***
Арья преследовала Тихо Несториса мягко и неотступно, как тень возмездия. — Это не я, — банкир коротко оглянулся через плечо и ускорил шаг, — не моя идея. Он держал дистанцию, удаляясь прочь по лабиринту серых стальных коридоров линкора «Утеро Залине». Шагая мимо пожарного щита, Арья на ходу забрала оттуда топор. — Давайте обойдёмся без резни, — предложил Тихо Несторис. — Лазарет без нас забит. Поначалу она приняла те слова Сансы о новых Лианне и Рейгаре за семейные шуточки, а потом протрезвела и как поняла. Браавосийцы спланировали это дерьмо давным-давно. Не просто так её назначили охранять Грифов. Какая глупость, как можно было поверить в такую лажу. Её вообще не охранять их назначили; может, даже вычеркнули из списков Чёрно-Белого Дома сразу по отбытию из Браавоса. Они назначили её Лианнозаменителем при Рейгарозаменителе — вот где правда. Только оповестить забыли. — Подумайте, что в этом дурного? — На повороте лампочки подсветили извечный цилиндр и козлиную бородку Тихо Несториса. — Только польза для всех. Монотонный гул корабельных машин вдруг перекричала сирена: протяжное повторяющееся «Т-Т-А-А-А-А», к которому спустя пару секунд присоединился электрический звонок, похожий на школьный. — Вот, — банкир воздел руки к потолку, стараясь быть громче гадких звуков, — столько шума из-за вас, юная леди. Всё вокруг враз засуетилось, застучали по настилам и трапам множество ботинок. Навстречу промчался один матрос, затем другой, потом целая вереница тёмно-синих рубашек. Арья и Тихо Несторис вжались в стены, пропуская неиссякающую толпу. Десятидюймовая чашка сирены продолжала неистовствовать. Рядом с ней большими красными буквами было написано:ОБЩАЯ ТРЕВОГА
ПО СИГНАЛУ ЗАНЯТЬ БОЕВЫЕ ПОСТЫ
— Что происходит? — Из раскрывшейся двери показался Эйгон. Он поглядел влево, вправо и остановился на Арье. Ему повезло — их разделял поток моряков. Топор он тоже заметил. — Ты знал. — Дождавшись просвета в цепочке бегущих, Арья указала обухом на Эгга. — Вы сами хотели вернуться на родину, мисс Старк, — оказавшись в относительной безопасности, Тихо Несторис заговорил более откровенно. — Так почему бы не совместить желаемое с полезным для наших стран? Видимо, благодаря его подсказке Эйгон понял, о чём речь. — Не совсем, — уклончиво ответил он через новую порцию бескозырок и противогазов. Арья сурово вскинула брови и оскалилась. — Я не пытался тебя соблазнить или как-то использовать в своих целях. Честное слово кронпринца. — Эйгон нацепил максимально серьёзную мордашку из своего арсенала. «Т-Т-А-А-А-А-А-А» — заорала на короткое время примолкшая сирена. Школьный звон не прекращался с момента запуска. Эйгон попросил: — Будь добра, верни топор на место. Похоже, начинается битва. В подтверждение его слов бабахнули орудия главного калибра. Залп вышел таким громким, что у Арьи заложило уши. — Адмирал Престайн ничего не говорил про учебные стрельбы, — возмутился Тихо Несторис. «БАМ!» — снаружи выстрелили пушки носовой башни, и почти сразу — кормовой. Арье показалось, что не только «Утеро Залине» ведёт огонь: где-то далеко тоже загромыхало. Тихо Несторис крякнул, потирая ухо. Эйгон поморщился, встряхнул волосами и покинул дверной проём. Затор в коридоре рассосался, хотя отдельные моряки ещё пробегали туда-сюда. — Поговорим об этом позже, — пообещал Эгг, останавливаясь перед Арьей. — Сперва узнаем, кто там собрался нас утопить.***
Силуэт всадника проскользил мимо брошенной пушки, и Рейгар не стал его окликать. Вместо этого он сразу потянулся к кобуре, вот только револьвера в ней не оказалось. И в руке его тоже не было. Ножны на левом боку пустовали. Куда подевалось оружие? Рейгар помнил, что после падения с Рональда всё осталось при нём — и сабля, и револьвер, правда, пустой. Кавалерист остановился в трёх шагах, и Рейгар заранее знал, что никакой это не гусар. В первую ночь это был отец, во вторую — Элия. Они попрекали его и стреляли, а он ничего не мог поделать. Даже убежать. Как будто врастал по колено в промёрзшую землю. Теперь Рейгар со страхом гадал, кто приедет к нему на третью ночь. Умереть он не боялся — скорее, страшился увидеть однажды Лианну или Джона Коннингтона на месте винтерфелльского драгуна. — ...