Wilted Flower (Give me a freedom)

На что ты готов пойти, чтобы держаться за свою любовь? Я буду держать ее за хвост, как птицу, которую нельзя отпускать. Небольшой кабинет погрузился в звенящую тишину, как только раздался хлопок двери, оповещающий об уходе адвоката. Омега опасливо оглядывается ему вслед, прерывисто выдыхая, при этом не переставая нервно перебирать дрожащие пальцы, скромно сложенные на своих коленях. Тишина лишь только нагнетает, не помогая расслабиться, пока парень переводит мельтешащий взгляд от секундой ранее хлопнувших дверей к столу, на котором соблюдена опрятная чистота. Незначительные детали могут описать человека, к которому он пришел, как ответственного, внимательного и крайне компетентного в своей сфере. Чонгук до последнего не мог решиться на эту встречу, но сейчас он здесь, в относительной безопасности с профессионалами своего дела. Возможно это единственный путь к спасению, который он не вправе упускать. В небольшом, но компактно обустроенном помещении уютно и в меру тепло. Несмотря на то, что снаружи стоит изнуряющая жара, в кондиционированном офисе это практически никак не ощущается. Омега с опаской скользит взглядом по стеллажам с многочисленными папками и бумагами, плавно переходя на окна, отрывисто пропускающие естественный свет, благодаря приоткрытым жалюзям. Комфортный глазу солнечный свет проникает ровными полосами, ложась на темное покрытие пола, так гармонирующее с общей серостью и простотой кабинета. В углу у окна расположился вазон с крупным раскидистым растением, что выглядит вполне ухоженным. По крайней мере, омежий глаз с приличного расстояния разглядел сочность молодого растения, которое выпустило бутоны, собираясь вскоре расцвести. Его взгляд задерживается на вазоне, заметно теряя ясность. Это прекрасная возможность заглядеться на неприметную вещь, чтобы погрузиться в бесконечный поток навязчивых мыслей, потому что царящая в кабинете тишина заставляет его нервничать. Терпеть это сверх его сил. Ожидание затягивается, кажется, будто время перестает идти, и Чонгук уже не уверен когда именно адвокат покинул кабинет: несколько минут назад или прошло уже как минимум минут десять после его ухода. В любом случае это не отражается на парне ничем хорошим. Это пугает и раздражает, отчего дрожащие пальцы стали более активно теребить край накидки от комплекта современного ханбока. Омега опускает голову, шумно выдыхая, надеясь, что этого за тонкими стенами кабинета не услышали другие сотрудники, работающие непосредственно в соседних помещениях. Он замер в ожидании возвращения мужчины, чтобы услышать его окончательный вердикт. У него не так много времени. Скорее всего его уже ищут. И Чонгук боится, что сейчас в кабинет вместо адвоката вломится абсолютно другой человек, что без шуток готов перерыть весь город в его поисках. Он обязан узнать, что у него есть шанс покончить со всем, пока его подло не отобрали прямо у него из-под носа. Это было бы максимально несправедливо, если учесть какой путь он прошел, чтобы оказаться здесь, на этом месте, и сидеть в ожидании возвращения адвоката, которому пришлось отойти по неотложным делам. «Где же он?» - мелькает среди других сумбурных мыслей, кишащих в голове, создавая дикую суматоху. Омега бросает короткий взгляд на часы, аккуратно расположившиеся на стене под потолком, позади рабочего стола, напротив которого он сидит. Их тиканье изредка достигает омежьего слуха, но так же быстро заглушается вакуумом, образовавшимся в звенящей тишине. Изредка доносятся и другие, посторонние звуки: трель служебного телефона, разговоры мимо проходящих по коридору сотрудников и гул работы офисной техники. Все это остается в стороне, пока собственные мысли мелькают с такой скоростью, что он слышит противный свист, слышит как они кишат и чувствует, как не дают покоя. Беспокойство. Чонгук хватается за голову, которую резко пронзила слабая, но крайне неприятная боль, с тихим шиком устало прикрывая тяжелые веки. Невозможно это терпеть. Сколько еще он должен пройти испытаний, чтобы обрести, наконец, свободу? Как он может оставаться спокойным, когда в кармане выключенный смартфон, который он боится использовать, чтобы оставаться на время недосягаемым? Ему было тяжело определиться с ходом своих действий, но он продумал все заранее, а значит время в запасе еще есть. Только вот адвокат будто назло его тянет, куда-то запропастившись. Неожиданный хлопок двери заставляет его мелко и практически незаметно вздрогнуть. Омега оборачивается, поднимая глаза, до краев наполненные надеждой и страхом, на задумчивого мужчину, что с некой заминкой аккуратно прикрывает их за собой, проходя вовнутрь. - Господин Ким, - мужчина подходит к своему месту, откладывая принесенную с собой черную папку на край стола, стараясь не смотреть в сторону поморщившегося из-за формы обращения омеги. Адвокат выдерживает долгую паузу, которая изводит до предела напряженного парня, не на секунду не отвевшего свой до безумия блеклый взгляд от мужчины, желая услышать вердикт человека, к которому обратился за помощью. - у меня для Вас печальные новости. - Что-то случилось? - Чонгук непонимающе смаргивает рассеянность, хмуря в легкой озадаченности свои до того нахмуренные в унынии брови. Его голос предательски дрогнул, из-за чего мужчина, устроившийся на своем рабочем месте, опустил в неловкости глаза на сложенные в замке перед собой руки, пряча их от парня, который всем своим видом выражал безысходное отчаяние, что заметно пытался в себе подавить, желая казаться сильнее. Но ему прекрасно видно, насколько омега напуган и загнан, чего просто так под непринужденностью и отрешенностью не замаскировать. - Почему Вы сразу не сказали с кем именно нам предстоит вести дело? - мужчине приходится собрать все внутренние силы на то, чтобы поднять мрачный взгляд и выразить непреклонным тоном свое негодование, не глядя на разбитый вид своего потенциального клиента. От его внимания не ускользает и то, как моментально побледнел парень, приоткрыв губы, чтобы что-то сказать, но все что у него получилось это выпустить прерывистый поток воздуха, виновато склоняя голову. - А Вы бы согласились взяться за него? - Чонгук продолжает перебирать пальцы, растирая вспотевшую кожу. Ему не стыдно за свою ложь, ведь она стоила ему продвижения с мертвой точки. Но он боится того, что адвокат вернет его в эту точку, не собираясь продолжать начатое. А это бы значило лишь одно: его кошмару нет конца. - Конечно, нет. - честный ответ, на который омега прикрывает в понимании веки, уже предвидя продолжение этого диалога. Он столько раз слышал это «нет» на свои просьбы, что в этот раз он остается все таким же бесстрастным, не желая что-либо на это отвечать. - Но понимаете, - мужчине быстро передается эта же подлая нервозность, из-за которой он вынужден приспустить туго затянутый галстук, беззвучно прокашливаясь. - …я и сейчас не могу взять Ваше дело на рассмотрение. Мы его проиграем. - мужчина тянется к отложенной ранее папке, ладонью передвигая ее ближе к центру стола, чтобы возвратить обратно омеге. Поджимая в неловкости губы, адвокат наблюдает за немигающими кофейными омутами, что глядели на подсунутую обратно папку. Совесть и угрызения возникают абсолютно оправдано, но у мужчины также нет иного выбора: он вынужден отказать. - Простите меня, господин Ким, но Вам стоит вернуться туда, откуда Вы пришли. Забудьте это место, нам не нужны проблемы... - Я Вас понял. - Чонгук неожиданно обрывает речь адвоката, отрывая блеклый взгляд от стола, заглядывая прямо в его глаза с нервно бегающими черными зрачками. Выдавив тихий безотрадный хмык, парень поднимается с места, стараясь ровно и твердо стоять на подкосившихся ногах, гулко сглатывая в образовавшейся тишине. - Спасибо, господин Чхве. Я не побеспокою Вас больше. Он никогда не узнает о том, что я был здесь, я обещаю Вам. Омега вежливо кланяется, неохотно забирая папку с его стола, будто надеясь, что тот вдруг передумает и подарит ему отобранный шанс. Но адвокат коротко кивает в ответ, молча наблюдая за тем, как парень неуверенно покидает стены его кабинета, замирая у самого выхода. - Надеюсь, я единственный, кому Вы отказали в помощи, господин Чхве. Легкой работы. - напоследок проговаривает Чонгук, спешно распахивая двери, быстро захлопывая их за своей спиной. В узком коридоре пусто, что позволяет парню прерывисто выдохнуть, взвалив весь свой вес на стену у дверей кабинета, который он только покинул. И ему глубоко плевать на то, услышал ли это адвокат или уже благополучно забыл о нем и его приходе. На что он вообще мог рассчитывать, когда каждая дворовая собака знает имя того, кто закроет любые двери, чтобы лишить его свободной жизни? Как он вообще мог дать надежду себе и своему будущему, если прекрасно знал, что люди предадут и отступят, только узнав, кто будет их противником? Отчаяние подкрадывается к горлу, сдавливая, не позволяя вдохнуть, нагоняя беспричинную панику. У него нет возможности выплеснуть свои эмоции открыто, потому что вокруг большое скопление людей, и он в очередной раз подавляет это гложущее чувство внутри себя, чтобы найти более укромное место, где никто не увидит порывов его слабости. Мимо проходящие сотрудники оглядываются, бросая