Стоит, наверное, иногда оказаться туристом в родном городе. Ведь это только так кажется, что если ты живешь в Петербурге, то днями напролёт только и делаешь, что любуешься особым обликом города, шастаешь по узким улочкам с кофе и непременно вздрагиваешь, глядя на ночную Неву. На деле же обычно ты спешишь по делам утром, рыча на забитые трафиком мосты, обедаешь в столовой на первом этаже бизнес центра, а после либо тащишься домой, либо, что бывает куда реже, встречаешься с друзьями в баре. И бар этот, как ни парадоксально, обычно находится совсем не в центре, потому что вы с друзьями уже давно отвыкли перемещаться пешком и гораздо больше окружающей красоты вам необходимо место, чтобы припарковать свой автопарк.
Не то чтобы история, которую я нацелилась рассказать, напрямую связана с городом, но вне его у неё, определенно, было бы куда меньше шансов. А всё потому, что воды в нашей Северной Венеции куда больше, чем следовало бы. И кроме шуток на тему того, как петербуржцы раскрывают жабры в дождливую погоду и состоят из воды вместо семидесяти восьми положенных на все девяносто процентов, от воды у нас тут, знаете ли, реки, а через них, как и положено, — мосты. Безусловно, каждый турист и ещё примерно две трети населения страны знают, что эти мосты разводят по ночам. Петербуржцы тоже знают, но память функционирует как-то секторно, иногда замещая эту, казалось бы, базовую информацию какими-то другими оперативными данными, мыслями, проблемами.
Не скажу точно, как это работает у всех. Но у меня где-то явно произошел сбой, потому что, будучи водителем с десятилетним стажем, про мосты я почему-то каждый раз забываю. А их, чтоб вы понимали, разводят ночами не только для того, чтобы на них поглазели приезжие. Даже совсем не для этого. На ночь Нева становится территорией огромных большегрузов, по сравнению с которыми маленький автомобиль со своим маленьким и незначительным водителем, мечтающим попасть домой, явно не в приоритете.
Поэтому, когда я в начале третьего ночи подъехала к необходимому мне месту пересечения большой воды, оставалось только выругаться, остановиться перед ним, впустить ночную прохладу в салон через открытое окно и закурить. Логичнее было бы немедленно стартануть в сторону следующего, до разводки которого оставалось ещё минут пятнадцать. Но разве имела логика какой-то вес, когда внезапно сам город замедлил, заставляя осмотреться и проникнуться летней почти белой ночью несколько сильнее, чем изначально планировалось.
Вообще, сама мысль о следующем мосте пришла не сразу. Сначала я прочувствовала собственное положение в пространстве, статус жителя Северной Столицы и водорослевый запах тёмной воды вперемешку с сигаретным дымом. И лишь после этого развернулась, чтобы вновь выехать на набережную. Широкая трехполоска напоминала гоночный полигон. Приятно было думать, что у каждого водителя была какая-то своя история, своя драма, которая заставляла превышать ради последней возможности оказаться на другом берегу. Несмотря на явную романтизацию происходящего я решила, что тоже вполне могу позволить себе втопить, нашла в плей листе одну из любимых групп и прижала педаль газа сильнее.
Выстроенные как по линейке, дома проносились перед глазами, смешивались в разноцветный калейдоскоп. Людей в той части набережной почти не было, исторический центр уже остался позади. Наверное, именно поэтому я и обратила внимание на одинокий женский силуэт у самой кромки проезжей части. Девушка стояла, балансируя на поребрике, вытягивая правую руку максимально на полосу движения, и с каждым проносящимся в опасной близости автомобилем вздрагивала, неловко отшатываясь назад.
Быстрее, чем успела подумать, я резко перестроилась с крайней левой, сопровождаемая недовольным гудком в спину, и почти с визгом затормозила в полуметре от бесстрашной девчонки. Та на секунду замерла, осматривая автомобиль то ли потерянным, то ли неверящим взглядом, а потом, в пару шагов оказавшись у пассажирской двери, дернула ручку, и в салон заглянула симпатичная девичья голова, с двумя крупными светлыми косами.
— Мне очень нужно успеть на ту сторону! — взмолилась она, не размениваясь на приветствия, — Прошу, скажите, что нам по пути…
Секунду назад мечтая отчитать её за неоправданный риск, я вдруг почему-то разулыбалась, хотя, вообще, редко практикую подобное с незнакомыми людьми. Уж очень она оказалась хорошенькой, и глаза были такие огромные, светлые, с такими она, наверное, могла бы вполне получить новенький мерседес или дом у моря, а просила всего лишь перебросить её через мост.
