***
Пятый редко волнуется о пропущенных звонках от Бена, однако сейчас смотря на шестнадцать пропущенных в животе, что-то больно колит. Наверняка он просто голоден. На кухне, помнится, было печенье, что приготовила Ваня, Пятый вчера так и не смог как следует его распробовать. Ваня тихо сопела, под боком у Пятого, ему хотелось прижать её к груди, провести кончиками пальцев по спине, пересчитать все позвонки и вдыхать её аромат, но ему нужно развеяться. Пятый старается как можно тише встать с кровати, так, чтобы не разбудить Ваню и ещё с минуту смотрит на спящую девушку. Восхитительно. На лице появляется улыбка, Пятый не может сдержать её. На часах почти семь часов утра, однако, солнце уже больно бьёт по глазам. Но Пятый почти не обращает на него внимания, он идёт сквозь квартиру бесшумно, как-то раз Бен сказал ему, что он ходит как приведение: Пятый не знал, как реагировать, поэтому счёл это за комплимент. Всё также смотря на экран телефона, Пятый взял в руку печенье и стал медленно жевать его. Голова жутко гудела, было странное чувство во всём теле, однако парень так и не мог понять почему. «Мне снился сон», — промелькнула в голове мысль. Однако Пятый не может вспомнить ничего, что могло ему присниться, мысли сливаются в однотонные блики. Говорят, что, если не помнишь сон – это предзнаменование, но кто так говорит и откуда это повелось, остаётся загадкой. Пятый надкусывает уголок печенья. У него пряный вкус.***
На пороге стоят двое. Бен не думает, что мог когда-либо их, встречал, по крайней мере, не так как сейчас. Если бы у Бена спросили, что он подумал, впервые взглянув на них, то он бы с уверенностью сказал, что они похожи на тех ребят, что снимаются в низкосортных боевиках. Почему так? Может, потому что выглядели они достаточно комично, для тех, кого Бен называл «просящие». Такие обычно просят подписать очередную бессмысленную петицию или раздают карточки с просьбами о помощи. Но эти двое побили все рекорды. Начнём с того, что оба были одеты в кожаные комбинезоны, с портфелями за плечами и кажется ножами на пояснице. Бен не очень хорошо рассмотрел. В коридоре на прошлой неделе перегорела лампочка, и никто не потрудился её заменить. Но лица обоих Бен всё-таки смог разглядеть. Девушка, лет двадцати, латиноамериканка, как подумалось Бену и мужчина с сальными волосами до плеч. В руках у них было что-то на подобии пакета и выглядел он достаточно странно. — Я вас внимательно слуша… — договорить Бену не дали сильные руки мужчины на своей шее, он всё давил и давил, Бен же из-за этого на секунду потерял способность здраво мыслить. Но секундный шок быстро отпустил его. Удар. Бен чувствует, как под рёбрами растекается жуткая боль, и ноги само собой подкашиваются. Глаза начинают слезиться, врач пытается ухватиться пальцами за руки мужчины и хоть чуть-чуть ослабить хватку. Чувствует, как руки в кожаных перчатках сжимают горло всё сильнее, кислорода катастрофически мало. Бен смотрит в глаза своему мучителю и не видит ничего. Ничего. В этих глазах нет ни жесткости, ни страха, ни боли. Будто бы это всё шутка, будто нормально стоять вот так и душить Бена в его же квартире. Почему-то это взрывается в мозгу. Злоба. Бен цепляется пальцами в кожаные перчатки и тянет их от себя. Онемение во всём теле проходит в миг. Он со всей силы бьет насильника по коленной чашечке. Где-то на периферии он слышит злобное мычание. Оно исходило от мужчины. Хватка чуть ослабевает, но Бен всё равно не может вырваться, глотает ртом воздух и смотрит на потолок, стены, шкаф и эти чёртовы грязные шторы. Всё видится смутно, глаза слезятся, но сдаваться нельзя, только не сейчас, бьёт ещё и ещё. Кажется, он промахнулся, но главное не это, главное, что он ещё не сдался. Мычит от боли в шее, кислорода практически не осталось. Вдох. Ещё она порция воздуха и счётчик жизни обнуляется. У него есть ещё как минимум шесть секунд. Чувствует, как пальцы незнакомца давят, закрывают проход воздуху, всё тело бьёт судорога.***