Уйди из её головы, — потребовал всадник. На его ногах краснели революционные шаровары. — Ты прошлое. Ты должен уйти. Рейгар опешил от наглости шаровар. Да кто он такой, чтобы выдвигать ультиматумы вестеросскому наследнику? Открыл рот, намереваясь высказать всаднику всё, но тут с небес грянула сирена: «Т-Т-А-А-А-А!». И Трезубец двадцатидвухлетней давности выплюнул его обратно в лазарет линкора «Утеро Залине». — Кто это был? Поворачиваясь на голос, Рейгар мог видеть только прикрытые одеялом ноги Коннингтона. Все соседи так и лежали — головами в разные стороны. «Чтобы дыхание не перекрещивалось», — объяснил судовой врач. На третьи сутки плавания размещать заражённых миэринкой членов экипажа стало негде, а запасы аспирина и кодеина иссякли. Рейгар решил, что если так пойдёт и дальше, к моменту прибытия в Королевскую Гавань браавосийская эскадра полностью потеряет боеспособность. — Я снова не могу тебя защитить. Прости, — сказал Коннингтон. — Ты не можешь защитить меня во сне, — успокоил его Рейгар. — Это были красные шаровары с вокзала. Коннингтон закашлялся. — Я хотел бы защищать тебя везде. Даже во сне. Даже в другом мире. Сам Рейгар чувствовал себя неплохо — жар спал, и кровь носом больше не шла, зато приступы кашля ещё случались, а голова иногда болела так, словно в глазницы и уши вбивали сваи. Он всегда считал себя крепким человеком и по молодости легко переносил грипп, но эта эпидемия была чем-то особенным. — Не кашляй так, — попросил Рейгар. — Ты сломаешь себе рёбра. Вчера вечером он слышал, как медики обсуждали кровопускания, мышьяк и даже клизмы из подогретого молока для предупреждения пневмонии. Рейгар твёрдо вознамерился покинуть лазарет до того, как все лекарства и процедуры будут опробованы на практике. — Пожалуйста, выключите сирену! — кричал кто-то на браавосийском валирийском. «Т-Т-А-А-А-А-А», — издевательски запело из коридора. — Я ужасно завидовал Элии и Лианне, — сказал Коннингтон. — Ты был слишком хорош для них. Особенно для Элии. Рейгар отбросил пропитанную потом простыню и сел на койке. В лазарете почему-то пахло смертью, хотя мертвецов тут не держали — сразу предавали морю. — Завидовал, — повторил Коннингтон. — Ведь они могли тебя любить и быть рядом. А я — нет. — Чепуха, Джон, — Рейгар кашлянул скорее по привычке, чем по необходимости. — Ты чудесный друг, который всегда был рядом. — Друг. — Кончики пальцев и лицо Коннингтона были жутковато синими. — Помнишь наше путешествие в Волантис и Пёстрые горы? «Легенду Ройны?» Наши псевдонимы? Рейгар покивал. — Гриф Шторм и Дрэгон Уотерс, да. Было весело. — Я слабак и фантазёр, — с горечью выдавил Коннингтон. — Думал, что откроюсь тебе, когда мы окажемся одни в пятнадцати тысячах футов над землёй. Грезил, что ты скажешь: «Я тоже, Джон»... И мы больше не вернёмся в Вестерос. Отправим в пекло Элию, все наши титулы и страну, где мужчины не могут любить друг друга. Но ничего этого не случилось... Ведь я просто мечтал. «БАМ!» — Рейгар чуть не свалился на пол, и вовсе не от грохота главного калибра. — Прошу, не стреляйте! — молил тот самый больной. «Ты слеп, Рей, — говорила Лианна. — Лорд Джон сочтёт за счастье прикрывать твою задницу. Даже при том, что ничего большего ему не светит». Вот что она имела в виду. В уши Рейгара забивали сваи и проворачивали в глазницах штыки. Джон, Джон. Столько ждать и надеяться впустую. Оставаться верным, не имея шансов быть понятым. Может, зря он считал молодое поколение пропащим? Возможно, Арья Старк была права, и ничего дурного в этом действительно нет? Рейгар осторожно встал на ноги, возвышаясь над рядами отгороженных простынями коек. Голубые глаза Джона Коннингтона грустно и преданно смотрели снизу вверх. — Я тоже. — Рейгар наклонился к его кровати и понизил голос. — Люблю не так, как ты меня, но тоже люблю. И ценю. Ты не должен был стесняться. В любви нету ничего дурного. Медики куда-то подевались — наверное, отправились выяснять причину тревоги. Воспользовавшись случаем, Рейгар нетвёрдым шагом двинулся к выходу сквозь смрад, залпы орудий и трезвон боевой сигнализации. — Ради всего святого! — Больной моряк зажимал уши ладонями. — Прекратите! Некоторые ворочались и