Последний шанс Василиска

Тот же день, часом позже. Лондон. Великобритания. - И что ты собираешься делать с этим мальчишкой? – спросил Барти, как только шаги молодого аврора перестали слышаться даже на улице. - Подумаю, – Герберт легкомысленно пожал плечами. – В нём есть что-то цепляющее, не находишь? Это бескорыстие, героизм… привязанности. Они делают его особенным. Человечным. Фон Кролок мечтательно улыбнулся и раскрыл заколку, позволяя тяжёлым светлым прядям свободно упасть на плечи. В хорошенькой голове вампира гуляли тревожные мысли и даже образ обнажённого аврора Кляйна не позволял от них избавится. Воображение давало сбой, укладывая молодого человека отнюдь не на ложе любви, а на мраморную плиту. Герберт дёрнул углом губы, обнажив зубы в оскале. Бесспорно, Барти, был прав, информировать хотя бы одного члена Ордена Феникса («Что за дурацкое название для тайной организации?») лучше, чем ничего. В конце концов, то, что видел Крауч у Лорда в последние годы его жизни, вызывало у тонко чувствующего вампира брезгливость, граничащую с ненавистью. Про сами ритуалы, призванные «вернуть утраченное могущество» даже думать не хотелось, но картины, почерпнутые из книг и сознания Бартемиуса вызывали стойкую тошноту. О том, как со всем этим справлялся Северус, который по велению своего «светлого» покровителя был обязан собирать информацию в логове Волдеморта, виконт мог только догадываться. Он сам бы так не смог никогда. Слишком изнежен. Даже по собсвенному соображению. - Обычный выпускник Гриффиндора, обострённое желание спасать всех и вся – отличительная черта этого факультета, так же как храбрость, – скривился Крауч, отсалютовав создателю и другу пузатым бокалом с короткой широкой ножкой. Скотч золотистой волной омыл прозрачные стенки, похожий на сжиженное солнце. Герберт вздрогнул, вызвав у Барти кривую усмешку, замаскированную бокалом. – Меня удивляет совсем другое. Чем он тебе интересен? Или ты полагаешь, что один пожар устранит другой? Проницательный взгляд тёмных глаз бывшего мага не отпускал задумчивое лицо Герберта, больше похожее на посмертную маску. Виконт отвернулся к окну, за которым текла обычная жизнь англичан. Люди куда-то спешили, противясь поднявшемуся ветру. Было в этом противостоянии что-то захватывающее. Вампир медленно моргнул, прогоняя из тела холодную затхлость мыслей. Смерть подбиралась всё ближе к трусливому белокурому мальчишке, что принял проклятье бессмертия и вечной жажды как великое спасение, ниспосланное ему свыше. Давно запертый на тысячу замков и засовов страх вновь зашевелился в своей темнице. Костлявая стояла совсем рядом, виконт почти видел её жуткую улыбку среди безликой толпы за окном. - Ты близок к правде, mon ami, но всё же ошибаешься, – медленно произнёс Герберт, растягивая слова. Всё ещё не глядя на собеседника, вампир тонко улыбнулся, отогнав печальные мысли. – Я хочу одного – получить то, что предназначалось мне. Этот мальчик, когда-то весьма неосмотрительно повёл себя, а потом сбежал. Как ты понимаешь, я в праве потребовать обещанную плату. Если при этом удастся остановить войну, то так тому и быть. Я не люблю бессмысленного кровопролития, как бы странно это не звучало. - Полагаешь, что сможешь получить мальчишку, оказывая поддержку? – удивился Барти, сбрасывая пиджак и расстегивая запонки на манжетах. Его невероятно раздражал этот официальный, слишком строгий костюм, так напоминающий об отце. - С тобой же получилось, – едва ли не промурлыкал виконт, одним быстрым движением оказавшись у кресла Крауча. Склонившись к лицу мужчины, Герберт приник к его губам, желая ни то наказать, ни то похвалить. В большей