Двадцать три Рождества

1970 Этой весной «Битлз» выпустили песню «Let It Be». Для «Битлз» она стала последним синглом перед тем, как группа распалась, а для Энтони Эдварда Старка, вероятно, первой песней, которую он услышал в своей жизни. Я вёз мистера и миссис Старк из больницы вместе с новым крошечным человечком, завёрнутым в кружевное одеяло. Поначалу он вёл себя смирно, но когда я негромко включил любимую радиостанцию миссис Старк и зазвучала эта песня — вдруг ударился в плач. Я потянулся к приёмнику, чтобы его выключить, но миссис Старк сказала: «Джарвис, погодите», — а затем, уже тише, Энтони: «Милый, это называется музыка. Послушай, песня очень красивая, несмотря на скромных достоинств текст». Малыш коротко пискнул и затих. «А с ним легко договориться, — задумчиво заметил мистер Старк. — Как думаешь, это хорошо или плохо?» «Говард, пообещай, пожалуйста, что не будешь представлять его в кресле генерального директора компании хотя бы до семи лет», — сказала миссис Старк. «До трёх», — тут же ответил мистер Старк. Если по поведению человека двух дней от роду и можно делать вывод о покладистости его характера, то эта черта явно унаследована им не от мистера Старка. «Договорились, до шести, — сказала миссис Старк. — Джарвис, вы свидетель». * * * Мистер Старк начинает каждый телефонный разговор фразой «У меня родился сын!». Сегодня об этом были оповещены вице-президент Соединённых Штатов, министр обороны ФРГ и доктор Пим. Нетрудно угадать, кто именно из них отказался послушать, как настойчиво кричит будущий генеральный директор «Старк Индастриз», не соглашающийся засыпать в своей колыбельке. * * * Когда малыш не занят сном или питанием, миссис Старк берёт его на руки и гуляет по дому и саду, рассказывая ему обо всём, что попадает в поле зрения. «Это у нас люстра, это книжный шкаф, это портрет твоего дедушки Уолтера, а это лилии». Недавно Тони научился держать головку, и сегодня, когда миссис Старк зашла с ним в столовую на своём ежедневном маршруте и сказала: «А вот у нас люстра», — Тони вскинулся и посмотрел на потолок. «А где дедушка?» — спросила она, и Тони тут же повернулся к стене с портретом. «А где Джарвис?» — миссис Старк развернулась к столу, за которым я начищал столовое серебро, и малыш посмотрел прямо мне в глаза. Серьёзным, осмысленным взглядом. А потом улыбнулся во весь свой беззубый рот. * * * «А где у нас барботажный карбюратор?» — в шутку спросил мистер Старк, когда миссис Старк с Тони заглянула вечером в гараж. Тони, повертев головой, уставился на механизм, который мы с мистером Старком только что извлекли из прибывшего с аукциона «Понтиака» 1932 года, и уверенно показал на него своим крошечным пальцем. * * * Можно бесконечно смотреть на три вещи: как горит в камине огонь, как мистер Старк пытается не работать в сочельник и как потешается Тони, разглядывая собственное отражение в ёлочном шаре. 1971 Наш малыш учится ходить. На мой вкус, науку эту он осваивает слишком быстро. Я никогда прежде не замечал, как много в этом доме лестниц, острых углов и помещающихся в маленький рот предметов. * * * Тони проявляет живейший интерес к ожерельям и шарфикам Аны. Как только завидит её на кухне, требовательно тянет к ней руки. Ана усаживает Тони в высокий стульчик и отдаёт ему на откуп своё украшение, пока раскатывает тесто для пирога или вышивает. Сосредоточенно исследовав свою добычу, Тони протягивает её Ане обратно и принимается «помогать»: то есть хватать всё, до чего он может дотянуться. При этом он то и дело лепечет свою тарабарщину, а Ана обстоятельно делится с ним своими рецептами и рукодельными хитростями, так что со стороны создаётся впечатление совершенно осмысленного диалога. Когда я вижу, сколько радости ей приносит общение с малышом, у меня сжимается сердце: если бы не тот выстрел ей в живот — и