Красное и белое

      Поцелуй. Пятый обнимает Ваню за талию, поцелуй уже не такой робкий, как в начале, его руки на талии, она гладит его по щеке. Холодные капли впитываются в их одежду и волосы. Серые закоулки улицы перестали для них иметь какое-либо значение. Сейчас друг для друга они весь мир. Ваня расслабляется, чувствуя себя в безопасности, так как никогда себя прежде не чувствовала — она больше не боится, ей больше не нужно ничего, кроме поцелуев под дождём, белой скрипки в футляре и дорогого вина. Пятый аккуратно целует её в шею, чувствуя, как женское тело от поцелуя вздрагивает, но не отстраняется, а лишь прижимается ещё ближе.             Наконец, они отстраняются друг от друга. Пятый щурится и смотрит в лицо девушки, его терзают мысли. «Боится?», «хочет уйти или остаться?». Он смущён в смятении и влюблён. Девушка поправляет локоны своих волос и улыбается, прикрывая глаза и прижимается к Пятому, опровергая его догадки. «Она не уйдёт, она останется, не бросит, не предаст, выслушает».                         — Ты не уйдёшь? Ты правда не сон? — Пятый сейчас, наверное, слишком сентиментален, слишком глуп, слишком влюблён в этого человека, стоявшего напротив.                         — Я доверяю тебе Пятый, — долгое, почти вечное мгновение Ваня размышляет, но вместо каких-либо слов, целует его ещё раз. Отстраняясь, она берёт его за руку и аккуратно целует костяшки. И пусть это выглядит глупо, пусть её губы тонкие и холодные, пусть это сейчас неважно, неважно это будет и никогда.       Пятый аккуратно берёт её за руку. У неё тонкие, с мозолями на кончиках пальцы. Она забирает футляр, и они вместе идут к серому зданию.                   Серые стены. Облезлые обои. Кажется раньше, имевшие более желтоватый оттенок. Штукатурка оседает с высоких потолков, потёртый ковер и заляпанный пол покрывали ошмётки непонятного мусора и сухих листьев. Пыль и паутина скопились во всевозможных углах коридора. Перекошенная урна и стойка регистрации пустовали. На стенах висели пыльные дешёвые картины, кажется, в углу лежала мёртвая крыса. По всем параметрам, это здание было заброшено, но следы от обуви на пыльном ковре говорили об обратном. Это не были бездомные или дети, такие не носят обувь фирмы Testoni, на высокой шнуровке, такие не ходят так плавно и аккуратно.       Пятый крепче сжал руку Вани и незаметно достал чип из нагрудного кармана, похоже, тот совсем остыл, но теперь это было не особо важно, ОНИ уже знают, что он здесь. Он не волнуется за себя, ему страшно за Ваню. Он переводит свой взгляд на неё, она смотрит в пол и сжимает в руках футляр со скрипкой, на лице ни единой эмоции, по нему нельзя понять боится она или нет.             Она чувствует взгляд Пятого на себе, переводит взгляд на него и крепче сжимает его руку, у неё чертовски холодная ладонь. «Я уже решилась, Пятый, я доверяю тебе». Он видит её насквозь, влажные волосы падают на лицо, футляр со скрипкой и глаза. Большие глаза, готовые любить весь мир, если её не отвергнут. Тонкие губы, холодные ладони.       Дойдя до конца коридора, они останавливаются напротив покосившейся деревянной двери. Чуть помедлив, Пятый осторожно открывает дверь. Та со скрипом открывается.                   Тьма. Ничего не видно, за дверью лишь всепоглощающая тьма. Вдруг. Он слышит стук каблуков о гнилой деревянный пол. Чувствует запах табака. Так он её себе всегда и представлял. Статная женщина, с сигаретой в зубах, в шикарном чёрном платье и шляпой прошлого столетия. Белые кудри, красная помада, самодовольная ухмылка. Глаза сощурены, в руке портфель.                         — Ох, Пятый, и ради чего ты рискуешь своей карьерой? Стыдно сказать, ради какой-то «цели». Ты ведь прекрасно знаешь правила, зачем всё так усложнять? — Протяжённо произнесла, чуть хрипловатым голосом женщина, слегка наклонив голову в бок, будто бы так она могла лучше рассмотреть этих двоих. Пятый ещё крепче сжал руку Вани, глаза сощурены, на лице гримаса отвращения, будто бы перед ним стоит какое-то грязное животное.                         — Пятый, ты ещё можешь одуматься, — сахарным голосом женщина попыталась его переубедить. Но в ответ ей была лишь тишина. Отреагировала она на неё, достав из кармана небольшой пистолет, демонстративно подняв его в руке. В её руках оружие выглядит слишком маленьким, словно игрушка у ребёнка. Она кидает его киллеру, а Пятый ловит, он знает, что она имеет в виду.       