Wilted Flower (Give me a freedom)

Тьма сгустилась, она опасна и страшна. Умоляю, позволь мне выбраться из нее. Пустые коридоры дома порой заставляют страшиться давящую тишину преобладающую в стенах безлюдных помещений. В них редко можно встретить кого-нибудь из обслуживающего персонала, особенно в ночи, когда все домашние расходятся после ужина, затаившись в своих комнатах. Омега никогда не любил пустое пространство, нагоняющее тоску и одиночество, но буквально все в этом особняка имеет огромные размеры, заставляя чувствовать себя маленьким, невзрачным и беспомощным, не вписывающимся в роскошную обстановку. В холле внизу горит яркий свет, из-за чего попадая на второй этаж можно растеряться, представ перед непроглядной тьмой. По настоянию хозяина свет здесь в вечернее и ночное время суток не включают, потому приходится еще немного стоять у края лестницы, ожидая пока глаза отвыкнут от света и начнут хорошо видеть в темноте, чтобы без происшествий добраться до дверей своей спальни. Омега устало склоняет голову к стене, продолжая стоять у лестницы, постепенно начиная различать размытые очертания мрачного коридора. Подождав еще пару минут, Чонгук отталкивается от стены, обронив усталый зевок. Весь день он провел в студии, решив выбраться оттуда ближе к ночи. Сегодня его никто не побеспокоил, даже чтобы пригласить к столу, позволяя полностью погрузиться в работу. Идея с выставкой не оставляла его в покое, потому он с неким энтузиазмом погрузился в работу любимыми кистями. Все равно ему не достаточно целого дня, чтобы завершить начатое, но этого вполне хватило для того, чтобы сделать огромный рывок в направлении самореализации. Он моментально воодушевился идеей победить в конкурсе и получить возможность выставляться в галерее, что приподняло впервые за долгое время его утерянный моральный дух. Он действительно забыл какого это отдаваться работе с головой, мыслить шире и абстрактней. Уже достаточно позднее время, и скорее всего другие уже отправились отдыхать. Омега не видел сегодня супруга, что не могло его не радовать. Но это все кажется ему подозрительно странным, бонусом к этому мнимое спокойствие, затаившееся в каждом уголке этого огромного дома, вызывает тревожащие мысли и чувства. Словно затишье перед бурей. Чонгук задерживается у двери в их общую спальню, не спеша входить, потому что более чем уверен, что Чунмен находится за ними, скорее всего уже отдыхает после долгого рабочего дня за рабочим столом семейного холдинга. Омега был бы не против, если бы он там и ночевал, но увы и ах, «примерный» супруг ни разу не задержался на работе, более того не провел ни одной ночи вне дома. Неужели даже по истечении стольких лет напряженных отношений в браке, Чунмен ни разу не захотел изменить ему? Чонгук более чем уверен, что измены были, только говорить и обвинять альфу в том, в чем он сам не до конца уверен, не собирается. Его не интересует интимная жизнь его супруга на стороне, пускай даже ее вовсе нет. Чонгук до неприличия долго задерживается на пороге, потому выпускает шумный вздох, чтобы настроиться на то, чтобы спокойно, никого не трогая, дойти до кровати и спрятаться под одеялом, притворившись спящим. Лишь в этом случае он сможет избежать неприятных разговоров, в последнее время все более заостренных на обсуждении их рушащихся взаимоотношений. Хрупкой, растоптанной связи, как сожителей. Чонгук давно не считает их парой, и тем более семейством. Чунмен чужой ему человек, отчаянно пытающийся доказать обратное, продолжая держать рядом с собой для удовлетворения своего эго. Омега аккуратно нажимает на ручку одной из створок широкой двери, беззвучно открывая ее вовнутрь, с удивлением замечая выключенный в помещении свет. Чонгук переступает порог комнаты, нащупывая рукой выключатель, закрывая дверь за своей спиной. С опаской окидывая рассеянным взглядом пустую прихожую, освещенную ярким искусственным светом, омега настороженно прислушивается к отсутствию каких-либо звуков в комнате. Странно это все. Чонгук с особой осторожностью движется в смежную с прихожей спальню, зажигая свет и в ней, замирая на ее пороге. Взгляд тут же метнулся к никем не тронутой идеально застеленной кровати, после к закрытой балконной двери, пока слух продолжает прислушиваться к тишине, желая уловить странные звуки, что доказывали бы чужое присутствие рядом. В спальне также пусто и до звона в ушах тихо, и Чонгук не уверен, что ванная комната занята, потому что с той стороны не доносится никаких звуков, что доказали бы это. Омега с опаской входит в глубь комнаты, еще раз настороженно оглядываясь. - Чунмен? - неуверенно интересуясь у тишины, Чонгук скользит опасливым взглядом по высокому потолку. В ответ никто не отозвался, заставляя омегу поежиться от чувства неизвестного, следом сводя нахмуренные брови на переносице. Он своими глазами из окна студии видел, как альфа покидал свой автомобиль, заходя в дом. Он не может где-нибудь ходить, потому что Чонгук знает его привычки, как никто другой, отлично: Чунмен не выбирается из их спальни после ужина, предпочитая отдых. И сегодняшний день не исключение, если даже Чонгук не присутствовал на вечерней трапезе, это не меняет тот факт, что планы альфы из-за этого не разнятся. Такое бывало и раньше, когда Чонгука с силой накрывало воодушевление, и он отдавался всецело работе, сутками напролет проводя в стенах своей студии. Омега резко оборачивается, останавливая взгляд распахнутых в волнении глаз на дверь, прямиком ведущую в стены его студии. Тонкая полоса лунного света, выглядывающая из-за приоткрытого полотна заставляет его тревожно встрепенуться и неуверенно двинуться в сторону своей мастерской. Чонгук пытается разглядеть что-либо сквозь тонкую щель, но ничего в кромешной темноте увидеть не может. В студии тоже не зажжен свет, но широкие окна пропускают в просторное помещение блеклый лунный свет, стелящийся по покрытию темного пола. Омега открывает двери шире, и те недопустимо громко скрипят, что впервые поставило его в неловкое положение. Чонгук не позволял смазывать петли двери, чтобы, находясь в самой студии, наверняка знать, что его кто-то побеспокоил. Теперь он прочувствовал прелести этой хитрой уловки на себе. Уже уверенней открывая массивное полотно, Чонгук переступает порог, моментально застывая на месте, буквально приростая к полу, с опаской скользя взглядом по пустому помещению. В центре студии обыденно установлен мольберт, который он предпочитает не двигать туда-обратно, оставляя на ночь на своем месте. Сегодня он оставил незаконченные наброски на нем, а не привычно убрал на подоконник подсыхать в некоторых местах, потому что боялся, что краска может выгореть, испортив эффект блеска. Незавершенная картина установлена на мольберте, а его кресло, которое Чонгук решил также не убирать к стене, привычно стоит напротив холста, ожидая его скорого возвращения. Только вот темный силуэт, занимающий его рабочее место, заставляет омегу метнуть в волнении взгляд на свою картину. Он не планировал ее кому-либо показывать, потому что… - Она отличается от твоих предыдущих работ. - альфа сипит от долгого молчания, продолжая безотрывно смотреть на творение своего супруга. Чонгук гулко сглатывает, блестящим в тревоге взглядом окидывая неподвижную фигуру Чунмена, что сложив ногу на ногу и откинувшись на высокую спинку, продолжал восседать в его кресле. - Она абсолютно другая… - раскладывая по слогам, Чунмен беззвучно хмыкает, потянувшись к бокалу, оставленному на подручном столике, поднося его к губам. - ...