Цветы нашей юности похожи на венерины мухоловки

Синее на белом. Бирюза на серебре. Лазурь поверх чёрного. Почти индиго. Именно таким ей видится Кагеяма. А ещё совершенным в своём стремлении отдаваться любимому делу. Совершенство отсечёт всё лишнее, как сухие ветки, достанет из раковины жемчужину, которую в полной темноте растили с трудом немалого двадцать лет, и сделает ей новую оправу из золота или серебра. Но жемчуг не всегда есть прекрасный материал для демонстрации совершенства. Он бывает совсем разной формы, разных цветов. И чтобы выбрать из столь буйного многообразия, придётся вскрыть десятки раковин и пустить в утиль десятки неидеальных жемчужин, прежде чем найдётся та единственная, достойная оправы. Жемчуг небывалой красоты. Маленький, круглый, белый — редкий. Гениальный. Сакура долго ходит по комнате из угла в угол, не зная, как поздравить Тобио. Она накануне узнала о его Дне рождения. Совершенно случайно. Если бы Хината не спросил, будет ли Кагеяма как-то его отмечать после возвращения из тренировочного лагеря, Куран осталось бы в неведении. Зимний мальчик. Такой же холодный и красивый. Сакура не думает, что поздравлять Кагеяму подарком обязательно. Но неотвратимое чувство необходимости сделать всё правильно хрустальными бусинами нанизывается на натянутые нервы. Что же она так суетится? Кагеяма не кажется тем, кого сильно волнуют подобные штуки. Но если «не кажется» тебе, это вовсе не описывает действительность. Кагеяма только кажется холодным мальчиком по имени Кай, у которого в сердце застрял осколок волшебного зеркала. На самом деле, инородного чувства безразличия и ледяной отрешённости там днём с огнём не сыщешь. Сердце Кагеямы благородно и, как у любого Короля, великодушно. Пусть сам Тобио пока не в полной мере это осознаёт. Он упорен и силён, предан и искренен. А ещё кажется совершенно одиноким. Сакура хмурится. Мацубара-сенсей задал им на выходные групповое задание: проанализировать и написать сочинение по популярным сказкам западных мастодонтов литературного слова. В пары объединял по принципу плохой коп-тупой коп. И если плохой коп — это умный ученик, то тупой коп скорее с врождённым отсутствием воображения, даже без жалких его зачатков. Тандем по принципу один обязательно другого вытянет, если нужен хороший, двузначный балл. Кагеяме в пару досталась Куран. И не пойми, кому повезло больше. Но не в этом Сакура видит знак свыше или какое-то ироничное совпадение, которое подстроили звёзды-злодейки, сойдясь в одну замысловатую линию. Сказка, которую они должны разобрать буквально с хирургической въедливостью и выдать свои совместные размышления — «Снежная королева». Сакура улыбается. Сакуре почти смешно. Кагеяма напоминает ей Кая. Не специально. Ассоциация рождается в её мозгу воспалённым образом Короля льдов и снегов. Красивого ледяного мальчика с надменным острым взглядом — Кагеяма мог так смотреть — восседающего на огромном ледяном троне в столь же огромном ледяном зале. Сакура думает, что с воображением у неё перебор. Она с удовольствием им поделиться с любым желающим. Но всё равно умелая рука где-то на задворках сознания рисует синее на белом. Голубое на бирюзовом. Лазурь поверх чёрного. — Я схожу с ума, какая досада, — лаконично тянет Сакура, лениво потирая подбородок красивыми длинными пальцами. Достаёт блокнот с набросками разной степени отвратительности. Пробегается глазами по нескольким первым страницам. И тяжело вздыхает. Да, художник из неё