Через пять лет после окончания Второй войны…
Тихая водная гладь, отражающая солнечные лучи, сияла, словно большое зеркало. Вечнозелёный хвойный лес, что скрывал это место от чужих глаз, всё ещё слегка пугал, пряча за густорастущими деревьями самых разных диких зверей. Казалось, что время даже не коснулось этого места. Поместье с крепким фундаментом обещало простоять ещё минимум сто лет. Весенний ветерок заставил колокольчик, висевший на энгаве, мелодично зазвенеть. — Я рада, что вы нашли время навестить меня. — Молодая девушка сидела на мягком диване, осторожно придерживая за ушко расписанную лилиями чашку. Сервиз в синих тонах был данью уважения бывшему хозяину поместья. — Как дела в поместье Канао? — Всё замечательно. Мы закончили пристройку для нежити. Можем принимать первых пациентов. — Со времени подписания акта о помиловании парламент выдал не один десяток и других важных законов, связанных с нежитью. И одной из важнейших реформ стала медицинская. Ведьм стали приглашать в медицинские сообщества, помогать в исследовании изучения крови нечисти, что могла бы развить медицину. — Узуй-сан очень мне помог в этом, несмотря на свои хлопоты. — Канао осторожно поставила чашку на блюдце. — Я тоже помогаю чем могу, хотя из меня немного толку в ведении бизнеса. — Танджиро почесал затылок. За свою жизнь он только продавал уголь в своей деревне, но не имел ни малейшего понятия о тонкостях ведения столь шаткого фармацевтического бизнеса, как у семьи Кочо. Канао накрыла его ладонь своей. Тонкое золотое кольцо блеснуло на безымянном пальце. — Из тебя вышел прекрасный зять, Камадо-кун. Чего ещё я могу пожелать для своей маленькой Канао? — Шинобу-сан, вы меня смущаете. — Танджиро покраснел от слов свояченицы, отвернувшись. Его привлекла резьба камина и стоящие на нём фотографии. Единственное напоминание о прошлой жизни. Семейные фото на фоне поместья. Здесь и родители Шинобу, и Канаэ-сан, и маленькая Канао, что только прибыла в поместье. Были здесь и фотографии остальных ребят. Аой в медицинском халате угрожает скальпелем Иноске, ведь он без разрешения поднялся с постели, хотя ещё не восстановился после ранения. Незуко, что слепила копию старшего брата и Зеницу из снега в саду поместья. Генья, что выловил огромную хищную рыбину в Русалкином канале. И Шинобу со своими бывшими помощницами русалками на фоне поместья Томиоки. Завершал эту красоту огромный портрет, краска на котором давно поблекла от прямых солнечных лучей. Бывший хозяин поместья. Томиока Гию. — Шинобу, пожалуйста, не вгоняй Танджиро в краску. Теперь мне неловко. — Прости, Канао. — Кочо хихикнула. Пряди её пурпурных волос всколыхнулись от пробежавшего по комнате сквозняка. — Вы приехали не просто так проведать старушку Шинобу, верно? — Канао сильнее сжала ладонь мужа, собираясь с духом. У неё была важная новость, которую она собиралась сообщить сперва самому близкому человеку — своей сестре. — Шинобу, ты станешь тётушкой. — Канао ярко улыбнулась. Шинобу пару секунд не выражала никаких эмоций, будто эта новость её совсем не удивила. Но вскоре тоже ярко улыбнулась сестре. — О, Канао. Я вас поздравляю. Это такой важный шаг, завести ребёнка. Я очень рада. — Сама Шинобу не планировала выходить замуж, точно так же, как и заводить детей. Ей нравилась одинокая жизнь на отшибе в огромном поместье своей первой и единственной настоящей любви. — Но это ещё не всё. Мы решили, что назовём нашего ребёнка в честь сестрицы. Канаэ. — Теперь улыбка сошла с лица Кочо, делая её лицо невозмутимым, будто она глубоко задумалась. — Что-то не так? — Нет, ничего. Всё замечательно. Просто, вы не думали над другим именем для ребёнка? Слова Шинобу застали их врасплох. Камадо не знала, как ей реагировать. Она была уверена, что новость о том, что её дочь будет носить имя их старшей сестры, несомненно обрадует Шинобу. Но, видимо, это было далеко