Пьянки. Еще одна внезапная слабость и вредная привычка Стюарта, которую он с удовольствием поддерживал, не желая от нее избавляться. Всё это: пьянки, гулянки, тусы – слов много, а смысл один. Где, когда и с кем – это совершенно не важно. Главное, чтобы был бесплатный алкоголь и приглушенный свет, чтобы глаза не резал.
Ту-Ди не знал меры в том, сколько выпивал. «Если все бесплатно, почему я должен себя сдерживать?» – говорил он тем, кто возмущался его наглости, и продолжал вливать в себя спиртное до того момента, пока не потянет блевать. А как проблюется, освободит желудок от уже выпитого, продолжит пробовать все возможные коктейли и напитки с экзотическими названиями по второму кругу. Это все Эйс, чертов хиппи, курящий травку на детских площадках и полоскающий рот после зубной пасты пивом или водкой. Это он показал Стюарту ночной клуб с самой интересной стороны и открыл в его жизни приватные ВИП тусовки, устраиваемые зачастую в его честь. Как говорится, и рыбку съесть, и самолюбие Ту-Ди потешить очередной пьянкой, где из колонок часы напролет звучит Andromeda или Tranz в поганенькой обработке.
Но Ди не был алкоголиком со стажем, каким был, например, Мëрдок – хотя он обещал себе на время завязать с тяжелыми запоями, хотя бы до тех пор, пока не приведет себя в форму после тюрьмы. Он не знал, когда лучше остановиться, чтобы утром не обнаружить себя в луже собственной блевотины и мочи и со спущенными до колен штанами. И часто так случалось, что останавливал его кто-то посторонний: тот же Эйс, а с недавних пор, как Никкалс прогнал этого змея-искусителя, домой Стюарта приносил какой-нибудь случайный прохожий или чувак с тусы. Именно что приносил, а не приводил: пьяный в зюзю солист физически не способен шевелить конечностями и приезжал домой на чей-нибудь спине или даже руках.
G-SHOCK-и показывают половину второго ночи. За окном мертвая тишина, даже собаки не воют на Луну, воображая себя волками. На кухне, где Мëрдок решил устроить себе ночной перекус, тоже тихо, только изредка столовые приборы постукивают по столу и скрипит стул, на котором он сидел. Нудл предупреждала его, что ночной жор коварен и очень соблазнителен, и советовала басисту в этом случае хлебнуть побольше воды и вернуться в постель, но это не будет считаться ночным перекусом, если он еще не ложился, верно? Тем более, даже не ужинал. Очень трудно соблюдать диету с подобным режимом, когда Никкалс первую половину дня спит, а вторую проводит в своем кабинете за выполнением его лидерских обязанностей. Поэтому Мëрдок не видит ничего такого в том, чтобы ночью съесть тост или пожарить пару яиц. Правда часто сил не хватало даже на такую примитивную готовку.
Из только что открытой банки приятно тянуло соленым запахом огуречного рассола. Сидя за обеденным столом, вооруженный вилкой Никкалс с огромным удовольствием хрустел попкой маринованного огурчика, запивая все это дело рассолом, аккуратно отлитым в чашку. Хуже страсти и придумать нельзя, когда тебя самого сравнивают с огурцом, но в тайне ото всех Мëрдок любил соленые и маринованные огурцы почти так же сильно, как самого себя. Ну, у них довольно много общего, ха-ха.
«Calling the world from isolation…» – тихо мычал он себе под нос, отстукивая ногой в мягком розовом тапке в такт музыке, звучащей у него в голове. Песня, сто раз прослушанная еще во время срока, казалось басисту глупой и нелепой. Слишком жизнерадостной. Стюарт буквально кричал ему сквозь экран монитора старенького компьютера, к которому ему давали доступ раз или два в неделю, как хорошо ему живется без босса-садиста. Но Мëрдок в то же время любил эту песню и этот клип. Отчасти, из-за того, что в нём у Ди снова были черные глаза. Всего на несколько секунд, но это был его Ди. Неуклюжий, не умеющий стоять на этих чертовых квадах. Такой родной. А теперь, наконец выйдя на свободу, басист мог черпать из этого клипа силы для сопротивления. У него в телефоне даже сохранены скриншоты последних секунд Humility. И, сидя на кухне и закусывая тоску по прошлым временам огурцом, Мëрдок пролистывал эти кадры снова и снова. Как вдруг: стук в дверь. Или, скорее, скрежет, как скребутся в дверь коты, когда им надо войти. Уже заранее зная, кого следует ждать на пороге в чертову половину второго ночи, Мëрдок бросил вилку и лениво поплелся открывать.
