Я — Драко Люциус Малфой

      25 декабря.       Кажется, это самое ужасное Рождество в моей жизни. Всё и так было уныло. Нет. Не совсем так. Мерлин.       Праздник на самом деле был хорош. В этом году отец проявил благосклонность, видимо, в награду за победу в игре. Пригласили гостей, устроили пышный ужин, нас с друзьями оставили отмечать без присмотра, нам даже было весело.       Да только потом отец всё перечеркнул одним махом.       Он пришёл в мою комнату сегодня утром и торжественно сообщил, что Визенгамот вынес решение по делу Хагрида. Я уже даже был готов потирать ладони, ведь судя по лицу отца, решение было в нашу пользу. В Азкабан тупого лесничего, конечно, не отправят, да мне это и не нужно, но снять с должности преподавателя должны же были!       — Хочу тебе сразу сказать, Драко, что мне пришлось сделать немало вложений, чтобы добиться данного приговора. Дамблдор, не смотря на его старость и маразм, очень влиятельный и, приходится признать, сильный противник. Но я нашёл рычаги, на которые смог надавить. Надеюсь, ты по достоинству оценишь старания твоего отца. Всё ради тебя, сын.       — Так что же? — в нетерпении выпалил я. — Лесничего уволят?       — О, нет! — со скорбным лицом ответил отец, и я совершенно растерялся. — Визенгамот счёл его невиновным и полностью оправдал.       Почувствовал, как вытягивается моё лицо.       — Я не понимаю…       — Решение куда более практичное, Драко. Его тварь, этого… гиппогрифа, — с брезгливостью скривился отец. — Решено казнить, как крайне опасное существо.       — К-казнить? — с трудом шепнул я, опускаясь в кресло. Внутри всё рухнуло, как будто срезанное проклятьем. Я был не просто потрясён. Я был уничтожен. — Как казнить? За что? За царапину? — удивлённо и возмущённо воскликнул я.       Отец переменился в лице. Его самодовольное выражение превратилось в суровое.       — Не понимаю твоей реакции, Драко, — холодно ответил он. — Виновные должны быть наказаны! Ты пострадал…       — Да! Но царапина зажила через неделю, отец! — выдохнул я. — Казнь за царапину? И потом, эта курица никого больше не тронула…       Отец прищурился, приподнял подбородок.       — Ты что хочешь сказать, сынок? — нарочито ласково произнёс он, и мне стало ужасно страшно.       Я вдохнул поглубже, с трудом выдохнул, внутри всё замирало. Кажется, ещё ни разу мне не приходилось высказывать своё мнение относительно решений отца и мне казалось, что я готовлюсь к собственной казни.       — Эта… тварь… — нерешительно начал я, поднимаясь на ноги. — Она не так уж и… опасна, если быть осторожным. Я… это я… сам, наверное, его… спровоцировал. И вовсе я не хочу его смерти! За что?       Отец с отвращением сморщился. Стало очевидно — то, что я говорю, для него — полный бред. Нужно было срочно как-то исправить ситуацию.       — Отец, я… очень ценю, то что ты для меня делаешь. Я… всем тебе обязан, тебе и маме. Делаю всё, чтобы соответствовать нашему статусу и требованиям… рода. Ты прав, эта тварь опасна, но не лучше ли было просто… подвергнуть её изгнанию. Но казнь?       — Я вижу, ты сомневаешься в правильности моего поступка, — надменно заговорил он и стал обходить комнату, описывая вокруг меня круг, как лев возле добычи. Я нервно сглотнул. — Малфой, сынок, не имеет никакого права сомневаться в правильности совершённых поступков, будь они твои или твоих родных. Единомыслие — вот чем сильна семья, стоит лишь раз усомниться — это может привести к расколу, непониманию. Поэтому, я объясню тебе мои мотивы.       