Лорд Шень. Путь к власти

Шеню пришлось рассказать родителям всё о себе: всё-таки они должны знать, что с ним произошло. Лея с сочувствием смотрела на своего несчастного сына, Мэлонг нахмурился. — Да-а… Хорош наследник. Да тебя за такое не только в изгнание, в тюрьму нужно! На много месяцев! Может, тогда у тебя будет время подумать, как поступить… Шень не ждал другого ответа. Родители, как он думал, во всех его делах найдут плохое. А он ведь стремился к хорошему, прежде всего для себя… Но это же родители. Им не объяснишь заветного желания. Так они пребывали в зоопарке несколько дней. Императоры не спешили возвращаться в Гунмэнь, да к тому же, к ним дошла новость, что Шень своими злодеяниями сделал свой родной город проклятым городом. Тогда Лея и Мэлонг разозлились ещё больше, и приказали сослать Шеня в глухую тайгу. А сами объявили, что уходят в отставку, и уехали далеко на Север. Тигры-полицейские с охотой исполнили императорский приказ: Шень давно надоел всем мирным жителям. И вот он оказался в тюрьме, а точнее, в небольшом деревянном домике в таёжной деревушке. Трое волколаков, в том числе и Одноглазый, были преданны своему лорду, поэтому поселились с ним в одной избе. Была она не очень удобной, но и не очень бедной: в ней находился второй этаж, выглядевший, как просторный балкон, с которого можно было видеть, что творится в нижней горнице. На первом этаже имелась печь и даже ванная комната, беднейшая по убранству. И в этой деревенской избëнке все ссыльные находились как в темнице; выходить можно было на недолгое время, и территория деревеньки была ограничена: за высокий забор с колючей проволокой вообще запрещалось выступать, с жителями не разрешалось разговаривать. Впрочем, там и жителей-то было немного. А после захода солнца вообще дома сидеть. Один раз толстый волколак пошёл ягодки собирать, а солнце на месте не стояло — ушло за лес. Волколака обнаружили и запороли, как собаку. Шень никогда до захода солнца не задерживался, да и выходил только для того, чтобы взять из столовой еду для себя и волков. Волколаки из столовых блюд часто ели макароны с мясом или суп с курицей, а у Шеня любимым блюдом был рис с острыми приправами, и конечно же зелёный чай. Но тут осень наступила; холодно стало, и все стали сидеть в доме. Худой и толстый волколаки не отходили от телевизора — единственной богатой вещи в избушке, Матёрый читал газеты, а Одноглазый дрова колол и печь топил. Шень от скуки и тоски не находил себе места; порой заходил в ванную и говорил своему отражению в зеркале: — Что ты сделал для своего счастья? Я скажу тебе: ничего! Пока ничего… Когда кончится наказание, мы ещё погуляем… Обещаю тебе. Толстый и худой волколаки всё телевизор смотрят или вяжут, Матёрый Одноглазого за едой в столовую посылает… Один раз на ужин тигры-полицейские всю еду поразбирали и бросили Одноглазому непечёное тесто, как будто он был дворовой собакой. Увидев волколака на крыльце с одним сырым тестом в лапах, командир возмутился: — К чему это тесто?! Еда где?! — Всё разобрали. — прошептал Одноглазый. Матёрый стал, было, ругать волколака: — Ах ты псина! Что же ты нас, уморить голодом хочешь?! Мы и так впроголодь перебиваемся… Лорд из-за тебя без ужина останется. Но тут вперёд вышел Шень и сказал командиру: — Если ты не хочешь, чтоб я голодным остался, то приготовь это тесто. Из молока смог же коктейль сделать, значит и из теста что-нибудь сотвори. — И то правда! Матёрый выхватил тесто из лап Одноглазого, поколдовал у печи, и через минуту… — Отведайте! Пирог с посыпкой. На подносе стоял румяный пирог, на верху которого были рассыпаны разноцветные шарики. — Ух ты! — воскликнули Толстый и Худой. — Красота! — восхитился Одноглазый. — Где посыпку раздобыл? — спросил Шень с любопытством. — Так там мешочке мармелад был, ну я его и нарезал. Пирога хватило всем. Давно такого тёплого ужина у них не было. А Толстому захотелось каждый день пироги есть. Поэтому, во время обеда, пока Матёрый по нужде вышел, Одноглазый и Худой телевизор смотрели, а лорд Шень уплетал тарелку лапши, Толстый побежал в столовую и стащил оттуда жбан с квашнёй. Спрятал его на время, а