не похоже на тебя. - альфа залпом выпивает все содержимое бокала, со звонким стуком отставляя его обратно на столик. - Что ты здесь делаешь? - Чонгук вмиг забывает о своем волнении, переходя в наступление. Чунмен перемкнул рубеж его территории, и он не собирается молчать. Студия - единственное место, где он может скрыться от него и его сумасшествия, посвящая себя любимому делу, но альфе, кажется, плевать на его личное пространство, которое Чонгук всеми силами пытается себе отвоевать. - Ты не можешь сюда входить. Мы ведь договорились… - Это мой дом. - обрывая возмущение омеги, отстраненно цедит Чунмен, продолжая неустанно испепелять холст незавершенной работы мрачным взглядом с затаившейся на его дне опасностью. - И если мне захочется сюда зайти, я сделаю это, не спросив тебя. - И как мне после этого верить тебе и твоим обещаниям? - Чонгук поджимает губы в негодовании, продолжая оставаться в стороне, хотя уже давно прикрыл дверь за своей спиной, оставляя их в недосягаемой искусственным светом темноте глубокой ночи. Его мелко трясет от злости, что он пытается сдержать в себе, крепко сжимая ладони обеих рук, повисших вдоль тела, в кулаки. Чунмен не знает границ в наглости, но он должен иметь хотя бы грамм уважения к нему и его пространству. - Будто бы для тебя моя честность несет какую-то ценность? - равнодушно фыркает альфа, со звоном отбрасывая крышку от графина, наполняя опустевший бокал каким-то крепким, судя по запаху, медленно насыщающему пространство, алкоголем. - Что ты хочешь? Зачем ты сюда проник? - омега выпускает судорожный вздох, пытаясь утихомирить ускоренное сердцебиение. Он очень сильно переживает, потому что Чунмен ни разу за все время его присутствия здесь, не отвел своего мрачного взгляда от холста. Эта работа должна была оставаться его секретом, он не хотел, чтобы Чунмен заметил ее и, как и многие другие, сразу же отправил в свою запыленную коллекцию. Эту картину не будет ждать такая же участь, потому что за нее Чонгук готов вступиться и ни за что на свете альфе ее не отдать. - Что я хочу? - притворно недоуменно интересуется мужчина, будто спрашивает у стен или у луны, бесстыдно заглядывающей в окна их дома. - А что я хочу? - спрашивая скорее у самого себя, Чунмен склоняет голову в бок, подпирая висок пальцами опертой на подлокотник кресла руки. - Я хочу своего мужа... - Прекрати паясничать. - несдержанно огрызается Чонгук, понемногу теряя терпение от непонимания всего происходящего. Чунмен в его студии, он смотрит на его картину и говорит неприятные ему слова. Омега делает несколько уверенных шагов вглубь помещения, но замирает на месте, когда альфа тянется к бокалу, вновь залпом его осушая, отставляя обратно к графину. Чонгук не понимает причин такого поведения. Альфа редко пил, и уж чем-чем, но алкоголизмом не страдал, потому очень странно то, что в этот вечер он решил расслабить себя несколькими бокалами взятого из отцовской коллекции крепкого алкогольного напитка. - Чунмен, забирай с собой алкоголь и убирайся отсюда. Я не позволю тебе напиваться в стенах моей студии. - Я еще не закончил. - альфа отстраненно пожимает плечами, что заставляет закатившего в раздражении глаза омегу приложить максимум усилий на то, чтобы оставаться невозмутимым и спокойным. Чунмен действует на него как раздражитель, потому что у Чонгука просто не осталось уже сил терпеть чужое сумасшествие, постепенно тянущее их обоих ко дну. Тонущий корабль, который уже не спасти. - Подойди ко мне. Альфа поднимает ладонь, зазывающе взмахивая кистью, но Чонгук не двигается с места, продолжая держаться на расстоянии. Трезвый Чунмен опасен, а слегка одурманенный - в разы хуже. Омега уже давно стал бояться за свою никчемную жизнь, ощущая себя в постоянной опасности, потому что альфа давал ему все основания к образованию этого страха. Его рука не дрогнула, когда Чунмен наносил первый в их совместной жизни удар, и Чонгук ненавидит то, что до сих пор позволяет этим рукам касаться себя. - Подойди ко мне, Чонгук. - альфа повторяет свою просьбу, более смахивающую на приказ, словно у омеги нет права на отказ. Чонгук обращает взгляд в сторону окон, за которыми виден погруженный в ночной мрак двор, решая игнорировать слова Чунмена также, как и он всего несколько минут назад проигнорировал его просьбу пойти с алкоголем в руках на выход. - Да откуда в тебе столько вольности, любовь моя?.. Столько потраченных лет и нервов, а ты продолжаешь оставаться неуклонным. Пытаешься доказать мне свою непокорность. - Чунмен впивается пальцами в подлокотники кресла, продолжая смотреть на картину, будто заново изучая, разыскивая ответы на свои неозвученные вопросы. - Пойди проспись. Ты, кажется, пьян. - Чонгук знает, что не прав. Чунмен не звучит как человек охмеленный, он абсолютно трезв. Несколько небольших глотков не повлияют на его состояние. Но это не отменяет того, что Чонгук не хочет заводить устаревшую шарманку: они неустанно обсуждают одно и то же, и омега просто не хочет продолжать этот разговор. - Я пьян… любовью к человеку, который не хочет ее принимать. - Чунмен вновь подпирает устало наклоненную голову ладонью, продолжая созерцать творение своего супруга. Даже пусть оно не завершено, он уже заметил множество изменений в неприкосновенном стиле омеги. Чонгук резко изменил своей манере в работе, и альфа не может понять почему. - И знаешь… моей любви хватит на нас двоих. - Знаю. Я захлебываюсь в ней. - омега оборачивается к продолжающему неподвижно восседать на его рабочем месте супругу, нервно выдыхая, не зная, что предпринять, чтобы спровадить альфу из студии. Уж лучше пусть это продолжается за стенами этой комнаты, вдали от его картины, подверженной пристальному вниманию со стороны Чунмена. - Почему на твоем лице всегда преобладают эмоции недовольства, когда я рядом с тобой? - альфа, наконец, обращает свой мрачный взгляд в его сторону, и мельком оглянувшийся омега сразу же отворачивается обратно к окну. Лучше бы Чонгук никогда не заглядывал в эти скрывающие в себе много потаенного глаза. Сейчас они таят в себе что-то более страшное и опасное, находящееся за гранью понимания омеги. - Почему я лишен возможности видеть твою улыбку? Когда ты в последний раз улыбался? - Потому что я несчастлив. Если бы ты только раньше осознал это... - Чонгук удрученно покачивает головой, складывая руки на груди, продолжая вглядываться в даль мрака, царящего снаружи. Не стоит даже говорить о том, как неприятен ему этот разговор и насколько сильно он хочет избежать его продолжения. - Я и сейчас не осознаю это. Для меня неясно, как ты можешь продолжать притворяться несчастным, имея все, что я тебе даю? - Чунмен поворачивается к нему боком, опираясь на один из подлокотников, кажется, теряя интерес к картине, что не может не радовать переживающего за это омегу. Другое дело, что альфа теперь увлекся им, а именно своими пламенными речами о том, как он все эти годы старался для них, но Чонгук, по его мнению, всегда все портит. - Любой хотел быть на твоем месте, но я выбрал тебя. - Я был бы не прочь уступить это место кому-то другому, более достойному твоей любви. - непринужденно отзывается Чонгук, замечая как альфа отставил только взятый им полупустой бокал обратно на столик позади себя, недоуменно хмурясь. - Они мне не интересны. Они - не ты. - Чунмен поднимает взгляд на застывшую у окна фигуру омеги. Лунный свет, проникая в помещение сквозь стекло, падает блеклым сиянием на его лицо, повернутое слегка в другую сторону, чтобы не лицезреть альфу в поле своего зрения. Чунмен склоняет голову вбок, опираясь виском на спинку кресла, наблюдая за завораживающим видом, центром которого стал силуэт возлюбленного. - Но тогда бы и ты, и я смогли бы обрести счастье порознь. Я уверен найдется тот, кого ты полюбишь сильнее, чем меня. - омега ежится от ощущения скольжения чужого взгляда по своему телу, крепче обхватывая собственные предплечья. - Этого не случится. - Чунмен убирает ногу с ноги, резко поднимаясь, целенаправленно шагая в его сторону, уже позабыв о картине. Чонгук заметно напрягается, с опаской