А там опять – два белых глаза. Ненавистный цвет, символизирующий чистоту и невинность, в глазах в хлам пьяного солиста. В этот раз Стюарт пришел сам. Видимо, не весь алкоголь на вечеринке был бесплатным. Или его было недостаточно много, чтобы свалить синевласого пьяницу с ног.
— М-мëрдс, — нет, это даже не похоже на солиста, с которым Мëрдок работает и спит уже двадцать лет. Волосы, некогда аккуратно ухоженные назад, спутались и сбились в безобразный ком, как если бы Стюарта два часа возили головой по полу. Красная морда, перемазанная слюнями и соплями – не факт, что одного лишь Стюарта – съехала на бок, выражая то ли безграничное удовольствие, то ли невероятную скорбь и сожаление. Желтая рубаха, купленная только на прошлой неделе, растеряла все свои пуговицы и даже один рукав, кем-то зачем-то отрезанный. А брюки ниже колена перепачканы в грязи, а выше – вымочены в чем-то подозрительно смердящем. Неужели это…
— Я.. Я, кажется, надул себе в штаны, — весело хрюкнув, сказал Ту-Ди с такой интонацией, словно этим можно было гордиться. А вот Мëрдсу сейчас хотелось плакать, обнять и плакать.
— Блять. Какого хрена, Ди? Тебя мать, что, штаны не научила снимать? Сорок лет мужику, а он в штаны ссыт и радуется еще…
Ди даже бровью не повел. Может, он вообще не услышал, о чём там сердился басист – он был занят напеванием одной своей песни, несущей в себе массу смысла:
— White light… ту-ду-ду-ду-ду-ду… — солист покачнулся, намереваясь свалиться с крыльца в ближайшие кусты, но Никкалс вовремя спохватился, и Ди упал не в соседскую клумбу, а на своего босса, крепко придерживающего его за талию. Ухватиться за себя Мëрдок ему не давал и тут же бил по рукам, странно липким, словно Стюарт окунул ладони в смолу.
Под собственный сердитый бубнеж Никкалс поволок Стю, уже напоминающего тряпичную куклу, в ванную. Никогда еще Ди не напивался так сильно, чтобы ссать прямо в штаны. Неужели его совсем не смутило, что между ног вдруг стало тепло и очень мокро? Ответ на этот вопрос Мëрдок знать не хочет. Он вообще не хочет думать о том, что собирается сделать.
Никкалс бросил Стюарта задницей на закрытую крышку унитаза, и тот от неожиданности даже вздрогнул и с трудом разлепил веки, сквозь дрожащие ресницы глядя перед собой.
— Мëрдс, что ты…
— Заткнись.
— Стой, зачем ты…
— Заткнись, блять, я сказал!
Злобно рыкнув, басист рывком дернул за пояс чужих брюк, сорвав их с Ди прямо не расстегивая ремня. Из-за этого на бледной коже остались красные полосы и разводы, и Стюарт жалобно захныкал, пытаясь прикрыть наготу руками. Никкалс даже не сразу заметил, что вместе со штанами содрал с него и трусы.
— Т-ты чертов извращенец… — Стюарт свел коленки вместе и сердито взглянул в спину лидеру, что уже заталкивал обоссанную одежду в стиральную машинку.
— Рубашку сам снимай. Ну же, не тормози. И обувь сними.
Пока солист неуклюже вытаскивал руки из рукавов, Мëрдок отвернулся от стиралки к ванной, чтобы настроить воду. Видимо, здесь случится пик его карьеры – подмывать задницу собственному солисту.
— Полезай. Нет, нет, сначала одну ногу, потом уже другую! — Стю очень сильно хотел забраться в ванну сразу с двумя ногами, и Никкалсу пришлось схватить его за худое бедро одной ноги, что не дать ей подняться. На это фронтмен снова заворчал про старого извращенца, но послушался и поставил ноги в теплую воду попеременно.
— Горячо, Мëрдс. В-водя горячая.
— Терпи.
Мëрдок перекрыл воду, как только ее уровень поднялся до самых краев, и выпрямился, устало потирая лоб. Потом он, конечно, кинулся мыть все лицо, когда вспомнил, что он трогал этими руками.
