Один день из жизни дворника

И почему у начальства всегда такие противные голоса? Ирина Семеновна не говорит, а прямо визжит. Пронзительный писк ввинчивается в висок, как тонкое сверло. Димка трет ладонями лицо и сползает по стулу. — Шемякин! Ты там от меня не прячься! Спать дома нужно, а не на планерке. Черт, ну прямо как училка младших классов. Только вместо детишек побитые жизнью дяденьки и тетеньки в синих дворницких жилетках. Семеновна достает пачки перетянутых резинками бумажек. Ах, ну точно! Сегодня же девятое — квитанции! Раньше этим почта занималась, а теперь все на бедных дворниках — и квартплата, и телефонные счета, и за газ, и даже, говорят, в некоторых ЖЭКах рекламу заставляют разносить. Начальство денежку в карман, а дворники бегай. Будто и так мало работы… — Гречишкина на больничном. Чей там у нас участок рядом? О, Шемякин! — А? Что? — вскидывается Димка. — Я говорю, Гречишкина болеет, разнесешь квитанции на ее участке. — А чего сразу я? — возмущается Димка, хотя знает, что с Семеновной спорить бесполезно. — Потому что я так сказала! Ты у нас самый молодой, пробежишься, не устанешь. Хорошо ей говорить! Сидит весь день в конторе под вентилятором. А ты сначала метлой помаши, а потом еще с квитанциями этими долбанными таскайся. А почтовые ящики у нас не на улице. На два лестничных пролета подняться нужно. И так в каждом подъезде. А их на Димкином участке… тридцать шесть! И на участке Гречишкиной не меньше. Ох, мама родная! Это, на минуточку, как на семидесятый этаж пешком! Димка стонет, но покорно принимает от Семеновны вторую пачку квитанций. На участке сейчас немного работы. Благодатные несколько летних недель, когда тополиный пух уже отлетал, а яблоки еще не начали падать. На дорожках только обычный человеческий мусор — бумажки, окурки, обертки, бутылки… Стеклотару Димка собирает, но не сдает. Неохота морочиться за гроши. Бутылки он отдает тете Вале Киселевой, у той трое детей и муж больной. Она и копейке лишней рада. Вчера был футбол, мужики отмечали: только на площадке возле гаражей пивных бутылок набралось два ящика. А лампочку над дворницкой опять разбили. Вот гады! Димка ссыпает мусор в бачок. Чем им лампочка мешает? Ни в чьи окна вроде не фонарит… Уже третья с начала месяца! Ну и ладно, им же хуже! Внутри дворницкой у Димки свет есть. Там у него порядок, все на своих местах: метлы, совки, ящики, ведра, лопаты. Да, работа грязная, но это не значит, что он и сам должен быть как свинья. Димка снимает спецовку и умывается под самодельным рукомойником. Теперь перекур десять минут и можно браться за квитанции. Так и знал, что какой-нибудь подставы на чужом участке не избежать! В пятнадцатом доме Димкин ключ, который открывает почтовые ящики целым блоком, не подходит. Ну не разносить же эти чертовы квитанции по квартирам! Димка засовывает пачку сзади за пояс и начинает впихивать бумажки в узкие щели ячеек. Адова работа, чтоб эту Семеновну… — Эй, ты что это делаешь?! От грозного окрика Димка вздрагивает, и застрявшая квитанция едва не рвется пополам. — Ничего, — он оборачивается, борясь со странным желанием поднять руки вверх, будто на него наставлен пистолет. Но вместо оружия — подозрительный взгляд светло-серых глаз. — Ты что-то крал из нашего ящика! — Я не крал, я наоборот, — неловко оправдывается Димка. — Вот! Он протягивает пацану надорванную квитанцию. Странное дело, мальчишка ростом Димке по плечо, да и стоит на ступеньку ниже, но смотрит словно сверху вниз, столько в нем уверенности в себе и какой-то внутренней силы. И еще он весь такой нереально чистенький, светлый, модный и глянцевый, как ожившая журнальная картинка. Димка остро осознает, что на нем пыльные старые джинсы, дешевая майка с вещевого рынка и стоптанные кроссовки, подобранные в прошлом году возле мусорного бака. Ему хочется провалиться сквозь землю. Он опускает глаза и видит свои ногти: обломанные, с въевшейся грязью. Димка вспыхивает и резко прячет руки за спину. — Бумажку-то отдай, — хмыкает мальчишка. Он уже поднялся на пару ступенек и его глаза теперь вровень с Димкиными. Зрачки от света сбежались в черные точки, и стали видны россыпи золотистых крапинок на серой радужке. Это так красиво, что Димка не может отвести взгляд. — Алё! — пацан нахально щелкает пальцами перед Димкиным носом. — Бумажка! — А. Да. Мучительно стесняясь своих больших неухоженных рук, Димка подает ему квитанцию. Парнишка, не глядя, сует ее в карман и спрашивает, приподняв левую бровь: — Ты вообще кто? — Дворник, — растерянно лепечет Димка. — Хм… плохо работаешь, дворник. Мусор на улице, — заявляет пацан, но так смотрит, что Димка не сразу понимает его слова. — Ваш дворник болеет, — отвечает он, когда до него, наконец, доходит смысл сказанного. — Я с другого участка. — А зовут тебя как, дворник с другого участка? — Ди… Дмитрий, — Димке кажется, что он сейчас грохнется в обморок, а такое с ним было всего один раз, когда он маленьким перегрелся на солнце. Но от мальчишки такой жар, что мозг плавится и все остальное тоже. Пацан достает блокнот и что-то пишет на листочке. — Ладно, можешь идти, дворник Дмитрий, — царственно кивает он. — Только не забудь мой телефон. Он протягивает руку вниз, Димке приходится сцепить зубы и зажмуриться, и вкладывает вырванный листок в карман джинсов. — З…зачем? — тупит Димка. — Затем, что ты в восемь вечера позвонишь по этому номеру, — говорит мальчишка со спокойной уверенностью, поворачивается и уходит вверх по лестнице. Мягкая ткань штанов обрисовывает при ходьбе его ягодицы, и Димка думает, что до восьми еще до обидного много времени.