косясь на приближающегося альфу, двигаясь ближе к окну и низкому подоконнику, освобожденному от сохнущих картин. Омега вздрагивает, ощущая как волна паники проходится по телу, когда чужие руки обхватывают талию, а широкая грудь прижимается к выпрямленной в напряжении спине. - То, что чувствую я, не испытывал еще никто. Это невозможно объяснить. Никто не сможет заменить тебя... - Чунмен, перестань. - омега избегает прикосновения чужих губ, дергая в недовольстве плечом. Чонгук спешно накрывает ладонью замок из чужих рук на своем животе, желая его расцепить, но те давят, тесней прижимая к накрывшему его своими объятиями альфе. Омега боится любых прикосновений со стороны супруга, потому что очень часто они чередуются с побоями, почти всегда сопровождающими притворно нежное отношение. Чунмен будто втирается в доверие, подкрадывается очень близко и наносит сокрушительные удары по его уверенности, заставляя чувствовать себя уязвимым - отвратительное чувство беспомощности. - Почему? - Чунмен срывается на безотрадный смешок, но омега улавливает еле заметные нотки затаившейся ярости. Подтверждение этому он находит в грубой хватке, сдавливающей его в тесных объятиях. Чонгук ощущает панику, потому что ему вдруг кажется, что он не может вдохнуть из-за зажатости внутренностей, что давят на легкие, затрудняя дыхание. Омега судорожно вздрагивает, впивая дрогнувшие пальцы в одну из рук, обхватывающих его бока. - Пусти… Чунмен, пусти… мне плохо, отпусти меня. - Чонгук мечется ошалелым взглядом по мраку за окном, напротив которого стоит, чувствуя ощутимое давление со всех сторон. Непослушные пальцы стараются сделать побольней, впиваясь в сильные руки, пока омега жалобно всхлипывает, продолжая находится в кольце окутывающего страха. Головокружение, что вмиг уносит землю из-под ног, сопровождается еще более сильной волной паники, когда он больше не ощущает устойчивости и чужих на самом деле держащих его на ногах объятий. Чонгук оседает на низкий подоконник, хватаясь за грудную клетку, которую сковывает страх и боязнь больше не вдохнуть. - Ты в порядке? - альфа присаживается перед ним, с волнением наблюдая за пытающимся успокоиться супругом, желая взять его за руку, но Чонгук вырывает ладонь, чтобы опереться на поверхность выступа в попытке почувствовать себя в пространстве. Чунмен испугался, и это ярко прослеживается в его мутном взгляде. Омега никогда не жаловался на проблемы со здоровьем, у него просто их не было, но в последнее время Чонгук все более подавлен и слаб, его руки дрожат, а дыхание неровное и поверхностное. Омегу что-то тревожит, и Чунмен не может выяснить что именно так отражается на его ухудшающемся состоянии. Альфа тянет к нему руки, чтобы утешить и помочь, в кои-то веки поистине ощущая себя виноватым в плохом самочувствии супруга, но омега сторонится, прижимаясь спиной к холодному стеклу, словно от опасного пламени, что может больно обжечь. - Не прикасайся… не трогай меня… - Чонгук отстраненно мотает головой, с небольшим облегчением замечая, что давление в висках отступает и дыхание постепенно приходит в норму. Всего лишь небольшой приступ страха, вызванный близостью ненавистного им альфы. - Это все из-за тебя. Ты убиваешь меня. Посмотри, во что я превратился. Я никогда не ощущал себя настолько беспомощным, как сейчас. Чунмен, ты этого добивался все эти годы? Чонгук опускает взгляд, одаривая своим равнодушием сквозь пелену горьких слез. Омега выпускает безотрадный смешок, встречаясь со знакомой эмоцией, что перекрыла собой любое беспокойство альфы о нем. Потому что Чунмен только на словах такой хороший, а в реальности ставит свое безумство выше элементарного понимания. Чунмен - эгоист и тиран, и он уперто не видит этого в себе, прикрываясь ложной любовью. - Будь неладен тот день, когда я встретил тебя. Я множество раз жалел о том, что подошел к тебе, о том, что вообще решил тогда появиться на выставке. - омега прикрывает веки, судорожно выдыхая. Приступ паники отступил и на его место пришла знакомая пустота. Чонгук устал от этих ощущений, устал от этой жизни и окружающих себя людей. Но ничто на этом свете не подтолкнет его к жизни так же сильно, как мысли о собственном беспомощном брате, нуждающемся в его помощи. Чонгук не сможет оставить его в одиночку бороться с болезнью, а сам уйти в вечный покой. Он не сможет поступить так с человеком, который отдавал все ради его благополучия. Мысли о ничего не подозревающем брате перечеркивают любые раздумья над самоубийством. И в некоторой степени Чонгук рад, что Хосок не помнит и не осознает, что он терпит ради их совместного благополучия. У Чонгука больше никого из близких нет, и он отчаянно держится за эту связь, продолжая выживать. - Как мне избавиться от тебя? Что мне сделать, чтобы ты исчез? Мой кошмарный сон... Я не могу больше здесь находиться, я хочу обратно к семье, к брату, я хочу жить… Чунмен, почему ты поступаешь так со мной? Почему ты лишаешь меня жизни? Омега накрывает ладонью дрожащие губы, заглушая всхлип и сильно жмурясь, желая остановить бегущие по щекам слезы. Чонгук уже на грани, неправильность всего происходящего разъедает его, медленно и мучительно убивая. Он не хочет так больше жить, но он не может найти путь к другой жизни, ведь все двери вдруг оказались нарочно кем-то заперты. Потому что Чунмен их запер, перекрывая выходы к побегу, заставляя скитаться по пустым и мрачным коридорам, страшась малейших звуков. Чонгук напуган и растерян, и альфа сделал все, чтобы его к этому незаметно подвести. Чунмен говорит о том, какой он преданный и терпящий, о том как сильно любит и ценит, а на деле держит для утехи собственных желаний. Потому что альфа также слаб, только перед своим помешательством. - Мы предназначены друг другу. Этого не изменить. Просто перестань этому противиться, перестань разыгрывать драму, радуйся тому, что имеешь. - голос альфы дрогнул от злости, но сам он продолжает сидеть рядом, не выражая никаких внешних признаков собственного недовольства. Чертово стальное самообладание, что не дает омеге возможности заранее распознать, когда приблизится опасность. - Ты издеваешься надо мной? - истерически насмехается Чонгук, отталкивая чужую ладонь, потянувшуюся к его лицу. Возникло такое странное ощущение, словно омега говорит со стенами, отбивающими эхо его дрожащего голоса. Чунмен не хочет его слышать или не слушает? - Я говорю тебе о том, что не могу это больше терпеть, а ты предлагаешь мне смириться и жить в этом кошмаре дальше? Ты эгоистичен, Чунмен. - Ты сделал меня таким. - альфа поднимается на ноги, глядя на продолжающего сидеть на подоконнике омегу сверху-вниз, внешне все еще оставаясь бесстрастным. Разговор, медленно перетекающий в подобные истерики, становится ему противен. Он не хочет и не может видеть, как рыдает супруг из-за него, но ничего утешительного предложить не может. Чонгук жалуется на его давление, но сам не замечает того, как умело манипулирует слезами, переворачивая все с ног на голову внутри альфы. - До встречи с тобой я никогда не хотел чего-то так сильно и настойчиво. А я получал все, что когда-либо хотел. Ты не стал исключением, любовь моя. - Подонок… - злобно цедит омега сквозь всхлип, поднимая полный неприязни взгляд на возвышающегося над ним альфу. Чунмен никогда не переставал сравнивать его с дорогими вещами, что мог легко позволить себе приобрести. Только не говорил об этом прямо, доказывал и показывал на деле, когда вел себя так, как искренне любящие люди не ведут. Но сейчас он подтвердил эти догадки собственным пренебрежением им, как личностью, как человеком, желающим и имеющим право на свободную жизнь. Чунмен - богатый мальчишка, сильно привязавшийся к своей игрушке, и теперь просто боится, что однажды ляжет спать без нее. - Может быть я и подонок… - альфа наклоняется