степени, конечно, заставить замолчать. За год проживания в чужом теле Крауч ничуть не поправился. Должно быть подорванное в Азкабане здоровье не позволило организму восстановиться. Барти, как и в их первую встречу, оставался худым и жилистым, с выпирающими позвонками и острыми ключицами. В карих глазах Бартемиуса тлеющим углём вспыхнул протест, от которого у Герберта сладко заныло внизу живота. Длиннопалая ладонь виконта переместилась под рубашку «агента», царапая кожу на впалом животе в животной, жадной ласке. Фон Кролок окунулся в чужое сознание, спасаясь от собственных кошмаров. Внутренняя борьба страсти и отторжения, бушевавшая сейчас в Барти, звала окунуться и забыть все заботы. Крауч и желал подчиниться чужой воле, тем более Герберт уже одним своим видом обещал наслаждение, и с той же страстностью, что ник к грубоватой, суетной ласки, хотел отшвырнуть от себя создателя. Гордость не позволяла сдаться, став заменой кого-то другого. Более того в Барти не было такой увлечённости создателем, чтобы безвозвратно потерять голову. Бесспорно, младший фон Кролок был красив как падший ангел и столь же порочен. Змеёй перебравшись к протеже на колени, Герберт, прижался ненасытным ртом к белой шее молодого вампира, едва ли не постанывая от горячего и мучительного возбуждения. Безучастность Барти к процессу заботила виконта менее всего. Он успел выпростать рубашку из брюк и теперь, не глядя, расстёгивал ряд мелких пуговиц. Перекрестье цепей позвякивало при каждом движении, их вроде бы небольшая тяжесть заставляла Герберта ёрзать и давиться жалобными стонами. Зубы скользнули в подставленное горло как будто сами по себе, позволяя Герберту утвердить свои права. - Ты злишься и вымещаешь свои эмоции на мне. Маггловские исследователи душ называют это Проекцией, – негромко произнёс Крауч, не предпринимая ни малейшей попытки освободиться от ненасытных рук и губ. Бартемиус прикрыл глаза и откинул голову, удобно устроив затылок на подголовнике кресла, как если бы готовился какой-то манипуляции колдомедика. Или к пытке. У Лорда было множество последователей со странными, если не сказать садистскими наклонностями. Фон Кролок, безусловно, уловивший мелькавшие образы в сознании несостоявшегося любовника закаменел всем телом. - Всемогущая Тьма, – выдохнул Герберт, мгновенно переместившись в соседнее кресло. Желание обладать Барти пропало одновременно с возбуждением, оставив после себя только усталость и глухое раздражение. – Какой же ты невозможный ублюдок, Крауч. Растрепав волосы, Герберт закрыл глаза. Как бы он не храбрился, как бы ни запирал в голове мысли, как учил весь прошлый год Северус, они рвались наружу. Страхом, долгим предутреннем бодрствованием, когда фон Кролок оставлял на краю прикроватной тумбы флакон с зельем, а сам садился у распахнутого окна и ждал лучей, будто заигрывая с судьбой, или вот этой неудержимой порывистостью приговорённого. - Хорошо, ты прав, – нехотя отозвался виконт, не открывая глаз. – Я злюсь. Мне не нравится ничего из происходящего: ни полутруп, стремящийся к власти, ни угроза магической войны (если ты вдруг не заметил, я не особо приспособлен к боевым операциям), ни странные игры тайного общества борцов за свет. - И только? Мне казалось, что твои игры в пубертатного подростка вызваны чем-то ещё, – хмыкнул Крауч, приводя одежду в порядок одним лёгким взмахом палочки, которая, вопреки всеобщим ожиданиям, слушалась хозяина, несмотря на его неживое состояние. Заклинания же, как мог заметить виконт, его друг не применял вовсе, предпочитая творить в молчании. Герберт подарил созданию кривую улыбку, которая много больше подошла бы мрачному