***
— Наш мир состоит из пяти элементов, или стихий, — дерева, земли, воды, огня, металла, которым, в свою очередь, соответствуют определенные цвета — синий, черный, белый, красный, желтый. Стихии находятся в тесной взаимосвязи, они зависят друг от друга, — дерево растет в земле, земля родит воду, вода тушит огонь, огонь плавит металл, из которого делают топор, а топор рубит дерево… Худощавый старец с длинной белой бородой развернул на кованном столе перед Вэйян квадратный пергамент с наброском астрономических знаков. Его ритмичный скрипучий голос напоминал мерное движение вёсел по гладкой поверхности озера. — Наша жизнь подчинена календарному циклу, а он, в свою очередь, зависит от одной из пяти стихий. Каждая стихия содержит в себе энергии Инь и Янь, и от того, какая из них сильнее зависит и наша самочувствие, и наша судьба. Вэйян макнула перо в чернильницу, внимательно записывая основные постулаты, сказанные учителем. Она старалась начертить аналогичные иероглифы в своих вечно ускользающих куда-то мыслях. — Можно ли как-то повлиять на распределение энергии? — Разумеется, — степенно кивнул старик, обрадованный интересом принцессы. — Мы не можем изменить природные законы, но можем поменять наше восприятие. — И что это значит? Вэйян отложила перо, ловко повернув его так, чтобы ни одна чернильная капля не упала на стол. — Всему своё время. Иногда мы чувствуем чёрную грусть, а иногда холод. Иногда тепло, как будто рядом светит солнце, а иногда бурную радость — всё это и поглощает, и дополняет друг друга. И наша задача — научиться правильно распределять эти энергии, — блеклые глаза старика смотрели словно вглубь его слов, в них бушевали древние океаны мудрости, и их сила возвращало его немощному телу утраченную жизнь. — Холод можно разделить на мороз и прохладу. Мороз — признак усталости и потери сил, а прохлада — чувство, приводящее к созерцанию красоты, к душевному миру. Никогда, — он наклонился чуть ближе к Вэйян, заставляя посмотреть ему в глаза. — Запомните, принцесса, никогда не бегите от своей сути. В мире самые слабые побеждают самых сильных. Человек при рождении слаб, а после смерти тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении нежны и слабы, а при гибели тверды и крепки. Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое есть то, что начинает жить. В какое-то момент Вэйян показалось, что свечи, которые становились всё ярче с приближением вечера, разом погаснут, потому что в словах её учителя слышалось что-то потустороннее, но не чужое, скорее давно забытое, как первые часы жизни маленького ребёнка. В напутствии старика она почувствовала опору, ту опору, которой её так рано лишили. И вот продрогший от дыхания ноября дворец уже не кажется таким мрачным и давящим. Вэйян начинала понимать, как ориентироваться вокруг, подобно тому, как тонкие пальцы цветочницы ловко перебирают длинный стебель любимой розы, точно зная, где находятся шипы.***
Вэйян вернулась в свои покои, одновременно с солнцем, исчезнувшем за горизонтом. Девушка размышляла о своих первых уроках во дворце, когда мягкий полумрак комнаты очертил высокую фигуру у окна. — Похвально, что ты так трудолюбива. Принц Нань-Ань медленно повернулся к ней, слегка улыбнувшись при виде её замешательства. — Что угодно Вашему Высочеству? Вэйян поклонилась, питая не самые приятные ощущения от того, каким образом были прерваны умиротворяющие цепочки её рассуждений. Хотя её вопрос был не более уместным. Что угодно мужу в покоях своей жены? — Я пришёл узнать, как прошла твоя встреча с моей мачехой. Принц подошёл к одному из подсвечников, проведя указательным пальцем по рыжему огоньку. — Она любезно приняла меня в своих покоях и дала несколько мудрых наставлений. Тоба Юй бесшумно рассмеялся с наигранно важным видом