Мгновения жизни

О том, что подопечные Северуса Снейпа задумали неладное, Гарри Поттер догадался по их недвусмысленным взглядам. Но только не все сразу — встаньте в очередь, хмурясь ответил бы Избранный, вздумай кто из слизеринцев узнать его мнение на этот счет. Те, естественно, плевать хотели на мнение очкарика, и пришлось бы Гарри не сладко, если бы не терпящий возражений тон Драко Малфоя. Блейз Забини даже вспотел, убеждая однокурсников ничего не предпринимать, поскольку у Драко свой план — просто закачаешься. Какие еще подробности — вот лопухи! — чем меньше людей знает, тем эффектней получится. И разумеется, Поттер будет трупом — неужели кто-то сомневается? Забини было стыдно признаться, что гордец Малфой даже ему не открылся, поэтому и пришлось нагло соврать, для убедительности покивав на Крэбба с Гойлом. Те хотели возразить, но гримаса Забини сумела убедить их в нежелательности этого поступка. Как же хорошо жить, зная, что в мире есть такие лохи, подумал Забини, но тут же вспомнил про Панси Паркинсон. А ее добродетельность не распространялась на всех в подряд, да и вообще — что уж тут скрывать, все свои, — неоднократно ставилась под сомнение. Но у Панси хватило такта промолчать, она даже сама удивилась: упустить возможность подпортить репутацию болтуну Забини? Невероятно. Возможно, дело было и не в такте, просто голова была забита другим — Панси ловила себя на мысли, что очень хочется сделать какую-нибудь гадость. И никому попало — оставьте это для неопытных первокурсников, — а одной гриффиндорской выскочке. И лишь обещание, данное Драко, сдерживало неблагородный порыв, но это не мешало мобилизовать воображение и фантазировать о том, что и как она могла бы провернуть. Но Драко ведь не оценит ее склонности к экспериментам в отношении Грейнджер. Поэтому Панси с безропотностью привидения оставалось всматриваться, вслушиваться и стараться не ронять, вкупе с оскорблениями, намеки, которые удивили бы не только друзей грязнокровки Грейнджер. Хотя выжидательно-вызывающий вид Паркинсон и нервировал Гермиону Грейнджер, внешне она была невозмутимой. И это вселяло крошечную надежду в сердце Панси. Ну откуда же ей было знать, что одна из школьных сов уже не только постучала в окно, что рядом с кроватью Драко, но еще и принесла написанный аккуратным почерком пергамент. Гермиона отправляла письмо со смутным ощущением страха и неловкости. Не один пергамент она испортила, прежде чем смогла выдавить более-менее вразумительное. Испытания начались при первой же строчке, поскольку фраза «Здравствуй, Драко» — показалась ей слишком интимной. «Здравствуй, Малфой» — грубой, ну а «Здравствуй, Драко Малфой» — это вообще просто смех. В итоге остановилась на просто «здравствуй». Далее она выразила сожаление, «что всё так ужасно» и пожелала скорейшего выздоровления. Получалась какая-то банальная отписка, это Гермиона поняла, перечитав свой «опус». Но что прикажите делать: охать, ахать — это не по ее части, уверять в чувстве — насквозь фальшиво, ибо не было ведь этого чувства и в помине. То, что связало ее и Малфоя, наверное, можно назвать каким-то словом, но вряд ли этим, возвышенно-красивым, на букву «Л». Присутствуй при этом любознательная Панси, она обязательно бы постаралась выяснить, что же в таком случае пробежало между «ее Драко» и Гермионой Грейнджер. И доконала бы ведь Гермиону вопросами — это ей всегда удавалось, а сомневающиеся пусть идут к Грегори Гойлу за подтверждением. Но Гермиона ответила бы ей весьма уклончиво. Да она, честно говоря, и себе не могла бы ничего объяснить. Виктор Крам — ну, это какое-то детство, Рон Уизли — как оказалось — увлечение, а вот относительно Малфоя... Тут Гермиона принципиально не стала бы отвечать нахальной Панси Паркинсон. * * * Появление Драко Малфоя спровоцировало радостные вопли за столом Слизерина, но Драко скупо отреагировал на овации. А гриффиндорцы сначала дружно уставились на Малфоя, затем также дружно