Стю остался отмокать. Солист не хотел оставаться один и всячески умолял басиста остаться с ним, но тот лишь пригрозил ему сжатой в кулак пятерней, мол, сиди тихо, весь дом уже спит, и ушел. Ушел раздобыть чистую одежду для солиста, чтобы после ванны он не замерз и не заболел. Собственный леопëрдовый халат показался ему неплохой идеей.
Вода немного остыла и уже не жгла так тонкую полупрозрачную кожу фронтмена, и он уже не скулил, что ему горячо. Закатав повыше рукава домашней кофты, Никкалс присел на край ванны, вооруженный мочалкой. Рано Стю расслабился, когда прилег головой на бортик, готовясь сладко подремать.
— Раздвинь ноги.
— Ч-чего?
— Ноги. Свои. Раздвинь. Сейчас же.
Тормознутось и слабоумие Ди начинало действовать ему на нервы. Больших усилий стоило Мëрдсу не сорваться, не схватить солиста за жиденькие волосы и не окунуть башкой в теплую воду. Вместо этого он схватил Стю за коленки и раздвинул, чтобы вымыть ему те места, что особенно соприкасались с мокрой тканью. Все это под немой ужас в глазах фронтмена.
Грязная работа позади. Мëрдок с облегчением вздохнул, сполоснул мочалку в той же воде, смыл пот и мерзкий запах клуба с чужой груди, спины и плеч и избавился от мочалки в раковине. Басист хотел на этом закончить: и так слишком постарался и весь захлестал себя водой, что теперь кажется, словно он тоже надул в штаны. Но, заметив пару лент серпантина в синих волосах, сальных и грязных настолько, что с трудом впитывающих воду, потянулся за бутылкой шампуня. За одной из сотни похожих друг на друга. И поди разбери, где тут кондиционер, а где укладывающий гель.
— Это не мой шампунь…
— Плевать. Это шампунь Нудл? Она не обидится. Лучше молись, чтобы она не узнала, что ты нассал себе в штаны.
— Ладно.
Выдавив в ладонь побольше розовой жижи, приятно пахнущей какими-то цветами, Мëрдок сел поближе к Стю и стал мылить ему голову, а тот свою очередь откинулся назад, чтобы басисту было удобнее. Мëрдок давно не трогал волосы Ту-Ди. Все потому, что Стю стал укладывать их назад, и волосы постоянно были то в лаке, то в воске, и Мëрдс брезговал. Но он явно скучал по этому ощущению, когда подушечками пальцев мягко массируешь чувствительную кожу головы, а Стюарт в ответ на это тихо постанывает и блаженно вздыхает. Но Никкалс не позволил себе долго наслаждаться идиллией: его задача уложить пьяного солиста спать, чтобы завтра он был в состоянии записывать новый хит. Поэтому басист торопливо смыл пенку с лазурных волос и так же спешно поднял солиста из воды. Под очередную песню из возмущений и недовольных стонов.
Стюарт снова был усажен на крышку унитаза, пока Мëрдс вытирал ему голову и остальные составляющие его нескладно сложенного тела. Прямо как мамаша вытирает своего ребёнка, только вот этому «ребенку» уже перевалило за сорок.
— Мëрдок.
— М-м?
— Скажи, ты меня ненавидишь?
Никкалс закатил глаза и сердито фыркнул. — Стюарт, я минуту назад тебе задницу мыл. Как ты думаешь, я
действительно ненавижу тебя?
Солист смущенно притих, кусая губу. А потом добавил что-то, что заставило босса усмехнуться:
— Не зови меня так. Мое имя Ту-Ди. Даже в паспорте так написано.
***
До комнаты Стю пришлось нести буквально на плечах: после теплой ванны тот едва ли находился в сознании, готовый в любой момент уснуть. Басист кое-как довел его до кровати, не сумев найти в чужой комнате выключатель и ориентируясь в полной темноте. Все, что мог различить Никкалс, это полы своего пятнистого халата.
— Мëрдс. Останься со мной… — услышал Никкалс уже стоя у двери. На кухне осталась открытая банка огурцов и зажженный свет. В ванной комнате остались сброшенные на пол вещи и наполненная ванна. А в комнате солиста остался Мëрдок, зажатый в угол между стеной и пьяным Ди в его леопëрдовом халате.
***
Утром, злой с похмелья, Ди выгнал «старого извращенца» из своей комнаты. Потом из-за двери выбросили халат.
