Похоть и боль

Рабочий день имеет обыкновение завершаться вечером, отпуская усталых работяг в родные дома, как только на часах пробьёт шесть или семь вечера. И всем это очень нравится, а некоторые отчаянно завидуют, те, например, кому «посчастливилось» работать в организации с совершенно иным графиком. Такой, где рабочий день начинается ранним утром, запросто охватывая и вечер, а часто даже и ночь. Такой, где нет почти не минуты покоя и никакой возможности остаться наедине со своими мыслями. Такой, где ты вынужден не только работать, но и жить, если это можно назвать так. И где рабочим инструментом служить не молоток, не ручка и даже не талант, а собственное тело, юное и красивое, в совокупности с умением подать его в лучшем виде. Данное чудное место называлось бордель, стоявший на Верхнем уровне Корусанта, очень необычный, надо сказать, но вовсе не потому, что одной из жриц местной любви служила тогрута, которая в настоящий момент стояла под душем, пытаясь наслаждаться редкой возможностью побыть одной. Пыталась, потому, что наслаждение здесь дозволялось только клиентам, а несчастные девушки обязывались обеспечить его им, во избежании наказания хозяйки со странным именем Мерилла и весьма тяжёлой рукой. Но вернёмся к тогруте. Она была совсем молодой, лет семнадцати, то есть, едва достигла совершеннолетия по закону своей расы, но выглядела явно моложе. Ростом чуть выше среднего, худенькая, с огромными глазами цвета моря, окруженными длинными пушистыми ресницами. Её нежная кожа мягкого карамельного цвета даже на взгляд была очень мягкой, к тому же её красиво оттеняли лёгкие белые узоры на лице. Странно, но именно эта трогательная и почти детская внешность тянула к ней клиентов, словно магнит. Ведь хозяйка хорошо знает, сколько есть в Республике богатых педофилов, мечтавших об утехах с малолеткой, но опасавшихся закона. Она мигом просекла золотую жилу и вовсю использовала новую девочку, поступившую к ней пять месяцев назад. Она нарочно одевала её в детские платица, белые туфельки, одетые на гольфы и завязывала ленточки на лекку и монтраллах. Но так было не всегда, сегодня, например, юной жрице любви достались самые обычные клиенты. Вернее, нет, особенно мерзкие. Двое из них ушли только, что и Асока, как звали девушку, стремглав бросилась в душ, как только за ними закрылась дверь. Там она немедля сбросила с себя короткий красный халат из блестящего атласа, едва прикрывавший бедра и с наслаждением встала под прохладные струи душа, подставляя под них разгоряченную засосами и грубыми касаниями кожу. «Как же я ненавижу родианцев» - подумала тогрута, выдавливая на мочалку гель для душа - «Кто может быть противнее, чем они? Холодные, липкие, воняют. Одно достоинство - ногтей нет. Но всё равно,, два сразу и для одной меня когда один спереди другой зади, это, право, слишком». Асока закрыла глаза и встала под душ с головой, смывая мыльную пену, уносящую с собой запах феромонов родианца, который им самим казался привлекательным, но существа иной расы находили его невероятно мерзким. Вода приятно шумела, успокаивая нервы и невольно напоминая о шуме другой воды, которым молодая Тано помнила лишь на подсознании - шум водопадов на Киросе, родной планете Асоки и других тогрут, служивших в этом необычном борделе. Но если её товарки по несчастью хотя бы знали, кто они и откуда, то ей оставалось только догадываться об этом, склеивая обрывочные воспоминания из детства, которых было так мало. Сознательная жизнь Асоки была уже здесь, на Корусанте. А последние пять месяцев здесь, в этом борделе, в котором служили одни тогруты. Сама судьба занесла туда Асоку, совсем юную и невинную девушку, не понимавшую толком чем ей придётся тут заниматься. Она и сейчас не слишком привыкла, не оставляя надежд когда-нибудь изменить свою жизнь. Ведь то, чем Асока занималась сейчас не приносило ей не только радости, но и лишало последней возможности ощутить себя уважаемым человеком, а не тряпкой, которой может вытереться любой желающий, а потом без жалости бросить. Какая жалость и человеческое отношение может быть к проститутке? Они воспринимались клиентами как товар, вернее, как арендованное устройство, которым можно пользоваться как угодно, главное вернуть потом не повредив товарный облик. Что, увы, не всегда получалось. Асока хорошо помнила своего первого клиента, им оказался недавно избранный сенатор от Ондерона по имени Лакса Бонтери. Вид он имел очень респектабельный, одет в дорогой чёрный костюм, красиво причёсан и пахло от него хорошим одеколоном. Она тогда обрадовалась ещё, подумала, что не так здесь и плохо, и что другие клиенты будут такие же. Ну да, были, но только не в том смысле, в котором подразумевала Тано. Ей-то подумалось, что этот интеллигентный и миловидный юноша будет воспитанным и вежливым в обращении с ней, но Асока жестоко просчиталась. Во-первых, хозяйка явно «забыла» сказать Лаксу, что Тано ещё девственница, хотя прекрасно это знала, во-вторых, даже и подумать не могла, какие демоны таяться