— По пути, — кивнула я, пытаясь спрятать неуместную радость, — Прыгай!
Девчонкино лицо озарилось улыбкой, но буквально на долю секунды. Она уселась на пассажирское, примостив маленький рюкзачок на коленках, я сорвала с места, с подозрением косясь на часы. 2:15. Пять минут в нашем распоряжении.
Стремительно набирая скорость на уже почти пустой дороге, я чуть прибавила звук и с удивлением поймала себя на мысли, что рассчитываю снова увидеть её улыбку. Но моя стихийная попутчица была удивительно серьезной. Она крутила телефон в руках, периодически снимая блокировку и бессмысленно задерживая взгляд на экране с часами, — ждала сообщения? Или боялась не успеть? Странно было бы в её положении не смириться с возможным опозданием, шанс на попутку в этой части набережной был, на самом деле, ничтожно мал. И встретить меня больше походило на везение, чем на обычное положение вещей.
Не боясь быть пойманной с поличным, искоса отвлекаясь от дороги, я рассмотрела её, насколько позволяла мешковатая одежда и рюкзак, прикрывающий бедра. На широком сидении автомобиля девчонка казалась даже меньше, чем силуэт на безлюдной улице. Совсем острые угловатые коленки, миниатюрные плечи, скрытые объёмной толстовкой, маленькие почти детские ладошки, в которых даже обычного размера смартфон выглядел огромным. Положение скрытого шпионажа не давало рассмотреть лишь её лица, угол обзора заканчивался где-то на линии скул, цепляя спускающиеся по плечам косы цвета солнечного пшеничного поля. И, поверьте, мой технический склад ума не был настолько хорош в оттенках, просто назвать её блондинкой не поворачивался язык. Слишком красив был натуральный перелив прядей для такого банального определения.
Из колонок мой старый знакомый пел нам про то, как ветер разносит слова над Невой, но девчонка и не думала улыбаться. И если взгляд на часы был мне хоть как-то понятен, то когда она начала нервно теребить край толстовки, я прямо-таки фыркнула от недоумения.
— Сильно страшно не успеть?
Моментальным ответом на мой вопрос, девушка вздрогнула и повернулась на меня. И у меня, наконец, появился повод, ещё раз взглянуть на неё. Красивая. Даже слишком. А ещё совсем юная. Нахмурившись, вернула взгляд на дорогу, — а достигла ли она, вообще возраста, чтобы мне стало официально можно её рассматривать?
— Мне туда очень нужно, это правда важно, — еле слышно она ответила и вновь посмотрела на часы.
Разговор как-то не слишком клеился. Да и с чего бы ему? Какая-то незнакомка, согласившаяся подвезти студентку, — изо всех сил я надеялась, что она уже студентка, — совершенно не тот человек, чтобы делиться чем-то сокровенным. А именно это сокровенное и толкнуло её на ночное путешествие — в этом я была уверена, едва взглянув в блестящие девчоночьи глаза. Поэтому, оставив идею знакомства, я решила довольствоваться малым — попробовать получить ещё одну или, может быть, парочку, улыбок за время дороги.
— Нравится песня? — сделала я чуть громче, но так, чтобы ни в коем случае не заглушить тихого разговора.
К моменту последнего припева мы уже подъезжали к месту «Икс». Оставалось проехать под мостом, затем повернуть на съезд и через пару минут распрощаться с ней на другой стороне реки. Хотя, чего уж скрывать, где-то в груди промелькнуло нежелание прощаться, несмотря на то, что мы и не здоровались толком.
— Хорошая… — задумчиво протянула девчонка, не отрывая взгляда от окна. — В том году я была на их концерте.
— О, правда? — я оживилась, нащупав крохотную, но точку пересечения, — У меня получилось попасть лишь на один, прямо перед Новым Годом… Твою мать!
Нет, последнее относилось вовсе не к концерту, не к девчонке и совершенно не к группе, о которой, казалось, вот-вот должен был сложиться разговор. Это было о дорожном ограждении, в которое мы упёрлись прямо перед мостом. И всё было настолько очевидно, что абсолютно не требовало пояснений: проезд на другой берег был уже перекрыт, ни малейшей надежды оказаться по ту сторону до пяти утра на осталось.
