Агентство
5 октября 2020 г. в 08:46
— Пятый, ты в порядке? Ты побледнел, — Ваня прикладывает руку ко лбу, Пятый же просто напросто не слышит ее вопрос, он в своих мыслях. «Уже давно всё не в порядке, уже давно я иду не той дорогой, по которой привык идти». Моросит. Они идут по улице, Долорес же они оставили на возле того здания. Кто-то проткнул у неё шины и выбил окна. Ожидаемо. Ваня крепче сжимает ручку чемодана, глупо что такая продвинутая фирма по убийству людей, решила сделать своё оборудование в стиле 70-х. По их лицам катились маленькие дорожки от капель дождевой воды.
Пиджак и дорогая рубашка насквозь промокли, но почему-то именно сейчас Пятый решил вспомнить о состоянии своей одежды. Мысли шли медленно, в голове было практически пусто, за исключением, тонкой полосы, говорящей ясно о ранее произошедших действиях. Он уже всё продумал, просчитал, знал, что и как он должен предпринять, какие движения и эмоции должен использовать. Знал, но почему-то, когда думал о том, что он должен сделать, перед его глазами вставала Ваня. Он видел в ней своё искупление, луч, дающий прощение, надежду, которую ему подарили. Ему не хотелось потерять это в миг, понять, что даже этот луч света не вечен, что он упустит шанс на искупление, что единственный дорогой ему человек отвернётся от него. Ноги были будто из ваты, мыслей становится всё больше с каждой минутой, становится сложно дышать, но он не показывает этого. Лишь крепче сжимает хрупкую руку девушки. «Довериться мне было очень плохой идеей». Он ведь испорчен, бракованная игрушка, не годная даже для того, чтобы её облили бензином и подожгли. Возможно, снаружи он красив, но внутри он уродлив. Он чёрный, грязный, отвратный. Но почему же ему дали шанс? Он не заслужил его, он слишком ничтожен для это. Ему дали возможность отыграться. Почему она всё ещё с ним? За что ему такое счастье?
Девушка, идущая рядом с ним за руку, не смотрит на что-то очень долго, скорее просто осматривает окружающие их дома. Старые киоски с выцветшими вывесками, машины, медленно ползущие по тротуару. Пятый пытается увидеть мир её глазами, понять её ход мыслей. Изучает её движения, незначительные привычки при ходьбе, чувствует её мягкое прикосновение. И всё же он никак не возьмёт в толк — почему? Сколько раз он об этом спрашивал самого себя? Много. И всегда он сталкивается с немым барьером непонимания. Хочется спросить «почему ты до сих пор следуешь за мной?».«Может ей просто скучно?». Может, во всяком случае, это один из вариантов, один из бесконечного множества вариантов.
Холодно. Он смотрит в небо и видит серые тучи, нависающие над городом. Предвкушающие увидеть «забавную» перепалку, которая, скорее всего, обратится сущим крахом для одной из противоборствующих сторон. Тихие серые улицы с дешёвыми забегаловками и фантиками, валяющимися на каждом углу, меняются на чистые авеню, пыльные машин и посторонних звуков. По тротуару толпами проходят люди, держащие у ушей дорогие телефоны, обсуждая контракты с модельными фирмами, покупки новых автомобилей, записи на стрижку и осмотр у врача. Много звуков смешивается в один монотонный шум, кажется, словно ты закрыт в помещении, где все люди говорят на разных языках, пытаясь понять друг друга. В какой-то степени, так оно и было, только это была не комната, а люди разговаривали на английском. Плохо. Всё это кажется плохой идеей, сейчас он крепче сжимает её руку и сдерживается, чтоб не побежать. Впервые он хочет сбежать от всего, забыть что было, лишь ветер в волосах, её улыбка, её тёплые руки и её большие глаза. Но всё это плохая идея, чертовски глупая, необдуманная, но всё же идея. Тонкие губы кажутся лишь старым воспоминаниям, он влюблён, влюблён в эту странную преданность ей, в эту походку, в эти волосы.
«Как же тебе не повезло, я слишком плохой вариант для любви». А ей плевать, она смотрит на город, чуть приоткрыв рот, вдыхает воздух, пропахший бензином, дорогими духами и дождём.