Я еле дышал, во рту пересохло. Кажется, у меня дрожали руки и колени, и всё, что я мог видеть, это серебряная клыкастая голова змеи на его трости, которой отец мерно постукивал по своей ладони в такт шагам и словам.       — Я был уверен, Драко, то, что с тобой случилось — очень серьёзно. Ты написал в письме, что у тебя болит рука, что лесничий не понимает своей ответственности, что хочешь, чтобы он ответил…       — Всё так, отец, но…       — Я не закончил! — повысил он голос, я невольно зажмурился. — Для меня очень важно, чтобы мой сын чувствовал себя комфортно, безопасно, чтобы он был уверен в том, что отец всегда рядом, заботится, поддерживает. То, что случилось на стадионе — вопиющее безобразие!       — Но при чём тут…       Отец только взглянул на меня, и уже захотелось провалиться сквозь землю.       — Твой отец, Драко, проявил максимум внимания, употребил все свои возможности, чтобы доказать своё полное участие в судьбе сына. И что же?       Он смотрел мне прямо в глаза, на расстоянии вытянутой руки. Да, я с ним уже почти одного роста, но мне показалось, что я становлюсь всё меньше и меньше, превращаюсь в ничто рядом с ним.       — Я получил непонимание, неблагодарность…       — Я благодарен, отец! — выпалил я. — Ты даже не представляешь, как я восхищаюсь тобой, твоим могуществом! Кто такой Дамблдор в сравнении с тобой? Какой-то директор школы! Тогда как ты — влиятельная и значимая фигура на политической арене, видный деятель, представитель Министерства Магии…       Отец самодовольно улыбался, и было очевидно, что я уже смог достучаться до него. Я почувствовал себя немного увереннее.       — Меня восхищает твоя целеустремлённость, то, как ты можешь манипулировать людьми! Мне ещё очень далеко до тебя, но, поверь, я приложу все усилия, чтобы оправдать твои надежды!       — Я рад, что мы поняли друг друга, — снисходительно улыбнулся он и отвернулся к двери, видимо решив, что разговор окончен. Но я собрал всю свою волю в кулак.       — Отец…       — Что-то ещё? — он повернулся вполоборота.       — Пожалуйста, отмени казнь! Ты же всё можешь, ты самый…       Его лицо снова помрачнело. Он уставился на меня уничтожающим взглядом.       — Ты, наверное, не понимаешь, сынок, о чём просишь, — наигранно ласково заговорил он. — Ты даже представить не можешь, сколько чиновников я посетил, сколько порогов обил, перед сколькими заискивал и скольким угрожал. Ты думаешь — это так просто, добиться казни? Да это нереально! — прошипел он. — Я сделал это для тебя! Чтобы ты знал, что твой отец на всё пойдёт ради тебя!       Глаза предательски наполнялись слезами, меня разрывали противоречивые чувства: благодарности и страха, восхищения и безнадёжности. Отец казался мне божеством, но очень страшным, разгневанным божеством.       — Малфой не имеет права показывать своих сомнений! Ты можешь передумать, изменить решение, переиграть всё в процессе, схитрить, прогнуться, даже унизиться, если нужно! Но когда игра сыграна, ты не можешь изменить своих решений! Поздно, Драко! — он подошёл ко мне ближе, осторожно положил руку на моё плечо, стряхнул с моего пиджака невидимую пыль. — Или ты хочешь, чтобы твой отец пал в глазах общественности и своих собственных, как маленький мальчик, который капризничает: «Хочу казни гиппогрифа! Не хочу казни гиппогрифа!» — он проскользнул ладонью к моей шее и сдавил её прямо у затылка с такой силой, что стало больно и в голове зазвенело. — Осознай, о чём ты просишь! — прошипел отец, отнял руку и стремительно вышел.       