поднимались, и суставы их хрустели, как сухое печенье. Когда Рейгар выбрался на свежий воздух, всё было кончено. На палубах и площадках «Утеро Залине» тёмно-синяя людская масса поздравляла друг друга с победой. Сотни скопившихся внизу моряков прильнули к фальшбортам и следили, как под серым небом на горизонте полыхает такой же большой линкор. Охваченный пламенем от носа до кормы корабль кренился на левый борт, и громовые раскаты взрывов разносились над волнами. Повернув голову, Рейгар встретился взглядом со старшиной браавосийской морской пехоты. Его карие глаза смотрели в промежуток между слоями марли и оливковым шлемом-тазиком. — «Эстермонт», — объяснил старшина. — Вестеросские революционеры. Конечно, артиллерийская дуэль была короткой: опытные браавосийские канониры накрыли революционных матросов Красной Королевы первыми же залпами. Рейгар очень вовремя вспомнил, что сама Лианна находится в Королевской Гавани. Иначе его охватила бы паника. Отделившийся от строя эсминец на всех парах двигался к погибавшему противнику. Сирена смолкла, и вместо неё заработала громкая связь: адмирал Престайн приказывал экипажу не толпиться попусту и возвращаться на свои посты. Рейгар последовал его совету — вернулся на свой пост. Улёгся так, чтобы его голова оказалась напротив головы Джона Коннингтона. Пускай дыхание перекрещивается. — Они потопили линкор мятежников, — поделился он новостями. — Скоро мы будем в Королевской Гавани. И не вздумай помирать. Не для того ты прошёл весь путь, чтобы какие-то микробы его перечеркнули. — Нет-нет, — пробормотал Джон. Рейгару показалось, что впервые с момента их встречи Коннингтон улыбнулся по-настоящему. Вымученно из-за болезни, но чертовски по-настоящему. — Твоё присутствие даёт мне силы. И я ни за что не умру, пока снова не увижу Таргариенов в Королевской Гавани.***
Над Роузгейт висела странная, непонятная тишина. Оглядевшись, королева спрыгнула с подножки и цокнула каблуками ботинок, как кавалерист на плацу. Загрохотали, откатываясь на роликах, двери теплушек. Одна правительственная газета пустила слух, будто Красная Королева передвигается по Вестеросу в пломбированном вагоне, и это было очередное ланнистеровское враньё. На самом деле в пломбированном вагоне ездил Чёрный Балак. — Я ожидала как минимум рабочий митинг в свою честь, — призналась королева, пока летнийские боевики выбирались наружу сами и помогали товарищам выгружать разные тяжёлые штуки вроде пулемётов. Она привыкла, что надписи «КРАСНАЯ КОРОЛЕВА ИДЁТ» встречают её повсюду, однако в Кай-Эль до сих пор не заметила ни одной. Зато поверх расписания поездов было наклеено грозное объявление:ШТРАФ 500 ЛЬВОВ
ИЛИ ТЮРЕМНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЗА КАШЕЛЬ ИЛИ ЧИХАНИЕ С НЕПРИКРЫТЫМ РТОМ
Королева прочитала это, заинтересованно почёсывая подбородок. Сзади вызывающе покашлял Балак. Сопровождаемая свитой, она молча вышла на площадь перед вокзалом, и там пролетарских масс тоже не наблюдалось. Только немного автомобилей, крытая повозка с красной семиконечной звездой и разобщённые прохожие, которые шли по своим делам и смотрели на королеву с непониманием утомлённых. Монументальная гранитная коробка Главпочтамта стояла там же, где королева попрощалась с ней двадцать два года назад — все три высоких этажа, портик с шестью колоннами и статуями поверху. Переходи улицу и захватывай. — Зря кашлял, Балак, — сказала королева. — За тобой прискакали. Со стороны Систерс-авеню из-за Главпочтампта выехали трое серо-зелёных всадников — с виду армейский патруль. «ДОН-ДОН-ДОН», — на холме Висеньи ударили колокола мятежа. Крайний патрульный выкрикнул что-то и осадил коня, но винтовка висела у него за спиной, и быстро ей воспользоваться возможности не было. Несколько боевиков Балака открыли огонь почти одновременно; королева лишь присела на колено, чтобы не загораживать им сектор обстрела. Захваченные врасплох на пустынной улице, всадники оказались лёгкими мишенями: двоих пули срезали сразу, а третьего — когда он пытался скрыться за поворотом. Единственная уцелевшая лошадь проскакала мимо, и странная тишина вернулась на Роузгейт. — Двенадцать ноль-ноль. — Королева поднялась с колена. — Приступим.