Опасливо я посмотрела на своего пассажира: она сидела замерев и сверлила взглядом одну точку перед собой. Одну ярко-оранжевую точку, которая, будучи дорожным рабочим, удалялась от нас к центру моста. Тишина вдруг оказалась такой тяжелой, момент был совсем не похожим на тот, в котором я уже опоздала сегодня, в котором просто позволила себе выдохнуть и расслабиться.
Перед нашими глазами часть моста вместе с фонарями начала подниматься вверх. Плавно, медленно асфальт становится всё более вертикальным. Вздохнув и опустив окно, я уже потянулась за пачкой сигарет, уверенная в том, что не одной мне хочется рассмотреть это безобразие через облачко дыма, но не успела даже открыть её, когда девчонка вдруг отмерла и с шумным выдохом уронила лицо в ладони. Ситуация складывалась паршивая. Тонкие плечи мелко содрогались, рюкзак с коленей упал под панель. Не нужно было быть особо догадливым, чтобы несмотря на тишину в салоне понять, что девчонка плачет. И это было совсем не похоже на те показательные истерики, с которыми я не по наслышке была знакома за всё время тесного общения с представительницами женского пола.
Поддавшись порыву, я было подняла руку, чтобы тронуть её, может, положить ладошку на плечо или коленку, просто чтобы утешить. Но вовремя осеклась. Какой же маньячкой надо быть, чтобы нарушить личное пространство на пятой минуте знакомства? Кстати, не состоявшегося знакомства. Сжав раскрытую ладонь в кулак и досадливо опустив его на своё колено, я ещё раз посмотрела на девушку, а потом на ограждение перед носом автомобиля. И только тогда заметила около него мужичка в оранжевой жилетке, который нервно размахивал руками, требуя, чтобы я убрала автомобиль с проезжей части.
Ладонь привычно легла на рычаг переключения передач, задняя скорость известила о включении коротким звуковым сигналом, а я сосредоточилась на зеркалах. В них над городом уже брезжил рассвет, небо стремительно светлело.
— Куда мы? — подняв голову, девчонка посмотрела на меня испуганно, её щеки были мокрыми и раскрасневшимися, глаза уставшими, — Мне надо… Мне…
— Нам просто нужно отъехать, там нельзя парковаться, — я постаралась сделать так, чтобы голос мой звучал помягче, уж если мне не была доступна функция успокоительных прикосновений, то шанс на разговор я всё же могла использовать. Она понимающе кивнула и завертела головой по сторонам, определяя предполагаемое место нашей следующей остановки. — Я покурю, ты не против? — почему-то спросила я, вынимая сигарету из пачки. В своей-то машине, с чего бы вдруг?
— Без проблем, — выдохнула она после долгого изучения моего сосредоточенного на дороге профиля. И я так и не поняла, то ли потому что удивилась вопросу, то ли за это время решала, не помешает ли ей некоторая задымлённость. — Можно мне тоже?
— А, да, конечно, — примостив автомобиль у площади перед мостом я, наконец, смогла полноценно повернуться к ней и протянула раскрытую пачку, но девушка не спешила ею воспользоваться, — Ты же не куришь?
— Курю, — как-то неуверенно она наклонила голову и протянула руку, зацепила сигарету из пачки и неловко покрутила её между пальцами. Так, словно лишь видела, как это делают другие, но никогда не пробовала повторить. Она не курит, в этом я была уверена.
Скорее всего, улыбка моя вышла чрезвычайно понимающей, может даже снисходительной, иначе что, как не это, спровоцировало её приподнять уголок губ и извинительно улыбнуться? Я поднесла огонёк зажигалки, осветив её лицо бликующим слабым светом. Слёзы отступили, и в глазах показалась едва заметная заинтересованность. Или даже немного смущения, хотя я не уверена, что не придумала это сама под флёром нежного текста песни в салоне.
Как и следовало ожидать, девчонка закашлялась с первой же затяжки. Потом совсем по-детски сморщила нос и потерла лоб, удерживая сигарету в опасной близости от волос.
— Дай, — я аккуратно вытащила отраву из её руки, стараясь не коснуться пальцев, — И больше не обманывай, — и, согласна, это прозвучало слишком уж занудно, как наставление старой тётушки, но ведь кто-то же должен был рассказать девчонке, что курением горю не поможешь.
Чёрт знает, что было в моей голове, но моя сигарета в руке так и осталась не зажжённой. Вместо этого я, не слишком то задумываясь, поднесла к губам ту, которую забрала, и втянула порцию крепкого дыма. Поняла, что что-то не так, только когда поймала на себе очередной удивлённый взгляд. Должно быть, тогда она подумала, что я точно маньячка, ещё и фетишистка, но почему-то не ушла.