Я со стоном выдохнул, зажимая рот ладонью от того, что хотелось взвыть в голос. Не мог поверить, что теперь произойдут такие ужасные события. Я не хотел смерти этой твари! Никогда не хотел! Я лишь хотел справедливости, но всё вышло совсем не так! Это похоже на пытку, хочешь что-то исправить, но уже ничего не можешь сделать. Абсолютно ничего!       Никогда прежде я не чувствовал себя таким беспомощным и растерянным. В голове всплывали сцены случившегося. Причина настолько глупа — моя идиотская ревность! Я только сейчас наконец понял, что это было. Поттер друг Грейнджер, возможно такой же, как для меня Пэнси. И что я смог доказать? Только то, что я болван. Не справился с гиппогрифом, обидел девушку, которая мне дорога, и теперь Хагрид лишится существа, которое любит. Из-за моей ревности! Как глупо! Наверное, не смогу передать, насколько мне жаль, что я заварил это зелье из проблем и боли. И как мне теперь с этим жить?       28 декабря.       Я всё никак не мог прийти в себя. Не мог есть, плохо спал. Видел, как отец во мне разочарован. Каждый раз, когда я появлялся в гостиной или столовой, он напускал на себя непроглядный мрак, от которого хотелось уйти поскорее.       Мама волновалась, это было очевидно, но почему-то не говорила со мной. А сегодня вдруг вошла в мою спальню чуть раньше обычного перед сном. Она всегда приходит попрощаться, но в этот раз было как-то иначе, я ещё даже спать не собирался. Перечитывал дневник, забравшись с ногами в кресло. Как раз добрался до того момента, когда мы с Грейнджер встречали весну в Астрономической башне. Я уже и забыл, как это было волнительно и здорово. Думал, как же сильно по ней скучаю, как безумно хочу её видеть. И тут постучала мама.       Я сунул блокнот под матрас, всегда теперь его прячу, и мама вошла в комнату.       — Доброго вечера, милый, — улыбнулась она. — Позволишь?       Я кивнул. Даже озадачился немного, зачем она могла прийти. Уже не помню, когда мы разговаривали последний раз. Мне кажется, что после поездки во Францию и нашего разговора о маглорождённых, между нами образовался какой-то провал, причин которого я не знаю.       Мама присела на мою кровать, сложила руки на коленях.       — Что с тобой происходит, Драко? Ты чем-то расстроен?       Стало неприятно. Мне понадобился целый вечер чтения дневника, чтобы хоть немного отвлечься от чёрных мыслей, заполнявших голову. А теперь пришлось снова к ним вернуться.       — Я… стараюсь не думать, мама. Я справлюсь.       Она ласково улыбнулась.       — Ты становишься мужчиной, дорогой. Хочешь всё решать самостоятельно. Это похвально.       Мама вздохнула, помолчала немного. Я озадачивался всё больше, становилось тревожно.       — Я вижу, вы с отцом не поладили, — наконец начала она. — Вы оба хмуритесь, молчите. Знаю, у нас в доме всегда тихо, Драко. Но сейчас напряжение особенно ощущается. Что произошло между вами? Возможно, если я буду в курсе, смогу помочь.       Не знал, нужно ли посвящать в это маму. Мало того, что отец во мне разочарован, если ещё и она… Тогда я даже не знаю, как жить дальше. И я молчал.       — Дело в решении Визенгамота? — неожиданно спросила мама.       Сердце ёкнуло. Мама должна понять, я вдруг почувствовал, что она сможет понять.       — Я не хочу никакой казни, — упрямо заявил я. — Это неправильно. Не понимаю, зачем отец так поступил.       — Правда не понимаешь? — с сомнением спросила мама.       — Ладно, понимаю! — прошипел я. — Но я не согласен! Это слишком жестокое наказание, неужели отец не понимает?       — Это же принципиально, милый…       — Я этого не хотел! Этот гиппогриф не виноват в том, что я его спровоцировал, и дело даже не в этом. Я не хочу потом всю жизнь прожить с чувством, что из-за меня погибла эта тварь! Клювокрыл не заслужил этого!       — В этом нет твоей вины, — с нежной улыбкой вздохнула мама. Я даже растерялся.       — То есть, как это нет?! Я нажаловался отцу, писал ему каждый день, спрашивал, разбирают ли наше дело? Хотел, чтобы лесничего наказали за глупость, при чём тут гиппогриф — это просто животное! Это всё равно, что казнить кошку Филча, за то, что она его поцарапала, глупость какая-то!       — Драко, кошка не может затоптать, — грустно усмехнулась мама. — А гиппогриф — крупное, опасное животное.       — Всё равно! — психанул я и отвернулся, а потом прошептал: — Как потом жить, зная, что из-за меня кто-то умер? — я посмотрел маме в глаза. — Как потом жить?       Мама поднялась, подошла и ласково прижала к себе мою голову. Мне вдруг стало так хорошо, как давно уже не было. Я почему-то вспомнил Грейнджер, её поцелуи, и стало так грустно, что слёзы навернулись.       — Мой мальчик, — с нежностью говорила мама и гладила меня по голове. — Я тебя понимаю. Нет ничего постыдного в том, что тебе было больно, страшно, обидно. Ты доверил свои переживания отцу, но он, кажется, слишком ревностно к этому отнёсся. Боюсь, этот гиппогриф будет на его, а не на твоей совести. А его совесть — это ты, милый. Он разочарован, но не в тебе, Драко, а в себе самом, я уверена. Если бы он сразу поговорил с тобой так, как мы сейчас, недоразумения не случилось бы. Ты не должен брать вину на себя. Ты — просто мальчик, и все решения приняли за тебя мы.       — Я не уверен, что не поступил бы также, как отец, — вздохнул я, преодолевая ком в горле. — Но я не стал бы никого убивать.       — И это правильно, милый, нужно быть милосердными к тем, кто нас обидел. А гиппогриф — это очень своенравное существо. Я поговорю с твоим отцом. Не уверена, что можно что-то изменить, но я попытаюсь.       — Спасибо, мама, — прошептал я, уткнувшись лицом в её живот.       На душе стало спокойнее, появилась какая-то надежда, хоть и слабая, что всё ещё можно исправить. Надеюсь, мама сможет как-то убедить отца.       2 января, 1994 года.       Как же не терпится вернуться в Хогвартс. Угнетает обстановка дома. Родители холодны, мама хоть и приходит ко мне каждый вечер, но мы больше ничего не обсуждаем, она лишь прощается на ночь и уходит. Я не понимаю, что происходит, отец мной явно не доволен, но что я могу сделать? Я не могу его благодарить за то, что он сделал. Не могу.       Поймал себя на мысли, что спасаюсь только одним средством — воспоминаниями. Я всё прокручиваю и прокручиваю в памяти нашу последнюю встречу с Грейнджер в том переулке. Осознал, что был расстроен и взволнован настолько сильно, что не заметил многих важных, очень нужных вещей. Того, как она смотрела на меня, как волновалась, как дрожали её руки. Её взгляд кричал, а я не понял. Она убивала себя там, стоя рядом со мной. Разрывала своё сердце на части в попытке избежать ошибки.       Но это не ошибка. То, что я чувствую, не может быть ошибкой! Я становлюсь счастливым, лишь думая о ней. Вспоминая этот кофейный взгляд, долгий, такой… удивительный. Если бы я мог понять, догадаться, что она чувствует. Если бы позволил себе думать, что она… Возможно, она ждёт от меня решительного шага, чтобы я, не знаю, перестал бояться? Может быть, бросил вызов чистокровному миру и объявил, что мне нужна только она — маглорождённая девчонка. Что я умираю от нежности к ней. Это так невыносимо больно и в то же время бесконечно приятно.       