вперед, размещая ладони на поверхности подоконника, заставляя омегу отпрянуть обратно к стеклу с дикой опаской поглядывая за каждым незначительным движением и эмоцией в бесстрастных чертах лица склонившегося над ним мужчины. - …но и ты не ангел, Чонгук. - Чунмен склоняет голову вбок, заглядывая опасно блеснувшим в темноте взглядом в лицо сторонящегося супруга, не желающего ощущать подобную близость. Напряженная аура альфы вновь насыщается и клубится вокруге, окружая застывшего в испуге омегу, дрожащего от соприкосновения с холодом остывшего в ночи стекла. Альфа склоняется к его уху, опуская мельтешащий в тихой ярости взгляд на изгиб вытянутой в напряжении шеи, поднимая обратно на мрак, таящийся за окном. - Намеренно принимал противозачаточные без консультации с доктором, считая, что сможешь скрыть это. От меня нельзя ничего скрыть, солнце. Я знаю о каждом твоем шаге, каждом вздохе, и поверь, подобное от меня не утаить... Это вызвало в итоге бесплодие? Омега вздрагивает от приглушенного, но не менее грозно звучащего голоса, мечущимся в волнении взглядом бегая по лицу вопрошающе выгнувшего брови альфы. Чонгук жалобно хнычет от боли, предоставленной крепко ухватившей его за подбородок ладони, заставляющей смотреть в упор на альфу, не оставляя никаких шансов на вранье. - Это вызвало бесплодие, Чонгук? Я задал тебе вопрос. - лицо альфы искажается в гневе, который он уже не в силах удержать. Если это правда, если омега действительно длительное время травил себя препаратами, боясь забеременеть от него, то Чунмен не знает, как сможет сдержать свою ярость. Чонгук всего лишь тупит многозначительно взгляд, сотрясаясь в беззвучной истерике, запуская необратимый процесс его подавления. - Столько раз я спрашивал у тебя, почему ты не можешь иметь детей?! Ты врал мне, говоря что не знаешь, пока за моей спиной пил эту гадость! И после этого ты смеешь говорить о доверии?! Будешь говорить о том, как я жесток с тобой?! - Чунмен не сдерживает себя, и его крик отражается от стен просторного помещения с удвоенной силой возвращаясь к дрожащему и сжавшемуся омеге, что ронял пустые слезы, не в силах укрыть себя от нависающей над ним угрозой. - Ты… - альфа злостно выпускает воздух из легких, пока его самого мелко трясет от преобладающей над ним злостью. - …ты прекрасно знал, как я хотел наших детей. Знал, как я это переживаю, и продолжал травить свой организм. Ты намеренно отобрал у нас такую возможность. Кто ты после этого?... Омега рыдает взахлеб, сжимая пальцами край подоконника, не желая смотреть на разочарованного им альфу. Чонгук не чувствует себя виноватым, потому что делал это осознанно, понимая, что не сможет нести ответственность за чужие жизни, когда его собственная не принадлежит ему. Он делал это специально, думая не только о себе, но и о детях, которые никогда не должны стать свидетелями унижений папы отцом. Тогда он был слишком молод, а сейчас он имеет приобретенный дефект. И что Чунмен может с этим поделать? Чонгук жмурится в испуге, когда альфа грубо поднимает его голову за подбородок, продолжая высматривать на влажном от слез лице тень сожаления. Если бы он только знал, что омега о совершенном ни на секунду не жалеет. - На что ты надеешься?.. На что ты, черт возьми, надеешься?! - Чунмен дышит загнанно, не жалея силы, с которой впивает пальцы в щеки плачущего омеги, ощущая, что постепенно звереет из-за набирающего в своих оборотах гнева. Чонгук своими поступками заставляет его злиться и метаться в ярости, круша все на своем пути. Омега глуп и наивен, раз рассчитывает избавиться от своей неизбежной участи таким подлым образом. - Свободы хочешь? Карьеры хочешь? Братика вылечить хочешь? Сомнительного друга от меня защитить тоже хочешь? А вот и карма, она расставила все по своим местам. Ты забрал у меня возможность иметь собственных детей, а я заберу у тебя все. Тебе было плохо и страшно? Будет куда хуже и страшней, потому что ты переступил через меня, а я переступлю через тебя, Ким Чонгук. Омега застывает в леденящем кожу страхе, принимая на себя всю желчь произнесенных слов. Кажется, до альфы только дошел слух о его тайном самолечении в далеком прошлом, что повлекло за собой такие последствия. И видимо это не пришлось ему по вкусу, а потому моментальная расплата была ему уготована с самого начала этого разговора. Чонгук встрепенулся от неожиданности, когда чужая рука одним резким движением снимает с подоконника, крепко прижимая к груди до ужаса пугающего альфы. Чунмен не дает опомниться, утягивая в сторону приоткрытых дверей в спальню, с особой грубостью пресекая сопротивление ослабленного истерикой омеги. - Заходи. Час твоей расплаты настал. - Чунмен без труда заталкивает вырывающегося супруга, что продолжал разрываться от слез и истерики, дрожа всем телом от усилившегося в ярости удушающего аромата пачули. Омега с испугом оглядывается, на хлопнувшего дверью студии мужчину, закрывая искаженное страхом лицо дрожащими руками. - Я никогда их не хотел… я никогда не хотел их от тебя! Мне не нужны дети, отец которых конченный псих! Понятно тебе?! Никогда их не хотел и никогда не захочу... - Чонгук пятится назад, продолжая трястись в продолжительной истерике. Чунмен не отстает, в своей обычной манере загоняя его в угол, в котором омега не сможет сбежать от его гнева. Альфа в ярости сметает все с поверхности встретившегося на пути комода, что сопровождается грохотом и звоном разбитого стекла. Омега вздрагивает, жалобно взвывая, потому что этот неконтролируемый ураган вскоре обрушится и на него. Но это не остановит его перед тем, чтобы высказать альфе все, что он думает по этому поводу, и о чем никогда ранее не осмеливался ему говорить. - Если для тебя это трагедия, то для меня - дар свыше... Ты не замкнешь меня вместе с детьми, ты не сможешь шантажировать меня ими, потому что теперь я не смогу их иметь. Твой план больше не сработает, потому что я бесплоден... - Заткнись! Дрянь, закрой свой рот! - Чунмен оборачивается к нему, метнув поглощенный беспросветной тьмой взгляд, на дне которого проступает нездоровый блеск. Альфа хватается руками за голову, все еще продолжая держать дистанцию между ними, не позволяя себе приблизиться и нанести омеге вред, находясь в том состоянии, в котором он не может контролировать себя. Чонгук сквозь пальцы, прикрывающие его наполненные ужасом глаза, наблюдает за пытающимся выровнять сбитое дыхание альфой, чувствуя, что уперся ногой при отступлении в кровать. - Да как ты?... Как твой язык поворачивается такое говорить?.. Всех вокруг это беспокоит, но только не тебя. Хорошо себя чувствуешь, зная, что все это время врал мне, пока я прикрываю тебя перед отцом, пока ищу решение этой проблемы... - Я не занимаюсь лечением. - Чонгук обрывает супруга на полуслове, вновь встречаясь с вмиг устремленным на него безумным взглядом, не отвечающим за адекватность разъяренного альфы. Омега убирает руки от лица, с неожиданно приобретенной уверенностью в блеклом заплаканном взгляде устанавливая зрительный контакт со сжавшим челюсть в призрении Чунменом. Рано или поздно он узнает и об этом, так зачем растягивать мучения и встречаться с чужим гневом в несколько подходов. - Я не пью прописанные врачом препараты, не пью эти отвары и чаи. Я не хочу детей, Чунмен, и я ни за что не позволю тебе посадить меня под надежный замок... Чонгук осекается, потому что Чунмен резко срывается с места к нему. Омега жалобно хнычет, бросаясь в сторону, но взбешенный альфа оказывается быстрей, грубо хватая его под локоть, дергая в сторону ванны. Чонгук содрогается в очередных рыданиях, дергаясь в руках супруга, всеми силами останавливая их продвижение к двери ванной комнаты. Ему непонятен замысел альфы, потому омега из последних сил, что у него остались, не позволит ему затащить себя в безвыходный