Решение пришло мгновенно, как только я затушила окурок в пепельницу под всё тем же пытливым взглядом. Она всё ещё сидела в машине, хотя было очевидно, что выполнить обещанное я уже не смогу, как минимум, до пяти утра. Слишком сильно вдруг захотелось коснуться её, слишком мало оказалось этого призрачного прикосновения через фильтр. Нехотя разорвав зрительный контакт, я воткнула передачу и опустила ручник. Кажется, мини тренинг на доверие был пройден. И если в других каких угодно ситуациях, это бы совсем ничего не значило, то в ту ночь, оказавшись совершенно случайно в одном автомобиле, мы будто стали чуть ближе, чем следовало бы, по крайней мере, на пару минут её слёз и на одну нелепую затяжку.
Я проехала прямо по площади и свернула на Невский. Девчонка заёрзала на сидении, подняла свой рюкзак, но вопросов не задавала.
— Раз уж мы обе остались в центре, — решила я пояснить происходящее через несколько светофоров, — Как насчёт музыки?
— Музыки? — выныривая из смартфона на голос, она удивлённо уставилась на меня.
— На Дворцовой играют уличные музыканты, послушаем, а после отвезу тебя, куда нужно, м? — совершенно не готовая получить отрицательный ответ, я даже не отрывала взгляда от дороги, делая вид, что пустой проспект требует максимальной концентрации. Но волнение быстро отступило, оказавшись беспочвенным.
— Уже никуда не нужно, — девчонка как-то безразлично передёрнула плечом, дописала что-то в телефоне, убрала его во внутренний карман рюкзачка и откинулась на сидении. Казалось бы, такая мелочь, но я вдруг ощутила, как с исчезновением девайса её присутствия в машине вдруг стало больше, как будто до этого она была со мной лишь на половину, а после — я получила неявную, но возможность узнать её всю. — Я больше не спешу.
— Если что-то случилось, знаешь, есть такой синдром случайного попутчика. Ну, когда чужому человеку рассказать проще, чем кому-то знакомому, — не желая спугнуть, я превращала казалось бы серьёзное предложение в шутливое.
— И ведь правда, попутчик, — справедливо заметила девушка и вновь мне улыбнулась. В третий раз. — Только на исповедь пока как-то не тянет. Мне и так, наверное, лучше было уйти.
— О, вовсе нет, — тут же я оставила идею неудобных расспросов, не желая упустить расположение, — Нельзя покидать корабль, который застрял на мели до утра!
С соседнего сидения послышался смешок, уверяя меня в правильности выбранной тактики. И ведь на самом деле, на кой чёрт мне было знать, что её беспокоит, когда я уже прощупала несколько способов вызвать улыбку. А к утру, я была уверена, что накоплю их гораздо больше: и способов, и улыбок.
— Давай заедем за кофе? — внезапно она перевела тему, а я взгляд, после чего сразу стала ясна причина — метров через триста по правую руку от нас крупно и ярко значилось название одного из фастфудов.
Уже второе совсем не плавное торможение за ночь, и полное отсутствие места на парковке наградило меня ещё одним шансом порадовать её. Просто ночь чудес, не иначе.
— Оставлю машину тут, посидишь? — перекрыв несколько автомобилей, я полезла на заднее за сумкой, — Я мигом! — и так как соображала она, видимо, с некоторой задержкой, покинуть своё место я успела, даже не дождавшись ответа.
Уже внутри поняла, что горе-джентльмен даже не поинтересовался тем, какой кофе предпочитает леди. Пришлось выкручиваться по ситуации, — взяла чёрный и две порции мороженого, — если любит с молоком, предложу глясе, если без, то порадуется сладкому бонусу. И если бы во время заказа на кассе я могла бы хоть отдалённо представить, какими искрами отреагирует девчоночий взгляд на обыкновенный пластиковый стакан с порошковым мороженым, то принесла бы ей три, нет, четыре, и все разные.
Пока я не спеша везла нас по главному проспекту города мимо ажурных фонарей и витиеватых балконов, моя спутница уплетала мороженое, запивая его черным американо. Что-то в ней оттаивало с каждым глотком, плечи становились более расслабленными, глаза из серых, как мне показалось сначала, стали приобретать голубоватый оттенок. Совсем не требовалось разговоров, тишина между нами стремительно теплела, я покачивала головой в такт музыке, а она отстукивала барабанную партию пальчиками по стакану.