повернувшись к супруге. — Полагаю, вы поладили? — Насколько того требуют правила приличия. И насколько Ваша матушка могла быть снисходительна к моей прогнившей материализмом душе. — Вэйян… Принц сделал шаг к девушке, но она опередила его, приблизившись первой. — Какова бы ни была причина нашего брака, во мне всегда будут видеть ведьму, которая Вас околдовала. — И Вам есть до этого дело? — Я долго мирилась с тем, что живу не свою жизнь. Я сознательно выбрала себе маску, но никогда не хотела становиться другим человеком. Вы заставили Ли Вэйян выйти за Вас замуж, но что насчёт Синъер? — Ирония в том, что Ли Вэйян мне не нужна. — Вы двуличны. А Ваша мать… — Ты ничего не знаешь о моей матери. Его привычно бархатный, тягучий голос стал жёстким, словно кто-то за секунду заморозил журчащий ручей и разбил его на мелкие острые льдинки. — Чжаои мне понять проще, чем Вас. — Неужели? Тоба Юй склонил голову набок, и чёрные глаза недобро блеснули. — Ли Вэйян, образец милосердия и отваги, самопожертвования и благородства, — он драматично растягивал слова, впрочем, как и нервы своей собеседницы. — Что же ты скажешь на то, что руки наложницы Лю в крови в не меньшей степени, чем у моего отца. Понимаешь, насколько неслучайна симпатия императора? — Что Вы имеете в виду? — все впечатления сегодняшнего утра оживали, превращаясь в плотные, покрытые наледью, верёвки. Они ползли по лёгким, сдавливая, подготавливая к очередному неприятному сюрпризу. — Двенадцать лет назад, когда по городу разнеслись слухи о казни императорской наложницы Куифен, казнена была подставная девушка, — принц медленно вдохнул, возвращаясь к самым тяжёлым воспоминаниям своей жизни. — Моя мать сумела выбраться из темницы, подкупив стражника. Ей даже удалось найти меня и покинуть дворец, переодевшись прислугой. Мы направились к пристани, к месту, где рыбаки чинили свои лодки. Мама уговаривала их перевести нас на другой берег, якобы к её больному мужу, и один из них согласился. Тот же, который часом позже за небольшую плату сдал нас страже, — последние слова принц сказал с такой злостью будто видел дух этого человека перед собой. — Они нашли вас, — Вэйян не хотела подпускать к себе эту историю, позволять себе быть человечной по отношению к Тоба Юю и его семье. Но сознание само рисовало в голове картину напуганной, хрупкой женщины, закутанной в порванное покрывало, бежавшей через колючие заросли за руку с маленьким мальчиком прямо навстречу своей смерти. -Недалеко от реки Тонгци есть гора Миюнь Лонгюнь, она окружена множеством скал и выступов. Мы оказались на одном из них, — чёрные глаза наполнились туманом, отражая те старые шрамы, которые никогда не перестают кровоточить. Вэйян отчаянно отгоняла от себя эту мысль, вспоминая, что перед ней искусный манипулятор, и его словам следует верить с осторожностью, но что-то внутри неё откликалось на его состояние само собой, тянулось наружу сочувствием, о котором он не просил. — Нашли. Перед нами был крутой обрыв, а тысячей метров ниже густой лес, и туда мы уже не смогли бы попасть живыми. Это такая интересная метафора, Вэйян, — он горько усмехнулся. — В жизни всё точно так же: смерть приходит к нам вот таким вот обрывом, а за ним этот тайный мир, где ждёт или вечный покой, или дикие звери, которые не оставят от тебя ни следа. — Что случилось потом? Тени от бликов свечей скользили по стенам, падая в её ладони, играя с предметами вокруг, выхватывали в тёмных глазах такие эмоции, что привычная каменная маска на лице седьмого принца таяла, уступая место чему-то слишком живому для него, слишком горькому. И для Вэйян это было чем-то очень личным, заставляющим чувствовать себя лишней. Как если бы маленький Юй посмотрел на неё из прошлого, из того дня, когда… — Мой отец тоже был там. Он переживал, потому