всё из-за моей жажды приключений, — у нас могли бы быть собственные дети. Но Ана за все эти годы ни единым словом не попрекнула меня. * * * Тони год и три месяца, и мистер Старк крайне обеспокоен тем, что он всё ещё не освоил членораздельную речь. Малыш отлично понимает все просьбы, строит из простейших кубиков Вавилонскую башню высотой с собственный рост, забавно подражает каким угодно звукам — от мотора автомобиля до кофемолки, а его умение закручивать и откручивать всё, что приспособлено (и не приспособлено) для закручивания и откручивания, меня откровенно пугает. Но говорить он явно не торопится. * * * Тони, видно, решил не размениваться по пустякам и вместо первого слова произнёс целую фразу, чётко артикулировав все слоги: «Не мешай мне, пожалуйста». Сказано это было мистеру Старку в присутствии гостившего у нас министра обороны ФРГ, когда Тони, высунув от напряжения кончик языка, складывал мозаику с изображением весёлой божьей коровки, которую подарила ему супруга господина министра, а мистер Старк в очередной раз пытался вытянуть из него хоть словечко. * * * Вкусовые предпочтения Тони в порядке возрастания любви: запечённые яблоки в карамельной глазури, какао с зефиром, панна-котта миссис Старк, иголки рождественской ели. 1972 Тони весьма по-разному реагирует на людей, бывающих в доме. Пегги он показывает все свои рисунки, пересказывает сказки, которые мы читаем на ночь, и была бы его воля — не слезал бы с её колен никогда. От шумной, но славной тётушки миссис Старк, которая недавно переехала в Нью-Йорк из Флоренции и ещё не успела обзавестись необходимой ей сотней знакомых, он прячется на кухне, а когда не успевает, стоически сносит бомбардировку расспросами: на кого он похож («мама говорит, что на папу, а папа говорит, что на маму»), кого больше любит («очень сложный вопрос, мне нужно подумать») и есть ли у него уже невеста («нет, я больше хочу взрослый набор отвёрток»). При виде незнакомцев Тони предпочитает сначала понаблюдать с безопасного расстояния и часто этим и ограничивается. Но к новому личному ассистенту мистера Старка — молодому мистеру Стейну, впервые озарившему этот дом своей акульей улыбкой, — Тони подошёл сам, а затем, нахмурившись, вдруг стукнул того по коленке. Миссис Старк провела с Тони воспитательную беседу, но, как мне показалось, довольно формальную. Я совершенно солидарен с ней во мнении, что малыш отлично разбирается в людях. * * * Впервые остался с Тони дома один, и сразу — на целую неделю. Мистеру и миссис Старк пришлось лететь в Австралию на похороны старого друга семьи, Ана всё ещё в больнице после инфаркта, и Пегги обещала за ней присмотреть. Миссис Старк оставила мне детальные инструкции, но всё же страшно: он такой маленький… * * * Что ж, трудным оказалось лишь постоянно убеждать Тони, что мама с папой непременно вернутся. Несмотря на его исключительно светлую голову, концепции вроде «через несколько дней» или «в субботу» всё ещё слишком сложны для малыша. Договорились считать дни в съеденных на завтрак кашах, прочитанных вслух книжках, раскрашенных в альбоме машинках и чистках зубов. * * * Наряжая большую ель в гостиной, рассказал Тони в общих словах историю празднования Рождества, но тот, как обычно, не удовлетворился краткой версией. В результате всех его «А что было потом?» я сам не заметил, как дошёл до распятия, и малодушно обрадовался, когда миссис Старк вернулась с благотворительного базара и приняла весь град слёз на себя. Но с меня взяла слово посвятить свою следующую импровизированную лекцию по истории религий Воскресению, да чтобы она была поубедительнее. 