не так. — Шинобу-сан, не хотите ещё чая? — в комнату вошла девушка в красивой, цвета небесной синевы юкате. Даже под слоем одежд виднелся небольшой животик. — Аой-сан! — Танджиро поднялся на ноги, приветствуя её. Канзаки улыбнулась, поставив на стол поднос с чайником душистого жасминового чая. — Аой-чан, я не настолько беспомощна, как вы все думаете. Справиться с чаем я могу и сама. В твоём положении не нужно так много работать. — Я тоже врач, Шинобу-сан. И я знаю, сколько мне нужно работать в моём положении. Кстати, поздравляю вас двоих. Уверена, ваш ребёнок будет таким же выдающимся, как и его родители. — Но не таким, как Великий Иноске-сама! — Хашибира ввалился в комнату, бросив возле камина кучку дров. Его торс был оголён, а на левом боку под грудью виднелся шрам, полученный ещё во время войны. — А где Зеницу? Неужели утонул по пути? — Иноске засмеялся, скрестив руки на груди. — Зеницу и Незуко поехали в свадебное путешествие. — Танджиро обрадовался, увидев Иноске и Аой в добром здравии. От них не было ни слуху ни духу больше двух лет. Война закончиться не успела, как Иноске устремился странствовать. Аой не хотела оставлять свой пост главного врача поместья Бабочки, поэтому отпустила непутёвого парня одного. Но Иноске не заставил себя долго ждать и вернулся уже через пару месяцев, осознав, что ему не по душе путешествовать без Аой. Девушка согласилась, оставив свои обязанности на других врачей и медсестёр. А вскоре они вернулись в столицу с новостью о том, что поженились на родине Иноске. — Незуко хотела увидеть мир за дверцей своего ящика. — С принятием закона, разрешающего официальные браки с нечистью, Зеницу и Незуко быстро поженились и отправились покорять неизведанные уголки страны. На полученные после войны деньги они устроили настоящий тур по самым интересным местам. — И скольких детей мне придётся нянчить в итоге? — спросила Шинобу, принимая из рук Аой дымящуюся кружку. За столько лет она приспособилась держать чашку одной рукой и при этом не обжигаться. — Шестерых! — выкрикнул Иноске, ударив себя кулаком в грудь. Его искренняя улыбка напомнила то далёкое время, когда они играли в снежки во дворе академии, и Иноске так же улыбался и смеялся, зарядив Зеницу прямо в голову с первой попытки. — Ни за что! У нас не будет шесть детей! Мы не знаем, сможем ли с одним справиться! Ты с ума сошёл?! — закричала Аой, размахивая руками. Да, она мечтала о большой дружной семье, но шесть детей — это слишком даже для неё. — Ты бы не вышла за меня замуж, не будь уверена в том, что мне под силу воспитать шестерых наших детей! — возразил ей Хашибира, тыча в неё пальцем. Со стороны они были похожи на женатую пару куда больше, чем Канао и Танджиро. Бытовых ссор в их жизни почти не было, в отличие от жизни супругов Хашибира. — Это не так работает! Боже, иногда мне кажется, что тебе всё ещё шестнадцать! — Но вам всем и правда всё ещё шестнадцать. — Шинобу сделала глоток. Горячий чай приятно грел горло. — Для меня вы всё ещё дети, что только вчера получили свои первые катаны охотников. Даже через пять, десять, пятнадцать лет, вы будете теми же детьми, что были втянуты в бессмысленную войну, что должна была вас обойти. — Мы будем последним поколением, которое затронула война, Шинобу-сан. Благодаря вам, наши дети и внуки смогут жить в мире, где нет ненависти к нежити только потому, что они нежить. — Аой всегда казалась самой мудрой среди их компании, несмотря на свои молодые годы. — Было бы замечательно, будь это так на самом деле. — Кочо легко улыбнулась. Запало долгое молчание. Грустно вспоминать те дни. Дни победы и скорби по погибшим. Шинобу особенно болезненно переживала это. Она потеряла слишком много дорогих ей людей. И порой по ночам она плакала, прижимая к себе банку с пеплом. Всем, что осталось от её дорогого друга. — Прошу прощения, Шинобу-сан, но нам нужно успеть