переадресовали свои взгляды Гарри Поттеру, который пришел в легкое замешательство и вопросительно посмотрел на сидящих напротив. Поняв причину подобного поведения однокурсников, Гарри продолжил спокойно есть, всем своим видом демонстрируя равнодушие к происходящему за соседним столом. И у большинства разгладились их напряженные черты, но Рон, которому не хватало умения оригинально мыслить, прокомментировал: — Столько самодовольства на его роже, только поглядите! Просто так и хочется чем-нибудь запустить. Но реплика не получила должной поддержки — сговорились что ли все? И Рон не стал корчить из себя крутого. А Драко уселся рядом с Забини, отстранил Панси, беззастенчивой тушей повисшей на шее, и похлопал по плечу Крэбба, у которого появилось такое выражение на лице, будто он хочет сказать что-то теплое, но путается в склонении. А затем окинул бесстрастным взглядом стол Гриффиндора. Увидел спину склонившегося над тарелкой Поттера, мохнатую голову Уизли и много, не отмеченных интеллектом, лиц. Идиллия, да и только. Наткнувшись на застенчиво глазевшую на него Грейнджер, Драко усмехнулся. Когда он получил ее послание, то сначала обрадовался, а затем, поразмыслив, рассвирепел. Она ведь в курсе всех подробностей — герой в очочках, уж конечно, смаковал свои подвиги. Так пусть и утешает этого засранца, а ему, Малфою, ее жалость не нужна. Поэтому отвечать на письмо, разбередившее тоскливые воспоминания, не стал. Вытолкал терпеливую сову, громко хлопнув рамой, а потом выбросил клочки пергамента — бедная Гермиона! — под кровать. Мадам Помфри обмолвилась, что через два дня его, возможно, отпустит. Что же, тогда и поговорим, Грейнджер, если тебе так неймется. А Поттер заплатит за унижение, и нянька Дамблдор ему не поможет. Увидев, что Малфой заметил ее взгляд, Гермиона постаралась спрятаться за Рона. Тот сидел по правую руку от Гарри, поглощавшего еду со скоростью, которой позавидовал бы сам Винсент Крэбб. Рон, в отличие от друга, засек, что Гермионино лицо вдруг ни с того ни с сего пошло красными пятнами. Оглянувшись, едва не поперхнулся: слизеринский гад смотрел на него нагло и бесцеремонно. А попытка выдать подобное в адрес врага провалилась — Рон сконфузился и отвернулся к тарелке с едой. Ну куда тебе, Уизли, с твоей-то рожей, подумал повеселевший Драко, только девочек-первокурсниц смешить — может и сгодишься, если Поттер не потянет. Громогласный Забини вынес на обсуждение заманчивое предложение — устроить вечеринку по поводу возвращения Драко. Да прямо сейчас, как придем в гостиную, неужели будут возражения, продолжал искриться радостью Забини. Льстивый ты кот, подумала Панси, но первой поддержала затею, даже изобразив некую заинтересованность. Вторым был Грегори Гойл, на лбу которого так прямо и написано: куда ты, Панси, туда и я. Драко не но чтобы горел желанием, но слизеринцы уловили одобрительную интонацию в его голосе. И весь такой из себя Забини, крайне довольный идеей, тут же переключился на симпатичных пятикурсниц, применяя отменные приемы обольщения, как-то: подмигивание, поднятие бровей, вальяжная поза и прочее — одним словом, своя тактика. Довольно быстро стол Слизерина опустел — остались лишь малыши и неудачники, обделенные вниманием Блейза Забини. В гостиной все пошло как по маслу. Забини умело дергал за соответствующие ниточки, дабы увеселительный процесс не тормозил на месте. Только Драко быстро ушел в комнату, сославшись на неважное самочувствие. У Панси моментально испортилось настроение, но оно не передалось остальным — даже Гойлу: веселиться без Драко Малфоя он как-то уже привык. * * * Следующий день по праву можно было назвать днем сюрпризов. Вел бы Драко Малфой дневник, он именно так и озаглавил бы одну из страниц. Сначала у него отвисла челюсть, когда на Защите Гермиона Грейнджер уселась на свое прежнее место, то есть за парту впереди него. Отличное начало дня, с этим не поспоришь. Весь урок Рон Уизли крутился в их сторону, одаривая