1973 Мистер Старк впервые сводил Тони в домашнюю лабораторию и создал опаснейший прецедент, пообещав ему показать пару опытов, если тот не будет плакать в кресле стоматолога. * * * Шоколадные конфеты в качестве награды за хорошее поведение больше не котируются в этом доме. Ничто больше не котируется в этом доме кроме «той комнаты в подвале, которая папина работолория, ну Джарвис, ну пожалуйста, я ничего не буду трогать без папы, я только одним глазком, и маме говорить даже не обязательно». * * * Пока мистер и миссис Старк отдыхали в Каннах, мы с Тони летали в Лондон. Выполняя поручение мистера Старка, я оставил Тони на полчаса в канцелярии посольства Соединённых Штатов под присмотром машинисток. За это время он насобирал в свою кепочку двадцать фунтов стерлингов мелочью, исполняя романтические баллады из бродвейских мюзиклов, которые поёт дома миссис Старк. * * * Под впечатлением от визита в Великобританию Тони перешёл на «английский английский», что, по его разумению, означает составлять как можно более длинные предложения из как можно более длинных слов, стараясь при этом как можно меньше шевелить ртом. Я намерен никогда не простить Ане то, как она каждый раз хохочет, со значением на меня поглядывая. * * * На Рождественском приёме Тони впервые в жизни имел дело со своим сверстником. До этого самыми близкими ему по возрасту знакомыми детьми были младший сын Пегги — девятиклассник, и семилетняя внучка садовника, и с обоими он вполне плодотворно общался, когда представлялся случай. На приём с супругой и сыном прибыл мистер Хаммер, которому мистер Старк планировал предложить крупную сделку, избавившую бы их компании от изнурительной многолетней конкуренции в разработке ракетных комплексов. Перед ужином мистер Старк лично попросил меня отвести мальчиков в комнату Тони. Предполагалось, что они быстро подружатся и весело проведут время. Когда я спустя четверть часа вернулся со сладостями, в комнате был только наш маленький гость, увлечённо выдирающий страницы из книги с картинками и засовывающий их себе в рот. Тони после некоторых поисков обнаружился под столом в библиотеке. «Джарвис, я не понимаю, как с ним обращаться, это какой-то генератор случайных действий! — поднял он полные отчаяния глаза. — Мне действительно необходимо дружить со всеми мальчиками, которым тоже три с половиной года?..» 1974 Вернувшись из короткого отпуска после похорон Аны, обнаружил на тумбочке в своей спальне любимого плюшевого медвежонка Тони, собственноручно сделанную открытку с надписью «Джарвис не грусти я тебя люблю» и букет васильков в стакане воды. * * * Мистер и миссис Старк планируют открыть благотворительный фонд, и миссис Старк поступила на докторскую программу в Гарвардскую школу бизнеса, чтобы получить необходимые знания и самой его возглавить. Тони сильно печалится оттого, что маме иногда приходится уезжать на занятия, а дома — проводить вечера за скучными книгами, в которых нет ни картинок, ни чертежей механизмов, вместо того чтобы играть с ним: «Почему бы просто не раздать деньги всем, кому они нужны, и заняться чем-нибудь интересным?» Миссис Старк, видимо, дала ему подробный ответ на этот вопрос. На днях мы с Тони ходили в музей естественной истории, и он разговорился с милой смотрительницей в зале ящеротазовых динозавров. Зная, что посторонним без необходимости лучше не рассказывать о том, как зовут папу и маму и где они работают, Тони обстоятельно объяснил барышне: «Мой папа придумывает и продаёт всякие штуки, а мама раздаёт его деньги, но по-умному, чтобы надолго хватило». * * * Вчера натерпелся лиха. После обеда Тони отправился в «детский» уголок, который обустроил для него мистер Старк в лаборатории, — делать что-то ужасно важное к закрытию «Старк Экспо», а потом пропал. Мы с миссис Старк и нынешней гувернанткой Тони (я бросил запоминать имена с марта, когда рассчитал пятую и принял на работу шестую, подняв почасовую оплату ещё на три доллара) искали его весь вечер. Мистер Старк, вернувшись из офиса, пересмотрел все кассеты из установленных