что боялся, что потомок рода Тоба сорвётся вниз и погибнет. Он просил её отпустить меня, говорил, что я не виноват в том, что произошло. Мама отвечала, что он убьёт меня так же, как убивает её. Она так и не смогла простить ему то, как легко он поверил навету Чжаои. Император и десятки вооружённых воинов стояли с другого конца скалы. Они боялись спугнуть её, не знали, насколько крепко она меня обнимает. Тоба Юй резко сглотнул, продолжая смотреть в одну точку. Его грудь часто вздымалась, но голос оставался твердым. — Её руки медленно исчезли с моих плеч, она подтолкнула меня к отцу, — принц заговорил тише. — Когда я шёл к нему, я услышал, как она прошептала: «Я никогда не перестану любить». А потом она медленно подняла руки, как крылья, и сделала шаг назад. Она легла прямо на воздух. Никто ничего не успел сделать. Мне казалось, что ветер обнимает её шёлковым платьем, сбрасывает это некрасивое покрывало. Я даже не знаю, о чём она думала до того, как зелёное море поглотило её. Всё, что я помню — это лихорадка и боль мышц, когда я пытался вырваться, чтобы подбежать к краю. Но тогда я был бессилен, — Тоба Юй будто вышел из транса, он поднёс к лицу ладонь, поиграв длинными пальцами. — С тех пор я возненавидел это чувство. И возвращаясь к началу нашего разговора… Через месяц Чжаои стала любимой наложницей моего отца вместо Куифен, и моим опекуном. Она растила меня… — принц медленно обошёл Вэйян, останавливаясь на против, так близко, чтобы она могла слышать его шёпот. — …чтобы однажды я сделал её матерью императора. И я её не разочарую. Это было жутко. То, как хладнокровно он менял маски, то, как гармонично в нём уживались все оттенки серебра: от чистого света звезд в тёмных зрачках, когда в них оживало самое сокровенное, до зловещей игры бездонного мрака, похожего на замерзшее озеро зимней ночью. То, что сделало его таким. — А теперь спроси себя, что ты знаешь обо мне, чтобы понимать? О человеке, которого вырастила убийца его матери. Женщина, без которой я не стал бы самим собой. Я мог вырасти ещё одним бесхребетным Цзюнем, бесцветным бельмом на карте нашей истории. Но, как видишь, — тонкие губы изогнулись в холодной усмешке. — Боги были милостивы ко мне. Упоминание Цзюня полоснуло по лёгким раскалённым хлыстом. Вэйян хотелось пройти босиком по стеклянной крошке, прижать к груди раскалённые угли или залпом выпить яд чёрной гадюки — всё, что угодно, лишь бы почувствовать достаточно сильную физическую боль и отвлечься от разрывающих на клочки эмоций, потому что это было слишком. Принять, осознать, смириться. Сколько Тоба Юй заплатил тёмным силам, чтобы они лишили его души? Потому что, после всего, что она услышала, Вэйян действительно сомневалась, что перед ней стоит человек. И, если до этого он казался ей монстром, воплощением зла, цели которого прозрачнее горного воздуха, то теперь она чувствовала себя совершенно растерянной и напуганной от того, насколько непредсказуемым он мог быть. — С чего же нам начать, Ли Вэйян? — Это Вы отравили Тоба Цзюня? Гнев прогонял страх, вот почему Вэйян встретила его взгляд, не подавая вида, как сильно ей хочется отойти. Сбежать на другой конец Земли. Он прищурился, разглядывая её по-кошачьи лениво. — Зачем мне это, если его безответная любовь скоро справится сама? Едва зародившееся чувство понимания испарилось быстрее, чем капля расплавленного воска с одной из свеч достигло пола. — Истинная любовь исцеляет раны, а не наносит их. Но откуда Вам об этом знать? — Любовь? Исцеляет? — его ироничный смешок прошёлся по её венам зажжённым фитилем. — Кажется, это не я, а ты ничего о ней не знаешь, моя лучезарная. Мне не нужно его убивать, чтобы достигнуть желаемого. Принц наклонился к ней ближе, обжигая дыханием тонкую кожу на шее. — Мне достаточно тебя.