от слова «худо», хотя в большинстве своём каракули вполне сносные и могут претендовать на звание рисунков. Чёрт бы побрал деда! Он что, не может сдавать свою рукопись на вычитку редакторам. Навряд ли писателю, чьи книги издаются и переиздаются хорошими тиражами, а в добавок успевают урвать ещё пару-тройку значимых книжных премий литературного мира прямо из-под носа у молодых, распиаренных авторов, нуждается в правках от собственной внучки шестнадцати лет отроду. Но рукопись Аято-сан доверил Сакуре не для столь высоких целей. Стоило ему узнать, что Сакура пробует рисовать — ключевое слово здесь «пробует» — и потуги её не лишены прогресса, сразу привлёк внучку к созданию «иллюстраций». А скорее просто поизмываться решил. Аято и сам восхитительно рисовал, надо только пролистать его дневники натуралиста с заметками. Там даже горы выглядят совершенно, хотя в наброске участвовали правая рука Аято, коленка и плохо заточенный грифельный карандаш, точнее его обрубок. Но старика скорее всего подкупает сама мысль — внучка наконец-то занята делом, от которого два её прекрасных лисьих глаза загораются антрацитовым небом со множеством звёзд. Страшная, всепоглощающая, заражающая красота. И вот новая работа. Надо отметить, что Аято не писал год. Его редактор волосы на себе рвал и требовал хоть что-то. Но Аято, в силу возраста и склонности к пассивному садизму, постоянно отвечал, что у него, мол, творческий кризис. А сам прямо на глазах несчастного редактора складывал цветные оригами журавликов в декоративную баночку. Но речь сейчас не о старике. Так уж вышло — в очередное «вышло» Сакуре верится с трудом — что дед задумал своей новой книгой ритейлинг сказки «Снежная Королева», где её приемником становится не спасённый Гердой Кай. У Сакуры в блокноте есть сносные наброски Кагеямы. Вполне себе приличные, одни из лучших, но не единственные. Лучшими Сакура считает всё-таки наброски Дайчи-сана. Но на глаза Аято волей случая попадаются именно зарисовки первого. И вместо шуточек про влюблённую внученьку он кричит «это он». Синее на белом. Голубое на бирюзовом. Лазурь поверх чёрного. Сакура мотает головой из стороны в сторону. Пытается сказать дедушке, что наброски кривые и неумелые, в жизни у Кагеямы не такой взгляд, но Аято требует показать совместную фотографию их класса. А на совместной фотографии их класса Кагеяма Тобио угрюм и отрешён. Безграничное спокойствие и ясный, острый взгляд. Аято смотрит на внучку с упрёком в тот раз. — Это же просто образ, — напоминает он внучке. Но Сакуре так не хочется, чтобы им становился Кагеяма. Странно и глупо. Во многих памятниках мировой литературы авторы использовали реальные прообразы людей. Та же «Снежная Королева» Андерсена тому наглядное доказательство. Сакура считает, что эта сказка про беспроглядное одиночество каждого человека. Его личное, персональное, мало кому понятное. Начиная от волшебницы, пожелавшей оставить Герду у себя в качестве приёмной дочери, заканчивая самой Снежной Королевой, которой вдруг понадобился вполне себе живой и тёплый Кай. Для демонстрации совершенства идеально подходит лёд. Он не имеет живого начала. Он не имеет чувств и эмоций а, значит, сожалений. Льду можно придать желаемую форму и шлифовать, избавляться от лишнего, отсекая и выдалбливая новые хрустально-ледяные куски. Лёд не будет жаловаться, он будет принимать только то, что пожелаешь ты. Но для достижения совершенства и здесь нужно трудиться, превращая материал в