— Как ты? — на кухню входит Ваня и садится напротив Пятого, тот поднимает глаза и долго всматривается в её лицо. Что-то ему в нём жутко знакомым и одновременно совершенно чужим. — Мне снился сон, — девушка так же выразительно смотрит на него, не отводит взгляд даже, кажется, совсем не дышит. — Кошмары? — вопрос на секунду вводит Пятого в ступор. Кошмары? Они не мучили его уже давно, по крайней мере, он не помнит такого. — Нет, — чуть помедлив ответил он, — я не помню, что мне снилось, — кусает рассыпчатое печенье с другого бока и переводит взгляд с Вани на стену. — Я слышала, что если не помнишь сон, то он обязательно сбудется, — заметила девушка, всё также смотря на парня. — А вдруг это было что-то плохое? — Пятый не уверен, что произнёс это вслух, поэтому вновь кусает печенье, не отводя сонного взгляда от стены. — Плохое бывает разного уровня, так что это как посмотреть, — всё-таки он сказал это вслух. — Ты видела, что я вчера принёс? — Пятый не умеет переводить тему, наверное, потому что единственный с кем он разговаривал, был Бен, которому никогда не надо было что-то объяснять: он и так всё понимал. Бен. Надо позвонить ему. Позже, чуть позже. — Да, — Пятый слышит, как дрожит голос девушки. — Думал, что не смогу вернуть, однако… — Ты должен знать, что ты восхитителен, — Пятый давится печеньем и смотрит на девушку чуть ли не с первородным изумлением. — Ваня ты… — Пятый, ты даже не представляешь, насколько дорога мне эта скрипка. Ты смог вернуть её, ты – восхитителен, — в горле першит и Пятый с трудом поднимает глаза на девушку. Сердце на миг замирает, когда он встречается глазами с девушкой вновь. — Ты хочешь, чтобы я сгорел со стыда? — Да, ради такой девушки, он готов убивать сколько потребуется, скажите лишь адрес, и он убьёт всех. — В таком случае, нам придётся сгореть вместе, — она улыбается. За её улыбку не важно сколько на счету Пятого кровавых убийств, уже всё равно кто мёртв, а кто жив – пусть только она не прекращает улыбаться и Пятому будет достаточно. — Ваня, — называя её по имени, Пятый чувствует за девушку ответственность: руки сами тянутся к девушке, он не замечает, как встаёт, не помнит, как его губы касаются её. Помнит лишь как гладил её плечи и вдыхал её аромат, а отвечала, нежно, тихо, влюблено. — Мне нужно умыться, — дышит ему в губы, но не отстраняется. — А мне нужно позвонить, — так же тихо отвечает он и в последний раз целует её губы.***
Бен никогда не думал, что жизнь повернётся к нему такой стороной. Задницей, если быть точнее. Голова кружится, а в ушах гудит, кислорода почти не осталось, сил на сопротивление уже нет. Хреново. Блять, даже очень хреново. Бену кажется, что это его последние мысли перед смертью, так глупо, что он сейчас думает о том, что так и не постирал эти чёртовы шторы.***
Странно, но Бен так и не берёт трубку. На него это, мягко говоря, не похоже и Пятый в третий раз набирает знакомый номер и считает гудки до автоответчика. «Здравствуйте, вы позвонили Бену, сейчас я занят и, к сожалению, не могу ответить, оставьте сообщение после сигнала» — опять то же самое. Пятый вновь сбрасывает. Что за чёрт. Почему-то сейчас он пытается вспомнить сон. Пятый не знает почему, но уверен, что это важно. — Ответил? — Ваня выходит из ванной с полотенцем на плечах и мокрыми от душа волосами. — Нет, — сухо пробормотал Пятый, вновь набирая номер друга. — Хотела сказать, что мне нужно встретиться с Элиссон – моей сестрой. Вчера я позвонила ей, а она сказала, что звонила мне, но тогда я не смогла ответить, — Ваня многозначительно смотрит на Пятого и тот понимает намёк: на момент того, как Элиссон звонила сестре, та была не в самой лучшей форме. «Форме» звучит, будто они говорят о предмете, но лучше так, чем вспоминать всё сначала. — Хорошо, — голос гулко разносится в его сознании, Пятый крепче сжимает телефон по краям и кладёт трубку раньше, чем вновь услышит голос друга в автоответчике. — Мы хотели встретиться в районе двенадцать часов в парке, я сказала, что приду одна, но если хочешь присоединиться она вряд ли будет