Он осматривает пистолет, он знает, что в нём лишь одна пуля. Крошечное оружие, способное прекратить жизнь за считанные минуты.                         — Ты обещаешь, что это останется лишь, как архивное дело, о котором все вскоре забудут? — Пятый отпускает руку Вани и приставляет к её лбу пистолет. На лице девушки ни одной эмоции, она лишь крепче сжимает футляр.                         — Обещаю, — Куратор аккуратно ставит чемодан на гнилой пол и достав оттуда кипу бумаг и перьевую ручку, протягивает их Пятому. Тот отстраняется от своей спутницы, всё так же держа пистолет в руках.                         — Где я должен подписать? — Пятый точно знает, где и как должен расписаться — спрашивает чисто из вежливости. Берёт ручку и подписывает несколько бумаг. На его лице нет эмоций, он выписывает буквы монотонно, будто бы пишущая машинка. Но у Куратора на лице виден весь спектр эмоций. Ещё бы, она смогла заставить Пятого подчиняться ей, а это дорогого стоит, ещё никому не удавалось переубедить его, похоже она первая. Когда Пятый закончил с подписью бумаг, Женщина положила их в чемодан и стала пристально наблюдать за действиями Пятого.             Киллер отдалился от неё и приставил дуло пистолета ко лбу девушки, одно движение и ещё одна жертва падёт от его рук. У Пятого снова будут руки в крови, снова он слышит просьбы, мольбы о пощаде, но он смотрит в глаза Вани, одними губами проговаривая «я тебя люблю».       Выстрел.                   Бездыханное тело ударяется об пол, будто дерево, упавшее в лесу в непогоду. Из дула пистолета струится дым. Глаза сощурены, большой палец на курке. Сигарета покатилась по мокрому полу, неприятно шипя, источая едкий запах.                         — Ваня, ты в порядке? — Пятый поворачивает голову в сторону девушки. В её глазах стоят немые слёзы, она незаметно кивает, крепче сжимает футляр, до боли в костяшках. — Неужели ты подумала, что я способен выстрелить в тебя? — Он подходит и медленно целует девушку в лоб, в то самое место, где буквально секунду назад было дуло пистолета. — Думаю, они уже знают, что я её убил, нам лучше выйти через задний вход, и направиться в комиссию. — Он отстранился от девушки и направился в сторону Куратора. Струйка крови на лбу, остекленевшие глаза. Пятый смотрит с отвращением, как на бездомного, просившего милостыню, аккуратно отцепляет её руку от портфеля и не оглядываясь, отходит от неё. Пистолет он кладёт в карман, сам не знает зачем. Может быть он ещё надеется, что комиссия ещё не протрубила тревогу и не отправилась на его поиски. Может быть, а может, это просто давняя привычка — убирать орудие убийства, даже если им не воспользовался. Пред его взором предстала Ваня. В её глазах он видит страх, слёзы, её прошибло понимание того что сейчас произошло.       Он смотрит на неё, до сих пор не веря, что та не покинет его, не уйдёт. Его руки тряслись, то ли от озноба, то ли от страха. Он не заметил, как по его щеке скатилась слеза, не заметил как и вторая заползла ему под воротник, не заметил, как Ваня аккуратно вытирала его слёзы своми холодными руками. Да у неё были чертовски холодные ладони, будто у трупа. Он смотрел на неё, Ваня, дорогая Ваня. Одно неверное движение, одна ошибка, могли стоить ей жизни, но она как будто забыла об этом. Почему она ещё с ним, почему не убежала, почему не умоляла о пощаде, когда дуло было приставлено ко лбу. Почему? «Я доверяю тебе Пятый». Вот. Именно это она ему сказала, почему он об этом позабыл? Он слишком много думал. Он боялся представить её окровавленное тело, он просто не хотел его представлять, но видел, видел его пред собой прямо сейчас, как из раны во лбу струится кровь, глаза навыкате, футляр уже выпал из её руки. Она холодная, вся, от кончиков пальцев до внутренностный. Её сердце больше не стучит, её руки больше не будут гладить его по щекам. Она больше никогда не сыграет на скрипке, больше никогда не улыбнётся, никогда…                         — Пятый, я доверяю тебе, — Ваня гладит его по щекам своими пальчиками, они холодные, но она живая.                         — Прости, сегодня я слишком эмоционален, — он чуть наклоняется и накрывает руки Вани своими, он чувствует, как по венам течёт кровь, слышит, как стучит её сердце. Видит, как она смущённо улыбается, видит, чувствует, запоминает.                         — Пятый, я наверное тебя люблю, — Ваня встаёт на цыпочки и невесомо касается его губ.