Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь. *
В Библии слово «страдания» встречается 23 раза, кстати. И это довольно забавно и удивительно. Ведь вся библия сплошь состоит из жертвенности и страданий, на это и выводится её главная суть. Как и вся «мирская» жизнь. Почему так мало?
Тэн никогда не был верующим. И мама тоже, зато Сее после смерти своих родителей начала верить. Читает каждое утро молитвы, соблюдает пост и каждое воскресенье ходит в храм. Без фанатизма.
Вера — это то, что во многом двигает и помогает людям. И глупо их за это осуждать. Кто-то в бога, кто-то в инопланетян.
Тэн верит в себя. Ну, уже нет.
Уже ни во что не верит.
Джонни нет. Тэн не чувствует ничего. Не знаю, чувствовали вы себя так хоть раз, но именно ничего он и чувствует.
Ничего. Ни пустоту, ни одиночество, ни усталость. Это ни слово нормально, ни слово ладно. Это не больно, просто так. Это слово так.
" — как ты себя чувствуешь?»
" — так»
Парадокс наличия отсутствия. Что-то может и есть. Насколько глубокое твоё «ничего»?
Он мало ест, без интереса. Но он не пытается сбежать от горя или натянуть улыбку. Мама не заставляет.
Единственное, что она позволяет себе сказать — это туманное «смерть не властна над любовью» перед сном.
Он тогда не придал большого значения этому и отрубился. Но всю неделю только эта фраза крутилась в голове, на языке.
И возможно, как бы тривиально это ни было, он думает, что так и есть. Джонни, а точнее воспоминания о нем, вызывают все такой же табун мурашек. Отвратительных, иногда даже граничащих с вполне реальными, будто человеческими, руками. Будто они его гладят.
Галлюцинации? Кто знает.
Мама, как призрак, витает по дому, медленно ходит, томно вздыхает, и смотрит печально. И уже не понятно то ли от состояния тэна, то ли от мыслей о Джонни. А может и все вместе.
Будто белая валь спустилась и укрыла их обоих.
И если Ваен проглотила и живёт с горечью на языке, то Читтапон отказывается и забивает в щеку.
Он живёт в какой-то странной суматохе. Все куда-то спешат, дни быстро летят, перед глазами каша, в голове она же. Так было всегда или это временное помутнение рассудка? У всех или только у него?
В голове то-ли есть все, то-ли нет ничего.
Он ничем не занимается. Рассматривает до темноты то потолок, то стены комнаты. Часто спит.
Единственное, что заставляет его не вздернуться на люстре — это походы к психологу.
У него в кабинете есть раскраски, книжки, телевизор. Он как будто попал в детский сад с кучей игрушек.
Но ходит он туда не для этого.
Два раза в неделю его сажают на стул и спрашивают. Сначала были вопросы о себе, потом о семье, потом о друзьях. А потом о Джонни.
И как ни странно корень проблемы оказался в нем, несмотря на то, что тэн не захотел это признавать. И не признает до сих пор.
Скучает, любит, губит.
На улице тепло и влажно, и тэн наблюдает, как капельки воды скатываются по стеклу.
Как быстро летит время.
Он снова дома. Только сейчас дом уже не родной.
И даже родина ему больше не мила.
Все выцвело и потеряло краски.
Потеряло смысл.
Он так забыл, как испытывать эмоции.
Он теряет всякий контроль над собой. С каждым днем начиная все меньше отслеживать когда этот самый день начинается.
И все туманно и расплывчиво.
Сначала была неприодалимая тоска, запятая в его жизни. Но теперь точка. Простая пустота.
Теперь он точно пуст.
Но мать трясёт за плечи, убирает чужие непослушнолежащие волосы с лица и говорит грозное «мы пойдём к психологу».
А Тэну было все равно. До определённого момента.
До момента, когда на пороге их квартиры не появился Алекс.
Он не осуждал Ваен. Она не могла вечно оплакивать смерть мужа. Она сильнее, чем тэн.
Проблема была лишь в самом тэне, как он считал.
Он возненавидел Алекса с первой их встречи.
Потому что
очень похож на Джонни .
Но он им не был. Как будто внешность перекрутили в каких-то настройках. Немного ниже голос, другие волосы, голубые глаза.