Вспоминая её взгляд, я словно плавлюсь. Чувствую себя куском мягкой глины, из которой она могла бы лепить что угодно. Но только… я ей этого не позволю. Нет-нет! Я не должен быть размазнёй, как Гойл. Я должен быть сильным, сильнее, чем она, иначе я просто… просто её не достоин.       «Нет. Не смей. Пусти. Никогда». Её взгляд говорил совсем другое. Нужно было поцеловать её, чтобы она знала, что я чувствую.       4 января.       Не мог дождаться этого дня. Я ехал в поезде, и все мысли были только о ней. Не видел её на вокзале, и это было странно — не заметить её пышных кудрей. Я придумал тысячу причин, чтобы свалить из купе, но парни даже не спросили, куда я пошёл, слишком были увлечены своими подружками.       Я обследовал все вагоны по два раза, но Грейнджер не нашёл. Стало так тревожно. Неужели она оставалась в Хогвартсе на каникулы? Как же так? Прошлые два года… Нет она уезжала только на первом курсе. А в прошлом году в это время она как раз была в Больничном крыле, обросшая шерстью. Значит, все каникулы она провела с этими двумя тупицами. До чего же мерзкое ощущение. Оно снова накрыло с головой. Желание превратить их в двух рыб и посадить в аквариум навечно стало просто непреодолимым.       Успокаивал себя тем, что они просто её друзья. Но этого было мало. Тогда я стал думать о поцелуе. Она ведь не просто спасла меня, Грейнджер ужасно переживала. Может быть она по-настоящему… Нет. Лучше не думать об этом. Она сказала, что это была альтернативная реальность. Между нами ничего не может быть, и во время каникул я даже как-то привык к этой мысли.       Чего же я тогда шлялся по этому дурацкому Хогвартс-экспрессу туда-сюда? Зачем искал её? Безумец. Вернулся в своё купе с покупками, благо тележка попалась по пути обратно. Все были довольны и не задавали вопросов.       Мне нравится, что всё стало как раньше, Грег и Пэнси не ссорятся, нормально разговаривают, он даже стал каким-то расслабленным и спокойным, уже не смотрит на неё щенячьими глазами. И похоже, ей это больше нравится. Мне даже показалось, что она как-то иначе посматривает на него. Задумчиво и внимательно.       А когда он внезапно заговорил о квиддиче, она вообще глаз с него не сводила.       — Ты прав, Драко, — шутливо говорил он. — Хватит зад просиживать в гостиной. Думаю, как только потеплеет, попробуюсь в загонщики. Это как раз для меня. Удар, вроде, что надо.       Он многозначительно показал свой огромный кулак, сунув его под нос Крэббу. Тот отпрянул, обозвав Гойла дебилом, а у Пэнси рот открылся от восхищения.       — Правильно, Грегори, — торопливо проговорила она. — Такими темпами мы точно уделаем Гриффиндор, а то зазнайка Грейнджер уж слишком прочно сидит на своей метле.       — Ничего! В следующем году посмотрим, как она там усидит! — зловеще ухмыльнулся он, а мне стало не по себе. Ещё не хватало, чтобы этот шкаф сбил с метлы мою маленькую гриффиндорку. Блин! Хреновый из меня будет игрок, если я перейду на сторону противника.       — Винсент, я уверена, — вдруг мечтательно залепетала Булстроуд. — Из тебя получится отличный загонщик!       — Из меня? — Крэбб удивлённо выпучил глаза, и мы все захохотали. Бочка на метле — это очень впечатляющее зрелище!       Я с волнением шёл в Большой зал, меня даже трясло немного. Как же не терпелось её увидеть. Пошли прахом все мои попытки смириться с тем, что она уже никогда не будет со мной.       