подозрительные взгляды, но Чонгуку все равно на то, как он сейчас выглядит в их глазах. Они не в праве его осуждать или обсуждать, потому что не знают о нем абсолютно ничего, но, если узнают поближе, их горящие зрачки наполнятся неуверенностью и скромным опасением, после чего они быстро уйдут, желая поскорее скрыться от его глаз. Потому что так поступали все люди, с кем ему приходилось пересекаться. Медленно отстраняясь от стены, омега не спешит покидать стены юридической фирмы, в которую обратился за помощью и которой оказался отвергнут. Он не виноват в том, что люди тоже имеют чувство страха и инстинкт самосохранения, он не виноват в том, что они боятся так же сильно оказаться под прицелом чужой непредвиденной ярости, как и он сам. Чонгук прекрасно это понимает, только вот от этого ему не становится легче. Никто не хочет ему помогать и идти навстречу, боясь пересекаться с тем, чья тень пугающе возвышается над ним, маяча всегда позади него. Омега медленно бредет по коридору, придерживаясь стены. Тело не хочет слушаться и подчиняться, потому что оно является неотъемлемой частью его плохого самочувствия. Он привык жить с этим бессилием и болью, скрытой под слоями дорогой одежды, отчего это уже начинает казаться чем-то правильным. Будто так и есть, будто он правда это заслужил. Нет, не заслужил. Никто этого не заслуживает. Снаружи его встречает привычная Сеулу духота, спасением от которой становится порывистый ветер, под которым струится ткань черного ханбока. Ощущение, будто скоро пойдет дождь, и, подняв глаза к небу, парень замечает, как огромное затяжное облако выглядывает из-за пика высокого небоскреба, по другую сторону от широкой многополосной автомагистрали. Ему стоит найти укрытие. Чонгук опускает взгляд обратно на живую в вечернее время улицу. Прохожие не обращают абсолютно никакого внимания на парня, застывшего на крыльце офисного здания, порог которого он только что переступил. Бесконечный поток машин добирается из одного конца города в другой именно этой дорогой, потому что она основная и пересекает весь его центр. Гул и уличная суматоха, разговоры прохожих и смех детей - все кажется таким правильным и обычным, только омега не считает себя частью этой жизни. Он, словно никем не замеченная, серая тень, наблюдающая за прохожими и провожающая их печальным, полным зависти взглядом. Чонгук готов выбрать любую из мимо проходящих жизней, только бы избавиться от своей. Любым способом. Он слишком слаб, чтобы пойти на самоубийство, да и это крайне глупо, ведь есть люди, которым он дорог и ради которых он продолжает терпеть абсолютно все невзгоды. Но омеге перекрыли все выходы, благодаря которым он мог бы решить все мирным путем, без непоправимых последствий. Он в отчаянии. Мысли посещает идея навестить брата, пока еще есть свободное время, и омега моментально тянется к телефону, который в итоге оказывается выключенным. Удрученно вздохнув, Чонгук вынужден убрать его обратно в карман, сходя со ступенек. Омега не спешит влиться в живой поток и уйти отсюда, просто потому что не знает куда податься. Нет никакого желания возвращаться домой, но идти ему некуда, потому рано или поздно придется вернуться, если его, конечно, к этому времени не отыщут. Он уверен, что этим уже занимаются, потому что ему чудом удалось ускользнуть от приставленной охраны. Очередной порыв ветра просачивается под одежду, разгоняя неприятные мурашки. Страх никогда не отступит, пока он знает, кто именно всегда стоит позади него, кто знает каждый его шаг наперед, кто использует его слабость. Чонгук обхватывает предплечья, двигаясь по оживленной улице, не глядя на прохожих. Глубокая вдумчивость вновь позволяет ему абстрагироваться от уличного шума, погружаясь в свое сознание. Он в последнее время все чаще замечает за собой такую отстраненность, потому что все свободное время проводит наедине с собой, вынужденный занимать себя самокопанием. Ему бы связаться с другом или братом, узнать что с ними все в порядке, только включать собственный телефон опасно, а подойти и попросить у прохожих он не хочет. Видимо боязнь того, что люди в очередной раз ему откажут, играет свою далеко не последнюю роль. Омега по неосмотрительности случайно цепляет плечом прохожего, скомкано прося прощение с коротким поклоном, сразу же продолжая путь, немного ускорив шаг. Подобная рассеянность не приведет к добру, ему стоит придти в себя, пока он находится в людном месте. Пальцы обессиленно сжимают черную папку, на которую он обращает внимание, когда в глаза бросается мусорный бак. Чонгук меняет траекторию движения, уверенно помещая папку в полупустой контейнер, продолжая прогулку по улице. Ему не нужны эти бумаги, но если они окажутся при нем, то возникнут лишние подозрения и проблемы. Парню достаточно тех, с которыми он до сих пор не разобрался. Прогулка продолжается до тех пор, пока он не замечает телефонную будку, приостанавливаясь, с легким изумлением наблюдая за мужчиной, активно жестикулирующим при разговоре с кем-то. Он и не знал, что такие до сих пор используются. Да и где? Почти в самом центра Сеула? Фантастика. Омега наблюдает за тем, как мужчина вешает трубку, видимо закончив разговор, и покидает кабину без дверей, уходя прочь. Провожая того взглядом, парень возвращает его на чудо техники, не спеша подходить. Но ведь это прекрасная и почти единственная возможность связаться с близкими. Переборов свою неуверенность, Чонгук аккуратно подходит к телефонному аппарату, опасливо оглядываясь. Страх того, что он может заметить среди толпы знакомые лица никуда не делся, наоборот он с новой силой обрушился на его хаотично мыслящую голову. Омега заглядывает в карман ханбока, припоминая что брал с собой мелочь, которую с трудом разменял у домашних управителей, потому что знал, что рано или поздно мелкие купюры и монеты понадобятся. Разложив их на ладони, Чонгук спешно выбирает несколько, остальные возвращая обратно в карман. Вставляя монеты в аппарат, парень снимает трубку телефона, слыша неприятное шипение связывающей связи, которая еще не настроилась. Долгие гудки сменяют до дрожи противный скрежет, пока омега нервно постукивает по аппарату, на который оперся, понимая, что ноги все еще отказываются его держать. - Алло? - раздается хриплый голос в трубке, стоило гудкам прерваться. Чонгук мигом встрепенулся, понимая, что у него не так много времени на разговор. - Алло? Кто это? - Юнги-я… Юнги-я, это я. Ты можешь сейчас говорить? - омега морщится от прерывистого скрежета, что возникает из-за плохой связи. Но это в любом случае терпимо. - Чонгук? - удивление в изменившемся тоне невозможно не услышать даже сквозь плохую связь. Старший в шоке, и омега понимает почему. У него так долго не было возможности позвонить и услышать своего друга. - Боже, это правда ты? Как ты?... Что это за номер? Откуда ты звонишь? - Хён, долго объяснять. - Чонгук облокачивается на боковую стену, взваливая на нее собственный вес, продолжая вслушиваться в скрежет на фоне. Старший дышит в трубку, и он это прекрасно слышит, а потому тот наверное тоже отлично расслышал вырвавшийся против воли всхлип отчаяния, которое он больше не может держать в себе. - Юнги-я, мне плохо… мне так плохо… - Плохо? Ты сейчас где? Хочешь я приеду? Говори адрес. - на той стороне засуетились, что заставило омегу встрепенуться и успокоиться. Не время впадать в отчаяние, а тем более раскисать. - Нет-нет, хён. Не нужно. Я просто хотел тебя услышать, пока… пока у меня есть такая возможность. - Чонгук улыбается сквозь слезы, которым подобно всхлипу вырваться не даст. С него хватит этого бесконечного тягостного чувства, тянущего его на дно. - Ты.. ты, что сбежал? - омега с той стороны взволнованно обрывается на полуслове, следом горестно вздыхая с тихим «о, боже мой». - Можно и так сказать. Только ненадолго. Мне придется скоро вернуться, пока он сам меня не отыскал. - Чонгук стал дышать куда ровнее, словно сам друг предоставляет ему этот ценный воздух. Слыша его, находясь рядом с ним и ощущая его поддержку, омеге действительно становится чуть легче. Юнги его временное спасение. - Будь аккуратнее. И, - старший вновь обрывается или это связь становится хуже, но Чонгуку приходится хорошо прислушаться, чтобы расслышать, что тот говорит, пока звук не наладился. - ...