blue veins

Эдди Каспбраку было тринадцать, когда он порезал палец кухонным ножом и свалился в обморок от вида густой, горячей крови — с тех пор он предпочитал не смотреть ни на свою кровь, ни на чью-либо ещё (и такая версия считалась официальной). В мире, где свою родственную душу можно было найти только по цвету крови, это было лучшим подарком с небес. Поэтому к шестнадцати годам, когда действие соулмейтов входило в силу, Эдди даже не знал, какой цвет приобрела его кровь, была ли она перламутровой или мутной, и, честно, знать это хотелось все меньше и меньше с каждым днём. Эдди хранил в своем сердце, качающем в этот самый момент ту самую неизвестного содержания жидкость, очень большой, однако откровенно глупый секрет — он был влюблен в своего друга. В шумного, бесконечно горластого, но безумно потрясающего Ричи Тозиера — одноклассника, почти что соседа и друга детства. И, разумеется, Эдди прекрасно понимал, что не был готов узнать, что Ричи не принадлежал ему, и что у Каспбрака не было никаких вариантов завоевать его горячее сердце. Что Эдди никоим образом не мог претендовать на Ричи и иметь на него хоть какие-то права. Тозиер, пусть и будучи иногда невообразимо мерзким в своих глупых шуточках, был хорошим. Даже, пожалуй, лучшим. Он часто помогал Эдди с физикой, хотя сам оставался на отработки по биологии, он был высоким, и за ним можно было отлично спрятаться от шайки Бауэрса, но Каспбрак, конечно, так не делал. Определенно нет. И боязнь Эдди лишиться всего этого в один момент его самого пугала. Он понимал, что не сможет всю жизнь жить в неведении, ведь был сам Ричи, который разбивал свои коленки как минимум раз в неделю и уже наверняка знал цвет своей крови, и была огромная вероятность — вернее адекватная мысль, — что он вообще не соулмейт Эдди. В мире восемь миллиардов людей, но почему-то мысленно Каспбрак всегда представлял себя именно рядом с Ричи и ни с кем больше. Несмотря на то, что Эдди был болезненным, щуплым мальчишкой, у него были друзья, его даже почти не задирали в школе, потому что Тозиер частенько прекращал дискуссию еще до ее начала — отшутился, забрал Эдди с собой и ушел. То, как он вел себя по отношению к Каспбраку, больше походило на какую-то братскую привязанность, хотя Эдди этого хватало, чтобы пускать по ночам слюни по своему громкому, долговязому другу. Сейчас они вместе сидели в Пустоши и справляли по Кендускигу самодельные маленькие плоты, которые спроектировал Бен Хэнском еще неделю назад. Заняться этим раньше у друзей возможности не было — как на зло дожди лили как из ведра, хотя сегодня ребята этому были безумно рады, потому что уровень серой воды в неглубокой речушке поднялся на добрый фут. — Эй, ты ут-топил мой плот, — Билл Денбро — лучший друг Эдди — недовольно нахмурился, глядя, как маленькое сооружение с ярко-зеленой лентой на импровизированной мачте пошло ко дну, цепляясь за камни. — Так н-нечестно, Б-балабол. — Я не виноват, что они столкнулись, — Ричи пожал плечами и уставился в свой свеженький комикс про Железного Человека. — Выживает сильнейший, Билли-бой. — Ты сразу пустил его криво, кого ты обманываешь? — от пошарпанной энциклопедии про птиц отвлёкся ещё один паренёк — Стэнли Урис поправил выглаженную рубашку и чиркнул зажигалкой, подпалив зажатую в зубах сигарету. — Ц, ну вот опять, — Ричи нацепил очки на макушку, убирая волосы с лица, и почесал веки. — Я стану таким же противным, когда найду соулмейта? Как я мог это подстроить, там же течение! — возмутился парень, тоже доставая сигарету. — Его просто закрутило. А ты чего молчишь, Эддикинс? Эдди обернулся через плечо, а затем перевёл взгляд на ту часть реки, где утонул плот Билла — действительно, недалеко от него вода собиралась в небольшой круговорот. Но выступать ярым защитником Ричи Эдди тоже не хотел, потому как Тозиер после этого обязательно подойдёт и похлопает по спине, или обнимет за плечи, или потреплет по волосам — точно что-то такое, что заставит легкие Каспбрака склеиться. И тогда он упадёт в обморок, разобьёт голову, и все, включая Эдди, узнают, кровь какого цвета бежит в его жилах. — Я не знаю, Ричи, я не смотрел, — все же тихо ответил Каспбрак, пытаясь сглотнуть сухой ком в горле. «Думаю, ты прав», добавил он молча и похлопал себя по щекам — вечерний морок потихоньку наступал ребятам на пятки и застилал глаза легкой дремотой. — Весь мир против меня, — обиженно пробурчал Ричи и опять уткнулся в свой комикс. — Надеюсь, что моя родственная душа будет поддерживать меня получше друзей. — Молись, чтобы у тебя вообще была родственная душа, — Стэн, не отрываясь от энциклопедии, ответил ему, на что Билл мягко шлепнул его по голени и рассмеялся. — Смейтесь-смейтесь, — Ричи скривил губы. — Мой соулмейт будет в разы круче ваших! И будет любить меня. В отличие от вас, кретинов. — А ты как же? — вдруг спросил Эдди, тут же ощутив прилив крови к лицу. — Что