вернуться в город дотемна, — Танджиро нарушил молчание, подав руку жене. Она вложила в неё свою маленькую ладонь. — Я была очень рада, что вы приехали ко мне и сообщили такую прекрасную новость. О, и Канао… — Девушка повернулась к сестре, смотря прямо в её ярко-фиолетовые глаза. — Ты всё-таки подумай над вторым именем. Вдруг будет мальчик? — бывшая охотница подмигнула, улыбаясь. — А… да, хорошо, — Канао слабо кивнула. — Большое спасибо, что приютили нас, Шинобу-сан. Обещаем наведываться почаще. — Танджиро поклонился. Шинобу улыбнулась и ему, стоя босиком на энгаве. Колокольчик продолжал звенеть. Прощаясь с Аой и Иноске, Канао обняла каждого из них по очереди. — Я буду ждать вашего визита. — Шинобу махала рукой, смотря, как Танджиро помогает Канао забраться в лодку. — Берегите себя!***
Проезжая в карете по главной улице, Канао глубоко ушла в свои мысли и не сразу поняла, что Танджиро уже несколько раз окликнул её. — Что-то не так, Канао? Плохо себя чувствуешь? — Его мозолистые пальцы как можно нежнее сжимали её тонкую ладонь. — Нет, — девушка покачала головой. — Просто… Шинобу была так рада, когда я упомянула о том, что у нас будет ребёнок, а когда сказала, что мы назовём её в честь Канаэ-сан… она резко сказала, чтобы мы выбирали второе имя. Это так странно. — Шинобу-сан просто беспокоится. Никто ведь не знает, мальчик или девочка. Лучше перестраховаться. — Думаю, ты прав. Я просто себя накручиваю. — Канао облегчённо выдохнула. Танджиро всегда мог найти логическое объяснение каждому событию или поступку. — Тогда выбери ты. А то я свалилась на тебя с именем для дочери, как снег на голову. Справедливо, если ты выберешь имя для сына. — Хм… Это сложно. Мне нужно хорошо подумать. Для него нужно особенное имя. Что-то значащее, но не кричащее. — Танджиро задумался, приложив руку ко лбу, словно статуя мыслителя. Спустя пару минут парень просиял. — Придумал! Сумиёши! Его будут звать Сумиёши! — А, от слова «древесный уголь». — Именно. Я полжизни продавал уголь, чтобы в итоге оказаться здесь. Там, где и должен быть. — Камадо сплёл свои пальцы с пальцами жены, смотря на неё самым нежным взглядом, на который только был способен. — Это очень мило, назвать сына в честь угля, Танджиро, — Канао прыснула от смеха, убирая мешающую прядь волос за ухо. — Прости, Канао, это первое, что пришло в голову… — Всё в порядке. Здесь, у меня под сердцем, либо маленький цветок, либо маленький уголёк, которым предстоит прорасти и воспылать. Карета остановилась, и Танджиро подал Канао руку, помогая спуститься. Небольшие каблучки стучали по выложенной камнем дороге. Девушка бросила взгляд на торгующую цветами старушку и увидела знакомую фигуру, выбирающую между тюльпанами и хризантемами. Канао окликнула молодого человека, и он повернулся, махая ей рукой в ответ. — Генья-кун! Как я рада тебя видеть! — Шинадзугава слегка покраснел от излишнего внимания к своей персоне, но, увидев подходящего к ним Танджиро, выдохнул. — Выбираешь цветы своей девушке? — Я хочу загладить вину. Я обидел Розе́ и не хочу, чтобы она злилась на меня. К тому же её отец грозился сделать из меня коврик в свой кабинет, если я посмею хоть как-то её расстроить, — обречённо изрёк Генья, бросив взгляд на аккуратные букеты. Первая и единственная дочь Узуя была дикой смесью аристократизма отца и вспыльчивости матери. Её мнение касательно чего угодно менялось со скоростью света, а предпочтения могли измениться по десять раз на день. И на этой же почве они и поссорились. Розе́ не могла пить кровь из-за редкой вампирской патологии — аллергии на кровь людей. Поэтому была вынуждена пить кровь животных. Особенно ей нравилась кровь кроликов, но неделю назад она учинила скандал, потому что ей разонравилась эта кровь, и Генья должен был принести другую. Они сильно повздорили, и девушка вернулась в родной дом. У Геньи до сих пор перед глазами