За кулисами жизни. Версия 2.0

Оля и монстр - Человечность

Вы видели, как люди догорают? Как перегорают все пробки, как провода внутри них уже не выполняют свои функции. Как в них медленно - очень медленно! - все превращается в пепел. Как со временем появляется пустота, безудержная и бездонная, ей нет конца. Только пустота и больше ни-че-го не остается у них внутри. Как они теряют все, что когда-либо могли называть "своим". "Собой". Как они уже не горят огнем, как даже угольков не остается. Все белое, мучительно белое, как пепел. Да, точно, пепел. Остается только пепел. Слышите?! Пепел! Пепел заместо той чертовой жизни, что была у них внутри! Как! Они! Смели! Предали себя и саморучно же уничтожили. Жалкие существа. Вы видели, как люди догорают? Как умирают, при этом оставаясь в живых. Мы называем это: "существование". А ведь люди твердят про бесконечную науку! Про мысль! Про философию! Ей смешно. До тошноты так смешно. Они такие жалкие. Вы видели, как люди догорают? *** Она догорает сегодня. В этот октябрьский вечер, в этот безудержный ливень, который внезапно обрушился на их пыльный город. Подумать только... Дождя не было с весны, и именно сегодня... Невообразимо. Жестоко и Роскошно. Она улыбается и смотрит вокруг - пусто. Люди у себя в домах, на работе, да боже мой! Где-угодно. А она - тут. Посреди пустого парка. Сидит на одной из скамеек. Глаза направлены наверх, наблюдают дождь. Величественный и могучий ливень. И никого вокруг. Никого. Говорят: "Одиноким можно быть в толпе". Чушь. Бессовестная чушь. Одиночество - когда родной город кажется чужим. Одиночество - когда любимый не любит. Одиночество - когда "друзья" не спросили, куда ты идешь. Одиночество - это когда на улице один в дождь. Это невыносимо. Не-вы-но-си-мо. Блондинка догорает сегодня, сидя в пустом парке под стремительным ливнем. Пустошь внутри расширяется с каждым часом, с каждой минутой. Секундой. Больше нет огня внутри, понимаете? Даже угольков не осталось. Все то нутро, то самое, что мы называем "душа" - какое мерзкое слово! - уже даже не горит слепящим огнем. Исчезает, рушится. И нет уже человека, есть только презрительное "существо". Пепел. Остается только пепел. Без права на шанс. Наверное... Звон в ушах отдается эхом по пустой голове. Никаких мыслей. Глухо. Давящая тишина. "Кап-кап". Капли громогласно падают о тротуары, обжигают горячую кожу девушки. Вода. Даже небо умеет плакать. Тогда почему она не может? Высохли слезы. Эти чертовы шрамы... Личико по-прежнему милое, но тело окутывают страшные шрамы. Вот парочка на ногах. Но больше всего, конечно, пострадали руки. И на груди швы. А ведь такая глупая причина! Неудачное падение. С тринадцати метров. Врачи называли ее жизнь чудом. Представляете?! "То, что она выжила - это чудо!". Они называют ее жалкое существование ныне, без права вернуться и заниматься любимым делом, чудом! Жалкие, жалкие люди. Синдри, наверное, умерла еще тогда, при том неудачном падении с тросса. Трагедии случаются всегда. Но то было больше сюрпризом. Никакой страховки, никакой сетки под ногами. Ни-че-го. Это ведь было ведь всего-то очередное выступление. И ничего необычного в этом не было. И быть не могло. Она стала просто очередной циркачкой, сорвавшейся с высоты. Сломанные кости и шрамы на теле. И сейчас, в этот проклятый дождь, в ней догорает все то последнее, что осталось после того чертового падения. А ведь осталось так ничтожно мало. Лишь угольки. Сейчас - только пепел и больше ничего. И мысли в голове появляются сейчас, но что-то не про то. Не про пустоту внутри, а про того, за кого она цеплялась, пытаясь выжить. И из-за кого отказалась от самоубийства. Кид. Юстасс Кид, молодой человек с красными волосами, склонностью к мошенничеству и безудержными мечтами. "Музыка - моя жизнь!". Ох, как же Синдри улыбалась, когда он впервые сказал ей об этом. Она тогда хотела - правда, хотела! - воскликнуть в ответ: "Риск - моя жизнь!". Хотела, но не имела права. Ибо и жизни не осталось, шанса на очередной риск - тоже. У нее не было права не ошибку, но, тем не менее, она эту роковую ошибку совершила. Непозволительно. *** Они встретились летом. В больнице. Ей оставалось всего ничего - еще две недели, и свобода за окнами будет ее. Но уже тогда она прекрасно знала, что о никакой свободе речь и не шла. Эти шрамы на ее теле - доказательство. Но просто выбраться их этого душного места, хоть и с вполне неплохими людьми, было неплохо. Он влетел в ее палату совершенно неожиданно, он был долгожданным штормом ее вечного-моря-в-штиль. - Где этот чертов докторишка?! - его глаза пылали гневом. Она не знала, о ком он говорит. Но догадывалась. - Вы про Ло-сана? - ее тихий, хриплый и безжизненный голос звучал равномерно и монотонно. Никаких чувств в голосе. Лишь добротный лед и холод. Парень от этого даже оторопел. - Юстасс-я, - как всегда растягивая последний слог, сказал только вошедший высокий брюнет