недавно камер наблюдения во дворе — из дома Тони не выходил. Я нашёл его за полночь в гараже. Тони спал на заднем сиденье кабриолета миссис Старк и даже во сне прижимал ладошку к покрасневшему глазу. Я разбудил его, и между всхлипами Тони признался, что ему в глаз попала опилка, когда он сверлил стеклотекстолитовую заготовку для печатной платы, — забыл надеть защитные очки. И прятался ото всех, пытаясь вытащить соринку самостоятельно. Тони попросил меня не говорить, что нашёлся, — опилка всё ещё была внутри, но подпускать к своему глазу чужие руки бедолага боялся, а ещё больше боялся, что папа теперь закроет от него лабораторию: насчёт техники безопасности у них был строгий уговор. Пришлось рассказать историю о том, как в годы наших приключений с Пегги я однажды вытаскивал урановые стержни из контейнеров, всерьёз отсчитывая секунды до конца своей жизни. А пока Тони слушал, отвлёкшись от собственных горестей, я незаметно свернул носовой платок и подцепил кончиком опилку из распахнутого глаза. Что ж, отныне я замешан в сокрытии информации. И что-то мне подсказывает, не в последний раз. * * * Месяц упорной работы с риском для здоровья — и Тони с нуля собрал плату. За ужином он принёс её и положил перед мистером Старком на стол. На следующее утро мистер Старк собрал пресс-конференцию прямо у нас дома. На вопрос одного из репортёров «Кем ты собираешься стать, когда вырастешь?» Тони ответил: «Может быть, дворецким. Или красиво играть на пианино, как мама». Когда я по просьбе мистера Старка сохранял вырезку из газеты для семейного архива, то этого ответа в публикации почему-то не обнаружил. * * * На рождественском приёме Тони услышал, как кто-то окликнул Нила Армстронга по его известному прозвищу «Ледяной капитан». Теперь он убеждён, что самолёт Капитана Америки упал на Луну, и советует мистеру Старку поискать его там. 1975 Гувернантки Тони делятся на два типа: те, кто сбегает на второй день, и те, кто прививает ему дисциплину железной рукой до тех пор, пока материнское сердце миссис Старк не перестаёт это выносить. Я порой не узнаю Тони: в присутствии гувернанток наш ласковый и разумный мальчик превращается в капризное и совершенно неуправляемое создание. Но похоже, что такое поведение требует у него напряжения всех сил. «Джарвис, я так больше не могу, — сказал он мне на днях с какой-то недетской усталостью в голосе. — Зачем эти чужие люди? Почему не может быть так, чтобы только мама, папа и ты? Давай я буду помогать тебе со всеми делами и постараюсь сидеть тихо-тихо, когда мама пишет диссертацию, а вы будете за мной присматривать — раз уж это необходимо делать? Мама знает больше языков, чем любая гувернантка, а ты лучше всех играешь в шахматы. И вообще: папа говорит, что я должен научиться вести себя как взрослый. Зачем тогда за мной присматривать, я же так не научусь?» Разговоры с Тони порой напоминают мне проверку на полиграфе, которую я проходил однажды, в первые годы Второй мировой. Только плата за ложь — не штамп «не рекомендован», а нечто куда менее очевидное, но куда более важное. * * * Партизанская война Тони с необходимостью ложиться спать не позднее десяти вечера превращается в открытое противостояние. Уложить его с ранних лет было делом непростым, даже когда он казался совершенно вымотанным своими неустанными дневными трудами. Поначалу мы думали, что Тони боится темноты. Миссис Старк оставляла ему ночник, показывала, что под кроватью никого нет и за шторами никто не прячется, но Тони повторял: «Я не боюсь ничего снаружи», — а объяснить, боится ли чего-то другого, он не мог. Я, привыкший вставать в половину шестого, нередко сам засыпал первым, когда читал ему на ночь вместо миссис Старк или отвечал на бесконечные «почему». Позднее одна из гувернанток обнаружила, что Тони тайком читал и рисовал под одеялом