медицинским образованием и пыточным креслом в подвале… Волшебно…» А панда тем временем, оперевшись на стол, внимательно следил за каждым моим движением, пристально вглядываясь в силуэт того, что выходило из-под грифеля. Я не стал изображать из себя Леонардо Да Винчи и нарисовал всё схематично, но так, чтобы можно было понять основные принципы строения тела и физиологию. Отдельно я старался прорисовать лицо, получилось очень неплохо. В финале с листа на меня смотрел мужчина лет 35-ти с прорисованными контурами лица и схематичным телом. Когда закончил рисовать, я даже не успел положить карандаш, как лист с моим рисунком оказался в лапах панды. Он сразу стал очень внимательно изучать моё творение и вглядывался в каждый контур, изучал каждую деталь. Затем, не сказав ни слова, взял красную папку и сунул в неё мой рисунок. И вышел. Я снова остался один. Стало грустно, я взял в руки карандаш и меня опять начали одолевать мысли, но уже не хаотичные, а вполне осознанные. Я попытался собрать в голове всё, что я пережил, и сделать для себя какие-то выводы, и понять, что мне делать дальше. Самым главным фактом для меня на данный момент было то, что я был жив и меня не убили, не сделали чучело и даже не расчленили заживо... А потом меня понесло: «Иной мир… Интересно, я всё ещё на Земле вообще? А если да, то это копия нашего мира с разумными зверями вместо людей или этот мир сам по себе? А если да… вдруг тут есть звериная копия каждого человека? Мой начальник сейчас где-то ходит в виде медведя, например… Жуть. И я тут есть, наверное… То есть тут теперь два меня?! А, может, я всё-таки лежу в коме? И всё это — просто иллюзия? Мир с говорящими зверушками, кому сказать — не поверят… А кому я могу сейчас это сказать? Я вообще тут совсем один... и что мне делать?» От всех этих вопросов и умозаключений у меня начала жутко болеть голова. Настолько сильно, что ломило глаза. Я зевнул, положил морду на стол и закрыл глаза руками. Темно. Тихо. И тяжело. Тяжело думать, тяжело дышать, тяжело осознавать себя. Я устал, очень устал. Мне до смерти хотелось спать. Ещё, как назло, вспомнил, что ничего не ел, наверное, уже два дня. От этого стало ещё тяжелее. «Нельзя отключаться...» Мелькнуло где-то там… Прежде чем я опять провалился в ничто.