***
Дворцовая площадь уже привычно напоминала газон парка в летний день, разве что не была ни зелёной, ни мягкой, а вот народу на ней рассыпалось ничуть не меньше. Поближе к столпу обосновались ребята с гитарами, колонками и микрофоном, вокруг них — круг слушающих и танцующих, а подальше, почти у самого Зимнего, уселись в кружок ребята с одной акустической гитарой. Как раз они и показались мне наиболее подходящими, лёгкими, камерными, душевными. Мы уселись на брусчатку поблизости. Цой сменялся ЧИЖом, Шевчук — Самойловым, Стрыкало — Летовым. И всё, что бы ни запели заводилы, тут же тихонечко подхватывали компании вокруг.
Поначалу мы просто пили кофе, я наблюдала за девчонкой, а она — за обитателями ночной площади. Потом я начала потихоньку раскачиваться в такт любимым песням, а русые косы оказались как-то неожиданно очень близко ко мне. Их обладательница, уже не стесняясь улыбалась, угадывая следующую песню с двух нот, и прихлопывала ладошкой по коленке. Пару раз я даже замечала, как она шевелит губами, шепотом, почти не слышно мырлыкая знакомые слова.
И не такая уж пропасть лежала между нами, точнее, совсем не пропасть. Безусловно, какая-то разница в возрасте была, но разве было это важно, когда старые добрые тексты занимали в её памяти не меньшее место, чем в моей.
— Не замёрзла? — вернувшись от палатки с бутылкой воды, я накинула свою кожанку девчонке на плечи. Лето летом, а ночи в наших широтах всегда были прохладными.
— Разве что совсем немного, — откликнулась она, подтянула куртку поудобнее и похлопала ладошкой рядом с собой, ожидая, пока я сяду, — Пока тебя не было, мы пели Менуэт.
— И ты пела? — я опустилась, складывая колени лотосом, и лукаво прищурилась в ответ, — Не верю.
— Правда пела! Её же просто невозможно не петь, вот это особенно… А когда кончится день, — она тихонечко, но уже слышно запела, — я хотел бы найти тебя здесь, под цветным одеялом…
— Если кончатся краски, — совершенно не обладая вокальными данными, я скорее заговорила ей в такт, — значит буду писать тебя мелом на стенах домов.
— Если кончатся песни, значит буду читать тебе прозу, — получилось чуть громче, и она вдруг смущенно замолчала.
— Если ты будешь не против, — договорила я важный конец припева, — Если ты всё ещё будешь.
— Да, она чудесная, — улыбнулась девчонка, заинтересованно изучая форму камушков под ногами.
И вновь рука дернулась в порыве коснуться. Так славно выпала из её косы пшеничная прядь, что непременно хотелось заправить её за ухо.
— Воды? — протянула я бутылку, оправдывая этим свою вдруг поднятую руку.
***
Первые солнечные лучи появились на светлом ночном небе к четырём. И стало понятно, что мосты скоро вернутся в привычное положение, утихнет музыка у Эрмитажа, растворится особая атмосфера белой северной ночи. И мы станем прежними. Снова заспешим по делам, снова заменим гитарные переборы музыкой из колонок, снова перестанем замечать мелочи.
Компания с гитарой засобиралась. В качестве последней песни кто-то из сидящих рядом вдруг попросил ту самую, про «всё, что останется после меня». И мы уже поднялись, чтобы уходить. Я рассматривала золоченые вензели дворцовых ворот, а девчонка ковыряла брусчатку носочком кроссовка — никто из нас не решался сделать шаг, чтобы закончить эту необычную вечеринку.
В попытке продлить момент хоть чуть-чуть, а ещё окончательно сойдя с ума в желании дотронуться до неё, я вдруг притянула девчонку к себе.
— Потанцуй со мной… — под моими пальцами оказалась плюшевая мягкость толстовки, под которой ощущался плавный изгиб спины.
— Под ДДТ? — она насмешливо улыбнулась, но руками, как будто желая немедленно опровергнуть свои сомнения, оплела мою шею, подтягиваясь чуть-чуть на носочках.
Я не смотрела на неё, не смотрела на ребят, на дворец, на столп — вообще всё стало неважным. Веки опустились, позволяя нырнуть в ощущения рук и едва уловимый запах её волос. Мне стоило опустить голову и слегка коснуться носом макушки, чтобы кроме неги теплых прикосновений утонуть в аромате смородины и солнца. Она, на самом деле, пахла солнцем, а может, это оно само так пахло, запутавшись в её волосах.