после того, как миссис Старк или я выходили из его комнаты в святой уверенности, что он уснул. Следующие гувернантки стали устраивать ночные облавы, отнимали фонарики, но к пяти годам Тони научился делать фонарики из любого мусора. А вчера утром мисс Грэм (стаж: целых три недели) нажаловалась самому мистеру Старку, когда он уходил в офис. Тони весь день был как на иголках, а вечером мистер Старк, вернувшись, велел привести его в свой кабинет и оставить их одних. Когда я пришёл пожелать Тони спокойной ночи, на столике у его кровати вместо ночника стояла яркая чертёжная лампа, а сам он раскинулся на постели среди книжек и альбомов для рисования, которые прежде нелегально хранил под кроватью, и радостно объявил мне, что папа разрешил ему не спать до полуночи «и ещё чуть-чуть, если необходимо». Я не сумел сдержать любопытства и спросил, как ему удалось договориться с мистером Старком. — Папа спросил, почему мне не нравится засыпать, — ответил Тони. — И сказал, что если я сумею объяснить, он разрешит мне не спать до полуночи. У меня в голове сразу замельтешило: как объяснить, когда сам не понимаешь? Но папа не любит, когда мельтешат, так что я быстро подумал и объяснил. Мне не нравится, когда мыслей в голове ещё много, а что-нибудь с ними сделать — уже нельзя. Ни нарисовать, ни книжку почитать, и поговорить не с кем. — И что папа сказал? — спросил я. — Папа сказал, что у него то же самое. * * * Зайдя в спальню Тони погасить лампу, убрал из его постели двенадцать книжек, часть из которых извлёк из-под крепко спящего тела. Миссис Старк сказала, что её рекорд — четырнадцать, включая три тома Британской энциклопедии. * * * Под Рождество вместе с семьёй улетел на Багамы: миссис Старк объявила, что в этом декабре отказывается от светских обязательств. Тони хочет быть пиратом, когда вырастет, или просто целыми днями катать детей на паруснике. 1976 Тони ведёт дневник. Старается жить так, чтобы каждый вечер было что записать: о чём узнал, что построил, какой эксперимент был удачным, а какой нужно будет повторить. Если личных достижений выдалось маловато, прикладывает вырезки из газет о самых примечательных мировых событиях (к неудовольствию мистера Старка, привыкшего читать свои газеты без дыр). Занимается он этим уже вторую неделю, так что однообразие действий начинает ему приедаться. Вчера Тони попросил меня научить его шифровать свои записи — для описания самых секретных экспериментов, но на моё счастье, в гости заехала Пегги. Сегодня днём она прислала помощницу со связкой книг для Тони из своей библиотеки, а вечером я обнаружил его в постели среди трудов по алгоритмам шифрования и листков с фразой «Меня зовут Тони», написанной с помощью десятка различных систем. Эпоха хронологии в этом доме заканчивается, начинается эпоха криптографии. * * * Мистер Старк вернулся из трёхнедельной деловой поездки в Юго-Восточную Азию и Австралию, куда брал с собой Тони в целях приобщения к делу. У Тони впечатлений, кажется, больше, чем может вместить его весьма вместительная голова, и на данный момент он, когда вырастет, собирается стать ракетостроителем, программистом, лётчиком-испытателем, авиадиспетчером, автогонщиком, контрабандистом, цирковым акробатом и продавцом бумажных змеев на пляже. Никогда не думал, что однажды увижу, как мистер Старк нервно вздрагивает от слов «почему», «зачем» и «как». «Чтобы я остался с этим ребёнком наедине дольше, чем на полдня? Больше никогда в жизни!» * * * Миссис Старк удалось убедить мистера Старка отдать Тони в пансион в следующем году, а не в этом. Мистер Старк согласился с тем условием, что каждый день у мальчика будет с утра и до вечера расписан по минутам, включая воскресенье. Шахматы, теннис, математика, фортепиано, лакросс, французский, японский. Чередование разнообразных занятий, безусловно, благотворно