против... — Пятый качает головой, ему нужно уладить ещё кое-что и нужно дозвониться да Бена, вся эта ситуация вызывает смутные подозрения. — Хорошо, тогда я пойду одна, а ты хорошенько отдохни, я заварю нам кофе, — Пятый кивает. Но сейчас он уже не здесь. «Почему Бен не отвечает? Сегодня уже среда и он должен быть на работе, а на ней он как всем известно, не отключает телефон, так в чём проблема чёрт возьми». — В голове каша, Пятый не параноик, но и Бен никогда раньше не игнорировал его звонки. Никогда, даже когда киллер звонил посреди ночи. «Что-то не так». Пятый чувствует это подушечками пальцев, сжимающими края телефона, всеми внутренностями, в особенности сердцем. Это что-то вроде глубокой связи между людьми, когда ты очень хорошо знаешь человека, так, что даже можешь чувствовать в порядке ли он. Сейчас Пятый ничего не чувствует, но волнение есть, интуиция на которую он практически не полагается сейчас, намекает на что-то нехорошее.***
Похоже жизнь сегодня благосклонна, по крайней мере, Бен на все сто двадцать процентов уверен, что жив. Почти уверен. На голову надет мешок, тот самый, что держали те двое незнакомцев перед его дверью, в это злосчастное утро вторника. Горло саднит, во рту пересохло, а глаза ещё не привыкли к темноте. Хотя, что тут можно увидеть? Дешёвую кожу? Ценник этого самого мешка? И то вряд ли, да и зачем эта информация Бену – главное сейчас, что он жив. Конечности, затекли, но Бен всё равно пытается двинуть руками и ногами. Бесполезно. Мужчина чувствует, что его руки и ноги крепко-накрепко привязаны к металлическому стулу. В том, что он сидит на металле, Бен не сомневался – вряд ли дерево может быть таким холодным. Как ни странно, Бен не паникует. Любой нормальный человек на его месте уже нервно оглядывал мешок изнутри, или хотя бы начал дышать как можно глубже и чаще, но не Бен. В груди поселилась какая-то опустошённость, в мозгу не было ни единой мысли, кроме одной. «Он до сих пор жив». Этого было достаточно, чтобы в голове Бена не было паники. Ведь паника – худший из врагов и пока она не обуяла мозг Бена, он должен оставаться в таком состоянии. «Пока мне не причинили вреда, я не должен паниковать», — думал про себя Бен, стараясь чуть размять затёкшие конечности. Чуть привыкнув к темноте мешка, он понял, что в нём есть небольшие дырочки – значит кому-то нужно, чтобы он оставался жив. Так же он отметил, что рубашка, которую он одел с утра, так же колит грудь – значит, его оставили в том, в чём есть. В боевиках часто было так: если человека, перед тем как связать не раздевали, значит, хотели поговорить, если же раздевали, то это был явный признак того, что его будут пытать. Так по крайней мере было во всех тех фильмах, что смотрел Бен. Это внушало хоть какую-то надежду, однако Бен был не уверен в правдивости тех картин и пока не теплил себя мечтами, что всё обойдётся. Всё уже хреново, хотя бы тот факт, что ему приходится дышать как можно реже, иначе он попросту задохнётся. Мешок срывают с головы так же резко, как и начинали душить. Яркий свет режет глаза, и Бен ещё несколько минут пытается привыкнуть. Его хватают за подбородок и сжимают скулы. Бен чувствует, как ногти впиваются в кожу, и заставляет себя раскрыть глаза. Это та самая латиноамериканка, почему-то даже сейчас Бену не становится страшно, лишь любопытно. — Кто вы, — только сейчас Бен осознаёт, насколько серьёзные повреждения причинили эти ублюдки его горлу. Будто гвоздей наглотался ей-богу. Впредь Бен будет говорить как можно меньше – может так он сможет сохранить гортань. — Он не очень-то и боится, Второй, — девушка игнорирует его и обращается к мужчине за её спиной. Это тот самый насильник, что душил Бена, в груди у него что-то трескается. Но это не паника, всё тело прошибает ледяной пот. — Он и не должен, — "Второй" подходит со спины и с секунду смотрит Бену прямо в лицо, глаза в глаза. Бен отводит взгляд первым, — твой дружок продал тебя, знаешь, — откуда-то в руках у Диего оказался нож, прислонив тупым лезвием о