звони мне, ладно? В любое время, как только сможешь. Я переживаю. - Я знаю. Потому позвонил в первую очередь тебе. Со мной все хорошо. Тебе не за что переживать. - если бы Юнги видел его сейчас или говорил с ним с глазу на глаз, он бы сразу заметил, как предательски скользнул взгляд к полу, выдавая его ложь. У него не все в порядке, но любимый друг не должен об этом узнать. Даже если он однажды исчезнет, Юнги должен думать, что с ним все хорошо. - Золотце, береги себя. Если понадобится моя помощь, звони. - Чонгук хмурится, потому что связь все ухудшается, и он с трудом слышит последние слова хёна. - Хорошо. - успевает вымолвить он прежде, чем услышать короткие гудки, оповещающие об прерванном звонке. Омега отстраняет трубку от уха, окидывая ее вновь поблекнувшим взглядом, но следом хватается за карман, доставая еще пару монет, что спешно опускаются в аппарат. С возобновившимся волнением, Чонгук внимательно вслушивается в протяжные гудки с уже привычным скрежетом, постукивая пальцами по глухой стене. - Сеульский реабилитационный центр. Я Вас слушаю. - приятный женский голос сменяет затянувшиеся гудки, и омега интуитивно оглядывается, окидывая местность опасливым взглядом. - Скажите, пожалуйста, можно навестить пациента. Его имя Чон Хосок. - омега выдает все на одном дыхании, когда слышит в ответ просьбу немного подождать. Чонгук нервно прикусывает нижнюю губу, потому что девушка с той стороны куда-то отходит и напряженное молчание сильно затягивается. Омега боится, что выделенное на разговор время закончится скорее, чем та вернется. - Да. - наконец, говорит администратор, но ее голос заметно поменял свой тон. С отточено профессионального на странно нервный. - Мы не могли Вам дозвониться. Пациенту стало хуже, могли бы Вы сейчас подойти? Чонгук отрывает встревоженный взгляд от прохожих, резко оборачиваясь обратно к аппарату, за который крепко хватается, чтобы не свалиться. Он чувствует, как тошнота подступает к горлу. Хосоку стало хуже? Пока он беспечно отключил телефон, ради своей чертовой безопасности, санитары не могли до него дозвониться. А если с ним что-нибудь случилось? Омега ощущает волну паники, что накрывает его сильней от того, что единственный близкий ему человек остался без его поддержки, пока он хотел решить свои проблемы. - Алло? Господин Ким, вы меня слышите? - девушка по ту сторону стала постепенно пропадать, но ему удалось услышать ее обрывистый оклик. Короткие гудки раздаются быстрее, чем он успел бы сказать, что уже в пути. Чонгук нервно вешает трубку, моментально покидая кабинку, рассеянно оглядываясь по сторонам. У него нет транспортного средства, а центр находится в двадцати минутах ходьбы отсюда. Чертовски долго. Не придумав ничего лучше, чем подозвать свободное такси, омега в спешке движется к обочине, минуя людей, которые двигались в противоположную ему сторону. Ему везет: свободное такси останавливается практически сразу, и, не медля ни секунды, Чонгук присаживается на заднее сидение, диктуя адрес. Пообещав утроенную оплату, омега просит привезти его на место за считанные минуты. Пока время текло ничтожно медленно, а машина остановилась в небольшой пробке в час пик, Чонгук корил себя за беспечность. Его брат не стабилен, ему в любой момент может стать хуже, но омега посмел об этом забыть, подвергая его опасности. Весь путь до реабилитационного центра он проводит в напряжении и волнении. Администратор не договорила, потому он не до конца понимает, что именно произошло. Хосок лечится у лучших врачей, за ним ведется хорошее наблюдение персоналом центра, ему предоставлены лучшие условия и самое главное Чонгук часто его навещает. Настолько, насколько это возможно, чтобы не оставлять брата в одиночестве. Он был у него вчера. И Хосок улыбался, он был в порядке, поправлялся и набирался сил. Чонгук почти был спокоен за его состояние, потому позволил себе ослабить бдительность. Глупый. Омега оплачивает такси, спешно благодаря приятного мужчину, что предусмотрительно молчал всю дорогу, заметив его состояние в нежелании с кем-либо что-либо обсуждать. Чонгук выбирается из автомобиля, окидывая здание мельтешащим взглядом, прежде чем направиться по тропе ко входу. Переступая через одну, омега буквально бегом поднимается по ступеням крыльца, влетая вовнутрь, ища глазами знакомый персонал. Не обратив должного внимания на сомнительную безлюдность, Чонгук в спешке движется в сторону палаты, в которой знает: прописан его брат. Омега не чувствует, как сперто его дыхание от волнения и бега, так же как и не чувствует тела, в которое неожиданно вселились силы, чтобы добежать до палаты Хосока. Чонгук дергает ручку знакомой двери, врываясь вовнутрь, и, не оглядываясь по сторонам, тут же со всхлипом облегчения подбегает к сидящему на своей постели Хосоку. Тот в сознании, что омегу радует, когда он налетает на него с объятиями, шепча о том, как сильно волновался и переживал, о том, как брат его напугал. Хосок не обнимает в ответ, как это обычно бывает, и это заставляет омегу быстро остыть, отстранившись и заглянув в его опустошенные болезнью глаза непонимающим взглядом. - Пришел. - знакомый спокойный по природе тон голоса, раздавшегося позади, заставляет омегу непроизвольно вздрогнуть и резко оглянуться. Чонгук испуганно замирает в безмолвном оцепенении, инстинктивно прижимая брата ближе к себе, стоило его распахнутым в страхе глазам заметить до ужаса знакомую фигуру, расположившуюся на софе, в противоположном углу палаты, выделенной только для одного особенного пациента этого центра. - Надо же... братцу не о чем беспокоиться, пока есть тот, кто прибежит по первому его зову. - с надменной насмешливостью едко тянет мужчина, смиряя омегу тенью своей пристальности, пока тот еле заметно вздрагивает в ответ на обращенное на себя внимание, заботливыми объятиями отгораживая больного брата от опасности, что ледяными искрами разгорелась на дне чужих черных глазниц. - Что ты здесь делаешь? - взволнованно интересуется Чонгук, не справившись с дрогнувшим в страхе голосом, переводя опасливый взгляд на безэмоциональный профиль брата. Хосок, к его счастью, находится где-то между пугающей реальностью и помутненным сознанием, словно в прострации: омега даже рад тому, что он в полной мере не осознает в силу своей болезни, что происходит вокруг него. - По-твоему, я не могу интересоваться самочувствием Хосока? Пришел его навестить. Только вот незадача: надеялся встретить тебя здесь, а ты, оказывается, ушел еще утром... и телефон свой отключил. - поджимая губы в отстраненном разочаровании, альфа внезапно поднимается с софы, оправляя ворот рабочего пиджака, следом пряча ладони в передних карманах зауженных брюк. Опасливо оступившись с беззвучным судорожным вздохом, Чонгук машинально опускается на край кровати, загораживая Хосока собой, с открытой неприязнью поднимая прямой взгляд на мужчину, озадаченно склонившего голову вбок на странные действия омеги. Осторожно выглядывая из-за его плеча, Хосок решает изучить комнату расфокусированным взглядом, но, остановив его на угрожающе возвышающейся фигуре альфы, моментально испуганно опускает на собственный расслабленные колени, прячась обратно за спину младшего брата. Чонгук этого не замечает, продолжая закрывать брата от пристальных глаз, больно впивающихся своим потаенным гневом в него самого - по сути виновника сложившейся ситуации. Ведь если бы он не сбежал на несколько часов в город, отключив телефон, этот человек не явился бы к его брату, не напугал бы его своим появлением и не заставил бы волноваться его самого о выдуманных подставной санитаркой ухудшениях в состоянии вполне стабильного альфы. Его обманом затащили в эту ловушку, но почему-то обида, нарочно притупленная долгими годами допущенной несправедливости к себе, не разрывает его на части, как это было раньше. Чонгук так опустошен, и так слаб, чтобы дать ей сейчас прямо на глазах брата разыграть настоящую бурю внутри себя. - Нам пора домой. Прощайтесь. - вопреки отчаянно грозному виду омеги, мужчина выпускает непринужденный вздох нетерпения, опуская взгляд себе под ноги в ожидании активных действий со стороны Чонгука на не подвергающийся сомнению приказ. - Но ведь я только пришел... дай мне время. - омега с вызовом в блеклом взгляде продолжает глядеть в упор на промолчавшего на озвученную просьбу альфу, который до последнего будет строить из себя сдержанного и понимающего только на публике. Чонгук ведь знает, что у его жизни есть две противоположные грани: та, которую видят все, и та, что тщательно упрятана от чужих глаз. И будет это длиться до тех пор, пока та жизнь, которая скрыта за семью замками, отнюдь не по его воле, не окажется, наконец, доступной для всех. Увы, его этой возможности сегодня в очередной раз лишили. - Я даю тебе несколько минут. Я очень устал, так что не заставляй меня ждать. Я так это не люблю. - мужчина опускает хладнокровный взгляд на омегу, которому его непоколебимость уже осточертела. Сколько еще усилий он должен приложить, чтобы не чувствовать фантомное пренебрежение им, как человеком, способным распоряжаться своей жизнью так, как хочется ему самому? Но вопреки сильному желанию пойти дальше в своем сопротивлении, Чонгук достаточно быстро сдается, потому что так будет лучше. Сначала прерывает продолжительный зрительный контакт, давая мужчине негласно понять, что будет так, как тот хочет, а после неторопливо оборачивается к брату, колеблясь между тем, чтобы уйти, ничего не сказав, и все-таки объяснить Хосоку причину столь быстрого визита. Только, когда совсем случайно замечает частицы осознанности на бледном, осунувшемся лице, прекрасно понимает, что безмолвно не уйдет. Просто не сможет себе этого позволить. - Хо, я должен уйти сейчас, но обещаю придти к тебе завтра. Солнце, ты не обидишься? - склоняя голову вбок, чтобы заглянуть в болезненно стеклянные глаза брата, Чонгук нащупывает его прохладную ладонь и осторожно ее сжимает, надеясь согреть своим теплом. Хосок взгляд потерянный не поднимает, но головой дергано встряхивает, отрицательно мотнув ею на заданный вопрос. Омега поджимает губы в досаде, отлично зная, что подобное поведение альфы - отголоски его безэмоциональной обиды, потому подается