тупик, откуда невозможно выбраться. Но Чунмен быстро находит способ удобно его перехватить, продолжая грубо толкать в противоположную сторону комнаты. Альфа открывает дверь свободной рукой, игнорируя просьбы и плач омеги, заталкивая его вовнутрь помещения. Чонгук оступается на пороге, приземляясь на холодный кафельный пол. Следом зашедший Чунмен на секунду замирает, опуская хладнокровный взгляд на затравленно выдохнувшего супруга, уже в следующую - наклоняясь, чтобы под локоть рывком поднять его с пола. Чонгук поддается, поднимаясь на дрожащие ноги, чтобы следом оказаться небрежно потащенным в сторону душевой кабинки. Чунмен бесцеремонно заталкивает его вовнутрь, перекрывая собой проход к выходу, потянувшись к переключателю воды. - Что ты?... - омега осекается, размыкая губы в немом ахе, когда ледяной поток обрушился на голову, следом стекая по затылку за шиворот домашней рубашки. Омега опускает голову, на ощупь выискивая кран, чтобы вода перестала сильной струей мочить его сухую одежду, неприятно липнущую к телу, но альфа предусмотрительно перехватывает его ладонь, заставляя стоять под потоком не отрегулированной холодной воды, что бесследно смывает тень былой истерики. Чунмен молча наблюдает за тем, как одежда омеги быстро намокает, а остатки слез, продолжающих течь по щекам, размываются вместе с холодными каплями от влажной челки вниз, к подбородку. Альфа намертво перехватывает запястье омеги, не позволяя ему одернуть руку и преждевременно выключить душ, закончив нравоучительный сеанс. Чонгук прерывается на жалобный скулеж, жмурясь от попадания в глаза воды, щиплющей их. Еще немного подождав, пока на смену хриплому плачу придет отстраненное смирение, Чунмен, наконец, отключает воду, погружая комнату в звенящую тишину, прерываемую тихими всхлипами и ударами стекающих с Чонгука капель о эмалированную поверхность душевой. - Остыл? - Чунмен с силой одергивает омегу на себя, чтобы тот перестал лить пустые слезы. - Остыл, я спрашиваю? - громче и четче, чтобы иметь беспрекословный эффект на разбитом супруге. Чонгук опускает голову, задыхаясь в беззвучном плаче, еле держась на ногах. Одежда неприятно липнет к телу, которое дрожит от контраста с температурой воздуха после ледяного душа. Отлично, если заболеть и сдохнуть - единственный способ отделаться от этого кошмара. - Будь проклят тот день, когда я впервые тебя встретил. - Чонгук дрожит от холода, пробравшегося под кожу, неусмеримо выхолаживая все изнутри. Слезы продолжают беззвучно стекать по щекам, не зависимо от желания омеги казаться стойким на переносимость сумасшествий альфы. - Я уйду от тебя… ты не сможешь больше удержать меня… однажды ты бросишься на мои поиски, но будет уже поздно. - дрожащий голос с заметной тенью отчаянности настигает слуха альфы, отражаясь испугом в мельтешащем взгляде. - Ты не посмеешь... - Чунмен притягивает к себе мокрого супруга, злостным шипением опаляя аккуратное ухо, с трудом удерживая себя в цепях стального самообладания. - Не посмеешь, пока жизнь твоего брата в моих руках. Не посмеешь, потому что я запрещаю тебе. Потому что я отыщу тебя даже на краю света и верну обратно. Твое место рядом со мной, и тебе этого не изменить и не избежать. - Отпусти меня! - Чонгук отталкивает альфу от себя, ударяясь спиной о стеклянную стенку душевой, глотая горький всхлип. Чунмен с поддельной невозмутимостью наблюдает за тем, как омега опирается о скользкое стекло, чтобы устоять на ногах и не свалиться перед ним на пол. Незаметно мелькнувшая искра осознания теряется среди черного океана ярости и страха. Альфа уводит немигающий взгляд в сторону, вслушиваясь в громкое дыхание поддавшегося возобновляемой истерике омеги. - Теперь я буду следить за приемом прописанных доктором препаратов. И решение проблемы, наконец, сдвинется с мертвой точки. - Чунмен поддевает подбородок омеги, заставляя смотреть в свои глаза мутным, остекленевшим взглядом, в котором все живое постепенно угасает, возвращая виду привычное хладнокровие, тесно связанное с беспросветным отчаянием. - Поверь, я никогда не забуду об этом, но моего прощения ты еще не заслужил. Альфа наклоняется ближе, пресекая попытку омеги отвернуться, наблюдая за тем, как дрожат его губы от холода стекающей по коже воды. Чонгук с трудом держится на ногах, прижимаясь к влажному стеклу, ежась от сырости. Омега ненавидит свою беспомощность, но охватившая тело слабость не позволяет ему оттолкнуть супруга от себя и с высоко поднятой головой покинуть ванную комнату, лишая альфу возможности продолжать топтаться по своей раненой гордости. - Не задерживайся. Постель без тебя так невыносимо холодна. - с безотрадной усмешкой Чунмен отпускает подбородок омеги, оборачиваясь, чтобы выйти из душевой кабины, порог которой на эмоциях все же переступил. Чонгук прерывисто выдыхает, опираясь виском о стеклянную поверхность, устало прикрывая веки, когда альфа, не оборачиваясь, покидает стены ванной комнаты, оставляя после себя звенящую тишину, отдающую неприятной болью в голове. Омега скользит по стеклу, обессиленно оседая на пол, устремляя блеклый взгляд в пустоту. Не сдерживаемый всхлип горечи вырывается наружу, пока дрожащие пальцы касаются влажного и покрасневшего лица, собирая оброненные капли. Чонгук жалобно взвывает, впивая короткие ногти в линию челюсти, обхватывая ладонью другой руки дрожащие от холода плечи. Это лицо является значимым ориентиром для супруга. Каждый раз Чунмен ищет его, чтобы увидеть это лицо, залитое слезами. Пока существует несчастный Чонгук, до тех пор помешательство альфы не найдет своего конца. Должен исчезнуть один из них, чтобы оба могли начать все заново, но порознь.

***

Солнечный свет скользит по полу, постепенно теряя свой живой блеск, тускнея под давлением возрождающейся ночи. Пространство лишенное каких-либо посторонних звуков позволяет альфе сосредоточиться на беспорядочных мыслях, кишащих в голове. Сумбурные раздумья уже который день подряд не позволяют ему нормально работать, что не исправляет даже обычно нагруженное расписание. Тэхен просто не может сконцентрироваться на деле или нужной мысли, продолжая рассеянно витать в облаках и обдумывать собственное положение, в котором он оказался. Насколько бы отчаянно папа не просил его оставить работу и уйти на отдых, Тэхен упрямо продолжает принимать и оперировать людей, являющихся к нему, потому что это действительно в некоторой степени отвлекает, чем если бы он целыми днями на пролет безвылазно лежал у себя в кровати, от безделия разглядывая белый потолок, с головой окунаясь в эти же не оставляющие его в покое настырные размышления. Он наоборот берет на себя больше, занимает даже перерывы на приемы пищи, возвращается домой почти под полночь, засиживаясь в кабинете допоздна, отпуская весь персонал и оставаясь наедине в тишине и мраке своего кабинета. И сейчас очередной вечер, медленно приближающийся к ночи, и Тэхен не собирается пока что уходить, продолжая намеренно медленно ровным почерком выводить записи на страницах ежемесячных отчетов. Тяжелые веки почти закрываются, окуная его в пучину привлекательной тьмы, в которую он не прочь погрузиться, только вовремя опомнившись, встряхивает головой, заново открывая глаза, скользя уставшим взглядом по исписанной странице. О себе дает знать изнеможение, что постепенно накопилось за все время его ужасно нагруженных дней, в попытках убежать от реальности. Альфа отпускает ручку, что падает на страницу журнала, скатываясь к столу, по которому продолжает свой путь, пока не упирается в клавиатуру рабочего компьютера. Тэхен закрывает лицо руками, с шумным вздохом пытаясь стереть подло подступающий сон, медленно рассеивающийся перед взбудораженностью. Альфа подавляет зевок, ощущая новый, еще более сильный прилив усталости. Его часто ожидало подобное