Сейчас он, кажется, поднимет её и понесёт на руках, прижимая к сердцу, забыв обо всём и обо всех, что было до неё. Бред. Так ему кажется, он пьян без вина и виски, хочет верить в чудо, будто бы он стал ребёнком, ну и пусть. Пусть он забудет, что значит следовать правилам, пусть грань между правилами сотрётся, пусть. Сейчас важна лишь она и ветер, бьющий в лицо, капли дождя и запах дорогих духов. Какая разница, это всё было плохой идеей. Может он уже тогда понял, что влюбиться, может когда прочитал её имя в анкете, а может когда услышал её игру, или может когда впервые услышал её голос и преградил ей дорогу. Когда он понял, что готов отдать за неё жизнь? Всё это слишком быстро, сильно, чертовски крышесносно, но почему он чувствует, что так и должно быть, знает, что так правильно. И пусть жизнь переворачивается на глазах, пусть он знает, что будет трудно, но она сжимает его руку, и они ускоряются, он знает куда идти, а она послушно следует за ним. Всё это чертовски плохая идея, ну и пусть.
Идёт дождь, дорогие ботинки полностью промокли, улыбка украшает его лицо. Он счастлив. С ним случилась любовь.
Теперь он видит всё немного ярче, чем-то есть на самом деле, чемодан из 70-х и приглаженные волосы. И пусть мир весь мир подождёт.
— Ваня, ты пойдёшь со мной? — Спрашивает он в последний раз, заведомо зная ответ, и тянет её за собой.
Двери. Большие двери, дорогого заведения, кажется, здесь проходят мероприятия в стиле Висконских встреч из Польши или чего-то наподобие. Здание было специфичным, нет, даже не так, оно было чертовски странным и выделяющимся на общем фоне, что привлекало туристов.
Будто бы здание из 70-х поместили в наше время, забыв оставить табличку у входа с надписью «Не трогать, может рассыпаться от существования в этом бренном мире». Сарказм. Пятый хмурится и закусывает губу, здание слишком отталкивает и не даёт сосредоточиться. Ему нужно кофе, в крайнем случае, шоколад.
Они вместе входят в просторный зал. В нос сразу бьёт запах чая в прозрачных стаканчиках, запах итальянских духов и немного мяты. Здесь всегда был специфичный запах. Сколько Пятый себя помнил, атмосфера в этом здании варьировалась в промежутке от «бродячие убийцы с кровью на пол лица», до «ох нет, я оставил свой пистолет 58-того года в доме того бездарного писателя, заеду за ним завтра, после чашки горячего эспрессо». Что уж тут можно сказать? Рутина.
Здесь все были разными. Слишком. Но, даже не смотря на то, что здание казалось старым, а люди в нём — полными сумасшедшими, работа с бумагами и докладами всегда была готова в срок, и ни часом позже. Всегда. Агентство всегда работало, как единый механизм, пусть и детали в нём были взяты из всевозможных приборов и свалок, пусть, это не мешало его работникам дельно выполнять свою работу. Некоторые даже имели семью, не подозревающую об их тайной жизни, но об этом, как правило, следовало помалкивать.
И пусть сейчас это здание было очень опасным для Пятого, запах здесь был родным, и киллер невольно расслаблялся в нём. А как же ещё? До 19-ти лет он был подростком, который был не нужен никому в этом мире, лишь здесь его талант оценили по достоинству, лишь здесь он смог найти себя. Это звучит аморально, но в этом здании об этике, привычного для обычного общества, можно и позабыть. Но нельзя сказать, что здесь не было правил: были, возможно, даже жёстче, чем на любой другой работе. Бланк с правилами выдавали, когда ты проходил подготовку и мог уже самостоятельно выполнять заказы, нужно было уметь самому заполнять документы, составлять отчёты и тому подобная бумажная волокита, совершенно отличающаяся от кровавых убийств.
Нужно было также уметь держать себя в тонусе и никому не рассказывать о личной жизни, придумывали специальные шифры.
А ещё были Главные.