вперед, чтобы оставить поцелуй на склоненной макушке, слабо улыбаясь, когда брат обессиленно опирается лбом на его плечо, позволяя нежно зарыться пальцами в отращенные волосы, на мгновение отвлекая от обстановки вокруг. Только обхватившие предплечья чужие руки, с незаметной Хосоку грубостью сжимают между пальцами тонкую ткань омежьего ханбока, негласно напоминая о времени. Чонгук брату натянуто улыбается, когда тот отстраняется, останавливая непонимающий взгляд на руках, приобнимающих неподвижного омегу. Чонгук ведет неловко головой, пытаясь показать отдаленно что-то заподозрившему Хосоку, что все в порядке и ему в его неутешительном состоянии волноваться не о чем. Ложь во имя добра, ведь не считается грехом? - Пойдем. Здесь есть кому позаботиться о Хосоке в твое отсутствие. - Чонгук поддается настойчиво поднимающим его с места рукам, отрешенно кивая в ответ, продолжая следить за малейшими признаками недовольства брата на его безучастном лице, но тот, к его удивлению, спокойно отпускает его руку, позволяя омеге заботливо накрыть его стеганным одеялом по пояс, игнорируя позади ожидающего мужчину. - Не соврешь и навестишь меня завтра? - искоса поглядывая на омегу, чтобы избежать пугающего пристального взгляда возвышающегося за его спиной грозного альфы, Хосок, наконец, размыкает обветренные губы в коротком вопросе, дергая бровью в беззвучной претензии. К сожалению, Чонгук не всегда сдерживает свои обещания и не приходит, ни на следующий день, ни даже через день, никогда не упоминая причин такого поведения. - Конечно. - уклончиво отвечает Чонгук, которого резкий вопрос озадачил. Хосок никогда открыто не сомневался в его честности, скорее всего умалчивая о своих подозрениях даже в своем безнадежном состоянии, давно догадываясь о том, что заботливый младший брат своим желанием уберечь его от собственных бед, сильно заврался, ставя под сомнения свои искренне благие намерения. - Я обязательно приду завтра. Обещаю. - омега поджимает губы в обнадеживающей улыбке, зная, что брат ему обязательно в очередной раз поверит, позволяя провести костяшками пальцев по впалой щеке в желании стереть с некогда счастливого лица альфы глубокие тени болезненной усталости. Хосок на его обещание не отвечает, вновь погружаясь в просторы помутненного сознания, не обращая более никакого внимания на неловко застывшего у его кровати брата и сопровождающего его зловещего альфу. Чонгук обводит мельтешащим взглядом часть палаты, не решаясь распрощаться и, развернувшись, уйти, прекрасно зная, что «пару минут» слишком затянулись не в пользу омеги. И вновь накрывшие его плечи руки напоминают об этом, навязчиво уводя от постели Хосока, направляя в сторону выхода. Омега послушно поддается, нехотя переступая порог братовой палаты, вслушиваясь в скрип закрываемой двери, сквозь гул в ушах не расслышав, что напоследок мужчина, вывевший его наружу, сказал Хосоку, закрыв за собой дверь. Чонгук прерывисто выдыхает, прикрывая веки, чтобы поскорее избавиться от гнетущей изнутри вспышки оправданного негодования, которое в присутствии брата упрямо подавлял. Дергая плечом, на котором до сих пор покоилась чужая ладонь, все это время напоминающая о его дозволениях и правах в пределах общественных мест, небрежно сбрасывает ее. Хотя коридор реабилитационного центра, по которому скользнул отстраненный взгляд из-под опущенных ресниц, подозрительно безлюден, Чонгук все еще помнит, что стоит себя изрядно сдерживать. Омега заторможено смаргивает легкую отрешенность, медленно оборачиваясь к неподвижно стоящему позади мужчине, приподнимая брови в безмолвном вопросе: долго они здесь стоять будут? Альфа надавил на него обманчивой спешкой, не позволив нормально повидаться с братом, но за пределами его палаты вдруг перестал испытывать доселе хорошо прослеживающееся на его лице нетерпение. Настолько заботится о его родном брате, как об этом открыто всем подряд говорит, что не стесняется пренебрегать его нуждой в старшем и всячески разделять их. Только встретившись с его мрачным взглядом, Чонгук снова уводит опасливый взор в сторону, вглядываясь в даль пустого коридора. Смотреть прямо в нездорово блестящие и полыхающие сдерживаемой яростью глаза мужчины - выше его сил. Ему хорошо известно, что именно таится в их тени, суетливо снующее в пределах его черных зрачков. - Машина снаружи, у крыльца. Не заставляй меня применять силу. - альфа ожидает от него активных действий, скрещивая руки за спиной в заметном жесте нетерпения, кажется, не собираясь что-либо предпринимать, чтобы ускорить этот процесс. Если мужчине доставляет дополнительное удовольствие заставлять его добровольно повиноваться четким приказам, то Чонгук ощущает лишь отвращение. Отвращение к своей слабости и невозможности препираться с заносчивым альфой себе же в ущерб. Оттого лишь опасливо косится на его фигуру, стоящую позади и, он уверен, сторожащую пути к отступлению. У него нет ни единого шанса уйти отсюда другим путем, потому что его уже заманили в ловушку, так жестоко и одновременно нечестно воспользовавшись состоянием больного брата. Омега соврет, если не скажет, что не впечатлен. Чего еще можно ожидать от человека, что спроста обесценивает чужие жизни? - Не смей больше приближаться к моему брату и манипулировать им, ради своих корыстных целей. Прикрывайся чем угодно, хоть заботой, хоть беспокойством, но для Хосока ты - никто, и связывает вас, ровным счетом, ничего. - Чонгук не скрывает своего негодования, сжимая в усмиримой злости кулаки, прислушиваясь к тишине позади себя. Сейчас ему глубоко плевать на то, как грубо он может звучать, потому что подобные выходки, подвергающие единственного близкого ему человека волнению, плохо сказывающемуся на его хрупком здоровье, прощения в его сердце не отыщут. - Разве? - насмешливо тянет мужчина, поворачивая его за локоть лицом к себе, недоуменно хмурясь. - Ты сильно заблуждаешься: я не оплачиваю лечение чужим людям. Не тебе решать, когда я могу или не могу его навещать, а мне. Поэтому сбавь обороты и не трать время на пустое недовольство. Не люблю, когда ты злишься. - мужчина беззвучно хмыкает, скользя внимательным взглядом по омежьему лицу, охваченному безликостью тщательно скрытого возмущения, сталкиваясь с чужой безучастностью. - Ты прекрасно знаешь, что он жутко боится тебя. И тебе хватило совести сидеть там, в его палате, поджидая меня, когда единственное, в чем он нуждается - это покой. - жаль, что Чонгук не обладает таким же исключительным самообладанием, чтобы справиться со своей эмоциональностью, с которой выступает чуть вперед, ближе к альфе, со злобой указывая на закрытые двери, у которых они продолжают стоять. - Чунмен, как бы ты в глаза мне после смотрел, случись с ним что-то непоправимое? - Успокойся. - нетронутый вспыльчивостью омеги на фоне переживания о своем брате альфа с подавляемой грубостью хватает его за вытянутую, не дрогнувшую руку, подтягивая к себе, чтобы уже тише добавить: - Следи за своим поведением. У чужих стен всегда есть глаза и уши. Не забывай об этом, пока твоя нога не переступила порог нашего дома. - Тебя только это беспокоит сейчас? А как же администратор, что соврал мне по телефону по твоей указке? Не боишься, что ей не хватит твоих денег, чтобы надежно заткнуться? - Чонгук дрожь в руках искусно игнорирует, с небывалым бесстрашием заглядывая в мрак, обволакивающий глазницы альфы, что продолжает оставаться бесстрастным к его неожиданной эмоциональности. Омега, в последнее время, тихий и отстраненный, опять не выдержал давления безвыходности и неадекватной тревоги о любимом родственнике. Последняя капля в чаше его безмерного, как он думал ранее, терпения. - Использовать состояние моего брата, чтобы отыскать меня - это ведь так благородно. Это верх того, на что ты способен. - Мы все-таки не будем проверять то, на что я действительно способен, чтобы опустить тебя с небес на землю. Ты уже достаточно налетался в облаках, пора бы тебе вернуться обратно. - уклончиво твердит альфа, одергивая отпрянувшего омегу на себя, чтобы опять заглянуть в пугающе холодные и равнодушные кофейные глаза, на глубину которых неумолимо тянет, но барьер открытой неприязни дальше не пускает, не удовлетворяя его мучительную потребность. - Об остальном дома поговорим. Мужчина наощупь опускается к омежьей ладони, сжимая ее в своей, прежде, чем двинуться по медленно охваченному вечерним сумраком коридору, потянув остывшего омегу за собой. Чонгук следует за ним, потому что эмоциональное выгорание настигло его быстрее, чем он мог бы что-либо еще сказать или возразить. Ужасное состояние пустоты внутри отвлекает на себя все его рассеянное внимание, потому омега совсем не сопротивляется, шагая по длинному, достаточно неширокому коридору реабилитационного центра, еле поспевая за внезапно ускорившимся альфой. Он мог бы устроить сцену, мог бы заистерить и любым способом остановить мужчину, который тянет его в место, в которое он отчаянно не хочет возвращаться, только прекрасно знает, чем это обернется… нет, не ему. Потому что негласное правило, никогда не теряло своей силы: его не подлежащее обсуждению послушание и разумная молчаливость - то, что нужно альфе. Стоит омеге сделать неверный шаг, как весь гнев тотчас обрушится на