Драко неприязненным взглядом, а Гермиону — обволакивающе-влюбленным. Было, конечно, неприятно созерцать конопатость гриффиндорца каждые пять минут, но Драко терпеливо молчал. Поскольку знал, что хорошо закончиться, это, естественно, не может. И как в воду глядел — непоседливость Рона принесла Гриффиндору минус двадцать баллов. Добрый, как никогда, профессор Снейп порадовал свой факультет. Драко лишь усмехнулся, увидев, как на замечание Снейпа «не отвлекать своей персоной мистера Уизли; неужели вам не хватает свободного времени?», вспыхнули щеки и уши Гермионы. Знай Драко, что Снейп ехидничает не только по причине плохого настроения, он удивился бы и во второй раз. Но Драко Малфой не знал, что преподаватель, безупречно владевший Легилименцией, прохлаждаясь некоторое время у его постели, весьма успешно почерпнул некую информацию. Удивил его и Поттер, который вместо того, чтобы выглядеть не просто героем, а супергероем, совсем не походил ни на первого, ни на второго, а даже наоборот — смотрел, как побитая собака и будто бы и выглядел виновато. Но эту мысль Драко предпочел не развивать и быстренько состряпал другое объяснение поттеровской неадекватности: да трусит Золотой мальчик, боится расплаты. И хотя он знал, что смелости Поттеру не занимать, он скорее признался бы в том, что несколько раз встречался с Грейнджер, чем допустил бы мысль, что шрамоносец может раскаиваться в поступках, касаемых его, Малфоя. Но больше всего поразил Блейз Забини. Они шли по коридору, в котором всегда многолюдно, шумно, бестолково, и Драко надеялся поначалу, что ему послышалось, но не тут-то было. Так вот этот самый Забини, глядя куда-то вбок, спокойно и просто сказал: — Я, конечно, понимаю, что вмешиваюсь не в свое дело, но завязывай ты с этим, то есть с этой... с Грейнджер, короче. Драко постарался не поднимать брови очень высоко. Что за околесица? Блейз и раньше намекал о Грейнджер, но кто бы ему позволил углублять эту тему? А тут вдруг напрямую ляпнул, и это было уже чересчур. Как тут не растеряться? Да надо же еще сообразить, чтобы ответить правильно, тоскливо подумалось Драко, сраженному осведомленностью Забини. — Давно я не слышал подобного бреда, Блейз. Может тебе пора отправиться в Мунго? Будь добр, объясни, что ты подразумеваешь под словом «завязывай»? Блейз почесал затылок а-ля Грегори Гойл и небрежно, как ему самому показалось, пояснил: — «Завязывай» — значит «заканчивай». И можешь даже не отпираться: я знаю про ваши встречи... ха-ха... под луной. — Вот за это «ха-ха» я зааважу тебя прямо здесь,— процедил Драко. — А Панси будет второй. — Не будь таким суровым, друг. Девушка влюблена в тебя до безумия. Вчера вот, когда ты прикинулся заболевшим и скрылся с вечеринки, она рыдала на моем плече. А вечеринка в твою честь, заметь, ну это, так, сантименты... Одним словом, Драко, мне не хочется терять друга в расцвете лет. — Не надейся: не потеряешь. Знаешь, я даже не буду спрашивать, что насочиняла Панси — а это она может — с ее богатым воображением! — Я бы не сказал, что она сочиняет, — осторожно перебил Забини. — Блейз, может поговорим после уроков? — то ли попросил, то ли потребовал вымученным голосом Драко, когда они уже подходили к кабинету Зельеварения. Тот утвердительно кивнул, как-то подозрительно быстро согласившись, и снова нацепил маску шута. У красно-желтых, дружно подпиравших стенку в ожидании урока профессора Слизнорта, оживленно: Уизли громко гнул что-то свое, Поттер, окончательно выйдя из образа, равнодушно возражал, а окружение то ли соглашалось с доводами рыжего, то ли опровергало их. Грейнджер — с отстраненно-возвышенным лицом — листала книгу. На фоне этих тупиц, мнящих себя волшебниками, она просто совершенство, вдруг с бухты-барахты пришло в голову Драко. Сделав вид, что не заметил плохо скрытого одиночества в глазах Панси Паркинсон, он стал протискиваться к дверям кабинета. А Блейз сопел в затылок. И умудрился то ли нечаянно, то