зельевару, а не ангелоподобному вампиру: - Тебя это не касается ни коим образом, mon ami. Как бы Герберт не гнал прочь от себя мысли о бывшем любовнике, мальчишка разбередил как виконт полагал, старую рану. Малфои находились под двойным ударом, и как бы виконт не говорил себе, что дела волшебников его не касаются, тревоги его касались и древнего семейства, в особенности его главы. Абраксас тенью какого-то странного проклятья прорывался в сознание и действия вампира. Сегодняшняя сцена была тому лишь подтверждением. Альфред даже не представляет, насколько ему повезло и как близко он был от гибели. Герберт едва не растерзал его за одно единственное нелестное высказывание о роде Малфоев. «Абраксас» – опустив взгляд на руки, виконт негромко хмыкнул. На бритвенно острых ногтях, что больше напоминали когти, осталась красная кайма крови. Он напал и едва не убил аврора из-за одного только упоминания «неприкосновенной» семьи. Если участь тот факт, что Герберт продолжал желать обладания Альфредом, сам факт нападения был лишён смысла. Да, пожалуй, он будет считать это коротким помутнением разума и влиянием данного лорду Малфою обещания. Поднеся палец ко рту, фон Кролок медленно, наслаждаясь вкусом, слизал запекшуюся корочкой чужую кровь. Аврор, определённо, был хорош. По крайней мере, на вкус. - Что у тебя с Малфоями? – нарушая блаженную тишину, спросил Крауч, обладающий отменными аналитическими способностями. - Мы общаемся, я бы сказал, даже дружим. Люциус весьма успешно легализует наше положение в магическом мире. Ты об этом прекрасно знаешь, – отозвался фон Кролок негромко и довольно спокойно. - Я не про дела твоего отца, Герберт, а про тебя. С кем из сиятельных лордов у тебя был роман? – в тёмных глазах бывшего министерского работника вспыхнул живой интерес. Он знал, что прав и чувствовал, что его бессмертный создатель испытывает что-то очень похожее на неловкость от своего увлечения. – Едва ли это Драко, он несовершеннолетний, а в педофилии тебя трудно заподозрить, учитывая, что за весь год, что ты наведывался в школу ни один ребёнок не пострадал. Но в то же время, тебе интересен этот аврор, а ему явно не больше двадцати пяти. - Драко считался бы взрослым в моё время, ему ведь около пятнадцати. Многие в это время уже задумывались о карьере, семье и прочих… взрослых вещах, – повёл плечами Герберт. - Но он тебе не интересен, – продолжил его мысль Крауч, подначивая точно Змей Искуситель. – Тебе и аврор интересен не сам по себе, а из-за какого-то события. Отказал тебе? - Сбежал с деревенской девчонкой, – позволил себе хотя бы отчасти правдивый ответ виконт, отмечая для себя, что упоминание Сары Шагал вызывает на губах снисходительную улыбку. Отец не так давно получил развёрнутый ответ от бывшего трактирщика в котором тот рассыпался в благодарностях за оказанную честь управлять его замком и за возвращение «горячо любимой доченьки». Почему-то Герберт совершенно не завидовал Саре. Шагал обещать держать её в строгости, тем более, что он весьма удачно переоборудовал пустующие помещения замка в отель. Работы в подобных заведениях, как знал Герберт, было невероятно много. – Меня это задело. Теперь я хочу получить реванш. - Спасибо, что подтвердил мои размышления, – кивнул Барти благодарно, методично перекладывая необходимые документы в кожаный портфель. Последними, в наружный карман, были отправлены билеты на самолёт. – Так кто в конечном итоге? Люциус или Абраксас? Имя бывшего любовника ударило наотмашь, точно Крауч залепил создателю оплеуху. Если бы не занятия с Северусом, Барти был бы уже мёртв, но искусство игр с сознанием, позволяло во многом дисциплинировать и