больного родственника. Хосок - его спасение, но он же и его погибель. - Аккуратней, Чунмен. - Чонгук оступается на пороге в очередном проеме бесконечных больничных коридоров, огрызаясь на упрямого альфу, которому откровенно плевать на его шаткое состояние, только бы поскорее затащить его в свой автомобиль, откуда обратного пути уже нет. Он довезет их уже в конечную точку, где омегу ждет очередной вечер с ума сводящих выяснений отношений. Чонгук желает это по возможности отсрочить, а торопливость альфы этому препятствует. В конце концов он никуда уже не денется, они никуда не опаздывают. К чему такая спешка? Мужчина выводит его через парадный выход, дергая в сторону ступеней, у подножия которых припаркована черная иномарка. Водитель выходит, чтобы помочь устроиться в салоне, но Чунмен указывает ему не мешать, самолично открывая дверь для остановившегося рядом омеги, отстраненно глядящего куда-то вдаль, игнорируя крепко сжимающую его ладонь хватку в безмолвном приказе. - Садись. Быстрее. - цедит альфа, дергая в легком раздражении головой в сторону салона, продолжая держать омегу за запястье. Чтоб уж наверняка. Чонгук демонстративно шумно выдыхает, выражая этим свое недовольство, но в машину садится, одергивая отпущенную ладонь на себя, вздрагивая от хлопнувшей у уха двери. Чунмен обходит автомобиль, присаживаясь на заднее сидение рядом, указывая водителю трогаться. Омега оглядывается на здание, постепенно погружающееся в тень вечера, но все еще освещенное лучами садящегося за горизонт солнца, скользящего по открытой крыше. И Чонгук прекрасно понимает Хосока: здесь невозможно находиться в темное время суток, больничная обстановка становится невыносимой. В машине прохладно в отличии от улицы и приятно пахнет автомобильным ароматизатором, правда до тех пор, пока рецепторы не распознают в ярости насыщенный аромат пачули, от которого омегу мутит бонусом к плохому общему состоянию. Водитель, кажется, это замечает, изредка поглядывая за ними в зеркало заднего вида, предусмотрительно открывая окно со своей стороны, моментально развеивая затянувшееся молчание шумом вечернего города и мимо проносящихся машин. В салоне авто стоит гробовая тишина, и, даже если бы Чонгук хотел ее нарушить, он бы тысячу раз подумал прежде, чем что-либо сказать. Чунмен сдерживается и по нему это хорошо видно, точнее по его неоправданному спокойствию и отстраненности, что никак не вяжется с никому не заметной грубостью в действиях, применяемой ранее, потому что Чонгук научился это скрывать от окружающих и себя самого, прекрасно знающего, что это капля в море той боли, которую ему поистине приходится мучительно терпеть. В отличии от вжавшегося в дверь со своей стороны омеги, мужчина расположился более вальяжно и свободно, занимая малую часть и с его стороны заднего сидения. Погруженный в себя, Чонгук тревожно вздрагивает от неожиданности, когда чужая ладонь ложится на его бедро, мягко поглаживая, заставляя его отвернуться обратно к окну, чтобы отвлечься от навязчивых касаний и скрыть яркое недовольство. Водитель ничего не замечает или делает вид, что не замечает. Даже если и так, то он все равно никому ничего не расскажет, потому что личное между супружеской парой должно оставаться между ними. И Чонгук всем сердцем ненавидит это положение. Ненавидит место, которое вынужден называть своим домом; человека, которого вынужден называть своим супругом; жизнь, которую не может изменить или вернуть обратно. Он бы отдал все, что у него есть, чтобы избавиться от этой двухгранной жизни, где они примерная супружеская пара, которая тщательно скрывает ото всех подноготную их прогнивших отношений. Поставил бы на кон даже собственную, никчемную. Но единственное, что он может сделать - это продолжить жить по чужим указаниям и желаниям, каждый раз безжалостно переступая через себя. Потому что собственная безопасность, безопасность брата и даже друга лежит неподъемным грузом на его плечах, жестоко прибивая к земле, не позволяя свободно взлететь и упорхнуть в неизвестном направлении, чего бдительно сторожащий его Чунмен допустить не позволит. - Не нужно. - Чонгук накрывает чужую ладонь, стаскивая ее со своего бедра, поджимая губы в отвращении. Ему противен человек, с которым он вынужден находиться рядом, который заставляет быть его рядом с собой, против которого он бессилен. Сегодня он в очередной раз в этом убедился, потому что вновь услышал на свои мольбы о помощи твердое и непоколебимое «нет». Чунмена это не обрадовало, но его желание прикоснуться к омеге никуда не исчезло, потому он ловко хватается за расслабленную ладонь омеги, проходясь большим пальцем по идеально сидящему на безымянном пальце обручальному кольцу. Чонгук прикрывает устало тяжелые веки, изредка поглядывая на безэмоционального водителя, пока супруг крепко держит его ладонь в своей, тем самым не позволяя погрузиться в пучину беспорядочных раздумий с окончательным возвращением отстраненного спокойствия. Будто бы ему мало того, что он и так сидит рядом с ним, не в силах куда-то себя деть. Поездка до дома занимает достаточно долгое время. Особняк семейства Ким находится в пригороде Сеула, в коттеджном поселке. Приходится пересекать весь город, чтобы добрать из дома в центр и обратно. Чонгук бездумно оглядывается на обманчиво спокойного альфу, следом опуская равнодушный взгляд на их скрепленные руки и, вновь предусмотрительно промолчав, отворачивается обратно к однообразным пейзажам за окном. Чунмен пытается расслабить, нежно поглаживая расслабленную кисть, только на омегу это действует в точности да наоборот. Независимо от того, какие цели преследует альфа своими провокационными действиями, Чонгук стоек к его навязчивости. Солнце постепенно садится за горизонт, скользя золотыми лучами по земле, погружая пейзаж из окна в вечерний сумрак. Совсем скоро все вокруг охватит ночной мрак. Чонгук по особенному опасается этого времени суток. Он ночь совсем не любит из-за непроглядной темноты. Потому что она коварно окружила его со всех сторон, более всего концентрируясь в пугающе черных зрачках альфы, в которые смотреть омега изредка побаивается. Чунмен не сказал ни слова за все время поездки, даже не взглянул, только руку отпустить не позволил, несколько раз пресекая дерганья, до боли сжимая тонкую кисть. Когда машина притормозила у ворот, которые стали медленно разъезжаться, омега почувствовал тошнотворный прилив паники, вставший комом в горле и мешающий нормально вдохнуть. Он заметно напрягся, что не ускользнуло от внимания притворно спокойного альфы, который для вида продолжал сковывать себя стальным самообладанием. Животный страх перед этим местом, в котором омега лишился всего, что у него было до встречи с Чунменом, сковывает омежье тело в тревожном оцепенении. Машина, объехав кольцо, останавливается у основания крыльца, и мельтешащий взгляд омеги скользит по огромному зданию с включенным в холле светом, что освещает территорию вокруг входа сквозь широкие и высокие панорамные окна. Его руку, наконец, отпускают, и Чонгук моментально притягивает ее к своей груди, растирая онемевшую кожу - настолько сильно альфа не хотел ее отпускать. Омега продолжает сидеть на месте, не спеша покидать салон авто, даже тогда, когда мужчина обошел автомобиль, приглашающе открывая ему дверь. Чонгук оглядывается на водителя, что уводит вороватый взгляд в отражении зеркала заднего вида, через которое имел возможность видеть его умоляющий о помощи взор. - Любовь моя, не задерживай меня и себя. Пойдем скорее отдыхать. Сегодня был насыщенный событиями день: и я, и ты устали. Выходи скорее. - альфа говорит чуждо мягко, но при этом не менее притворно, будто через силу сдерживается, потянувшись к нему, чтобы подхватить под локоть и вытянуть из машины. Но омега одергивает руку, поднимаясь без его помощи. Он готов поклясться, что услышал в тишине двора скрежет зубов альфы из-за крепко сжатой челюсти, что выдавала его истинные эмоции. И стоит ему только устойчиво встать на ноги, как альфа с силой захлопывает в нетерпении дверь, указывая водителю отъехать. Вновь не одарив его и мимолетным взглядом, мужчина ведет омегу за руку за собой в дом, в который был рад вернуться только один из них. Чонгук следует за ним, замечая в дверях вышедшую встретить своих хозяев домоправительницу, что низко поклонилась, угодливо открывая им входные двери. - Ты свободна. Скажи всем, что они на сегодня свободны. Выметайтесь из моего дома. - альфа не останавливается, двигаясь по холлу к широкой резной лестнице, оставляя послушно кивнувшую домоправительницу смотреть паре вслед. - Чунмен, пожалуйста, аккуратней. - оступаясь на очередной ступени, Чонгук шумно выдыхает, заставляя альфу, наконец, приостановиться. Неудачно ступив, омега чуть было не упал, но подхватившая его поперек талии рука не позволила получить лишние ушибы, а заодно свалиться с высокой лестницы. - Мы тратим слишком много времени впустую. - Чунмен выдыхает не менее раздраженно, только причиной этому является невыносимая медлительность омеги. Чонгук поднимает ошалелый взгляд, когда неожиданно для него мужчина подхватывает его на руки, игнорируя чужой вскрик протеста. Альфа с легкостью преодолевает последние ступени, взобравшись на второй этаж, уверенной