уродливое, холодное, не получившееся нечто, прежде чем добиться того самого, почти живого и красивого, с идеальным лицом и идеальным телом естества. В огромном зале, скованного вечной мерзлотой, будут стоять сотни уродливых ледяных скульптур. Стоять вокруг одного-единственного, которому Снежная Королева оставила в наследство свой ледяной трон. Сакура засыпает с этой мыслью. И просыпается накануне встречи с Кагеямой. Шестеро котов бдительными стражами собрались вокруг её футона. Самые бесстрашные и, чего уж греха таить, наглые. Забрались прямо на хозяйку. Сакура открывает один глаз, совершенно не желая выбираться из-под тёплого одеяла и спускаться вниз, чистить снег, кормить собак, а потом шагать в город. Белый растянутый свитер, серые поношенные легинсы из прошлой жизни, самурайские пучок на голове, недовольная, не выспавшаяся морда в окружении надменной, гордой стаи кошачьих… Просто божественная картина. Будь здесь Окита, ни за чтобы не упустил возможности достать телефон и сделать пару фотографий на память. Память… Это слово стеклянными шариками перекатывается в голове. Ну конечно же! Сакура вскакивает с футона слишком бодро, по-ребячески ногами откинув одеяло в сторону. Коты испуганными шаровыми молниями разбегаются по углам комнаты, недовольно сверкая глазами-изумрудами на хозяйку. А Сакура берёт курс к полкам, на самой верхней из которых есть старая жестяная коробка из-под печенья с предсказаниями. Сакура привезла её со сборов года три назад. Коробка с огромным драконом на крышке хранит в себе всякое ненужное на первый взгляд барахло. Вот оригами, которое дед делал ей, когда сама Сакура ещё под стол пешком ходила. Самодельные открытки и письма, подаренные девочками из спортивной школы, когда их с Сакурой ещё не разделяла пропасть из зависти и конкуренции. Их с Окитой полароидные снимки. Совместная фотография Мидзуки и Ойкавы. Засушенный, подаренный Дайчи-саном цветок красной камелии. Билеты на концерт. Автограф Сакураи Атсуши. Пробный автограф Кагеямы. С этой бумажкой из обычного школьного блокнота вообще забавная история вышла. Тогда впервые Сугавара-сан объявил своей миссией придумать Кагеяме автограф. Смущённый таким внезапным энтузиазмом сенпая Тобио весь вечер после тренировки пробовал различные варианты росписи под надёжным наблюдением Суги-сана и пристальным вниманием сокомандников. Так уж вышло, что блокнот этот принадлежал Сакуре, которая стала невольным свидетелем потуг будущей, не факт что звезды волейбола. Хотя Сугавара уверен, что именно такая судьба ждёт Кагеяму. И эта искренняя, совершенно бескорыстная вера поражает. Сакура вырвала из блокнота только один листок с самыми красивыми по её мнению каракулями, заявив, что если Кагеяма действительно станет звездой волейбола, то девушка обязательно продаст этот лист, хоть так окупив себе стоимость павшей смертью храбрых канцелярии. Всё остальное забрал Суга-сан, сделав аналогичное заявление. Уж на кой чёрт ей сдались каракули Кагеямы, Сакура сама ответа толком не знает. Но под ними лежит аккуратная стопочка того, что девушке так сейчас так нужно. Перебрать их и самые лучшие положить в конверт из крафтовой бумаги или из сигаретной для самокруток с лёгким запахом черники. И в воображении Сакуры синее на белом — черника на снегу. Голубое на бирюзовом — бескрайнее, тёплые волны. Лазурь поверх чёрного — утреннее небо, сулившее солнечный день. И лишь немножко, совсем чуть-чуть хрустального льда и глаз цвета индиго.