в конце рабочего дня, но эта слабость стала почти невыносимой с учетом его ужасно распланированного графика. Это определенно точно скажется на его здоровье, если не уже. Альфа с хлопком опускает обессиленные руки на стол, закрывая ими исписанные страницы журнала. Вообще-то есть форма в электронном виде, которую можно распечатать и заполнить в два раза скорей, но Тэхен взвалил на себя обременительную работу, не позволяя себе поблажек. Он не знает, сколько еще протянет в таком режиме, но почти уверен: если он откажется от относительно отвлекающей работы под давлением папы, и возьмет отпуск, то в пустом доме и в абсолютном одиночестве он погрязнет в этих раздумьях, упрямо не оставляющих его в покое. Тэхен переводит блеклый взгляд сквозь приопущенные веки на часы, расположенные на противоположной стене, слегка приглядываясь, чтобы различить тонкие стрелки на белоснежном циферблате. Пол девятого вечера. Скоро нужно будет уходить, потому что сил на продолжение этого замороченного дела совершенно не осталось. Неожиданный стук в двери становится вполне непредвиденным, заставляя его метнуть в легком испуге взгляд на полотно, скрывающее за собой нежданного гостя. Не дожидаясь ответа, желающий его видеть распахивает двери, по хозяйски переступая без спроса порог чужого кабинета, с размахом захлопывая ту за своей спиной. - Боже, когда же это закончится? - только заметив одним глазом состояние сидящего за своим рабочим столом альфы, непрошенный гость тут же останавливается буквально на пороге, возводя взгляд к потолку, драматично складывая руки в районе груди в умоляющем жесте, выпуская вздох разочарования. - Если ты действительно существуешь, то услышь меня и подари этому человеку мозги. Чем раньше, тем лучше, заранее благодарю. - омега опускает взгляд на недоуменно нахмурившегося друга, покачивая в яром осуждении головой. - О чем ты вообще думаешь, не позволяя себе передышек? Омега озлобленно хмыкает на последовавшее в ответ молчание, двигаясь к столу, за которым разместился очень неважно выглядящий альфа. Тэхен встречает его с равнодушием, затаившимся на дне наполненных усталостью глаз, не потому что ему действительно плевать на приход приятеля, а потому что у него нет сил на какие-либо эмоции, что делает из него поистине бесчувственного черствяка. - Слушай, когда будешь проходить возле зеркала, ни за что не смотри в отражение на себя, потому что то, что ты там увидишь, тебе очень сильно не понравится. - Сокджин выпускает безобидный смешок, приземляясь в кресло напротив, оставаясь без живой реакции в ответ. - Такое ощущение, словно со стенами разговариваю? Эй, доктор Ким, услышь меня. - омега протягивает ладонь, взмахивая ею перед лицом альфы для привлечения его внимания, но получает лишь прямой взгляд с немым вопросом в его глубине. - Что такое, Сокджин? У меня еще незаконченных дел с головой, зачем ты пришел? - Тэхен тянется к очкам, снимая их с переносицы, моментально заменяя мягко растирающими натертую кожу пальцами. Омега опускает взгляд на журнал, лежащий на столе перед альфой, выгибая брови в мнимой претензии. - Ты на часы смотрел? Какая работа? Езжай немедленно домой и отоспись. Не могу смотреть на тебя такого. Это выше моих сил. - омега вскидывает руки в сдающемся жесте, выражая этим свое недовольство. Тэхен в своих жалких попытках забыться очень перестарался с этим желанием, быстро выведя себя из строя. - Сонхи сказал, у тебя завтра операция. Хочешь ее запороть? - У меня все под контролем. - Тэхен многозначительно опускает взгляд в журнал, следом захлопывая его, накрывая ладонью. Он и сам прекрасно понимает, что ему необходим отдых. Но ему достаточно шести-семи часов сна для восстановления, а потому опасения Сокджина бессмысленны. Он, как и всегда, успешно проведет очередную несложную операцию и загрузит себя документацией и приемами. - У тебя? Под контролем? Уверен? - Сокджин изумленно хохочет, но даже такая открытая насмешка не трогает уставшего от рутинной работы альфу. - Мне все-таки кажется, что нет. Тебе нужна моя срочная помощь, пока ты не загнулся вслед за Сонёлем. - Сокджин… - предупреждающе цедит Тэхен, метнув неожиданно взбодренный произнесенным вслух именем взгляд на непринужденно пожавшего плечами друга. Порой омега так не сдержан в своих высказываниях, особенно если имеет явное негативное отношение к кому-либо. И Тэхен до сих пор не может понять, что произошло между лучшими друзьями, что Сокджин абсолютно не стесняется резкости на эту щепетильную для него в данный момент тему. - Уже как двадцать пять лет Сокджин, чего уж так официально? - омега скрывает дрогнувшую унылую улыбку, поднимая взгляд на посерьезневшего альфу, что сжал руки в замок перед собой. - И уж поверь никогда не думал, что повстречаю в своей жизни настолько глупого и эгоистичного человека, как ты, Тэхен. Хотя бы раз подумал обо мне или папе прежде, чем начать гробить себя работой ради того, кто не ценил и не жалел тебя. - Пожалуйста, замолчи. Давай не будем это больше обсуждать. - Тэхен прикрывает тяжелые веки, всеми силами пытаясь бороться с гудящими и беспощадно нападающими мыслями, которым он не позволял просочиться в свой разум. Сокджин говорит прямо, так, как считает нужным, но он не думает о том, как ему больно и неприятно поднимать такую тему в это непростое время для него. - …не тогда, когда он при смерти, я прошу тебя. - Ты глуп, раз продолжаешь думать о нем даже после всего, что вскоре узнал. Продолжаешь заботиться о нем, и убивать себя. Йа, Тэхен, хотя бы на секунду убери его из своей головы и подумай о себе! Разве твой голодный обморок спасет его от неизбежного? - омега возмущенно взмахивает руками, с хлопком опуская их на свои бедра. Он, конечно, знал, что Тэхен уперт, но чтоб настолько... И единственное, что действительно понимает Сокджин, так это то, что ни время, ни окружающие не исправят альфу, которому, кажется, плевать на то, что о нем тоже есть кому беспокоиться. - Я не знаю, что мне делать… - обессиленно выдыхает Тэхен, склоняясь над столом. Он слишком долго держал это в себе и никому не говорил, считая, что сможет решить это все в своей голове. Но он не может справиться с этим в одиночку. В конце концов Сокджин - человек, которому он всецело доверяет. - Только я абстрагируюсь от мыслей о Сонёле, как тут же возникает пациент, который недавно ко мне приходил. - И что? У тебя десятки пациентов в неделю проходят через твой кабинет. - Сокджин пожимает отстраненно плечами, не понимая в чем проблема и почему Тэхена должно это волновать. - Я отказал ему в помощи, - Тэхен поднимает взгляд на омегу, и заметив его многозначительное выражение лица, предвидя, что тот может сказать, опережает его слова о том, что он не обязан помогать всем подряд, продолжая: - он просил меня сделать ему операцию на пластику лица… - Правильно сделал, что отказал. - перебивая альфу, несдержанно фыркает Сокджин, растягивая губы в доброй усмешке. - Ты не занимаешься таким. Надеюсь, ты направил его на лечение к психиатру. - омега откидывается на спинку кресла, наблюдая за растерянно смаргивающим усталость альфой. - И об этом ты думаешь последние дни? Причину посерьезней для самоубийства найти не мог? - Сокджин, ты неправильно понял. - альфа качает в отрицании головой, пропуская мимо себя заданные в пустоту кабинета неуместные вопросы. Еще одна отличительная черта омеги: не дослушивать до конца, делая неверные выводы. - Я так же изначально подумал, но позже выяснил, что омега хочет сделать это для побега. - Что? - вскидывая брови в недоумении, переспрашивает Сокджин, забегав мельтешащим взглядом по лицу отвернувшегося к окну альфы в поисках ответа на свой вопрос. - Надеюсь, мне послышалось. Какой побег?.. - От собственного супруга. - Тэхен возвращает взгляд на опешевшего омегу, что растерянно хлопает