затем подбросил тайком в печь дров и кинул туда же зажжённую спичку. Замесил Толстый на улице квашню, трубу на крыше разломал да прямо туда, в дыру всю квашню и опрокинул. Как увидел Шень, что тесто шлёпается в печь, так пришёл в недоумение и спросил волколаков: — Эй, волки, почему тесто лезет? — Куда? — спросил Одноглазый. — Волк его знает, куда! Из дымохода лезет! — Посмотри, — сказал Худой Одноглазому. Тот говорит: — Не знаю, что я там увижу, я глаза лишился в ночь битвы с волшебниками. Смотри ты. Худой просунул голову в печь, где огонь ещё не успел разгореться, посмотрел вверх, и капля квашни капнула ему в глаз. — У-у-у! — взвыл волколак и побежал в ванную, смывать. — Я сейчас тоже чуть глаза не лишился! А Толстый стоит на крыше и смотрит в дыру на стекающую квашню, довольный своей работой. И даже когда квашня стекла на горячие угли, ничего толком не испеклось — одна горелая грязь вышла. Вообщем, когда Матёрый понял, что случилось, он задал такой нагоняй Толстому, что тот часа три валялся на полу. Шень стал требовать от тигров-полицейских, чтобы заделали дыру, но те лишь отмахнулись: замерзайте, мол, нам начихать. Шень в порыве ярости ударил одного тигра железной лапой по морде, и тут же был насильно заперт в доме.       Да, хорошо, Матёрый откуда-то кирпичи притащил и починил трубу, а Худой дымоход прочистил. И вовремя: утром выпал первый снег, и стало очень холодно. Шень, который вчера злился на волколаков и на тигров, заулыбался: усыпанная белым земля была необычайно красива. Павлин стал часто гулять по лесу, но потом опять стало тоскливо. Всё чаще стала выть за окном метель. Всё чаще Шень стал сидеть без дела на диване. Кроме того, он задумался: когда же кончится это наказание? Кто знает, сколько его будут держать в этих четырёх стенах… И вот однажды сидел он за столом с грустной думой на лице, а волколаки возбуждённо смотрели телевизор. Они даже громкость увеличили, но Шень, погружённый в свои мысли, не слушал, что говорили по передаче. — Выключите телек. — сказал Шень волкам, но те даже не шелохнулись. — Эй, у вас что там, громкость слух отбила? — злобно крикнул павлин, оттолкнул волколаков и взглянул на экран. По телевизору телеведущая Моргана тараторила: — Все с нетерпением готовятся к празднику: накрывают столы, ищут ёлки, наряжают их… Вообщем, долгожданный праздник наступил! Зашипит шампанское в бокалах, загремит музыка дискотеки, зазвенят бубенцы в летящих по небу санях, расцветёт букетом в небе фейерверк! Звёзды сегодня светятся особенным светом! Спешите загадать желание! — Новый Год наступает, лорд! — закричал радостно Толстый. — Новый Г-о-о-од! Шень с досады выключил телевизор. — Э-э-э! — обиженно протянул Худой. — Почему? — А на что нам этот Новый Год? — злился павлин. — Зачем нам радоваться, если мы всё равно не будем его отмечать? У нас дискотека будет? Не будет. Стол с угощениями, чтоб обожраться, будет? Не будет. — У нас и шампанского-то нет, — подтвердил Одноглазый. — Тогда и отмечать нечего! — отвернулся Шень. — Так подарки же будут! — заныл Толстый. — А ты вообще понимаешь, Балда Иванович, что в тюрьму подарки не доставляют? — Ну так мы не особо в тюрьме… Шень уже ушёл на второй этаж. Но так как второй этаж был отделён от первого лишь небольшой перегородкой наверху, снизу Толстого было хорошо слышно: — Новый Год мы всё-таки отметим! Худой, ловко прячась от тигров-полицейских наломал еловых веток, принёс домой и поставил в вазу — чем не ёлка? Матёрый и Одноглазый помчались в столовой, пока все угощения не разобрали, а Толстый освободил конфеты от фантиков, сложил их в хрустальную конфетницу, а фантики повесил на еловые ветки — ёлка была наряжена. А у Худого даже сигнальные ракеты где-то нашлись. Шень же злился на всё и на всех, зарываясь головой в подушку. Ему давно хотелось вернуться в Гунмэнь — Гунмэнь без родителей. Вот там-то, может, удался бы праздник. А здесь не удастся. Шень и сам не заметил, как заснул. Ему почему-то приснилась Вещунья, которая говорила: «Шень, твоё будущее уже близко! Волшебница тоже, как и ты, любит красивую жизнь, но она любит и добро.» Шень проснулся от яркого