***

Укай-сан разрешает использовать свой магазин в качестве временного штаба для мозгового штурма. Даже чайник ставит на огонь. Только сурово просит не шуметь. Пошумишь тут, когда донельзя вымотанный интенсивной тренировкой Кагеяма пытается сложить слова в предложения, а свои мысли в нечто складное и удобоваримое. — Ты прочитал сказку, как я тебя просила? — тяжело вздыхает Сакура. Чайник на огне начинает тихонько свистеть. — Прочитал, — отвечает Кагеяма. — И ничего не смог придумать? — удивляется Сакура. — Кагеяма-кун, ты не настолько тупой. Я просто отказываюсь в это верить. — А придётся, — раздаётся довольный голос Цукишимы, бродившего между стеллажей с товаром. Кагеяма фыркает, кидает злобный взгляд в сторону улыбающегося Цукишимы и как-то сочувствующие поглядывающего Ямагучи. Да, Кагеяма реагирует вполне спокойно и даже сохраняет некое подобие хладнокровия, пока в магазин не залетает Хината и взглядом не вычисляет жертву. Единственную жертву. Кагеяма просто взрывается громким «Хината, тупица», когда Шоё с ловкостью фокусника пихает ледяные руки за шиворот Тобио. От катастрофы и погрома магазин спасает Укай-сан, накричав на ребят. Сакура потирает переносицу. Смотрит на насупившегося от тяжёлых дум Кагеяму напротив и притихшего Хинату сбоку, который с интересом наблюдает за происходящим. Входная дверь вновь открывается и на пороге с холода появляются третьегодки во главе с Дайчи-саном. Он и здесь как печка. Сакура старается не пялиться на румяные щёки, блестящие карие глаза и взъерошенные волосы ёжиком. Широкоплечий, красивый, горячий. Вот бы от кого сама Снежная Королева растаяла. Сакура фыркает про себя насмешливо. Что за глупости иногда приходят в её голову. — Чем вы тут занимаетесь? — Сугавара-сан подходит к кохаю, заглядывая тому через плечо с высоту своего роста. Кагеяма невольно ёжится и повыше задирает ворот форменной олимпийки. Свежи воспоминания о холодных пальцах Хинаты и его дурацком розыгрыше. Но ведь Сугавара-сан так делать не будет? Судя по озорному блеску в глазах, шустро промелькнувшему всего на долю секунды, может, но не станет. — Мозговым штурмом, — ответил Хината. — Напрасной тратой времени, — говорит Цукишима. — Пытаемся добиться от Кагеямы-куна адекватного анализа сказки «Снежная Королева», — подаёт голос Сакура. — Чего? — спрашивает Кагеяма мрачно, не выдержав пристального взгляда девушки. — Чем тебя мой анализ не устраивает? — Уверена, что Мацубара-сенсей не оценит по достоинству теорию, где говорится, что эта сказка про похищение детей и незаконное удержание человека в неволе. Как ты до этого додумался вообще? Я, конечно, просила включить воображение, но не до такой же степени. Сугавара теряется от такого поворота сюжета. Хината начинает хихикать и хлопает Кагеяму по плечу, за что тут же получает тычок под рёбра. Савамура-сан присаживается сбоку, протягивая рыжему кохаю пакет с мясными булочками, добавляя, чтоб поделился со всеми. — Интересное у вас задание, — скептически тянет Дайчи. — Может, мы сможем помочь? — Не надо, Дайчи-сан, — отказывает Сакура. — Если вы сейчас Какеяме помогать начнёте, он ничего своего придумать не сможет. — Так уже же выдал. И тебе это не очень-то и понравилось, — резонно замечает Хината. — Просто Сакура-сан мазохистка, — заявляет Цукишима. — Почему бы тебе за него всё не написать? — Ты думаешь, умник, я такой вариант не рассматривала? — Сакура хмурит красивые брови, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. — Только Мацубара-сенсей раскусит нас на раз-два и снизит оценку. А этого ни мне, ни Кагеяме не надо. — Но ты бы себе значительно облегчила жизнь, — говорит Асахи-сан, а потом спохватывается: — Я не имел в виду, что у Кагеямы-куна нет воображения. Просто… — Асахи-сан, называйте вещи своими именами. Король просто тупенький, — заявляет Цукишима. — Цукишима, сволочь, — Кагеяма вот-вот взорвётся. — Так, ребята, прекращайте! А то нас всех сейчас выгонят, — заявляет