походкой ступая по просторному коридору. - Поставь меня на пол. Не нужно, слышишь меня? Пожалуйста, Чунмен, отпусти меня. - Чонгук безуспешно бьет по крепкому плечу, инстинктивно прижимаясь ближе, когда альфа вносит его в проем их комнаты, сразу же ставя по непрекращающимся просьбам на пол, чтобы закрыть за собой двустворчатую дверь. Омега опасливо отступает на несколько шагов вглубь прихожей комнаты, пугливо встрепенувшись, когда до слуха доносится оглушающий щелчок дверного замка. Чонгук ведет головой в постепенно набирающем обороты беспокойстве, с опаской следя за действиями не спешащего оборачиваться к нему лицом альфы. Отныне никто не сможет увидеть, что происходит за крепким полотном, загораживающим путь к единственному выходу из этой комнаты, а значит время всему надежно скрытому от чужих глаз выбираться наружу. - Итак, давай обо всем по-порядку. - мужчина не отпускает позолоченные ручки дверей, опустив взгляд под ноги, чтобы не дать опасно скребящемуся под ребрами безумству вырваться наружу и напугать Чонгука, страх которого он на ментальном уровне ощущает. Для этого даже не нужно заглядывать в его блеклые глаза, чтобы понять, что того кратковременно дерзкого и резкого на слово омеги в стенах этой комнаты не будет. - Я столько сил прикладываю для твоей безопасности, но ты все равно сбегаешь от телохранителей. Когда ты прекратишь испытывать мое терпение? - Нет, не путай понятия. - опасливо цедит Чонгук, наблюдая мельтешащим взглядом со стороны за подозрительной неподвижностью отвернутого альфы. Ему хочется кричать и говорить вслух о несправедливости, но он очень сильно напуган и переступить через это никак не может, ограничиваясь тем, что в силах вымолвить. - Не телохранители, а надзиратели, не дающие мне проходу и вечно сопровождающие, куда бы я ни шел. Я всего лишь нуждаюсь в свободе, которой ты меня лишаешь, даже тогда, когда тебя рядом совсем нет. Прекращу испытывать твое терпение, когда ты прекратишь ограничивать мою свободу. Я ответил на твой вопрос? - Они присматривают за тобой, пока у меня нет такой возможности. И плохо справляются со своей работой, раз ты смог от них сбежать. - Чунмен медленно оборачивается, обращая на него свои темные, затянутые мраком глаза, заставляя попятиться на несколько шагов назад, на более безопасное расстояние. - Они будут уволены, а на их место придут новые. Те, кто смогут вовремя остановить тебя. - Тебе так жизненно необходимо держать меня на виду, контролировать мои передвижения, следить за мной глазами своей подставной охраны? Думаешь, я не устаю от этого? Ты даже не представляешь насколько. - Чонгуку тяжело даются его слова, но ему многого стоит вот так, стоять посреди комнаты, единственным выходом из которой являются двери, что находятся за спиной зловещего супруга. Он отметает любые мысли о побеге отсюда, потому с головой пускается во все тяжкие, заведомо зная, что запертые двери для него отомкнутся с наступлением рассвета. И все это только для того, чтобы заглушить давящее чувство безысходности. - Ты всегда упрекаешь меня в том, что я рушу наши неустойчивые отношения. Но, знаешь, чего нам действительно не хватает, чтобы закончить эту пытку в бесконечных пять лет?.. - омега поджимает губы в безотрадной усмешке, заприметив на чужом лице тень былого недовольства. Чунмен хороший манипулятор, и он делал все, что в его силах, чтобы Чонгук ни разу открыто не заикнулся о том, что жаждет порвать эти отношения. Только косвенно об этом упоминал, сразу же сполна платив за свою бесцеремонность. - …Доверия, Чунмен. С самого начала и до этой самой секунды ты не доверял мне настолько, чтобы перестать покрывать свою неуверенность беспокойством о моей безопасности... - Не доверял? О каком доверии идет речь? - выпуская насмешливый вздох, поддельно непонимающе интересуется мужчина, делая один твердый шаг вперед, навстречу Чонгуку. В его взгляде вспыхивает что-то отдаленно дикое и опасное, что моментально отталкивает загнанного омегу. - О каком доверии ты говоришь, когда я каждый день живу со сводящим меня с ума страхом, боясь, что ты уйдешь от меня? Как я могу тебе доверять, если твои глаза, в которых я постоянно вижу ужас, наполнены ненавистью и жаждой предательства? Как я смею давать тебе ограниченную свободу, если ты в поисках полной и независимой? Каждое слово сопровождается уверенным шагом. Альфа наступает, заставляя омегу отступать, загонять себя дальше, притеснять себя сильнее. Чунмену до безумия нравится, когда его кофейные омуты смотрят на него так покорно и умоляюще, особенно после того, как всего секунду назад полыхали небывалой смелостью, будто прося пощадить и оставить в покое. Только они оба прекрасно знают, что безмолвные мольбы омеги не будут услышаны. Потому что Чонгук до сих пор не научился принимать свою судьбу, не сумел убедить его в своей преданности, не смог освободить от всепоглощающего страха. Чунмен выпускает разочарованный смешок, продолжая наблюдать за метаниями сторонящегося омеги, который уже переступил порог смежной комнаты, опасливо оглядываясь на погружающуюся в тень спальню, в которой не зажжен свет. - Ты убегаешь, а я ловлю тебя. Сбегаешь, но я нахожу. Опять сбегаешь, и я опять возвращаю тебя обратно. О каком доверии ты смеешь говорить, когда все, что я делаю - это бесконечно останавливаю тебя, спасая тем самым от себя же? - мужчина медленно стягивает пиджак с плеч, отбрасывая на кровать, мимо которой они проходят, продолжая размеренно наступать, наблюдая за отступающим супругом. - Я возвращаюсь сам. Мне некуда идти. Как ты это не понимаешь? - омега затравленно выдыхает, сдерживая всхлип, хватаясь за стену, которой придерживается, чтобы устоять на ногах. От подступающего страха ему с трудом удается вдохнуть, из-за чего перед глазами начинает все плыть. Альфа стремительно приближается, продолжая уверенно притеснять, прекрасно зная, что вскоре омегу ожидает тупик. - Не ври мне. - бровь Чунмена дергается в сомнении, пока он, опустив взгляд на собственные руки, расстегивает пуговицы на манжетах рубашки, для удобства закатывая рукава по локоть. - Если бы я не сделал так, чтобы тебе некуда было бежать, ты бы давно это сделал. Тебе плевать на меня... на нас. - Нет никаких «нас»... - Чонгук дрожит под давлением искреннего недовольства, но не позволяет ему выбраться наружу, отступая назад, настороженно наблюдая за надвигающимся на него супругом. Тот в его жалком состоянии кажется еще опасней с закатанными по локоть рукавами, открывающими вид на крепкие мышцы. Мужчина достаточно стоек к его словам, продолжая выглядеть предельно равнодушным к подступающей к омеге в состоянии аффекта истерике. Но ведь Чонгук знает, что его это безумно злит. - Мы должны покончить с этими отношениями. Пожалуйста, Чунмен порви со мной и отпусти. Я не справлюсь с твоим страхом. Он убивает меня. Прислушайся… хотя бы раз прислушайся ко мне. Альфа обладает пугающей способностью беспощадно подавлять, и Чонгук звучит все более сдавленно и неуверенно, сомневаясь в том, что вообще смог произнести это вслух. Ему до одури плохо, и его отделяет всего одно мгновение от того, что омега просто задохнется в сдерживаемом порыве эмоций, которые перекрывают ему воздух. Он всегда ощущает себя именно угнетенным поблизости с альфой, потому что Чунмен лишает его свободного вдоха, до одури сжимает в тисках своих контроля и недоверия, потому что ему, на самом деле, есть чего опасаться. - Почему мы опять к этому пришли?... - Чунмен всеми силами пытается казаться спокойным, но его дрогнувшая ухмылка говорит об обратном. Поднятая омегой тема ему заметно неприятна, отчего он делает сразу несколько шагов в наступление, загоняя омегу в самый темный угол комнаты, куда не достает даже лунный свет, успевший сменить солнечный, из освобожденных от занавесей окон. - С кем ты виделся сегодня? К кому ты сбегал? Кто дарит тебе ложные надежды? Скажи мне, кто этот человек, обманывающий тебя? Чунмен склоняется к нему из-за небольшой разницы в росте, чтобы вблизи разглядывать напряженные черты омежьего лица. Теперь он с легкостью может заглянуть в поражающие своей глубиной омуты, в которых бурлит целый океан из неконтролируемого страха и неприязни. Омега вздрагивает, встречаясь со стеной, которую ощупывает дрожащей ладонью, понимая, что это конец его отступления. Но даже при таких условиях, он продолжает смотреть в ответ прямо в черные расширенные зрачки, чтобы держать альфу в поле своей видимости. Чунмен непредсказуем, и именно эта непредсказуемость пугает его больше всего. - Повтори то, что ты сказал. - альфа неожиданно выпускает скромный смешок, намеренно медленно опираясь ладонью о стену, в опасной близости от омеги, желающего слиться с нею, чтобы не чувствовать окружающую со всех сторон угрозу. - Ну же, скажи мне то, о чем ты меня попросил. - Чунмен заглядывает в его опущенные глаза, беззвучно усмехаясь. Чонгук судорожно выдыхает, дергая головой в сторону окон, когда склонившийся альфа замирает в непозволительной близости. Омега молчит, и мужчина понимает, что тому не хватит духу произнести это вслух дважды. Порыв эмоций, не более. На самом деле, омега знает плату за подобные слова. - Отпустить? Разве я держу тебя? Скажи мне, душа моя, я разве держу тебя здесь насильно? Омега