ресницами, размыкая губы в тягостном вздохе. - Только не говори мне сейчас, что серьезно раздумываешь над этой просьбой. - Сокджин встрепенулся в волнительном негодовании. Он с горем пополам принимает работу Тэхена и его склонность к состраданию, но альфа ведь должен понимать границы допустимости. Есть то, во что не стоит лезть и что не стоит трогать ни под каким предлогом. - Тэхен, посмотри, пожалуйста, мне в глаза и скажи, что ни разу не думал проводить эту операцию. Омега наклоняется вперед, отстраняясь от спинки кресла, заглядывая в непроницаемые глаза альфы, надеясь не увидеть там согласия с его опасениями. Тэхен не может заходить настолько далеко со своим желанием помочь. Не в это время, когда у него самого тревожное и нестабильное состояние, с которым он не справляется. Сокджин всегда поддерживал друга во всех начинаниях, но сейчас он должен его остановить и всеми силами переубедить. - Сокджин, ты не видел его. Тебе легко говорить, потому что ты не смотрел ему в глаза. Такой концентрации отчаяния я еще никогда в своей жизни не встречал. - Тэхен говорит неуверенно, но его устало глядящие в пустоту глаза затягиваются знакомым омеге сочувствием к человеку, которого он практически не знает. Поразительно! - Мне жаль этого человека, и… - Тэхен, о чем ты говоришь?! - пронзительно вскрикивая, Сокджин слегка привстает со своего места, широко раскрытыми в возмущении глазами испепеляя бесстрастного приятеля. Он знает Тэхена давно, но еще ни разу ему не хотелось так сильно ударить альфу, чтобы тот очнулся и, наконец, понял, что происходит вокруг него. - Ты в ужасном состоянии, Сонёль погибает, твой папа не спит ночами, беспокоясь о тебе, а о картинной галерее я, вообще, молчу, потому что именно с той самой аварии начались проблемы, и мы погрязли в долгах! А ты думаешь о чужом омеге, который не может справиться со своим мужем в одиночку?! Ты с ума сошел?! Сокджин прерывисто выдыхает, надеясь, что его слова, усиленные отчаянным криком, дошли до забитой дуростью головы Тэхена. Он должен знать меру своему сочувствию, иначе скоро это все сыграет с ним ужасную шутку, которую альфа не переживет. Омега бегает мельтешащим взглядом по лицу друга, не зная, как еще выразить всю серьезность ситуации в своих словах, чтобы достучаться до трезвости угнетенного альфы. - Я сказал ему, что побег - это не выход из сложившейся ситуации, и он ушел обратно туда, откуда пришел. - вполголоса продолжает Тэхен, намеренно игнорируя слова нервно усмехнувшегося омеги, что обессиленно приземлился обратно в кресло. - И меня не оставляет гложущее чувство совести, Джин, я не знаю, как с этим бороться. Я действительно не хочу трогать его лицо, но он был столь жалостен, что я не могу выбросить это из своей головы. - Тэхен удрученно хмурит брови, пока омега прикрывает в негодовании веки, следом почти сразу раскрывая, чтобы продолжать испепелять альфу своим недовольством. - Его слова… они… я не знаю, как это сказать, но тот омега в таком же безвыходном положении, как и я. Сокджин, я никому не желаю здесь оказаться. - Ты действительно поверил ему на слово? Мне что, тоже сейчас нужно разрыдаться, чтобы ты услышал меня? Что мне сделать, чтобы ты перестал думать о других, а вспомнил о себе, чертов дурак? - Сокджин накрывает ладонью лоб, остервенело зачесывая волосы назад. Тэхен сводит его с ума, и омега не знает, как ему затащить альфу в дом и закрыть в спальне, чтобы он, наконец, дал себе и своему организму отдых. - Даже если и так, что ты знаешь о нем? Ничего. Есть ли у тебя его контактные данные? Сомневаюсь. Так что забудь о нем, и реши для начал свои проблемы. Омега поднимается с места, раздраженно поправляя манжеты широкого рукава блузы, опуская медленно угасающий в раздражении взгляд на альфу, уныло склонившего голову над столом. Напоследок претензионно хмыкнув, Сокджин поджимает губы в негодовании на себя и свою вспыльчивость, поздно осознавая, каким дополнительным давлением для него становится, решая оставить альфу наедине с собой. Омега отставляет кресло и, не оглядываясь, двигается в сторону двери, чтобы погрузить комнату в доселе царящую без его возмущений тишину. - Я возьму на завтра выходной, переложу операцию на следующую неделю, но у меня есть к тебе одна просьба. - Тэхен поднимает голову, устремляя блеклый взгляд на спину застывшего у дверей Сокджина, покусывая нижнюю губу в неуверенности. - Какая? - резко интересуется омега, все еще не остыв после всплеска гнева, оборачиваясь к альфе, встречаясь с его немой мольбой во взгляде. - Возьми на себя прием звонков в хирургическом отделении, и если этот омега позвонит, направь его ко мне. - Тэхен опускает сомневающийся взор на собственные крепко сжатые в замке руки, не желая видеть как возобновляемое возмущение отражается на миловидном лице омеги в изумленном вздохе и мельтешащих зрачках, не знающих за что зацепиться. - Дурак ты, Тэхен, но так уж и быть я сделаю это. Не знаю правда, как мне распознать это внезапное чудо, свалившееся на твою голову, но ты знаешь, что я не смогу тебе ни в чем отказать. - Сокджин напоследок отводит взгляд к окну, где небо, постепенно окунающееся в мрак, перестало пропускать лучи уходящего за горизонт солнца, помещая кабинет в сумрачную тень. Омега уходит, хлопая дверью, что отдается легким дребезжанием стеклянной подставки на краю рабочего стола альфы. Тэхен закрывает лицо руками, опираясь на поверхность стола, впиваясь пальцами в кожу головы. Если бы он имел способность избавляться от мыслей и воспоминаний, то он обязательно бы очистил свою голову от всего лишнего. Ускоренное сердцебиение не облегчает ему страдания, он уже почти на грани. Обычно спокойный и рассудительный доктор Ким уступил место потерянному и напуганному жизненными трудностями Тэхену. Почему судьба так бессердечна? Почему она не дает абсолютно никаких шансов на реабилитацию? Почему Тэхен должен убиваться в невыносимом ожидании неизбежного, чтобы впасть в еще более сильное отчаяние? Одна его часть неминуемо погибает вместе с возлюбленным, пока вторая пытается найти спасение и вытянуть альфу из трудностей, которые он переносит на себе. Как и многие другие, он имеет собственный запас терпения и жизненных сил, но они все равно с поразительной скоростью покидают его, оставляя лишь оболочку уставшего от тревог альфы. Тэхен отталкивается от стола, резко поднимаясь с места, тут же ища опору в рабочем месте, когда к глазам подступает белый туман, на секунду заполняющий весь разум. Последствия его голодания и усталости, что вместе дают не самое хорошее состояние из всех, что он когда-либо испытывал. Ему действительно необходим отдых, потому оставаться здесь и ждать, пока изнеможение отключит нервную систему лучше не стоит. Тэхен, аккуратно придерживаясь стола и стены, добирается до вешалки, снимая с плеч медицинский халат, что тут же находит свое место на одном из крючков. Под ним у него всегда простая и порой неофициальная одежда, что позволяет ему оставлять халат не застегнутым. Альфа забирает свою сумку, что стояла на полке рядом с вешалкой, и также не спеша двигается в сторону выхода, чтобы покинуть кабинет. Коридор встречает своей обычной пустотой и тишиной. Сегодня отделение полностью безлюдно, потому что пациентов, за которыми был бы необходим послеоперационный присмотр, не нашлось, что несказанно радовало альфу. Завтра точно не придется срываться в офис, чтобы проверить стабильное состояние кого-либо из них, а потому можно оставить все на напарников и смышленых интернов и не беспокоиться хотя бы об этом. Проходя мимо стойки, за которой обычно сидит улыбчивый администратор, работающий здесь уже несколько месяцев, отлично справляясь со своей работой, Тэхен вызывает лифт, опираясь ладонью на стену около проема, ожидая пока пустая кабина приедет, чтобы спустить