Гриффиндорцы уже сидели за столом, когда мы вошли. Мне сразу бросилась в глаза невероятная картина. Поттер и Уизли сидели на своих местах, а Грейнджер рядом не было. Я даже не сразу её нашёл, она и её рыжая подружка сидели отдельно от этих придурков.       Я так обрадовался, что даже улыбку сдержать не смог, пришлось отвернуться, чтобы никто не догадался, куда я смотрю. Устроившись на своём месте, я понял, что теперь мне её совсем не видно. Стало ужасно досадно. Приходилось немного наваливаться на стол, чтобы хоть мельком её разглядеть. И я очень быстро понял, что она грустная. Нет, она, конечно, как всегда задирала нос, была такая гордая и надменная, но я то уже изучил её за эти два с половиной года — так она защищается. Стало тревожно и ужасно захотелось узнать, что случилось.       Директор напомнил нам, что опасный преступник всё ещё на свободе, и дементоры Азкабана продолжают патрулировать территорию школы. Чтобы мы были осторожны и не выходили за пределы гостиных после наступления сумерек, чтобы берегли друг друга, и я заметил, как Гойл и Паркинсон переглянулись и быстро отвели глаза, как будто испугались. Такие милашки! Я губу прикусил, чтобы не рассмеяться. Наверное, я хотел бы, чтобы и у меня так было. Не стоит об этом думать.       Когда мы выходили из Большого зала после ужина, было довольно весело. Окрик Поттера заставил меня вздрогнуть и остановиться.       — Доволен, Малфой? — крикнул он. Я обернулся.       — Доволен ли я? — ухмыльнулся я. — Конечно, доволен, Поттер! У меня нет причин печалиться. В отличие от тебя, у меня всё прекрасно!       — Я так и думал, змей поганый! Знал, что для тебя смерть невинного существа — настоящий праздник! — злобно рычал он.       У меня холод прошёл по спине, когда я понял о чём он говорит. Стало так отвратительно на душе. Ведь мама так меня и не обнадёжила, видимо, отец ничего не станет менять, казнь гиппогрифа не отменят. Что мне оставалось делать? Только защищаться.       — Завидуешь, Поттер?! — гордо приподнял я голову. — Ты ничего не решаешь в этом мире! Мальчик-который-выжил — ничего не решает. Куда тебе до моего отца!       — Ты жалок, Малфой! — бросил он. — Вымещаешь свою злобу на тех, кто не может ответить! Слабак!       — Кого ты назвал слабаком?! — зарычал я и бросился к нему, намереваясь двинуть по его очкастой морде. Он тут же пошёл навстречу, сжав кулаки.       Внезапно за его спиной возникла Грейнджер и схватила его за руку.       — Гарри, не надо! Сюда идёт Снейп! Нас накажут!       — Отстань, Гермиона! Это не твоё дело! — психанул Поттер, вырывая у неё свою руку.       Она покачнулась, отпрянула, ударилась в грудь Уизли. Он так на неё посмотрел, что мне стало не по себе. Они что, поссорились?       — Эй! — гневно рыкнул я. — Я здесь, Поттер! Не забыл?!       — Сейчас ты окажешься на полу! — сквозь зубы процедил он и ринулся вперёд.       — Ты ведёшь себя как магл, Поттер! Дуэль! — я выхватил из кармана палочку. Он достал свою. Нас со всех сторон окружили сокурсники и зеваки.       Грейнджер снова возникла между нами, упираясь Поттеру ладонями в грудь.       — Гарри…       — Отойди, Гермиона! Из-за него казнят Клювокрыла, ты видела, что с Хагридом?       — Но, что ты сделаешь? Это ничего не изменит! — отчаянно шипела она. — Тебя исключат!       — Мне плевать! — прохрипел Поттер.       — Уйди, Грейнджер! — крикнул я. — Не лезь!       Она вздрогнула, обернулась мы встретились взглядами. Она была напугана.       И тут передо мной возникла чёрная мантия Снейпа.       — Немедленно… прекратить! — потребовал он. — Слизерин, в гостиную. Поттер — к директору. Сейчас же!       