света. — Только не Вещунья со своими дурными предсказаниями! — закричал он, пытаясь отогнать остатки сна. — Какая ещё Вещунья? — удивился Толстый, который и включил на втором этаже свет. — Нате вот, угощайтесь. Волколак протянул на подносе пряничных медвежат. — Это вы мне? — в свою очередь удивился Шень. — Вам, милорд, вам. Шень съел одного пряничного медвежонка, потом ещё и ещё, и ему так понравилось угощение, что он сошёл на первый этаж. Он освещался светом свечей и телевизора. Шень улыбнулся: — Хорошо вы тут всё устроили… А ёлку вы приготовили? — Приготовили и нарядили! — показал Одноглазый наряженные ветки. — И салют у нас есть, — сказал Худой и все вышли на улицу. Матёрый запустил одну сигнальную ракету. И хотя это был не фейерверк, Шеню полёт ракеты показался наипрекраснейшим — так давно он не видел ничего подобного. — Глаз не оторвать! — в восхищении произнёс Шень. — Командир, я же говорил, ему понравится! — шёпотом закричал Толстый. Были запущены ещё четыре ракеты, и, когда Шень и волки вернулись в дом, Матёрый сорвал скатерть со стола и сказал: — Сюрприз! Оказывается, скатерть накрывала новогодние угощения, да какие! Лапша с яичным желтком, рис в соевом соусе, жареная картошка, караси в сметане, молодой бамбук в лепестках роз, мороженные яблоки с апельсинами, кальмары, фаршированные водорослями, крем-брюле с кленовым сиропом и конечно же конфеты самых любопытных форм. — Где вы всё это выкупили? — только и сказал ошеломлённый Шень. — Так в столовой сегодня всё бесплатно дают, — пояснил Матёрый. — И, пока тигры не пришли, мы с Одноглазым всё самое лучшее расхватали. — Ну так будем Новый Год отмечать? — с надеждой спросил Толстый. Ну разве можно отказываться, когда всё для праздника есть? — Будем. — решительно сказал лорд Шень. Ещё долго волколаки и павлин ели всё, что было на столе. Шеню больше всего понравилась лапша с яичным желтком, Толстому — побеги молодого бамбука в лепестках роз (хотя командир строго запретил привыкать ему к вегетарианской еде), Одноглазому — кальмары, фаршированные водорослями, Худому — караси в сметане, а Матёрому — крем-брюле с кленовым сиропом. А запить всё это можно было чёрным и зелёным чаями. Когда же до начала нового года осталось совсем немного, все волки выбежали на улицу загадывать желание (тигры их конечно не увидели — сидели и праздновали в своих сторожках). Шень нахмурился: он вот, хотел добиться счастья, а у него не получилось — как не выкручивался, всё же потерпел поражение от Сказочного Патруля. Но всё же он решил попробовать загадать в последний час старого года. Павлин подошёл к окну, посмотрел на яркую звезду и искренне спросил: — Звезда-звезда, дай мне ответ, сбудется моё счастье, или нет? Добьюсь ли я в наступающем году любви и признания своего народа? И похоже, это был знак согласия, потому что звезда подмигнула. А в это время артисты по телевизору пропели все новогодние песни, какие надо было пропеть, и раздался бой часов в далёкой мировой столице. «Моё счастье должно сбыться… Сбывайся же! Три, два, один… Очень надеюсь, что сбудется рано или поздно.» Зазвучал гимн Сказочного Мира: Сюрпризов сказочных полным-полна вселенная, Она волшебная и необыкновенная… Шень сидел на диване, мрачно склонив голову, и думал: «Сразу же после двенадцатого удара часов я должен был почувствовать себя счастливым, так как в этом году я вернусь в Гунмэнь истинным правителем. Но почему мне одиноко?!» Вбежал волколак Одноглазый, державший в лапе бокал чёрного чая. Какой бы мрачный он ни был, но сегодня светился настоящей радостью. Он отдышался и произнёс: — С Новым Годом, лорд! От этих простых слов с Шенем случилось что-то странное: его стало наполнять неизвестное ему за последнее время чувство какого-то счастья. Пусть и не полноценного, но настоящего, искреннего, оттого, что они вместе. Шень вновь улыбнулся, отчего показался Одноглазому ещё прекрасней, и ответил: — И тебя тоже. Бокалы с чёрным и зелёным чаем звякнули друг о друга и немедленно были выпиты. Шень понял, что не важно, где они находятся сейчас — во дворце, или на помойке, но, главное, счастье настало. Пришло вместе с наступившим годом.