влияет на развивающийся ум и не вполне поспевающий за ним организм, но порой без слёз не взглянешь, как Тони приходится отрываться от того, во что он только-только успел глубоко погрузиться, и переключать внимание на что-то, что его совершенно не интересует. На его месте я бы, пожалуй, тоже вышел ночью под октябрьский дождь босиком в одной пижаме и две недели с наслаждением проболел ангиной, поглощая Жюля Верна и мультики. * * * В качестве рождественского подарка от мистера Старка Тони получил вожделенный «Moto Guzzi V8» 1955 года — «на запчасти». Мистер Старк, помнится, приобрёл этот мотоцикл для своей коллекции за экзотическую внешность и новаторскую для своего времени начинку с восьмицилиндровым двигателем, но он быстро вышел из строя. Мистер Старк поставил мотоциклу диагноз «чинить бессмысленно, выбросить жалко», и последние двадцать лет тот пылился в дальнем углу гаража. Всё Рождество из подвала доносились печальные фырканья неисправного механизма, мистер Старк закатывал глаза, но не вмешивался, а вечером из постели Тони я забрал подборку справочников по диагностике и ремонту двигателей. К Новому году Тони смирился. Принося ему бутерброды с соком в гараж, заметил, как тот гладит мотоцикл по боку и бормочет что-то утешительное. 1977 Всю зиму Тони проводил в гараже любую свободную минуту и всеми правдами и неправдами затаскивал с собой мистера Старка, чтобы тот показал ему то, чего не вычитать в книжках. К марту Тони собрал для своего мотоцикла новый двигатель. Мистер Старк рассказал широкой общественности о его успехах в большом интервью, которое выйдет в «Популярной механике» по случаю 40-летия «Старк Индастриз». На вопрос журналиста, кем он хочет стать, когда вырастет, Тони ответил не раздумывая: «Чинить всякие штуки». * * * За вечерним бренди мистер Старк вспоминал о том, как сделал свой первый двигатель — в четырнадцать. «В шесть лет я мог только поршень заменить, — сказал он, сам наливая вторую порцию, — а Тони собрал с нуля. Впрочем, мой отец не был Говардом Старком». У меня создаётся впечатление, что мистеру Старку порой трудно бывает определиться, испытывает ли он гордость, когда собственный сын в чём-то превосходит его достижения, — или же ревность. «Иногда ужасно хочется его похвалить, — сказал мистер Старк после третьей рюмки, — но он слишком сильно жаждет моей похвалы. А я не хочу растить из него человека, зависимого от чужого мнения и работающего на оценку, а не на результат». * * * «А мне кажется, что папа даже больше супергерой, чем Капитан Америка, — задумчиво сказал мне сегодня Тони за завтраком. — Только не говори папе, пожалуйста, а то он обидится. Папа ведь любит Капитана больше всех». Как же я жалею порой, что служебная этика не велит мне пересказывать слова одних членов семьи другим. * * * О фантастическом фильме «Звёздные войны» говорит даже наша кухарка Эмма. Забирая мистера Старка и Тони с премьерного киносеанса, стал свидетелем бурной дискуссии о том, что «круче»: Звезда смерти (мистер Старк) или робот-астромеханик (Тони). * * * Завтра в пятый раз на этой неделе везу Тони в кинотеатр, и в отсутствие мистера Старка мне снова придётся смотреть на «этих с ума сойти каких потрясающих роботов» и непременно разделять восторги. Дома, освобождённый от львиной доли своих частных уроков в честь последнего лета перед школой, Тони рисует роботов днями напролёт. По вечерам я забираю из его кровати справочники о микросхемах, учебники по электронике и полученное в подарок на день рождения от мистера Старка «Полное руководство по роботостроению», на обложке которого красуется фотография чего-то, напоминающего сервировочный столик с мотором. У меня плохое предчувствие насчёт всего этого. * * * Лето в этом году выдалось безмятежным, быстро пролетело и закончилось двумя памятными событиями. 