хрипло всхлипывает, когда чужие пальцы неожиданно смыкаются на щеках, дергая подбородок в обратную сторону. Чунмен продолжает давить полуухмылку, наблюдая за мечущимся взглядом затаившего дыхание омеги. Альфа опускает взгляд ниже, на часто вздымающуюся грудную клетку, сразу же поднимая обратно с еще более широко натянутой улыбкой. - Ты волен идти туда, куда тебе нужно. Ты выбираешься в город, встречаешься с другом, навещаешь брата. Я просто прошу тебя оповещать меня о своих передвижениях. Я должен знать, где ты находишься, чтобы, как сегодня, не использовать твою привязанность к больному братишке. - Чунмен переходит на тихий говор, видимо не желая, чтобы кто-то услышал их разговор, прижимаясь горячим дыханием к щеке супруга. Омега дергает головой в обратную сторону, но пальцы больно впивающиеся в нежную кожу лица пресекают это, не позволяя избежать близости. - Я не хочу делать тебе больно, но ты… ты не оставляешь мне другого выхода. - Ты опустился до подлых уловок, Чунмен. На что ты рассчитываешь, поступая так со мной? - Чонгук с трудом впускает воздух сквозь приоткрытые губы, потому звучит непозволительно сдавленно. Он опасливо замирает, стоило чужим пальцам подхватить легкую ткань накидки, небрежно спуская ее с плеч, позволяя соскользнуть с вытянутых вдоль тела рук на пол. Чунмен затеял игру и получает удовольствие от процесса в то время, как все внутри омеги буквально переворачивается от дурного предчувствия, сдавливающего в груди. - А на что рассчитываешь ты, сбегая от меня? Чего ты этим добиваешься? Ждешь, что мне надоест, и я выкину тебя из своего дома, подам на развод и забуду о тебе? - Чунмена слегка потряхивает от с трудом удерживаемой злости, что заметно по усилившейся хватке, доставляющей омеге боль. Чонгук чувствует затылком твердую стену и вблизи скользящее дыхание, не зная, как выбраться из этого капкана. Аромат пряной пачули насыщает собой весь воздух в округе, просто не оставляя шансов омеге на свободный вдох. Чонгук бегает в панике взглядом по чужому лицу, ощущая лишь крепкую хватку, сдавливающую горло. Альфа хрипло хохочет, мигом стирая мрачную тень улыбки с сосредоточенного на действиях лица. В его планы не входит убийство собственного супруга, потому что: - Не надейся избавиться от меня таким способом. Делай что хочешь: сбегай и истери, кричи и плачь, но ты не отберешь у меня себя. Ты не лишишь меня любви, я не позволю тебе забрать у меня то, ради чего я живу. - Какая любовь? Сумасшедший… - Чонгук не перестает пытаться сделать свободный вдох, обхватывая запястье вцепившейся в него руки, ощущая опасное давление. Чунмен запугивает, но он ходит по самому краю и с легкостью, не контролируя себя, сможет пересечь границу невозврата. Чонгук не боится умереть от его руки, но он обещал брату прийти, потому всеми силами будет стараться выбраться из очередной мнимой сцены выяснений несуществующих отношений живым. Одинокая слеза быстро скатилась по щеке, приземляясь на закатанный рукав рубашки альфы. - Любовь до гроба… со мной или ни с кем. Как тебе такое? - Чунмен с интересом и неестественной насмешкой заглядывает в блестящие в темноте глаза, наполненные беззвучными слезами. Омега встрепенулся, теснее прижимаясь к стене позади, выпуская затравленный вздох сквозь приоткрытые губы. Чужие пальцы неожиданно ослабевают, переставая безбожно давить на кожу, на которой остались отметины. Чонгук моментально отрывисто хватает воздух ртом, все еще ощущая тепло от застывшей на расстоянии ладони, которая находилась в опасной вблизи от покалеченной кожи. Она в любой момент может вогнать обратно короткие ногти в подбородок и продолжить доставлять боль. - Я не устану говорить о том, как сильно люблю тебя. Даже если ты этого совсем не заслуживаешь, я не могу с собой ничего поделать. Я не представляю тебя с другим. Я просто не позволю этому случиться, потому что ты принадлежишь мне, целиком и полностью. Потому что ты мой омега, мой супруг. Был им, являешься им и будешь им, пока не испустишь свой последний вздох. Чунмен резко и неожиданно ударяет в стену около его головы, испугав этим дрогнувшего под его гнетом омегу, что жалобно всхлипнул, прикрывая тяжелые веки. Чонгук чувствует, как чужая ладонь сдвинулась с места, поднимаясь к лицу, отчего предусмотрительно дергается в обратную сторону, не позволяя себя коснуться. - Это безумие. Чунмен, это не любовь. - порывисто шепчет омега, хныкая от чужих ласковых прикосновений к лицу. Словно пряник после кнута. Это вызывает в Чонгуке противное ощущение, будто он провинился, но его простили. Чунмен заставляет его так думать, подстегивая своими действиями. Это часть его бесконечных манипуляций. - Твое лицо… я вижу его всюду. Все они становятся похожими на тебя, когда тебя нет рядом. В одиночестве я схожу с ума. - альфа оглаживает ладонью влажную от слез щеку, широко раскрытыми в темноте глазами разглядывая исказившиеся унынием черты лица, гулко сглатывая. - Твои глаза… я узнаю их из тысячи. Потому что только твои глаза могут совмещать в себе столько эмоций, которые легко счесть. Они - отражение твоей души, разбитой и изнывающей. - Чунмен невесомо проводит большим пальцем по трепещущим ресницам всхлипнувшего Чонгука, предательски обронившим еще одну слезу. Омега жмурится, застывая на месте, позволяя Чунмену играться в только ему понятные игры. - Твоя шея… - Чонгук вновь насторожился, когда ладонь скользнула ниже, аккуратно ложась на вытянутую в напряжении шею. Омега нервно сглатывает, обхватывая дрожащими пальцами чужое запястье. Мужчине хватит приложить чуть больше сил, чтобы свернуть ее ему, потому он заметно затихает, переставая издавать какие-либо звуки. - …твое дыхание, твой смех, твоя кожа… я не отдам это никому. Погибая, заберу с собой. Рука Чунмена дрогнула от неподвластной ему ярости, что до сих пор бурлила в крови, заставляя омегу затаить дыхание, боясь пошевелиться и сделать что-то, что навсегда отберет у него возможность жить. Жить ради брата, к которому он обещал вновь прийти. - Чунмен, хватит. Перестань. Давай закончим это. - Чонгук ощущает давление, в свою очередь укрепляя хватку на чужом запястье, желая доставить ту же боль, которую сам ежедневно получает в огромных дозах. - Чего тебе еще не хватает? Скажи мне, я все тебе отдам. Что ты хочешь взамен на свое отношение ко мне, как к своему супругу? Что еще я должен сделать, чтобы удержать свою любовь?! - альфа срывается на крик, который оглушает опасливого омегу, вздрогнувшего от неожиданности. Чонгук, наконец, приоткрывает веки, взглянув на исказившееся в ярости лицо альфы сквозь опущенные ресницы. - Ты не купишь меня, Ким Чунмен. Ни пять лет назад, ни сейчас ты не сможешь ни за какие деньги приобрести мои чувства к себе. Здесь ты и твои богатства бессильны. Смирись с этим также, как и я с тем, что мой кошмар бесконечен. Ты - мой кошмар. - омега накрывает ладонь альфы своей, пытаясь стянуть ее со своей шеи, и без того чувствуя себя паршиво. Чунмен отходит на шаг назад, и омега замечает, как всего на пару секунд наружу его мрачных зрачков вырвалось неверие на пару с болью, но уже в следующую - черные омуты затянулись присущими им хладнокровием и беспросветной пустотой. - Лечение твоего брата это разве не откуп? Все, что ты имеешь, - альфа раскидывает руки, обводя коротким взором высокий потолок и вполоборота часть просторной комнаты, возвращая его на подозрительно потупившего свои глаза супруга. - ...есть у тебя, не благодаря ли мне? Студия, в которой ты занимаешься любимым делом, подаренная тебе на нашу годовщину, не сделана ли только для того, чтобы ты чувствовал себя комфортно, продолжая писать картины? - Ты упрекаешь меня этим? - Чонгук поднимает изумленный взгляд, со вспыхнувшим на дне негодованием, выпуская обескураженный вздох. Он и не подозревал, что когда-либо Чунмен начнет винить его в своих растратах. - Мой брат болен, и ты прекрасно об этом знал еще до нашего брака. Ты сам предложил мне свою помощь, без моего ведома поместил его в реабилитационный центр, и теперь я прекрасно понимаю, зачем. Чтобы использовать его для шантажа. Ты никогда не заботился о нем или о моих чувствах к нему, тебя волновало лишь то, что брат станет отличной приманкой для меня. - омега выговаривается порывисто, изредка переходя на шепот, а после срываясь на нервный смешок. Чунмен смеет упрекать его в том, в чем обманул, умело перекручивая ситуацию в выгодную для себя сторону. - Моя единственная просьба к тебе заключалась в том, чтобы я продолжал заниматься своим любимым делом даже после заключения брака. Но что сделал ты?! Чонгук вскрикивает, не сдерживая слезы, бегущие по щекам, остервенело стирая их с покрасневшей кожи, ощущая отвращение к себе и своей слабости. Будь он хотя бы чуточку храбрей, он бы никогда не позволил Чунмену унижать себя и притеснять. Но в одиночку бороться с этим ему трудно, а помощи от кого-либо со стороны ждать не стоит, потому что люди не хотят связываться с чокнутой, но влиятельной семейкой Ким, и Чонгук, как никто другой, понимает почему. - Думал, я не узнаю?! Ты думал, что сможешь всю жизнь дурачить меня, покупая мои картины за счет своей компании?! Ты намеренно смешал мое имя с грязью, с самого начала поглотил мое дело, ты не дал мне шанса развиваться, не