с темными мешками под глазами. - Зачем ты пришел? - По твою душу, ублюдок, - натянув на лицо маниакальную улыбочку, проговорил красноволосый, после чего вытолкнул врача из палаты. Кид после этого заходил часто. Вообще, он приходил к кому-то другому (как позже выяснилось, к своему другу - Хиту), но заимел привычку заходить к Синдри также. Она не понимала, зачем он это делает. Абсолютно не понимала его намерений, если таковые вообще были. Он просто заходил к ней, и они болтали. О чем угодно - о жизни вокруг, о мечтах. Но за что Синдри благодарна ему больше всего, он никогда не спрашивал причины ее нахождения тут. Он видел ее шрамы и закрывал на них глаза. Ему была интересная она в другом плане, в каком - Синдри не имела понятия. До некоторого времени. Когда она выписалась, Кид познакомил ее со своей группой, с которой он планировал завоевать мир. Какой такой мир, Синдри не спрашивала. Ей казалось, что он просто не выросший из своих глупых и несбыточных мечтаний подросток. "Бродяги Ледяного Дракона" - таким было название группы. Само по себе оно было довольно глупым, но ведь в этом был весь Кид - не признающий своей глупости. То ли дело блондинка, которая давно выросла из этого. Его команда была удивительно несхожа как с самим Кидом, так и между собой. Четверо совершенно разных людей: Хит, Хокинс, сам Юстасс и Шачи, которого из-за его любимой шляпы все называли Каскетом. Как будто бы углы одного прямоугольника: взрывной Кид, веселый Шачи, флегматичный Бэзил и хладнокровный Хит. Да, образ метал-группы складывался сам по себе, тут никого даже украшать не надо было, у всех вид был тот еще: что весь разрисованный голубоволосый Хит, что безбровый "шаман-отшельник" Хокинс. Команда та еще, что сказать. Единственным нормальным человеком оказался, в общем-то, весьма открытый и позитивный Шачи, но это было обманным впечатлением: стоило чему-то случится, как парень становился темнее тучи. Впрочем, "мрачность" коллектива Синдри оценила по достоинству. Тогда же она и спросила у фронтмена: "Чем я тебя заинтересовала?". И он ответил предельно честно: "Голосом". Синдри ожидала чего угодно, но только не этого. Кто же знал, что утробный, поменявший свое звучание после падения с предельно высокого на предельно низкий, голос может кого-то заинтересовать? Но Юстасс был бы не собой, если этим "кем-то" оказался бы не он. Он долго искал вокалистку, чтобы быть ближе к своей мечте. А Синдри правильно рассудила: коли своя мечта осталась на задворках сознания, то почему не помочь в исполнении его мечты тому, кто тебя вытянул из трясины абсолютной меланхолии? Риторический вопрос. *** Синдри смотрит на дождь, вспоминает, улыбается. Какие чудные времена! Улыбка сходит с лица от одной мысли: все позади. Девушка пытается улыбнуться вновь, но вот - крах. Почему все закончилось? Он просто сказал: "Меня это больше не интересует". Сказал - и оборвал все нити, что связывали ее с жизнью. Сказал - и превратил ее в пепел. Синдри не может ответить, когда она успела так влюбиться в этого парня. Возможно, с больницы? Или когда он сказал про голос? Впрочем, кого волнует это, когда теперь уже ничего не вернуть. Эта чертова "любовь" - противное слово - испарилась. Чувствовать Синдри не умеет с того падения. Но Кид научил ее. Научил, сам же положил всему конец. Испепелились, знаете ли, все пробки. Прогорели провода. *** "В городе холодно, правда, такое небо, хочется им напиться и утонуть. Знаешь, мне без тебя не протянуть. Я - человек, погибший Без человека." Она судорожно пишет. Горит лишь настольная лампа, по комнате разбросаны вещи. Она сидит за столом. Все пишет и пишет, не в силах остановиться. Она сумела найти выход. Выбраться из пепла - сумела. Значит, шанс все же был! Она переносит слой за слоем своих мыслей на чернила и на бумагу. Не останавливается, потому что все слова вылетят из головы, если их не записать. Неужели, правда, вышло?.. Теперь все, что у нее в голове, умещается в историю страниц на тридцать. Все, что в ее голове - на бумаге! Какое великое чувство! Но ведь это не все... Идей много, слова рвутся наружу, только бы успеть их всех записать! Только бы успеть! Синдри пишет в мужском стиле. В мужском - потому что остались только мысли. Чувств по-прежнему нет, а про чувства писать имеет человек право только как женщина. Все до одури просто: мысли - мужчинам, чувства - женщинам. Синдри предала свою природу, и предает прямо сейчас, когда выводит эти слова на бумаге. Это счастье. *** Девушка с розовыми волосами, уложенными в причудливую прическу, читает последний абзац и закрывает папку. - Ну как, Мюре? - спрашивает Синдри, исподлобья глядя на приятельницу. - Ты сама знаешь. Ну, ты же собираешься подавать этот рассказ куда-то? - Да. В литературный альманах. - И под каким же псевдонимом? - Мюре вскидывает бровь. - "Феникс", - не думая, выдыхает блондинка. - Почему? - Потому что он был рожден вновь из пепла.