стоит выражение её лица, злобный взгляд красных глаз, и как блеснули её серебристые кудри, когда она закрыла за собой дверь его дома. — Узуй-сан только кажется злым, но на самом деле он просто беспокоится о благополучии своей дочери. Ты ему нравишься, Генья-кун. Просто помирись с ней, и всё будет хорошо. И возьми красные розы. Они ей нравятся. Одна из немногих постоянных вещей, что ей нравится. — Канао указала на красивый букет из кроваво-красных роз. — Молодые вампиры непостоянны. Уж поверь, мы с такими работаем. — Танджиро по-дружески похлопал Генью по плечу. После неудачи с Незуко Шинадзугава долго не хотел открывать своё сердце девушкам, но встретив Розе́, мгновенно расцвёл. — Она оттает, вот увидишь. Ты ей не безразличен. — Танджиро криво улыбнулся. Дочь Узуя души не чаяла в своём парне, была приветлива с Канао, а вот его самого на дух не переносила. Причину, естественно, никто не знал. — Будь уверен, ты самое постоянное в её жизни, Генья-кун. Удачи тебе. У вас всё будет хорошо. — Спасибо, Канао-сан, Танджиро-сан. И кстати, поздравляю. — Генья улыбнулся, а Канао машинально коснулась живота. Девушка улыбнулась ему. Дети — очень важная для Геньи тема. Его детство не было радужным, но он не растерял человечность и сострадание. И любовь к детям тоже. В свободное время он помогал присматривать за сиротами, ведь понимал, каково это — быть без родителей. — Береги себя, Генья-кун. — Помахав другу, под руку с мужем Канао спустилась вниз по улице, сворачивая прямо к поместью семьи Кочо. За последние пару лет город отстроили заново и сделали даже лучше. Стены, возведённые вокруг города, всё ещё нерушимо охраняли жителей столицы. Пускай главная опасность и миновала, остались ещё те, кто был верен идеалам Верховного, и остатки корпуса отлавливали их и судили. Корпус ещё какое-то время функционировал и исполнял свои прямые обязанности защиты людей от нечисти, но вскоре его включили в состав полиции города. Академия была закрыта. Не было нужды в наборе новых юношей и девушек на роль истребителей нежити, ведь новые законы гарантировали мир и спокойствие между двумя мирами. Академия превратилась в огромный музей истории охотников, который мог посетить любой желающий. И любой желающий мог попытаться вытащить из камня известный меч Солнца. Часть академии, а именно тренировочные площадки и общежития, выкупил молодой преподаватель и превратил их в додзё, где и продолжал обучать юных мечников всем тонкостям и хитростям владения катаной и ведения боя как настоящий истребитель. Город продолжал процветать, как и вся страна в целом. Но кое-что оставалось неизменным на протяжении многих лет… Сиреневые цветы глицинии, что росли на семейном кладбище, всегда успокаивали её. Стоило только глянуть на развевающиеся лианы с цветами, как все тревоги уходили. Канао смела упавшие листья с могильной плиты и помолилась. Несмотря на такую нелюбимую традицию, она надела пышное белое кимоно, а причёску закрепила шпилькой из чистого золота как память о Тамаё. — Здравствуй, Канаэ-сан. Прости, что не приходила раньше. Мне столько всего хочется тебе рассказать. — Канао покрутила кольцо на своём пальце. — Мы с Танджиро поженились и ждём ребёнка. Аой уже на пятом месяце. Они с Иноске всё ещё иногда ругаются, но я уверена, они будут прекрасными родителями. Незуко и Зеницу поженились в начале года. Зеницу расплакался, когда Незуко сказала, что выйдет за него, и ревел ещё полчаса после этого. — Она засмеялась, вспоминая, как Зеницу делал предложение Незуко прямо на глазах сотни человек, приглашённых на день рождения Танджиро. — Шинобу-сан всё так же винит себя в том, что случилось. Я не знаю, как ей помочь, но думаю, этот крест она должна нести одна. — Ветер приятно щекотал шею. Пахло цветами и грустью. — Игуро-сан восстановился после ранения. Я не знаю, где он сейчас, но уверена, он найдёт время, чтобы посетить твою могилу. — Обанай покинул больницу сразу, как узнал, что риска для жизни нет. В городе его с тех пор никто не видел, а его дом на окраине пустует и по сей день. — Хотя ты, наверно, и так всё знаешь… Всё ли у вас хорошо?***