Главных могли видеть лишь Кураторы, да и то, очень редко. Что достаточно любопытно, ведь каждый в офисе знал, где находится совет директоров, любой мог пойти к ним и сотворить с ними, все что душе угодно. Но никто, за всю работу Агентства не посмел подняться на второй этаж и постучать в деревянную дверь по своему желанию. Никто. До номера Пять.
Пятый идёт вдоль коридора, пытаясь не обращать внимания на старых знакомых, возможно, они уже знали, что он натворил. Рука зудела, рана на боку тоже. Противно. Облизав потрескавшиеся губы и он смотрит в потолок, прокручивая в голове ход будущих действий. «Нужно с ними договориться, нельзя лезть на рожон и угрожать им, такие как они, не любят, когда «их превосходительство» пытаются унизить или оскорбить. Нужно говорить кратко и по делу». Пятый старался найти оптимальное решение для обеих сторон, знал, как будет правильнее, знал, но всё равно не верил, что всё может пройти гладко. Они идут по коридорам, людей всё меньше, всё тише, они отдаляются от привычного для них мира, наполненного суматохой, переговорами и разными запахами. Коридор сужается, а Пятый чувствует боль в животе — ему нужно подкрепиться. Вдруг. Торговый автомат. Возможно, глупо, что его поставили здесь, навряд ли члены совета захотели бы полакомиться шоколадом или орешками с солью. Хотя кто их разберёт. К сожалению, у Пятого нет мелочи, ну и ладно. Он уже готов был ударить по стеклу автомата, как Ваня, неожиданно достаёт помятую купюру из кармана, и неаккуратно сгладив края, вставляет в кассу. Кивает головой, Пятый с минуту смотрит на неё с удивлением и недоумением. Ей снова удалось его прочесть.
Они стоят напротив дубовых дверей, чуть поодаль, на стене висит топор, Пятый готов схватить его и прямо сейчас, без каких-либо переговоров зарезать всю Комиссию. Но встречается взглядом с Ваней. Она смотрит очень доверчиво, она верит, что у Пятого всё под контролем, что он может со всем справиться, щуриться и улыбается кончиками губ.
Тихий стук о дубовую дверь, подождав несколько секунд и не дождавшись ответа, Пятый отворил дверь, подготовившись к самому худшему.
За прямоугольным столом сидело двенадцать членов совета. Посередине, на конце стола обращённой к двери сидел мужчина лет тридцати. Как и на всех членах совета, на нём был синий пиджак, белая рубашка и аккуратный галстук, только оранжевая рыбка, плавающая в круглом аквариуме, около его правой руки могла отличить его ото всех.
— Здравствуйте, я — Пятый, и у меня к вам есть деловой разговор. — Пятый не отводит взгляд, смотрит в упор на Главного, не теряя зрительного контакта. Ваня стоит рядом, но сейчас она кажется незначительной, слишком другой в этом месте, на неё даже не обратили внимание. Совет директоров смотрит на Пятого. Они знают кто он — лучший киллер их Агентства, безжалостный убийца и расчётливый гений. И они уже знают, зачем он пришёл.
— Мы знаем, кто ты, и зачем нарушил наше совещание, забавно, но оно было как раз о тебе. — Пятому кажется, что тот ухмыляется, но не придаёт этому значения. «В любом случае всегда есть топор».
— В таком случае нам следует сразу приступить к разговору, пока мы не сделали поспешных выводов о друг друге. — У Пятого холодеют пальцы. Сейчас. В эти минуты решается его судьба. И судьба девушки. Ваня, по правде сказать, была очень далека от разговора. Она знала, что ей лучше помалкивать и не привлекать к себе внимание, но не могла удержаться от того, чтобы рассмотреть небольшую залу получше. Это помещение было под стать всему зданию, но в тоже время кардинально от него отличалось. На стенах висят картины, вёсла и оленьи рога. На тумбочках около стен стоят большие лампы, а на полу расстелен ковёр с затейливым узором. Люди с серьёзными лицами и дорогой одежде. Она чуть не забывает про футляр в руках, он почти упал, но она успела его подхватить. Она старается не вслушиваться в разговор, в любом случае, её не захотят выслушать, даже если она будет против. Поэтому, девушка закрывает глаза и воображает себя, играющей на скрипке в большом зале, но там никого не было, она играет для себя.