Я — Драко Люциус Малфой

      23 апреля.       Поттер и Уизли вернулись на следующий день, и перед ужином Дамблдор наконец-то объявил, что произошло. Только я так и не понял, действительно ли Тёмный Лорд собирался возродиться. Ясно стало лишь одно — Поттер уничтожил профессора Квиррелла, который помогал тёмным силам. И философский камень теперь вне досягаемости. Эта троица, почему-то, герои. Грейнджер ходит задрав нос. Такая гордая. Странное чувство. Кажется, мне нравится, когда она такая, сам не знаю, почему. Может быть, она кажется сильной, такой уверенной. Это лучше, чем было вначале, когда она была всё время одна и постоянно занята чтением.       До конца учебного года осталось совсем чуть-чуть. Скорее бы домой. Надоели эти гриффиндорцы, век бы их не видеть. Слизерин лидирует по очкам, и я уверен, что в этом году мы получим кубок школы. Пусть Гриффиндор утрётся! Они на последнем месте. Так им и надо. Только и могут, что носы задирать без всяких оснований. Сколько они потеряли из-за глупостей, которые постоянно делают.       27 апреля.       Я вдруг понял, что ещё немного и начнутся экзамены, потом — домой. А я так ни разу и не потренировался в команде. Грег и Винс, лодыри несчастные, не захотели даже пытаться. Думал напроситься на тренировку Слизерина, но потом вдруг представил, что, если не получится поймать снитч? Что, если надо мной посмеются? Мне тогда никогда не попасть в команду, несмотря на то, что я — Малфой.       Я никак не мог поймать этот вёрткий снитч. Была какая-то непонятная рассеянность. Даже не помню уже, о чём думал, но явно не о тренировке.       Хогвартс весной так изменился. Лес выглядит таким ярко-зелёным из-за свежих листьев, которые ещё не полностью выросли. Трава похожа на туман, стелющийся по земле. Стайки птиц то и дело взлетают над кронами, кружатся, а потом снова ныряют в лес, как будто в море. И шум. Такой непривычный шум. Если не прислушиваться, кажется, что вокруг тишина, но на самом деле птицы устраивают такие звонкие перепалки, что можно оглохнуть. Когда летаешь над стадионом, слышно только шум ветра в ушах, но стоит зависнуть на одном месте, и птичий гул становится таким явным. Это весело.       Уже решил, что пора загонять снитч в ящик, но тут увидел Грейнджер. Она вышла из замка и направилась к стадиону с метлой и сумкой на плече. Значит, несёт с собой свою огромную биту и дурацкий зачарованный мячик. Конечно, не бладжер, он мог бы её прибить, как муху, а этот мяч летает сам по себе, но не бьёт с такой безумной силой. Скорее всего, мадам Трюк ей его дала. Кажется, я понял, почему Грейнджер так и не посещает её уроки, по той же причине, что я не напрашиваюсь на тренировки в команду — опозориться боится.       Я висел в воздухе, метла послушно медленно-медленно спускалась вниз. Знаю, что должен был уходить, но настроение, кажется, располагало потренироваться ещё. Это яркое солнце, свежий воздух, ветер и, похоже, она.       Грейнджер подошла к стадиону, постояла немного на входе, глядя на меня. Снитч пронёсся мимо, и я рванул за ним. Я вдруг почувствовал такой азарт! Так хотелось, чтобы она увидела, как лихо я его поймаю. Но она отвернулась, стала копаться в своей сумке. Достала биту, мяч, а потом крикнула:       — Малфой! Моё время!       Я не ответил, просто продолжал ловить снитч, который, кстати говоря, потерял из вида. Остановился, огляделся. Вдруг увидел, что снитч носится вокруг Грейнджер, и она уже примеряется к нему битой.       — Эй! Не вздумай! — злобно крикнул я. Ещё не хватало, чтобы она его повредила. Уверен, что промахнулась бы, но вдруг?       — Малфой! Забирай свою птичку. Тебе пора, иначе я за свою биту не отвечаю! — прокричала она.       Я рассмеялся.       Грейнджер злобно прищурилась, стиснула губы и встала в стойку, уже готовая бить.       — Промажешь, Грейнджер! — смеялся я. — Думаешь, он тебя не видит?       Она молча махнула битой, снитч взвился в небо. Он явно не ожидал такой наглости.       — Моё время, Малфой! — сердито потребовала она.       — Не борзей, Грейнджер! Нельзя бить по снитчу битой! Ты его сломаешь! — разозлился я.       — И что? Папочка тебя заругает? — ехидно скривилась она.       Это уже был предел.       — Я тебя прибью! — прорычал я и полетел вниз.       — Моё время! — прокричала Грейнджер.       Снитч снова промчался мимо меня, и я рванул за ним.       — Ах так! — взвизгнула она и подошла к метле.       Необъяснимая радость вспыхнула в груди, даже снитч из вида потерял. Я до сих пор помню, как здорово было летать наперегонки, как она улыбалась. И плевать, что в этот момент Грейнджер была свирепой, как оборотень.       Она подняла руку, направив на меня палочку, её мяч приподнялся в воздух и завис. Грейнджер размахнулась, и я понял, что он сейчас полетит прямо в меня. Внутри всё рухнуло, но это было так здорово! Приготовился уворачиваться. Снитч просвистел над ухом, потом над другим, я дёрнулся за ним, и Грейнджер ударила по мячу. Я пригнулся, честно говоря, поражённый тем, что ей вообще удалось по нему попасть, пусть я и был недалеко, но всё равно… У неё вышло! Я был в шоке!       — Я тебя последний раз прошу… — начала она.       — Мой снитч всё ещё не пойман, Грейнджер! — ухмыльнулся я и в этот момент увидел его над её головой, бросился за ним. Её глаза расширились, она пригнулась, но я промахнулся. Грейнджер выпрямилась и злобно топнула ногой.       — Ты его и не поймаешь! — прорычала она, седлая метлу.       Наверное, не смогу передать, что я почувствовал. У меня был противник — хоть маленькая, но очень злая девчонка. И бладжер — пусть и резиновый, но это тоже препятствие — и снитч, который поддаваться не собирался. Было страшно и одновременно весело. Ведь, если бы я его не поймал, как выглядел бы в её глазах? Как полный неудачник!       Она уверенно держалась на метле, в правой руке бита, кудри развеваются на ветру — не ожидал, что когда-нибудь буду восхищаться этой девчонкой.       Мяч летел в её сторону. Она развернулась и, ударив по мячу, отправила его прямо в меня. Увернувшись, я взлетел вверх и завис в ожидании снитча. У меня было мало времени, прежде чем «бладжер» вернулся бы. Я сосредоточился на поиске. Снитч свистнул за спиной, я обернулся и бросился за ним. Теперь с трудом мог уследить за Грейнджер, лишь краем глаза. Не думал, что это будет так сложно. Каково же, когда на стадионе целая куча народа? Но я был уверен, что справлюсь. Носился за шустрым золотым мячиком, пока второй пытался сбить меня с метлы.       Но до чего же было здорово видеть её раскрасневшееся лицо, горящие азартом глаза, то, как она размахивается, бьёт изо всех сил, издавая стоны, от которых мурашки бежали по спине. Казалось, она хочет меня убить.       Когда этот дурацкий «бладжер» ударил меня в плечо, я вскрикнул от боли. А ведь это ненастоящий! Я потерял равновесие, заметил, что Грейнджер замерла на месте, а глаза такие испуганные. Но тут увидел снитч, совсем рядом! Один рывок! И золотой мячик оказался в руке.       — Да!!! — как ненормальный заорал я. — Со счётом ноль — сто пятьдесят побеждает команда Слизерина!       Я услышал хлопки, взглянул на Грейнджер. Она скривила губы в ехидной ухмылке. Это были аплодисменты досады, но она признала мою победу. Это было так круто!       — Финита! — крикнула она, взмахивая палочкой, и зачарованный мяч плюхнулся на землю. — Поздравляю, Малфой.       Она опустилась на траву и стала собирать свои вещи. Я вдруг понял, что не представляю, что делать дальше. Нужно, наверное, что-то сказать? Или не нужно?       Приземлившись, положил снитч в ящик и направился в её сторону. Грейнджер тем временем собралась и по-турецки села на траву. Она просто смотрела в небо, как будто ждала чего-то. Я остановился рядом, и мы молчали. Я не знал, что сказать, а она, похоже, не собиралась со мной разговаривать.       — Было круто, — вдруг выпалил я, и внутри что-то съёжилось.       Она посмотрела на меня.       — Да. Такая тренировка лучше, чем в одиночестве, — кивнула она, а потом опустила глаза, уставившись в землю. — Тебе пора идти, Малфой. Ты же не хотел, чтобы нас видели вместе.       Ком подкатил к горлу. Она меня прогоняет? После того, что произошло? Мы так классно играли, а Грейнджер даже обсудить это не хочет?       — Здесь никого нет, — выдохнул я.       Она снова подняла глаза.       — В этом нет смысла, Малфой. Игра была классной, но ведь… на этом всё и кончится.       У неё был такой грустный голос.       — Хочешь, чтобы я просто ушёл? — ухмыльнулся я, хотя мне казалось, что слёзы уже дерут глаза.       — Нет. Не хочу. Но так лучше, — вздохнула она.       Наверное, это было упрямство, но я не хотел уходить. Это невозможно объяснить, но я просто сел на траву напротив неё. Грейнджер явно удивилась, и мы просто сидели, глядя друг на друга, как дураки. Она молчала, и я молчал. Так много хотелось ей сказать, но язык как будто прирос к зубам.       — Мы слишком задержались, — вдруг заговорила она. — Сейчас пробьют часы, и нас накажут за опоздание.       Она резко встала, закинула сумку на плечо, подняла метлу.       — Пока, — шепнула она и пошла к выходу. В груди всё сжалось.       — Ещё потренируемся завтра? — крикнул я, чувствуя, что дыхание останавливается.       Она даже не обернулась, лишь отрицательно замотала головой, и каштановые кудряшки запрыгали по её спине.       Знаю. Я сам сделал так, чтобы мы больше не были друзьями. Знаю, что так правильно. Но я ненавижу это решение. Мне жаль, что по-другому нельзя. Если отец узнает, что я подружился с маглорождённой, я больше никогда её не увижу. А отец узнает, если хоть кто-нибудь из Слизерина меня с ней увидит. Слухи расходятся слишком быстро. Я-то знаю.       Булстроуд завела себе подружку с Когтеврана, на Слизерине не смогла сразу поладить со своими, та тоже маглорождённая. Не прошло и недели, как Булстроуд со слезами и соплями разругалась с подругой. Потом жаловалась Паркинсон в гостиной, что у неё нет друзей из-за приказов отца не водиться с грязнокровками. Пэнси ей тогда сказала, что отец прав и его надо слушаться, а если Миллисенте не с кем дружить, то сама Пэнси не против общаться. Повезло Булстроуд, что Паркинсон проявила понимание. Мой отец не был бы так добр.       Я возвращался в замок. На душе стало так одиноко, а весёлая игра стала чем-то неповторимо грустным. Тут мне навстречу вышел Майлз Блетчли.       — Мы всё видели, Малфой! — весело заговорил он, и у меня сердце забилось где-то внизу живота. Неужели это конец? Доложат отцу, и я обречён отправиться в Дурмстранг. — Ты отлично играл! Просто отлично! Почему ты не просился в команду? Не поверю, что это из-за скромности.       Третьекурсник рассмеялся, а я только криво ухмыльнулся.       — Похоже, Грейнджер возьмут в команду. Маленькая грязнокровка, но шустрая. Готовься, Малфой. Хиггс покинет нас в следующем году. Работай летом, а завтра приходи на тренировку.       — Отлично, — выдохнул я. Дар речи пропал напрочь. Блетчли хлопнул меня по плечу и пошёл дальше, а я понял, что у меня там точно синяк, судя по тупой боли. Но это была обалденно приятная боль!       Я испытал чувство, какое-то незнакомое, странное. Если бы не Грейнджер, когда бы они заметили? Уверен, замечали и раньше, что я тренируюсь, но она смогла показать, что я могу работать в команде. Возникло желание рассказать ей. Не Грегу, не Винсу, даже не маме, а Грейнджер. Интересно, она будет рада за меня?       В гостиной на меня налетели друзья, начали поздравлять. Оказалось, что несколько человек с третьего курса были в Астрономической башне, в том числе, Блетчли, когда мы тренировались. Они пришли и рассказали в гостиной, что «Малфой и Грейнджер устроили бой на стадионе», и почти весь мой факультет понёсся наверх, чтобы посмотреть, боялись, что если уйдут за дверь, будут наказаны.       Всё плечо мне отбили, выражая восторги, не буду же я им рассказывать, что у меня там травма. Паркинсон и так смотрела на меня, как на бога, теперь вообще. Только и разговоров, что о моей игре.       Я так горжусь тем, что отец во мне не ошибся. Когда он узнает, будет очень доволен, я уверен.       Добравшись наконец до душевой, обнаружил приличный синяк на плече, такой фиолетовый и круглый. Думаю, пройдёт за месяц. Если бы мама увидела, наверное, сильно переживала бы.       Кажется, это был самый лучший момент в Хогвартсе в этом году. Лучший. Но я не могу отделаться от мысли, что Грейнджер просто ушла. Она грустила, знала, наверное, что мы не сможем радоваться вместе. Это ужасно портит моё настроение. И я думаю не об игре, а о том, как мы просто сидели напротив и молчали. Неужели это навсегда? Как можно так жить?       30 мая.       Думаю, это последнее, что я напишу в этом дурацком блокноте. Просто я зол. И даже то, что мы в гостиной орали два часа от возмущения, не улучшило настроения. Профессор Снейп сказал, что мы не должны возмущаться и расстраиваться. Что следующий год — наш год, и мы всё равно возьмём кубок школы. Но ни слова не сказал о решении Дамблдора добавить в копилку Гриффиндора такую кучу очков. Видимо, спорить с директором никто не станет.       Надо было видеть гриффиндорцев, скакали как безумные обезьяны от радости. Конечно! Были на последнем месте из-за своей тупости, и вдруг, благодаря троим первокурсникам, ладно, четверым, Лонгботтом ещё со своими десятью кнатами, оказались на первом. Где в этой школе справедливость?!       Наверное, единственное, что меня утешает, это то, что Грейнджер улыбалась. За весь прошлый месяц ни разу не видел, чтобы она улыбалась или смеялась. Дамблдор хвалил её, присудил пятьдесят очков. Хорошо, что она была рада хоть чему-то. Потому что на стадионе я её теперь не вижу, хожу на тренировки со своей командой. Изредка встречаемся в коридорах, но она всегда опускает глаза или наоборот задирает нос и делает вид, что меня не знает. Ну, и я делаю так же. А что ещё остаётся?       Завтра мы уезжаем домой. Наши экзамены уже позади, в Хогвартсе остаются только старшекурсники. Выходит, что день рождения теперь буду почти всегда отмечать в школе. Мне это не нравится, но ничего не поделаешь.       Наверное, завтра на вокзале и в поезде увижу Грейнджер последний раз. Потом три месяца каникул. Может, за это время всё пройдёт? Дружба с ней забудется, всё будет как раньше. Я на это надеюсь, потому что сейчас всё в этой жизни совсем не так, как мне нужно. Я скучаю по ней. Болван!