Постиранное бельё покачивалось на ветру, разнося запах свежести и чистоты на много миль вперёд. Дорожка из круглых отполированных камней вела к небольшому поместью. Девушка, чьи чёрные волосы были заплетены в массивные косы, продолжала развешивать бельё, пока маленькая девочка трёх лет резвилась рядом с ней, переплетая маленькими пальчиками цветы, сорванные на поляне. Услышав скрип калитки, девчушка повернула голову, а уже через мгновение неслась со всех ног через двор. — Обанай! Дядя Обанай! — Парень подхватил девочку на руки, обнимая. У неё были красивые глубокие глаза цвета неба, как и у её матери. — Мама! Дядя Обанай пришёл! — Вот ведь неугомонная! Что я тебе говорила в прошлый раз? Дядя Обанай приходит уставший, и не нужно вешаться ему на шею каждый раз, как видишь его. — Девушка упёрла руки в боки. Её горчичного цвета юката с узором из цветов по краю была заляпана брызгами воды. — Всё в порядке, Хикари. Я не устал и могу поиграть с ней. — Парень опустил девочку на землю и присел рядом с ней на корточки. — Покажешь мне свои игрушки? — С неподдельным восторгом девчушка закивала головой, несясь как угорелая к дому. — Осторожнее, Мицури! Не бегай по дому! Она совсем неуправляема… — Как и её мать. — Игуро сделал шаг по направлению к дому, чтобы проследить за крестницей. — С каждым днём она всё больше похожа на тебя, Хикари. — А как иначе. Кроме меня, у неё никого нет. — Девушка вернулась к развешиванию белья. Расправляя простыню, она проигнорировала его укоризненный взгляд. Смерть её мужа была табу в их семье, но рано или поздно Мицури вырастет и начнёт задавать вполне логичный вопрос: «А где же папа?». — Не смотри на меня так. — Как так? — Обанай видел, как Мицури бегает по энгаве, вынося на улицу все свои игрушки и расставляя их в каком-то известном только ей порядке. — Будто всё понимаешь. — Хикари закончила развешивать последнюю простыню. — Я благодарна тебе, что ты помогаешь мне после смерти Хаиро. Но тебе не нужно пытаться заменить ей отца. — Хикари быстро вышла замуж за того, кого выбрал ей отец, и не сильно-то сопротивлялась. Но её муж заболел туберкулёзом и рано умер. Их дочери тогда было только пару месяцев. Хикари получила в распоряжение дом и некоторую сумму денег на содержание ребёнка от родителей мужа. Они изредка посылали письма, чтобы узнать как здоровье их внучки. О самой Хикари ни слова. — Я не пытаюсь заменить ей отца, Хикари. Мне достаточно того, что я могу просто время от времени приходить сюда и видеть вас двоих. Я никогда не хотел становиться на его место. Мне нравится моя нынешняя роль. И пускай всё так и останется. — Мицури закончила выносить все игрушки и расставлять их в один длинный ряд. — Даже не предложишь молодой вдове выйти за тебя ради её благополучия? — Обанай остановился, смотря, как девчушка наводит последний марафет куклам. — Когда-то я уже отдал своё сердце ей. Она единственная, кому я мог бы предложить выйти за меня. А чтобы я был рядом, тебе не нужно привязывать меня клятвой брака. Я всегда буду здесь. С тобой. И с Мицури. Когда-то моя подруга Канаэ сказала мне: «Совершая ошибки, даже самые ужасные, влекущие за собой смерть, мы всегда имеем право на искупление…». И у каждого оно своё. Моё искупление таково. — А та женщина, которой ты помогал? У неё тоже своё искупление? — Шинобу-сан многих потеряла из-за войны и изо всех сил старается сохранить то, что осталось. Но в отличие от меня, её всё равно окружает одиночество. Хотя она всегда старалась отвернуть от себя всех. В конечном счёте всех, кто пытался стать ей другом, ждала ужасная участь. Но есть вещи страшнее смерти. И Шинобу это знает.