Как будто другой Джонни. Был похож. Но не был им.
Он тоже вкусно готовил, он тоже возил куда-то. Он тоже карьерист.
Тогда психолог узнал о их с Джонни тайне.
Грязной, страшной, тёмной и сокравенной. Самой личной для тэна.
Но его не осудили.
Зато для тэна это стало роковым поворотом.
— Тэн, — женщина средних лет поправляет очки аккуратными пальцами и улыбается, великодушно, — Как думаешь, почему отношение к маме у тебя другое?
Неловкое молчание. Это был риторический вопрос. Она уже знала на него ответ.
***
Что вы знаете о психологическом инцесте?
В здоровой функционирующей семье родители несут ответственность за детей и имеют всю власть.
И никак иначе.
Возможно вы слышали такие фразы, как «Ты единственный мамочкин защитник», «Сын — единственный мужчина в моей жизни» и т.п. Нет? Я рад за вас! (автор)
Тэн ответил на похожие вопросы. И в конце стояло «да, слышал».
И это стало его приговором.
Он не знает, сколько он проплакал.
Джонни не стало 4 месяца назад.
А Тэн мучается в, пока ещё, живом теле. С порезами на руках, ногах, на сердце. Сейчас он начинает медленно и верно падать в пропасть понимания и полного осознания ситуации. Всё не в порядке. Всё изначально было плохо.
Когда родитель и ребёнок меняются ролями или заменяют друг друга — это НЕ семья.
Ведь Тэн знал о Джонни все. Тот сам охотно рассказывал. Но это было неправильно.
Он не должен был быть советчиком, не должен был утолять чужие печали, ведь именно к нему ходил плакаться Джонни.
Про мёртвых либо хорошо, либо никак.
Но тэн мёртв внутри. Пустой и холодный сад. И сейчас он укладывается в позу эмбриона и кричит в пустоту. Потому что больно.
Но чувства, даже после этого к Джонни не ушли. К ним добавился и стыд. Липкий, как будто ещё секунду и покроется тяжёлой кромкой пыли.
Он должен был освободиться от этого тяжёлого бремени. Но он не мог.
Стало только тяжёлее. А воздух холоднее.
А потом началась учёба. И с каждым днем все больше и больше становилось тяжёлее дышать. Воздух становится холоднее. Руки тоже.
От них требовали идеально сдать экзамены. А тэн ничего не мог. Все выпадало из рук, а в голове только и застревали случайно брошенные Джоннины фразы.
Пока ребенок обслуживает взрослые нужды и потребности, он не проживает свою детскую (или уже взрослую) жизнь.
Тэн только сейчас это понял.
Сейчас его пугали его же чувства. И чем больше он вспоминает, тем больше хочет забыть и затеряться где-то в сказочных лесах.
Он помнит как ложился в, наполненную до краёв горячей водой, ванну и лежал до тех пор, пока голова не начинала кружиться.
И психолог. Он как будто подкидывал дров в, полыхающий алым пламенем, костёр. Не становилось легче.
И даже среди людей ему было невероятно одиноко и тревожно.
Как будто каждый из этих ублюдков знал о нем все. И осуждал.
Он не мог находиться среди своих сверстников, часто начинал плакать прямо на уроках, потому что не было сил для того, чтобы сосредоточиться.
Нить натянулась.
Он прекрасно помнит тот день.
Ничего не помогало затушить тот пожар в голове. Всё не то, всё не так.
Станция. Тошнота подходит к горлу, но Тэн уверен.
наконец-то
Он проводит рукой по выцвевшим порезам.
наконец-то
Ветер колышет его волосы. Он немного дрожит всем телом.
Какая-то непонятная горечь опадает на горло и даёт по голове. Но все нормально.
Так надо.
Он слышит, как гудит приближающийся поезд.
Волнение и страх медленно отступают. Глаза жжёт от переполняющих слез. Дыхание учищается.
голоса в голове заткнулись
Он чувствует удар, а потом невероятную лёгкость. Тихую. Чистую.
Наконец-то эти сраные чёрные вороны вылетели из его головы.
И в ней снова пусто.
Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете;
давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам. **
Нить порвалась