его вниз. Сокджин наверное уже уехал домой, а приходил, чтобы проверить действительно ли он остается допоздна, чтобы убить время за рутинной работой. В темноте коридора, яркий свет лифта бьет по глазам альфы, пока он неуверенно переступает порог, на ощупь нажимая на кнопку первого этажа. За столько лет работы в этом здании, он прекрасно ориентируется в расположении лифтовых кнопок, потому безошибочно с закрытыми глазами выберет нужную. В продолжительной тишине лязг съехавшихся дверей и гудение лифтового механизма звучат непозволительно громко, обрушившись гулом на привыкшего к отсутствию звуков Тэхена. Альфа скромно складывает руки перед собой, удерживая слабыми пальцами ручку рабочей сумки, поздно вспоминая, что забыл свои очки на рабочем столе, моментально абстрагируясь от этой мысли: дома он в них не нуждается. Кабина быстро доставляет его на первый этаж, открывая двери в такой же ярко освещенный искусственным светом холл, из-за чего за окнами возникает мнимый мрак. Время не такое позднее, чтобы ночь вступила в свои права, просто свет отсвечивает в окнах, затемняя все, что за ними находится. Альфа прощается с охранником, что занял свой пост у парадного входа, выбираясь, наконец, на улицу, встречающую вечерней духотой. Солнце уже село, но воздух еще не остыл, продолжая доставлять дискомфорт людям, не терпящим жары. Тэхен сходит со ступенек, не оглядываясь по сторонам, просто потому что у него нет на это сил и желания, двигаясь в сторону парковки, где оставлена его машина. Он не знает, как будет добираться до дома в таком состоянии, и скорее всего стоило Сокджина попросить себя подвезти, но уже достаточно поздно, а дергать не менее уставшего после рабочего дня друга не совсем удобно. Тэхен, не теряя времени, тянется в карман сумки, за ключами от своего автомобиля, когда заприметил ее на почти пустой парковке, где он, кстати, уже не заметил машины Сокджина. Неожиданно раздавшийся телефонный звонок, заставляет его перестать искать ключи и начать поиск телефона, спрятанного во внутреннем кармане портфеля. Альфа останавливается у двери со своей стороны, доставая смартфон, взволнованно вглядываясь в светящийся экран. - Да... - Тэхен спешно принимает вызов, прикладывая телефон к уху, второй рукой продолжая поиски куда-то запропостившихся ключей от своей машины. - Тэхен… - дрожащий голос папы на той стороне, заставляет его насторожиться, подняв взгляд на живую улицу вдали, перехватывая сумку покрепче. - Тэхен… мне очень жаль… Альфа прерывисто втягивает воздух ртом, вслушиваясь в тихий плач мужчины, не понимая усталой головой, о чем тот говорит. Легкое помутнение, заставляет его подойти ближе к машине, боясь в один момент потерять точку опоры. Папа продолжает молчать, сказав лишь, что ему жаль. Жаль кого? Тэхен плохо соображает. - Что?.. Пап скажи нормально, что случилось? Что-то с Сонёлем?.. - голос дрогнул при произнесенном вслух имени, и альфа обводит мельтешащим взглядом территорию безлюдной парковки, с трудом ощущая собственные руки держащие телефон и портфель. - Он… Тэхен, его сердце остановилось. - мужчина прерывается на всхлип, но Тэхен уже не слышит. Сумка выпадает из ослабевших пальцев, но альфа моментально тянется ею к груди, где невыносимая боль пронзила его собственное сердце. Альфа судорожно выдыхает, прикрывая веки, опуская руку с телефоном, в трубке которого продолжал рыдать родитель. Боль растекающаяся ядом по крови, вытесняет слабость, и альфа яростно взвывает, ударяя по двери закрытой машины, взваливая на нее собственный вес. Тэхен попадает в пространство, где до него уже не достигают ни шум мчащихся по дороге неподалеку машин, ни плач все еще находящегося на связи с ним папы, ни собственное спертое накрывающей истерикой дыхание. Альфа приседает, скользя по гладкой поверхности двери автомобиля, зарываясь дрожащими руками в волосы, содрогаясь в истошном крике. Ему плевать, если его услышат, плевать, если придут и увидят в таком разбитом состоянии, он с трудом справляется с паникой и страхом, охватившим его тело в ледяном оцепенении, пока эхом раздающиеся слова папы вновь и вновь прокручиваются в затянутой непроглядным туманом голове. Телефон выпадает из рук, вцепившихся в голову, на голый асфальт, пока альфа сдерживает волну окатившего его горя. Его цветок, его ириска, которую он так сильно любил, которой отдавал всего себя, оставила его одного с моментально обрушившимся на голову страхом. Что ему теперь делать? Как ему жить дальше? Почему он не попытался выкарабкаться, хотя бы ради него? Тэхен жил с мыслью неизбежного, но не знал, что этот момент наступит так быстро, что в один миг мир померкнет и пустота заполнит собой всего его изнутри. Отвратительная и разъедающая пустота, которую он не хочет чувствовать на месте той надежды, что не покидала его душу и сердце до первого отцовского «мне жаль». Испуская хриплый вздох, Тэхен не может прийти в себя, продолжая трястись в сокрушительном отчаянии. Телефон после сброшенного вызова папы разрывается от звонков, которые он не в силах принять. Не тогда, когда его беспощадно разрывает собственное горе. Как свыкнуться с мыслью, что Сонёля больше нет? Как вообще осознать, что теперь его не будет даже в том беспомощном состоянии, в котором он мог его видеть? Альфа выпускает очередной вопль разъедающей печали, которую невозможно остановить. - Тэхен? Боже мой, что ты здесь делаешь? - чужой вскрик с трудом достигает его слуха, но так же бесследно пропадает в продолжительном звоне в ушах, мешающем сконцентрироваться на своем ощущении в утерянном пространстве. Чужие ладони с трудом убирают его вцепившиеся в голову руки, следом обхватывая лицо, чтобы поднять и заглянуть в отстраненный и глубоко потерянный взгляд, покрытый пеленой непереносимой боли. - Мы справимся с этим, слышишь меня? Мы вместе справимся с этим. Сокджин нервно обхватывает его плечи своими утешающими объятиями, все еще не в силах отдышаться от подступившего к горлу волнения. И омега абсолютно забывает о том, что хотел кричать и ругать, когда не мог до него дозвониться, услышав ту же печальную новость от родителя альфы, моментально сворачивая обратно в офис, зная, что оставлять Тэхена с этим в одиночку категорически нельзя. Альфа горестно переживал все эти пять лет за состояние своего супруга, а сейчас далеко не внезапная смерть омеги окончательно раздавила его, и Сокджин просто боится представить, что творится внутри него. Достаточно было просто взглянуть в пустые глаза, что не выражали никакой живой осознанности, будто Тэхен ушел глубоко в себя, переживая эту утрату. - Пожалуйста, приди в себя. Умоляю тебя, не смей давить на себя виной. Ты не виноват. Никто не виноват. Отпусти его, наконец, Тэхен. - омега громко всхлипывает, потому что видеть такого альфу ему до невозможности невыносимо. Тэхен не заслужил всего, что на него свалилось в одночасье, но он не должен был тешить себя надеждами, когда абсолютно все вокруге свыклись с ужасной мыслью. Сонёля нет уже давно, пять лет назад его не стало, когда врачи погрузили его в длительную неутишительную кому, и после этого ничего не менялось, прогнозы были все такими же печальными, но Тэхен продолжал цепляться за малейший шанс вытащить супруга из того тяжелого состояния, в котором он пробыл так долго и попросту ушел из жизни спустя пять лет бесполезной борьбы буквально на его глазах. Как Тэхену не винить себя, если он так и не смог возродить свой цветок? Сокджин отчаянно цепляется за плечи альфы, сжимая пальцами ткань его рубашки на спине, не зная, как теперь вывести Тэхена из этого саморазрушительного состояния. «Даже если твой Цветок погиб, обязательно найдется тот, кто заменит его. Пока угрызения и паника завладели твоим разумом, ты не сможешь осознать, что он никуда не исчез, он лишь уступил место другому.»