20 августа из Флориды в космос отправился летательный аппарат «Вояджер-2». «Старк Индастриз» участвовала в конструировании ракеты-носителя, и мистер Старк во время запуска находился в центре управления полетом, а мы с миссис Старк и Тони наблюдали со смотровой площадки, как эта гигантская пробка от шампанского вылетает в небеса. А через несколько дней я отвёз Тони в Академию Филлипса. Городок Андовер, основанный ещё первопоселенцами, самый север Массачуссетса — двести тридцать миль от дома, на протяжении которых Тони вслух размышлял о том, почему до Андовера добираться дольше, чем до границы земной атмосферы, хотя расстояние одинаковое, мечтал, как придумает сверхсветовой автомобиль, и изо всех сил старался не заплакать. Я разместил вещи Тони в комнате, где он будет жить ближайшие одиннадцать лет. Две узкие пружинные койки, два письменных стола, два стула с жёсткими спинками, два шкафа. В шкафу соседа Тони, второклассника и, кажется, сына какого-то генерала, развешаны в идеальном порядке несколько одинаковых пар серо-синих брюк и пиджаков. Одна из старейших и самых дорогих частных школ Соединённых Штатов, в которой готовят будущих студентов Лиги Плюща и гордость нации, более всего напомнила мне сиротский приют в предместьях Лондона, где я провёл год между смертью мамы и возвращением отца с Первой мировой. «Зато можно прыгать на кровати», — попытался улыбнуться Тони, усаживаясь на скрипучую койку. * * * Без Тони в доме непривычно. Как будто время вдруг начало идти в десять раз медленнее. Никто не болтает за завтраком, никто не оглашает гостиную торжествующим «посмотри, что я построил!» по три раза на дню, никто не прокрадывается на кухню, чтобы стащить печенье после ужина, никто не просит ещё одну историю на ночь, самую последнюю. * * * На выходных отвозил миссис Старк в Андовер. Пока она пила чай у директора, Тони рассказывал мне о своих впечатлениях: математика — супер, английский язык — скукотища, совсем мало новых слов, естественные науки странные — в лес смотреть на листочки их водят два раза в неделю, а в лабораторию — всего один, история весёлая, а спорт он ненавидит, особенно волейбол. Тони приняли сразу во второй класс, да и среди сверстников он обычно оказывается самым маленьким по росту, и полагаю, другие дети не очень-то рады, когда выпадает играть с ним в команде. Я спросил, успел ли он с кем-то подружиться. «Да! — радостно кивнул Тони. — С миссис Хьюз, библиотекарем!» * * * Привёз Тони домой на зимние каникулы. По дороге он рассказывал, что за тесты по всем предметам получил «Отлично», а по математике — «Отлично» с двумя плюсами, предвкушал, как он расскажет об этом мистеру Старку, и выглядел вполне довольным. На Рождество здорово перепугался: подходил к комнате Тони, чтобы пожелать спокойной ночи, и услышал из-за приоткрытых дверей собственный голос. Войдя, заметил, как Тони спешно выключает магнитофон. Осторожно расспросил его, что это было, и Тони признался, что весь прошлый год тайком записывал на аудиокассеты, как я читал ему по вечерам или рассказывал истории из наших с Пегги приключений. «Я тут подумал, — пробормотал он, засыпая, — если бы я постарался и получил плохие отметки, вдруг папа забрал бы меня из пансиона и разрешил ходить в обычную школу рядом с домом?» Я содрогнулся, представив, какой разнос устроил бы ему мистер Старк, весьма скупо похваливший его вчера за отличный табель и отметивший при этом, что программа младших классов, на его взгляд, слишком проста, но это, мол, общий недостаток американского школьного образования в сравнении с советским — о нём мистер Старк, видимо, узнал из бесед с господином Ванко. Но вслух я сказал: «Вы бы долго продержались, записывая неверные решения в примерах по математике и коверкая слова в диктантах?» «Не-а, — подумав, помотал головой Тони. — Меня бы стошнило».