под этой скромной внешностью. Какие только скрытые желания не бродят в голове молодого сенатора. А дальше начался самый настоящий ужас. Грубые руки, хватавшие и сжимавшие, срывавшие одежду с неё и с себя. Резкий толчок на кровать, тяжёлое тело поверх неё, стало трудно дышать. А потом была боль, острая и пронзающая насквозь, как наточенный кинжал. Она не прекращалась, снова и снова продолжая вонзаться в узкое лоно, увлажненное лишь кровью, что хлынула из разрыва, растекаясь по ногам и простыне. Вместе с каждым приступом этой боли наружу исторгались истошные крики. Асока тогда ещё не знала, что здесь это бесполезно. Можно хоть горло сорвать, кричавши, и призывая на помощь. Никто не придёт. В борделе это обычное дело. Клиент платит, а значит он прав и надо делать то, чего он хочет, независимо от того, что хочешь ты. Но вот наконец закончилось и белый фонтан липкой жидкости залил небольшую кровавую лужицу, расплываясь по ней необычным узором. Но увидел это лишь Лакс, который был явно недоволен результатом, не очень похожим на ожидание. - И почему другие готовы платить вдвое за секс с девственницей? - спросил он Тано, лежавшую на кровати, ещё не придя в себя от случившегося - По-моему, ничего хорошего, только лишняя грязь и крики. И после этого ушёл, даже не попрощавшись и не спросив о том, как чувствует себя та, что по его вине стала женщиной. Неважно ему было, что Асока потом долго плакала в душе, пытаясь успокоиться и осознать то, что случилось. Ей даже хотелось покончить с собой, чтобы забыть о позоре, однако, соседки объяснили ей, что ничего не получится. И скоро Асока поняла почему. Хозяйкой данного заведения служила женщина-хатт по имени Мерилла, она была огромного размера и весила почти столько же, сколько небоскрёб. Её кожа имела коричневый оттенок и розовый бант почти терялся на мощной шее. Она организовала притон в соответствии со вкусами мужчин, имеющих извращенные наклонности, но очень нестандартные. Ведь принято считать, что самыми красивыми гуманоидами являются тви'леки, поэтому использование их в качестве рабынь было уже избито и неинтересно. И Мерилла решила проявить оригинальность, населив свой притон тогрутами, которых находила в самых разных местах. Кого-то нашла на улице, других завербовала через свои связи, а иных и вовсе забрала из неблагополучных семей. По этой причине нельзя было назвать эту женщину на сто процентов злой и бессердечной. Да, Мерилла была строгой и требовательной к исполнению обязательств, не терпя халтуры и лени, за которые строго наказывала. Однако, вместе с тем своеобразно заботилась о своих девочках, давая им жильё, питание и медицинское обслуживание. И как они вскоре поняли, не так уж и трудно было заслужить расположение хозяйки, надо было просто выполнять её условия и делать всё так, как надо ей. Хотя не все могли и хотели это делать. Её звали Уитни, она была очень хрупкая и смотрела мир огромными восторженными глазами. Казалось, она не поняла, куда попала и видела переселение в бордель как яркое и интересное приключение. Она жила в соседней комнате с Асокой и потому часто слушала её наивные откровения. Тесная дружба между девицами не особенно поощрялась, но общаться время от времени никто не запрещал и потому Уитни иногда забегала к Асоке просто так, поболтать и попить чай. И сперва её голос звенел колокольчиком, предвкушая то небывалое, что якобы ждёт её тут. - Нет, ты только представь себе, - захлебываясь от восторга, щебетала Уитни - Это же так романтично, столько мужчин и все для меня одной! Будут меня любить, ублажать, дарить подарки! Сколько же счастья меня ждёт! Асока только качала головой, прекрасно зная, что услышит буквально через неделю. И действительно, не прошло и семи дней, как огромные глаза Уитни потухли, а лицо сделалось вечно печальным. Ведь всё оказалось в точности до наоборот. Это не мужчины были для неё, а она для них. И это ей, а не им приходилось ублажать и прислуживать. Что же до любви, то здесь даже слова такого никогда не говорили, считая, что этого чувства просто нет. - Это просто ужасно, - стенала Уитни в комнате Тано - Они все ведут себя со мной плохо, делают больно, не слушают... А потом один из клиентов достал ей какие-то антидепрессанты и несчастная выпила всю упаковку, не в силах смириться с неприемлимыми для себя условиями. Асока видела, как вчера увезли её тело. Уитни лежала на каталке, прикрытая до плеч простыней. Её трогательное детское лицо выглядело спокойным, а губы застыли в лёгкой улыбке. Похоже теперь ей было хорошо и она наконец-то попала туда, где её любили. А потом хозяйка лично обыскала все комнаты, чтобы проверить, не решил ли кто последовать примеру Уитни. Асока точно не стала бы, не в её характере было бежать от проблем, их она предпочитала решать. Выйдя из душа, Тано набросила на себя халат и легла на кровать, надеясь, что клиентов на сегодня больше не будет. Ну конечно, в дверь именно сейчас раздался требовательный стук. Пришлось тяжело вздохнуть и встать, а открыв дверь, ужаснуться.