позволил миру увидеть мои работы! - омега с силой отталкивает его от себя, выплескивая скопившиеся за долгое время эмоции. Чунмен не дрогнул, не отступил, продолжая глядеть своими непроницаемыми черными глазами на рыдающего взахлеб парня. - Я терпеть не могу это место. Я задыхаюсь в этом доме и неважно насколько он просторен. Ким Чунмен, я ни разу не ходил на шоппинг с другом, после нашей помолвки. Я не знаю какого это тратить твои деньги... Так в чем ты меня упрекаешь?! В том, что я живу здесь, рядом с тобой, в том, что я пользуюсь всем, что ты мне покупаешь, не позволяя заработать самому на самые элементарные повседневные блага. Чонгук вновь прикладывается затылком о стену позади, ощущая прилив бессилия. И он абсолютно не удивится, если узнает, что его жизненная энергия передается Чунмену, потому что альфа не единожды наслаждался сильными эмоциональными порывами, при которых омега может высказать все, что ранее оставалось умолченным. Альфа питается его энергией, иначе как объяснить его неожиданное изнеможение? Чунмен не шелохнулся и за все время его монолога ни разу не прервал. Он продолжал молча наблюдать, не делая ничего, чтобы успокоить. - Мне никогда не нужны были твои деньги. Я выходил за тебя, потому что действительно любил и верил, что ты тоже любишь меня, но даже тогда ты смог превратить мою жизнь в кошмар. Не ври себе. Совсем не важно, как я отношусь к тебе, насколько я послушен и покладист, ты никогда не станешь доверять мне. Потому что проблема не во мне, проблема в тебе и твоем безумном страхе. - Чонгук замолкает, прислушиваясь к тишине и тяжелому дыханию альфы. Он до сих пор зол, только на что? Разве на правду можно злиться? Чунмен спихивал всю вину на него, долгие годы пытался заставить чувствовать себя виноватым в их окончательно разрушившихся отношениях, когда все это время к невозвратимым последствиям их вел именно альфа. - Если раньше я хотел тебя понять, мне действительно было жаль тебя, то сейчас я не чувствую ничего. Пустота, понимаешь? Мне все равно на твой страх, потому я не хочу больше продолжать это. «Нас» больше нет, и я сомневаюсь, что когда-либо вообще было... - Перестань. - альфа неожиданно прерывает его, заставляя обратить на себя внимание. И Чонгук видит то, что видеть не ожидал. Чунмен сжимает челюсть до скрежета зубов, его глаза застилают слезы, которые он быстро смаргивает и которые никогда не перемкнут недопустимый рубеж. Чонгук ни разу за все пять лет их совместной жизни не видел, как альфа плачет, и наверное никогда и не увидит, потому что Чунмен не позволит этому случиться. Его мелко трясет, а ладони до побеления костяшек зажаты в кулаки. Альфа шумно выдыхает, расслабляя кисти и расправляя плечи, достаточно быстро взяв себя обратно в руки. - Я не хочу это слышать. Слышишь меня? Не хочу. - Почему? Я вправе говорить все, что считаю нужным. - омега поджимает губы в скромном негодовании. Чонгук смотрит в упор на опустившего голову мужчину, которому понадобилось еще несколько секунд, чтобы окончательно прийти в себя, стирая тень минутной слабости. - Я запрещаю тебе говорить на эту тему. Мы больше ее не поднимем. Ты понял меня? - к альфе быстро возвращается непоколебимость, с которой он проговаривает это на пару с не терпящим возражений тоном. - Ничего не изменится. Чета Ким не разрушится. Я не позволю тебе этого сделать. Разговор окончен, раздевайся. Чунмен внезапно оборачивается, собираясь уходить, оставляя Чонгука смотреть себе вслед полным неприязни и возмущения взглядом. Омега секунду растерянно хлопает ресницами, после уверенно отталкиваясь от стены, бросая в спину альфы громкое: - Перестань обманывать себя и мучать меня. Ты ведь знаешь, что мне от тебя ничего не нужно, только дай мне развод и позволь уйти. Я исчезну из твоей жизни вместе с братом. Я сделаю все, чтобы ты не смог меня больше найти. Мы, наконец, заживем в спокойствии. - омега с опаской смотрит в затылок остановившегося посреди комнаты супруга, что не спешил оборачиваться к нему лицом. - «Мы» - это кто? Ты и твой брат? Вы заживете спокойно? - Чунмен тянется к верхним пуговицам рубашки, начиная медленно освобождать их из петель, пока омега позади отводит мельтешащий в волнении взгляд. - Ты тоже сможешь обрести покой. Со временем, но ты разлюбишь меня. Я не хочу ждать этого момента, оставаясь в заточении. - Чонгук возвращает взгляд на альфу, который стал неспешно оборачиваться, обращая на него свои черные, неизменно пугающие своей проницательностью омуты. - Чего ты хочешь? - тон мужчины вновь дрогнул от возобновляющейся в своих оборотах злости, которую и так с трудом удавалось сдерживать, чтобы не причинить вред омеге, что глупо не понимает, что в нем пробуждает. Омега опускает взгляд, часто заморгав, решаясь на то, чтобы вновь вымолвить эти слова в очередной раз за этот вечер, но Чунмен, кажется, предвидев это, резко передумал выслушивать бесконечные мольбы, стремительно двигаясь в его сторону. Чонгук опасливо пятится, возвращаясь впритык к стене, по которой приходится очередной удар. - Перестань! Перестань сводить меня с ума своими просьбами! Нет! Нет! И еще раз нет! Сколько раз мне стоит повторить это, чтобы ты перестал просить меня о невозможном? Я не дам тебе развод. Я не освобожу тебя. Я не подарю тебе такой шанс. Забудь об этом и живи мирно рядом со мной, иначе я превращу твою жизнь в истинный кошмар. - С меня хватит! - Чонгук судорожно выдыхает, глотая всхлип, хватаясь за верх грудной клетки, где отчаяние безбожно сдавливает, а силы постепенно истекают. Он не вечен, и Чунмен должен это понять. - Будь ты неладен со своей любовью! Я терпел это слишком долго, чтобы продолжать терпеть еще столько же. Я ненавижу тебя, Чунмен. - омега выдавливает истерическую усмешку сквозь слезы, даже тогда, когда чужая тяжелая ладонь со злостью сметает на пол. Чонгук приземляется на ковер, случайно зацепив боком тумбу, с которой слетело несколько флаконов, со звоном перекатывающихся по темному паркету. Омега накрывает рот ладонью, чтобы заглушить всхлипы: невыносимая боль в боку с огромной скоростью разгоняется по телу волной паники, пока он нащупывает пальцами серьезный ушиб. - Ты заслужил это, Чонгук. - выплевывает возвышающийся над ним альфа, опуская взгляд на сгинающегося от боли супруга. И ему, кажется, абсолютно плевать на чужие мучения и слезы, на которые он смотрит с равнодушием, сжимая и разжимая ладонь, которой, не колеблясь, нанес удар. - Отец всегда был прав: таких, как ты нужно держать на привязи, чтобы быть уверенным в преданности. Но я знаю еще несколько способов по приручению. - Чунмен оглядывается на открытые окна, впускающие в комнату блеклый лунный свет. Омега ахает и морщится, чувствуя постепенно затихающую, но не менее ноющую боль в боку, поднимая изумленный взгляд со срывающимися с ресниц слезами на двинувшегося в сторону окон мужчину. - Когда птицу ловят и садят в клетку, в первое время она отчаянно пытается найти выход и выбраться из железных прутьев. Хозяева быстро теряют терпение, лишают ее пищи, чтобы она потеряла силы и веру в них. Она становится все тише и податливей, смирно занимая свое скромное место в окружающей ее решетке. - альфа останавливается у балконных дверей, ведущих на пустующую веранду, обращая вдумчивый взгляд вдаль, пряча руки в передних карманах брюк. - Тогда хозяева начинают ее баловать, чтобы вселить в нее утерянные силы. Сломленная птица поначалу неохотно идет на контакт, но позже расправляет крылья настолько, насколько позволяют прутья клетки и даже поет, радуя райской мелодией своих хозяев, что смогли ее приручить. А все потому, что она вовремя приняла свою судьбу, смирилась со своим положением, она не так глупа, как может изначально показаться. Омега поднимает мельтешащий взгляд, окидывая им застывшую у окна фигуру, не до конца понимая, что тот имеет ввиду. Чонгук беззвучно шикает, хватаясь за бок, стараясь не привлекать внимание замолкнувшего супруга, в глубине души тая на него сильную обиду. Чунмену никогда не очистить себя в его глазах, никогда не избежать клейма, которое он на себе оставил благодаря своему не менее упрямому поведению. - Я выращен в семье, в которой не знают, что такое поражение. Я сын своего отца, и только сейчас по-настоящему понимаю смысл всех его наставлений, которые он когда-либо мне давал. Все они касались личной жизни, замужества и семьи. - Чунмен безотрадно хмыкает, следом выпуская вздох, продолжая разглядывать ночной мрак, скрывающий за собой территорию обширного двора, сквозь собственное блеклое отражение в мутном стекле окна. - Должен ли я приручить свою птицу, чтобы она перестала думать о бескрайних небесных просторах? Чонгук обессиленно облокачивается на тумбу, опуская взгляд на осколки разбитого стекла от одного из опрокинутых флаконов, аромат которого моментально осел в легких привередливого к запахам омеги. Чунмен оглядывается на него, но уже в следующую секунду тянется к шторам, напоследок обводя территорию пустого двора немигающим взором. - Ты не оставляешь мне иного выбора, душа моя. - омега поднимает блеклый взгляд, с возродившимся на дне страхом наблюдая за тем, как альфа рывком задергивает плотные шторы, погружая комнату в мрак, куда отныне не просочится мягкий свет убывающей луны.