Все моментально стали расходиться. Грейнджер с облегчением вздохнула. И тут профессор снова заговорил.       — Мисс Грейнджер, ваш надоедливый жмыр опять шатался в подземельях. Поразительно настырное существо. Вам просто повезло, что у меня нет аллергии на этих тварей, в отличие от лесничего. Немедленно заберите его оттуда. Мистер Малфой, — я вздрогнул. — Проследите за тем, чтобы жмыр покинул нашу гостиную, он забился под буфет и никому в руки не даётся.       — Почему я? — возмущённо воскликнул я.       — Потому что… я так сказал! — сурово прищурился декан. — Выполняйте!       Для порядка закатив глаза, я отправился к гостиной, Грейнджер шла следом, я слышал стук каблуков её туфель по полу, и сердце замирало от волнения. На полпути она вдруг спросила:       — Ты можешь это исправить?       Я глубоко вдохнул. Внутри всё дрожало.       — Что?       — Твой отец может отменить казнь? — с надеждой спросила она, и мне опять стало ужасно плохо.       — Нет! — резко бросил я.       — Неужели ты хочешь смерти Клювокрыла? — отчаянно воскликнула она. — Он же просто животное! У него инстинкты! Он не виноват…       — Думаешь, я не пытался? — резко обернувшись выкрикнул я. Хорошо, что все слизеринцы уже были в гостиной и меня не слышали. Её глаза расширились. Она смотрела на меня, как будто глазам не верила. — Я говорил с отцом, просил прекратить это. Но он отказался. Я ничего не смог ему доказать.       — Значит… ты не хочешь его смерти? — стало больно от того, что её это удивляет.       Я отрицательно мотнул головой. Грейнджер вздохнула. Мы подошли к каменной стене.       — Куда дальше? — растерянно спросила она.       — Никуда. Отойди подальше.       — Мы пойдём… в стену? — удивилась она.       — Сквозь стену. Сейчас слизеринцы ор поднимут. Лучше молчи.       — Ладно, — тихо ответила она.       Грейнджер отошла на несколько шагов, я произнёс пароль. Она вернулась, и я, наверное, немного грубовато, схватил её за локоть. Не мог же я ввести её в гостиную за руку.       — Это что такое? — тут же возопила Паркинсон. — Грязнокровка?!       — Тихо! — рявкнул я. — Она заберёт своего жмыра.       — Он там! — качнул ногой в направлении буфета сидевший на подлокотнике кресла Нотт.       Грейнджер присела на корточки, заглянула под шкаф.       — Живоглот, выходи. Идём домой! — позвала она. Но кот только мяукнул. — Блин, — еле слышно шепнула она.       Я не стал церемониться. Присел, запустил под шкаф руку, благо, они у меня длинные, ухватил кота за шкирку и вытащил. Он только недовольно зарычал. Грейнджер молча прижала Живоглота к себе и благодарно взглянула на меня. Я проводил её к выходу и остался в гостиной.       — И как это понимать? — скрестила руки на груди Пэнси. — Грязнокровка в Слизерине — это мерзко!       — Снейп велел ей забрать кота. Я тут при чём? — лениво ответил я, разваливаясь на диване.       — Странно, — прошептала она. — Этот кот никому в руки не давался, царапался, а на тебя только рыкнул.       Я пожал плечами.       — Животные непредсказуемы, — вздохнул я, снова вспоминая о конфликте с Поттером из-за Клювокрыла.       Но потом все мысли заняла Грейнджер. Что-то произошло между ней и её дружками. Они были грубы с ней, а она так растеряна. С одной стороны, я рад, что она с ними не общается. Но с другой… она такая грустная. Мне это не нравится. Надо выяснить, что случилось. Я больше не буду нападать на неё, буду осторожным. Хочу чтобы она доверяла мне, и если её друзья с ней поссорились, то мне это очень, очень, на руку!