себя. Вампир подцепил нити, связывающие его с собственным созданием и резко дёрнул на себя, как если бы желал подчинить сноровистую лошадь. Не ожидавший подобной реакции Крауч упал с кресла, ударившись коленями об пол. - Не смей лезть в мою жизнь, Барти Крауч, – медленно произнёс виконт, нависая над поверженным собратом. Бледная рука с длинными перламутровыми когтями, почти ласково коснулась подбородка Бартемиуса, вынуждая задрать голову. Голубые глаза-озёра казались абсолютно безжизненными. Голосу виконта хотелось подчиниться, хотя внутри Барти всё бунтовало против униженного положения и насаждённой воли. - Да, Мастер – чужим, глухим голосом отозвался Крауч. Герберт испуганно отшатнулся, выпуская сознание Барти из-под своей власти. От осознания, что он, как создатель может полностью подчинить чужую волю вызывало у виконта едва ли не ужас. Он никогда не хотел такой страшной власти. Фон Кролоку было страшно и дурно от самого себя. Крауч же, словно ничего необычного для него не случилось поднялся, отряхивая брюки. - Прости! Я не… – Герберт подавился оправданиями, понимая насколько жалко они могут прозвучать. Нервно заламывая руки он ринулся помочь, но остановился, точно ударившись о стену беспросветной тоски и отчаянья, которые передавали связывающие вампиров узы. - Ничего, страшного. Я привык. Фон Кролока передёрнуло от безжизненного тона Крауча. Герберт яростно замотал головой, желая прогнать неприятное скребущее чувство. Меньше всего на свете он желал власти и чужого слепого подчинения. Его буквально коробило при виде подобного. Будучи романтиком, воспитанном в то далёкое время, когда честь ставилась превыше жизни, виконт, впервые за всё своё бессмертие, ощущал себя чудовищем. - Это ненормально, Барти. Я не должен был так поступать, – севшим голосом произнёс он негромко, заставляя себя смотреть в глаза Краучу. – Я не имел ни малейшего права подчинять твою волю. Я не желал этого намеренно, но теперь сожалею. Фон Кролок взял чужие ладони в свои. Прикосновение будто бы вернуло Бартемиуса к реальности. В карие глаза медленно, по капле возвращалась жизнь и разумность. Герберт всё говорил, не в силах остановиться, переполненный раскаянья и презрения к себе. Неожиданно понятными стали терзания Северуса, а ведь у него было только одно несчастное слово, окончательно разрушавшее всё, что было для него дорого. - Я заигрался, Барти – прошептал Герберт в окончание своей сумбурной речи, в ходе которой рассказал, что перекроил сознание Бартемиуса, желая устранить все свидетельства одержимости Крауча «тёмной стороной». - Герберт, – негромко позвал Барти, удивлённый сбивчивыми откровениями фон Кролока, – перестань. Всё в порядке. Я благодарен тебе за твоё вмешательство в моё сознание. Для Крауча большая часть услышанного не была новостью, всё-таки двенадцать сданных на отлично СОВ и работа в Министерстве не могли не сказаться на аналитических способностях положительным образом. Как бы Герберт не «правил» память своего протеже, полностью вытравить упоминания о Волдеморте и слепой преданности ему виконт не мог. События «прошлой жизни», пусть и без былой яркости эмоций вернулись, стоило Барти чуть глубже задуматься о том, как он жил до того, как попал в Азкабан. Поражаясь нелепой органичности ситуации, Барти притянул создателя к себе и обнял, устроив белокурую голову у себя на плече. Герберт, онемевший от ужаса и презрения к себе, замер сломанной куклой, ощущая, как Крауч неловко успокаивает его. Герберту хотелось верить во все слова утешения, что ему шептал тихий голос бывшего Пожирателя Смерти. Ему не хотелось становится монстром, наподобии бывшего хозяина Бартемиуса.