свою ладонь, он всё также смотрел на Бена, ожидая его реакции. А как, собственно, может отреагировать Бен? В мозгу проскальзывает мысль, что эти двое как-то связаны с Агентством, в котором работает Пятый, половина пазла встаёт на место, но где вторая? — Продал? — эти слова выходят как-то очень жалко из уст Бена, но сейчас это не важно, он должен понять, что имеют в виду эти двое и за что его привязали к металлическому стулу. — Ага, за информацию о Харольде Дженкинсе, а также за помощь с аэропортом. — Всё это кажется Бену бессмыслицей. Во-первых, Пятый никогда бы его не продал, даже находясь в нетрезвом состоянии, во-вторых, кто такой Харольд Дженкинс и как Пятый мог за информацию о нём предать Бена и в-третьих, при чём тут аэропорт. Последнее, наверное, больше всего волнует Бена, он даже не может нормально паниковать из-за этого вопроса. — Давай сразу к делу, — девушка выходит чуть вперёд и смотрит Бену в лицо. Вот тогда-то мужчина и чувствует первые отголоски паники. Не сильные, но от взгляда этой девушки по всему телу невольно побежали мурашки, — мы делаем это, потому что нам приказали, ничего личного. — Вы из Агентства? — Бен выдавливает из себя вопрос через боль и смотрит в глаза девушке. — Не такой уж он и невинный, как видишь, — "Второй" касается остриём ножа подбородка и проводит лезвием себе до кадыка. — Это ничего не меняет, — сухо пробормотала девушка, — Пятый мог рассказывать ему о многом, это не запрещено, если он подписал договор о неразглашении, — Бен не помнит, чтобы подписывал договор именно с такой формулировкой, однако не уверен, что вообще подписывал какие-то бумаги с Пятым. Даже если и подписывал, он совершенно позабыл об этом. Всё тело окутывает липкое чувство страха. Мыслей становится больше, чтобы отвлечься, он осматривается. Похоже на бункер. Бен не бывал в бункерах, однако уверен, что именно так они и должны выглядеть: облезлые серые стены, липкий как показалось Бену пол, только лампа была слишком уж большой, но это не так важно. Думать, что будет дальше, не хочется, Бен закрывает глаза и чувствует, как кто-то бьёт его по лицу. Боль. Неимоверная и неожиданная, словно яркая вспышка фейерверка, отдаётся в мозгу ярким миганием. Сердцебиение участилось, а рот наполнился металлическим привкусом. Кровь. Кажется, Бен сплюнул зуб. Он не паникует и это странно даже для него самого. «Как-то быстро ты смирился друг», — думает он про себя. Его хватают за волосы и заставляют взглянуть им в лицо. Второй – так вроде зовут этого парня, на секунду Бен задумывается о том, что в Агентстве очень недолюбливают нормальные имена, но подумать над этой темой основательней ему не дала затрещина по уху. Бен пытается вдыхать носом воздух, но не может, слышит, как булькает кровь в жилах и предпочитает, чтобы всё это поскорее закончилось. Ещё удар, на этот раз под рёбрами, Бену больно, он стонет и выплёвывает красную жидкость, заляпав при этом рубашку. «Всё равно она мне не нравилась», — думает он, ему чертовски больно. Наверное, он под наркотой, если не боится, обычно, он такой трус, но сейчас… сейчас что-то изменилось. «…Твой дружок тебя продал…» «…за информацию о Харольде Дженкинсе, а также за помощь с аэропортом…». Только это он может вспомнить. Только это он хочет помнить. Второй удар под рёбра. Бен чувствует, как слёзы скапливаются в уголках глаз, но в голове лишь эти слова. «...Он тебя продал, ты ему не нужен, всё это было ложью, так он от тебя избавляется...». Эти мысли хуже, чем если бы ему всадили нож в спину. Что он уверен, не за горами. Больно, но не на месте ударов, больно в груди, под рёбрами, где бьётся сердце. «Так Пятый избавляется от всех да?», — что ещё может думать Бен, вряд ли эти ребята будут врать – что они потеряют, сказав правду? Вот именно, ничего, абсолютно. Им незачем врать если они решили его убить. — Ты не думаешь, что он очень тихий? — Бен слышит эту фразу будто из-за стеклянной стенки, до него не до конца доходит смысл сказанного девушкой. — Не волнуйся, мы ещё не приступили