Парадокс

– Санс, умоляю, послушай. Все совсем не так, как… – и Фриск сбивается на полуслове. Потому что сил что-то ответить попросту нет. Сейчас она больше всего боится разрыдаться. Температура резко подскакивает, и ей кажется, что сейчас она упадет в обморок. – Не так, как написано? – он не позволяет себе повысить голос, потому что знает, что в любом случае это не будет того стоить. Он не может повысить голос на девушку. – Написано… – она с силой прикусывает губу и ощущает привкус собственной крови на языке. Делает шаг назад и опирается на стену, – откуда это у тебя? – Помочь хотел. Надеялся собрать твою память по кусочкам, чтобы ты смогла хотя бы понять, кто ты и что делать дальше, – в голосе не было ничего, кроме горечи и бесконечного разочарования. Эти слова заточенным лезвием полосовали душу ученой. Казалось, что вот-вот кровь начнет капать, – и даже несмотря на то, что я прочитал, я не мог понять и принять, что ты являешься человеком, который творил такие вещи. Но после того, что я услышал, у меня все встало на свои места. – Какие вещи? – снова дрожащая бледная рука берет папку, раскрывает ее и бегло пробегается по тексту. Вот только хаотично разбросанные в панике мысли не давали ей и слова прочесть. – Я тебя прошу, хватит с тебя лжи. Зачем ты снова это делаешь? Говори уже все как есть! – и это, черт возьми, было чертовски больно. Больно осознавать, что человек, которому ты спас жизнь, которому поверил, пустил в свое сердце и искренне хотел помочь, просто все это время водил тебя за нос. – Пожалуйста. Я… я п-понимаю, что виновата. Я поступила подло, но, умоляю, просто скажи, что ты там прочитал? – с трудом Фриск выдавливает из себя эти слова, через силу глядя монстру в полные разочарования глаза, – я все расскажу. Всю правду. Только ответь. – Ученая, которая работала на местную мафию, оказывая им невероятную помощь, проводя опыты над пойманными монстрами. Что, не узнаешь себя? – и все-таки Санс где-то в глубине души дает ей шанс. Ненавидя себя за слабость перед ней, он дает ей шанс. Теплит надежду, что первый раз в жизни факты окажутся неверны. Он надеется, что именно сейчас происходит тот самый парадокс, который еще может все спасти. – Ты… ты можешь ненавидеть меня. За то, что я обманывала вас. Как последняя трусиха пользовалась вашей добротой, желая спрятаться и сделать вид, что я – это вовсе не я. Да. Это верно, увы, и врать об этом я не стану. Но от моей руки ни одно создание не пострадало… и не пострадает никогда, – что? Какие еще опыты? Неужели он верит, что Фриск может оказаться жестокой убийцей? – А тут написано иначе! И я не знаю, как мне теперь тебе верить! – хочет, но не может. Он на самом деле больше всего сейчас хотел сжечь к чертям эту бумажку и подписаться кровью под каждым ее словом. Но не мог. У него младший брат, которым он не мог рисковать. А черт знает, на что она может быть готова сейчас, когда правда наконец-то всплыла. – Ты думаешь, что если бы я была такой, как написано здесь, то вы бы нашли меня тогда?       Господи, пожалуйста, пусть все это окажется одним страшным сном. Она теряет его доверие. Его хорошее отношение. Его. Ему больно, и за это она ненавидит себя еще сильнее. Она сама сказала, что от ее рук никогда никто не пострадает. Но ведь сейчас так и происходит. Он страдает. Из-за нее страдает. – Прекратила сотрудничество. Разозлила их. И чудом успела выбраться из горящего дома, при попытке тебя убить. Все логично, – он тяжело вздыхает и отводит взгляд. Смотреть ей в глаза было невыносимо. – Прекратила. А знаешь, почему? Там, по всей видимости, это не написано? – и в этот момент она чувствует решимость. Бороться до последнего и никак иначе. И плевать, что слезы вот-вот польются. Господи, какая же она жалкая. – Почему? – почему он все еще продолжает этот разговор? Почему не может заставить себя поставить точку в этом диалоге и не мучить больше себя? Слабак… – Потому что именно этого они от меня и хотели. Почти все верно. Я ученая. И я помогала им, да только до того момента, пока моя помощь не вредила кому-то. А когда они потребовали от меня невозможного – я разорвала с ними связи. Я помню ту бедолагу, которую привели прямо ко мне домой. Они требовали, чтобы я извлекла душу. Предлагали огромные деньги, но я отказалась. И ясное дело, что им это не понравилось. Ясное дело, что они решили от меня избавиться, и лучше бы у них это получилось. Но я не лгу. А вам я врала, потому что сначала боялась. Сама не понимаю, чего именно. То ли вас, потому что мне рассказывали ужасные вещи о том, что монстры делают с людьми, то ли того, что если я раскрою свою личность – меня быстрее настигнет расплата. Я не знаю, но потом я продолжала этот глупый спектакль, потому что уже не могла себя заставить признаться во лжи. Я боялась, что ты разочаруешься и отвернешься, потому что ты первый, кто так ко мне отнесся. Ты и твой брат. Санс… я трус, я мелочный и подлый человек. Называй меня, как хочешь, это твое право. Но я не убийца. Неужели я похожа на мучителя?       В комнате виснет тишина. Фриск уже в полубреду ожидает хоть какой-то реакции и боится, что он просто сейчас развернется и уйдет. Не поверит. И это будет его правом. Она поймет. Но сейчас она молится, чтобы он хоть что-то сказал. А он не знает, что делать. В душе огнем пылали противоречия. С одной стороны голые факты, а с другой – она. Которая клянется, что все это ложь. Черт… – Я тебе верю, – он сдается. Не сумев пойти против себя, он признает поражение. – Санс, я… – и снова запинка на полуслове. – Уже поздно. Иди спать. Завтра поговорим.       Это фразой он ставит точку на всем диалоге. Когда дверь за девушкой с ее тихим «спокойной ночи» закрывается, он хочет кричать, рвать на себе волосы и кинуть что-нибудь в стену. Но в соседней комнате спит братишка, и это может его потревожить. Эх, Папс… и как теперь ему все рассказать?       Когда Фриск на ватных ногах спускается в гостиную и почти без сил падает на диван, задевая свежую рану, что опаляет ее сильной физической болью, она думает, что так ей и надо. И в тот момент из глаз начинают течь слезы. Она с силой прижимает подушку к лицу и тихо хлюпает, стараясь не сорваться на крик. Как же, черт возьми, больно.