я? — с прищуром Тозиер уставился на друга, с любопытством ожидая ответа и несдержанно ерзая задницей по земле. — Будешь любить его? Ее. Неважно, — на секунду почувствовав себя Биллом, затараторил Каспбрак и тут же затих. — Не боись, красавчик, и на тебя любви хватит, — Ричи нагло подмигнул и облизнулся. Стэнли поморщился, сделав вид, что его тошнит, чем вызвал у остальных ребят приступ смеха. Эдди улыбнулся, однако прекрасно знал, что гримаса на его лице вряд ли действительно была улыбкой, потому как не нашел ничего смешного в словах друга. «Я не хочу хватит. Я хочу все целиком». — Думаю, что у меня не возникнет проблем с любовью к своему соулмейту, — неожиданно добавил Ричи, и Каспбрак, взглянув на него, понял, что обращался мальчишка только к нему. — Иначе все эти родственные души — чушь собачья. И Эдди выдохнул. На какой-то короткий миг от облегчения, потому что в мысли, озвученной Тозиером, была крупица здравой логики, но через мгновение перестал дышать совсем. Ричи полюбит своего соулмейта и совершенно забудет про щуплого и несчастного Эдди Каспбрака, готового прямо сейчас разбить себе лоб и увидеть, что они с Тозиером не пара друг другу. — Эд-д-ди, ты в п-п-порядке? У т-тебя прис-ступ? — Билл всполошился и выпрямил спину, внимательно глядя на лучшего друга. Эдди отчаянно замотал головой в разные стороны, понимая, что сейчас сдавал себя с потрохами, а потому постарался придумать что-то правдоподобное. — Нет, — коротко ответил он, вдыхая слишком резко. — Просто аллергия. Все нормально. — Я слышал, тут появились олени. Может, на них? — Ричи как будто бы даже придвинулся ближе, а может, Каспбраку так показалось из-за слезящихся глаз. — Точно нет. Иначе почему он все еще общается с тобой? — неизменно смотря в книгу, вставил Стэн и отбросил кудри с глаз. — Вот это шутка, Стэниэл! — Тозиер с широкой улыбкой хлопнул в ладоши. — Как долго твой скудный умишко придумывал ее? С нашей первой встречи? — Уверяю, я бы придумал что-то покруче какой-то тупой шутки про оленя. Тем более, это не шутка даже. Ребята отвлеклись на перепалку между лучшими друзьями, давая Эдди шанс на восстановление внутреннего баланса. Жалость к себе и желание расставить все по своим местам боролись в эту самую минуту за его хрупкое сердце, и голос разума мало по-малому принимал сторону неизбежности. И, Каспбрак прекрасно это знал, за этой самой неизбежностью скоро последует страх — захотелось убежать подальше отсюда, забраться в шкаф и хорошенько прореветься. Возможно, тревожность Эдди вполне могла бы перерости во что-то ужасное — иногда от нервов он не замечал, как начинал корябать кожу ногтями, как сдирал заусенцы, как кусал нижнюю губу до крови. Раньше мальчик просто заклеивал раны пластырем и старался отвлечься, сейчас же, когда за каждым нарушением целостности кожи стояла потенциальная возможность узнать ответы на все интересующие Эдди вопросы, его тревожность прекращалась. Но его начинало трясти только от одной мысли, что где-то совсем близко — какой-то чертов один миллиметр — находилось необходимое ему спокойствие. А потому с наступлением шестнадцатилетия Каспбрак стал предельно осторожен: никаких перепалок с Генри, никаких опасных веток в лесу и коротких шорт, никаких скальпелей на биологии, никакой вакцинации, чего Эдди смог добиться от матери без лишних потерь. Несмотря на все это, он продолжал носить с собой аптечку, потому что друзья-мальчишки часто оказывались в ситуациях, где первая помощь была необходимой, только теперь роль врача вместо Эдди исполнял Билл — Каспбрак настолько сильно вбил себе в голову нежелание видеть собственную кровь, что это переросло в настоящую истерию и, как следствие, просто элементарную гемофобию — и эта версия была правдивой. События наложись друг на друга хорошо и не вызывали ни у кого никаких вопросов: к тринадцати Ричи уже крепко засел в сердце Эдди, и хотя последний все же до последнего надеялся, что это какая-то дурацкая детская симпатия, последующие года не оставили ему никаких шансов. Влюбленность все росла, и когда Каспбрак вдруг почувствовал себя дурно от запаха и вида собственной крови, ему почудилось, что это поможет ему скрыться от нарастающих словно снежный шар проблем. Соня Каспбрак быстро убедила всех окружающих, что гормоны бушуют в юном организме ее сына, и именно они ответственны за так неожиданно появившуюся болезнь. И Эдди, находясь под влиянием внутренних переживаний, тоже с легкостью убедил свой мозг, что его боязнь реальна. Тем не менее, чем чаще Каспбрак видел Ричи (то есть и без того каждый день), тем сильнее в нем росло семя сомнений — а так ли ужасна мысль признаться другу в чувствах и получить хоть мало-мальскую надежду на счастье? — Эй, Эдди-малыш, ты идешь? — Эдди вздрогнул, отвлекшись от тягостных дум и заметив перед носом грязную руку Тозиера. — Только тебя ждем, красавчик. И признаться, мысль и правда была ужасной.