Дайчи-сан. — А ты, Сакура, как я погляжу, лёгких путей не ищешь, — тянет Сугавара. — Я же говорю, мазохистка, — добавляет Цукишима. Сакура в который раз за вечер тяжело вздыхает. Смотрит на мрачного Кагеяму и уже сама жалеет, что втянула его в эту историю. Ну, неужели бы не подстроилась под стиль, точнее его полное отсутствие, Тобио. Под нечто, отсекающее всё лишнее и смотря на некоторые вещи однобоко только потому, что не требуется, просто не требуется изучать другие грани? — Ты давала ему почитать то, что сама написала? — спрашивает Дайчи с явным намерением помочь. — Если дам, опять же увижу копипасту, — отвечает Сакура. — Но это могло бы натолкнуть его на мысли. Помогло бы начать думать в нужном направлении, — советует Суга. — Нет, — чеканит Сакура, на которую тут же устремляются удивлённые взгляды всех присутствующих. — Пусть сам думает. — Я ошибся, — пожимает плечами Цукишима, добавляя, — она садистка. — Жуть какая, — выдаёт Хината. — А мне можно прочитать то, что ты написала? — спрашивает Савамура. Сакура без задней мысли достаёт большую тетрадь с черновыми записями, открывает на нужном месте и протягивает Дайчи. Попроси кто другой, получил бы дулю с маслом. Но к чтению за спину капитана пристраивается и Сугавара. Оба внимательно изучают конспект. Савамура поднимает на неё ошарашенный взгляд и спрашивает: — Ты точно анализ детской сказки писала, а не мрачный психологический триллер с элементами мистики? — Это просто черновой вариант, — смущённо отвечает Сакура, делая вид, что так задумывалось. Не скажет же она, что во всем виноваты её беседы с дедушкой, который пишет эти самые психологические триллеры с элементами мистики, редко переключаясь на сказки, в которых не меньше психологи, триллера и мистики. — Вообще, написано недурно, — говорит Сугавара. — Но Кагеяме и правда не стоит давать читать. Даже с его толстокожестью психологическая травма обеспечена. Да и под стиль, точнее его отсутствие, с такой тяжеловесной манерой ты навряд ли подстроишься, Сакура-чан. — Не недооценивайте нас, — в один голос заявляют Кагеяма с Куран. Сугавара от неожиданного напора смеётся растерянно. — Так, — сурово выдаёт Сакура, — Кагеяма-кун, неужели у тебя эта сказка никаких эмоций не вызвала во время прочтения? — Мне было скучно, — честно отвечает Кагеяма, и Сакура не выдерживает, бьёт себя раскрытой ладонью по лбу. — Сакура-сан, может, правда не стоит мучить ни его, ни себя, — говорит Ямагучи. — Просто кое-кто его явно переоценивает. Даже жаль, Король, в тебя так верят, а ты постараться не хочешь, — добавляет Цукишима. И, на удивление, это срабатывает. Что-то щёлкает в голове Кагеямы. Тумблер поворачивается, и его лицо становится таким спокойным, поразительно сосредоточенным. — Ещё я думал, что этот Андерсон писал про одиночество. Показывал его через своих героев, — очень ровным, невозмутимы тоном говорит Тобио. И Сакуре приходится ловить свою челюсть, как и остальным присутствующим. Вот так номер, чёрт возьми! Это не односложный ответ, не примитивная заготовочка на отвяжись, а вполне себе чётко сформулированное мнение, которое можно расписать на две-три страницы. И что больше всего поразило Сакуру, так это совпадение их взглядов на историю. Холодную, ледяную, неизменно зимнюю историю. И снова синее на белом. Голубое на бирюзовом. Лазурь поверх чёрного. Мальчик на ледяном троне с надменным, королевским взглядом. Какая же у Кагеямы холодная проницательность. Мурашки по коже. Он вообще осознаёт в полной мере, чем владеет? — Ты чего, Сакура? — спрашивает Кагеяма провалившуюся в свои размышления девушку. — Ничего, — мотает головой она, прогоняя наваждение. — Давай так. Я напишу за тебя работу, но… — Но? — спросили все одновременно, кроме Кагеямы. — Ты мне попозируешь, — отвечает Сакура. — Для рисунка. — Что? — на этот раз к голосам остальных добавляется и голос Тобио. — Не бойся, не голышом, — приподнимает бровь Сакура. — Да я и не боюсь, — вскидывается