к самому сладкому, — Бен не хочет знать, что с ним будет, но хочет спросить, так, на прощание, всем, же дают право на желание, ему тоже полагается. — Это правда? — прохрипел он, сплёвывая на пол ошмётки крови, — правда, что он меня продал? — Бен не надеется, что ему ответят, однако попытаться стоило. — Правда, — сухо ответила девушка, — это единственное что ты хотел узнать. Мужчине могло показаться, но кажется в её голосе он услышал жалость. — Ты не первый и не ты последний, кто страдает по его вине, со мной было что-то похожее: он убил мою семью, а теперь я работаю на Агентство, ведь идти мне больше некуда. — Зачем ты мне всё это рассказываешь, — в горле булькает вода, а мозг чересчур медленно обрабатывает информацию, но Бену хочется знать, потянуть время. — Не хочу, чтобы ты винил себя в чём-то, — пожала плечами девушка. — Я виновен лишь в том, что открыл вам дверь, — выплюнул Бен. Будь что будет, уже ничего не страшно: его предал друг, морально ему уже никогда не будет так больно, а физические страдания он в любом случае долго не перенесёт. Холодная сталь касается его ноги, даже через ткань брюк Бен чувствует, насколько предмет ледяной. Глаза неимоверно болят, когда он, наконец, смог сфокусироваться на предмете касающемся, его ноги он обомлел. Пила. Множество маленьких острых наконечников врезались в ткань его брюк, про себя он отметил, что они были очень дорогими и жаль будет если… "Второй" резко дёргает ручку, и холодная сталь врезается в плоть. Бен кричит. Долго, неистово, слёзы ручьём катятся по подбородку, а сам он пытается высвободить руки из пут. Бессмысленно. Пила хорошо режет кожу, но кости плохо, кровь ручьём льётся из раны, пока "Второй" продолжает пилить кость. Девушка не выдерживает и с неистовой силой бьёт ногой вместо пореза. Бен слышит, как что-то трещит. «Она сломала кость», — промелькнуло в мозгу у мужчины. Если бы Бен посмотрел на место травмы, он увидел бы неоперабельную травму: кость торчит из раны, а нога изогнута в противоположную сторону. Но он не может смотреть, ему слишком больно, он уверен, что ещё чуть-чуть и он умрёт от болевого шока. Девушка берёт в руки молоток и ломает ногу окончательно. Результат больше похож на кровавое спагетти с белой костью посередине. Сломанной костью. Ещё один удар и вторая нога трещит по швам. У Бена кончается кислород, и горло жжет, будто его раскалили огнём, но он продолжает выть от боли, но о пощаде не просит. «…Твой дружок тебя продал…», — единственное, что мелькает в голове, последнее о чём он ещё может здраво смыслить. Это так глупо, наверное. Короткий вдох, кровь подступает к горлу, слёзы уже почти высохли, Бен хочет, чтобы всё закончилось как можно скорей.***
Бен так и не ответил ни на один звонок. Пятый идёт по тротуару и смотрит под ноги, он идёт к Бену. Домой. В больнице сказали, что он не появлялся, а кроме работы Бен бывал лишь дома. Вот его подъезд, вот он уже по лестнице поднимается на шестой этаж – на лифте слишком долго. Смутное предчувствие гложет Пятого, что-то не так. Когда он видит распахнутую дверь в квартиру Бена, Пятый с секунду не может двинуться с места. Он застыл. «Бен никогда не игнорирует его звонки, Бен никогда не забывает предупредить, если не придёт на работу, Бен никогда не оставляет дверь на распашку», — мысли, миллион мыслей кружатся в голове и Пятый хватается за волосы. Ему страшно, также страшно ему было, всего два дня назад. Ноги подкашиваются, Пятый оседает на пол, пытаясь успокоить дыхание. До этого момента он не представлял – насколько Бен дорог ему, точнее, никогда не понимал, насколько сильно, ему может быть страшно, если с ним что-то случится. Телефонный звонок. Дрожащими руками, Пятый берёт в руки телефон и прикладывает его к уху, не смотрит на табло. Он уже знает, кто ему звонит. — Я говорила, что цена будет велика, — изменённый помехами голос гулко отдаётся в черепной коробке, больно бьёт по ушам и не до конца доходит до мозга. Пятому нечего сказать, Пятому страшно. Его предчувствие не были ложными.