Да здравствует!..

Рыжий никогда не боялся монстров под кроватью, которые детям его возраста грезятся так часто, что уже стали притчей во языцех. Собственно, у него-то и кровати не было - чей-то старый, безразмерно-огромный плащ, лежащий в малоприметном углу одного из шатров, служил ему спальным местом. Монстрам просто было неоткуда вылезать. Когда странный клоун по имени Мана встретился с оборвышем-хулиганом, и Рыжий стал Алленом, ситуация не изменилась. Ну, почти. Многозубые чудища по-прежнему не тревожили маленького приёмыша Маны, это правда. А вот странные, душно-тёмные сны - не кошмары - в которых Аллен ночами напролёт бродил по тёмным коридорам, появились именно тогда. Кошмары начались позже. Причём по большей части наяву. Мальчик с седыми волосами смотрел на лице людей и видел не улыбки, слёзы, равнодушие или что-либо ещё, а изуродованные лики пленённых душ, беззвучно для всех - даже для его учителя - но не для него самого кричащих зашитыми грубой ниткой ртом. А люди - живые, не механические куклы с вечной жаждой убийства - смазывались, терялись... Таяли. И Аллен оставался один на один со своим личным Ужасом. Мало кто знал, что в первый год Марианну иногда приходилось завязывать глаза Уолкера, чтобы сохранить ему разум. Впрочем, того, что мальчик слышал, тоже было более чем достаточно. И, почти без сил добираясь до своей сегодняшней постели, мальчик почти с радостью проваливался в душную черноту уже привычного коридора. В котором однажды мелькнула смутная тень... Но Аллен Уолкер, примерно двенадцати лет от роду, никому и вида не показал, что у него появился монстр... нет, не из-под кровати. Из теней в дальнем углу комнаты. "Моя же выдумка," - сам себя успокаивал он, с гулко колотящимся сердцем вглядываясь в темноту за портьерой. А потом, став экзорцистом, и вообще забыл про Тень. Не до того, чтобы ночами не спать, было. И Линк так и не понял, почему Уолкер так испугался своего собственного отражения. А последний и не горел желанием объяснять, что его почти детского страха из теней не должно быть там. За спиной отражения Аллена. А сейчас... Аллен до крови кусает губы, нервно зарывается непослушными пальцами в бесцветные пряди, вздрагивает, когда Канда - Тупой Канда, который так мало похож на его личный кошмар по имени Неа, но который в неосвещённой комнате своим чёрным плащом так часто заставляет вспомнить о Четырнадцатом - шевелится, чуть ворочаясь в неглубокой дрёме, в которую он провалился, сидя в глубоком кресле. Джонни крепко держит его за руку, протягивает ему стакан с каким-то лекарством - вкусным, мятным - растворённым в воде. Он не врач, но даже Юу понимает, что Уолкер сейчас на грани безумия. И ему не мешает хоть как-нибудь успокоится. И поспать. Неа уже не прячется в тенях, и не дразнит из зеркал - ничуть не стыдясь своего смутного облика "сердитой тучки", как его пару месяцев, а может, и лет, называл ныне экс-экзорцист, он бродит по бедной съёмной квартирке на окраине какого-то немецкого городишки. БаКанда бесшумно появляется рядом, видимо, тихие уговоры Джонни выпить содержимое стакана разбудили мечника: - Стручок, пей. Юу, скорее всего, пытается вызвать привычное "Я Аллен!", но седой парень по-прежнему тоскливо и устало смотрит куда-то за его спину. Тишина вновь тяжёлым занавесом повисает в комнатке. - Валите отсюда! - резко и как-то зло выкрикивает Уолкер, хоть и понимает, что это бесполезно. Он гнал их уже не раз и не два - а эти двое всё ещё здесь. - Канда!.. - Джонни вскакивает, когда самурай хватает седовласого за рубашку. Тот отмахивается свободной рукой и неожиданно почти спокойно спрашивает: - Почему это мы должны "валить", а, Мояши? Аллен без страха глядит в синие глаза Юу. И тот вздрагивает, когда уже разных глаза - серебристый правый и золотой левый оказываются так близко. А голос у Стручка бесконечно уставший: - Мои монстры уже вылезли из-под кровати, Тупой Канда. Неа издевательски ухмыляется и делает вид, что примеривается к тому, как отрубить Канде голову.