Кагеяма, а потом ерошится воробьём: — То есть… у тебя же раньше люди криво получались. — Боишься, что не получится портретного сходства? — язвит Сакура, подавляя в себе раздражения. — Так что? Выбирай, либо я всё-таки пишу за тебя… — Ты уверена? — подаёт голос Дайчи. — Он выдал вполне дельную мысль. А под его стиль, ну, точнее под то, что есть, я подстроюсь. Даже ошибок для достоверности понаделаю, — заявляет Сакура, а потом вновь спрашивает: — Либо я пишу за тебя, либо пишешь сам. И не думай, что я дам тебе соскочить. Что делать будем, Кагеяма-кун? — Сам, — неожиданно выдаёт Кагеяма. И у ребят челюсти едва не пробивают пол. — Чего это вдруг? — спрашивает Хината. Сакура улыбается. Кагеяма смотрит на неё, морща брови — проигрывать терпеть не может. Даже в таком, как ни странно. Пойдёт напролом из принципа. — Боишься, что твой портрет будут для техники вуду использовать? — выдаёт гениальную мысль Хината. — Я такую передачу по телеку видел, там по фотографии… — Фотография, а не рисунок, дурья твоя башка, — устало говорит Цукишима. — А вообще для техники вуду используют специально изготовленных кукол. — Опытный, что ли? — спрашивает его Кагеяма с едва уловимой издёвкой. Сакура морщится. Как с языка снял. Цукишима криво усмехается и хрен пойми, что у него сейчас на уме. — Так, юные знатоки чёрной магии, расходимся, если закончили, — за спинами раздаётся голос Укай-сана. — Если нет, сидите и занимайтесь своими делами, а не страсти всякие обсуждайте. Делает затяжку, выпускает сизый дым, а потом встряхивает газету, пряча за бумажной ширмой невозмутимое лицо. — Кстати, я читал, что некоторые шаманы, используя техники вуду, привораживали женихов к обращавшимся за помощью незамужним женщинам и помогали матерям женить отказывающихся вступать в брак сыновей, — будто бы ни к кому конкретному не обращаясь, говорит Цукишима. — Какой-какой техникой, говоришь, они пользовались? — сразу же оживляется Укай, припоминая, как его матушка недавно ходила к местной шаманке. Всё после очередного отказа Кеншина жениться. Пока споры, расспросы, теории заговора и смешки приобретают масштабы катастрофы, Сакура достаёт из кармана конверт, заботливо заклеенный накануне и аккуратно подписанный. И под шумок пихает его Кагеяме под локоть. Тот сначала удивлённо вскидывает брови, потом их же хмурит, наклоняется вперёд и зачем-то понижает голос до заговорщического тона: — Это что? Сакура наклоняется к нему и отвечает: — Не признание в любви, не надейся. — Тогда что? — Небольшой подарок на память о школьных временах, — говорит Сакура. Кагеяма с любопытством открывает конверт и щёки его покрываются красивым румянцем. — Что это там у тебя? — спохватывается Хината, тут же переключая внимание с обсуждения шаманов на фотографии в руках Кагеямы. — Признание в любви?! Нет, это ж мы! — Я ходила на все ваши важные матчи и видела, чего вам стоило добиться таких высоких результатов. И решила, что лучше запечатлеть это и на фотографиях тоже. Поэтому да, думаю, Хината-кун прав. Это своеобразное признание в любви. Не в любви даже, а в восхищении и уважении ко всей вашей команде, — от всего сердца говорит Сакура с лёгкой улыбкой на бледно-карминовых губах. Все ребята замирают немного, неотрывно смотря на девушку. — Ну чего? — не выдерживает она. — Да, я весьма сентиментальна. — Нет, ты точно садистка, — говорит Цукишима, первым вышедший из приятного дурмана неожиданного шока. — Ты третьегодок до слёз довела. — Не плачьте! Асахи-сан, Дайчи-сан… Сугавара-сан, и вы тоже? — сокрушается Ямагучи. — Укай-сан, скажите, чтобы зака… — Цукишима поворачивается к тренеру и замирает. — Да вы издеваетесь? — Я не плачу, это пыль в глаз попала, — заявляет Укай, упорно смаргивая выступившую вагу. — Суровые мужики не ревут из-за таких… таких… — Мелочей, — подсказывает Сакура. — Именно, — кивает Укай-сан. — Вот что ты надела? — смотрит на девушку Кагаеяма. — Спасибо. Сакура поворачивается к нему и с улыбкой кивает.