ли специально — кто их, шутов, разберет — отдавить ноги зазевавшимся гриффиндорцам, вдохновив тех, таким образом, на нелестные эпитеты в свой адрес. — Отвали, милейший, — сдержанно посоветовал Забини верзиле Уизли, прицелившемуся было заехать неуклюжему слизеринцу в ухо. А затем уже с сочувственной улыбкой обратился к противоположной стене, подпираемой сосредоточенными слизеринцами. — Так и будете стоять, пока птицы не совьют на вас гнездо? — Это предложение или как? — в тон ему отозвалась Панси. На твоем месте я бы помалкивал, раздраженно подумал Драко, мысленно осыпая Панси нецензурными пожеланиями. — На подобные вопросы я принципиально не отвечаю, — парировал Забини и вместе с Драко вошел в кабинет. Вслед приятелям прозвенел жизнерадостный смех Паркинсон, правда, с незначительным оттенком истерики. На уроке замшелого Слизнорта, который прохаживался по кабинету, держа руки за спиной,(полагая, видимо, что это добавляет ему значительности) и не забывал при этом ласково жужжать в сторону общего любимца, Драко откровенно заскучал. «Любимец» пару раз изобразил подобие улыбки — вышло кривовато — и заглох. Забини, всегда готовый к веселью, передразнил физиономию Поттера. Крэбб, Нотт и девчонки намеренно громко засмеялись, а Драко с видом, будто его сейчас стошнит, отошел как можно дальше. Приелась ему эта клоунада. Профессор наконец-то закончил пояснения к очередному зелью и, выдержав паузу, (вот дешевый позер, поморщился Драко) объявил — с торжеством! — что студенты могут приступать к приготовлению отравы. Все как ополоумевшие бросились за ингредиентами. Драко с наплевательским видом замыкал шествие. Перед ним маячил безобидный Невилл Долгопупс. Оттеснив рохлю — нельзя же, в самом деле, быть хуже него — Драко нахватал необходимой дряни и стал высматривать стол без родных лиц Блейза и Панси. И такой нашелся довольно-таки быстро. Забини не удивился, увидев, что Драко направился к столу, за которым лихо наяривали Крэбб и Нотт. А вот Панси задело показное равнодушие Драко, и она в ярости зашипела что-то себе под нос. Оглянувшись через правое плечо, Драко мог созерцать радужную картинку: Поттер добавлял в котел нарезанные растения, а Грейнджер учительским тоном что-то вещала. Очень хочется узнать подробности, но только Крэбб усиленно сопит, не оставляя никакой надежды подслушать. Может, пригласить ее на свидание? Должен же он как-то отблагодарить за заботливое письмо. Не такая уж дурацкая мысль, если вздуматься. Или не стоит усугублять? Вон Блейз уже в покойнички записал: скорбит и унизительно-утешительные речи толкает — хочет спасти от смерти, которая присела у дверей. Так размышлял Драко, а пока размышлял, котел Нотта стал остервенело плеваться, стараясь угодить в лицо не только своему незадачливому хозяину, но и тем, кто находился поблизости. Потом настал черед Крэбба: из его котла повалил настолько густой и вонючий дым, что в считанные минуты заполонил кабинет и вынудил всех закашлять в унисон. А тут еще, как по заказу, недотепа Долгопупс опрокинул свое варево, обрызгав стоящего рядом Симуса Финнигана. У того вздулись пузыри размером со сливу — сердобольные Лаванда Браун и Парвати Патил кинулись утешать взвывшего одноклассника. Профессор Слизнорт кудахчущей курицей пытался разрулить ситуацию и успокоить тех, кто уже радовался сорванному уроку. Грейнджер, преисполненная чувством собственного достоинства (а может и превосходства), взмахивала палочкой, ликвидируя дымовую завесу. Какие-то умники из Гриффиндора что-то порекомендовали Крэббу. Кажется, сменить мозги. А самые, видимо, умные посетовали, что «было бы что менять». В этой общей невероятнейшей кутерьме и суматохе вырисовывалась некая возможность. Драко, оценив ситуацию, быстро нацарапал кривые строчки и каким-то странным углом подойдя к благодетельной Гермионе, вложил в ее руку огрызок пергамента. — Это было почти незаметно, поздравляю, — сказал чей-то знакомый голос прямо ему в ухо.