Сколько длилась песня? Минуту? Час? День? Почему-то казалось, что вот сейчас я открою глаза, а на площади наступает вечер, близится закат. Аккорды стихли, мы замерли в безуспешной попытке отпустить друг друга. Время, дыхание, движение вокруг — всё замерло. А потом я грудью почувствовала её вздох, и руки на шее ослабли, отпуская. Очнувшись, я разомкнула объятья, но, не в силах противиться себе, нашла её ладошку и сжала, желая продлить этот контакт. В тот момент на губах должно было оказаться её имя, но я его не знала, поэтому лишь сухо прочистила горло и открыла глаза. Огромными голубыми она смотрела на меня в ожидании чего-то. Чего? Что я могла сделать? Как приказать ночи не заканчиваться?
— Пойдём до набережной? — скорее прохрипела я, чем сказала, но по тому, как она стиснула мои пальцы, поняла, что это вполне соответствовало ожидаемому.
Лишь кивнув в ответ, она потянула меня в обход Зимнего, к самой парадной набережной.
Переночь. Недоутро. Идеальное время для единения с городом. Идеальная возможность вдохнуть чуть больше Невы и чуть меньше выхлопных. Мы смотрели на переливающуюся от солнца воду, жмурясь. От уголков её глаз солнечными лучами разбегались мелкие морщинки. Она улыбалась. Снова. Который уже раз, вспомнить было сложно. Но так за несколько часов мне стала важна эта улыбка, что, словно скрученная ломкой, я каждый раз поворачивалась в надежде вновь её увидеть.
— Знаешь, — начала она тихо, а я всеми фибрами прислушалась, ведь именно с этого «знаешь» обычно начинаются самые важные слова, — Я думала, что мне нужно туда, — кивнула в направлении противоположной стороны реки, — потому что там любовь, — вздохнула и поджала губы. — Но вот я тут. И мне больше не хочется покидать этот берег.
Я вздрогнула, захлебнувшись в противоречиях. Настолько проникновенным и красивым был её голос, настолько мудрым взгляд, что я без труда верила ей — там любовь, где-то на другом берегу Невы её ждут, чтобы сжать в объятьях точно также, как некоторое время назад сжимала я в нашей последней с ней песне. Я верила ей, но не хотела верить, что смогу вот так просто попрощаться и уйти, подбросив её до метро.
— Как тебя зовут? — якорь. Мне срочно нужен был какой-то якорь. Зацепиться за что-то. Оставить что-то от неё в себе, отдать что-то ей с собой.
— А как бы тебе хотелось меня назвать?
— Солнцем, — ответила я, ни секунды не думая.
— А мне тебя — Чудом. Давай так и оставим? — девчонка обернулась на меня и подняла взгляд.
Утренний свет неимоверно украшал её, добавлял плавности чертам и акварели переливам волос. В какой-то момент не захотелось больше называть её девчонкой. В её глазах было столько света, столько огромной, сметающей всё на своём пути, любви. Не той, что страстью комкает простыни, иной, что вдохновляет, наполняет жизнью места и моменты. Женщина. Маленькая, но женщина. Нежная, мудрая, невероятная.
Не разрывая зрительного контакта, я протянула к ней руки и со вздохом облегчения прижала к себе, как только она шагнула навстречу. Так много мне хотелось спросить. Будто это я была наивной школьницей, а она — самой что ни на есть взрослой. Но боясь сболтнуть лишнего, я лишь замерла, пытаясь унять дрожь в пальцах. Она заговорила сама:
— Ты так много показала мне сегодня… — и я хотела тут же ответить, но поперёк губ мягко лег тонкий девичий пальчик. — Дай мне время. Пусть это старомодно, но… — я коснулась её пальца губами плотнее, не стремясь превратить это в поцелуй, отнюдь, лишь надеясь, что она не отнимет руки. — Мы можем пообещать друг другу встречу в августе?
Я кивнула.
— На том же месте, в то же время. Пусть это будет… — она задумалась и попыталась оторвать руку, но я перехватила её своей и прижала к щеке. — Пятнадцатое.
— Годовщина смерти Цоя?
— Именно. Обещаю ждать тебя там, — прошептала она в паре сантиметров от моих губ, — если ты будешь не против.
— Обещаю, — повторила я.
