***
— И таким образом мы видим, что…- заунывно бубнил профессор. Лин прикусила губу, вглядываясь в расчёты. Перевела взгляд на тетрадный листок в клетку, разрисованному всякими пометками и формулами. Ещё раз вперилась взглядом в расчёты на доске. И наконец, резко задрала руку, в очередной раз сочувствуя обладательницам малых габаритов — они совершенно незаметны в больших помещениях. — Профессор Эниррем, вы там ошибку допустили, — наконец, крикнула она, жалея, что у Арси довольно тихий голос. Рявкни тут она своим басом, все бы затихли. Мужчина остановился и непонимающе взглянул на неё своими чуть прищуренными голубыми глазами. Недоумение на его вытянутом лице сменилось раздражением. — Миссис Пакс, прошу заметить, что при ваших знаниях предмета… — Пятая строчка, — не сдавалась Лин.- У вас там теряется сорок две стотысячных, из-за чего в восьмой строчке игрек с двойным штрихом не равен предполагаемой единице, а в двенадцатой строчке из-за этой ошибки вы получите полную несуразицу. Лицо профессора ещё больше вытянулось и побледнело, как мел. Он нервно пробежался глазами по записи, потом развернулся и гневно взглянул на наглую девицу. — Чтобы вы знали, Пакс, — заскрежетал он, стараясь не сорваться на крик.- Согласно формуле Друмма, которую признал весь научный мир! Лин фыркнула и встала так, чтобы их с профессором диспут точно был бы всем виден. В душе у неё клокотало от праведного гнева — уж если в чём она и соображала, так это в продвинутой теоретической механике, и такая вопиющая безграмотность вызывала у неё искреннее возмущение. — Не в обиду вам сказано, профессор, но около десяти лет назад мисс Оуорш доказала несостоятельность формулы Друмма. А через год мистер Экк вывел новую, усовершенствованную формулу. Но и это не всё. Пять лет назад мадам Гэзжи вывела на данный момент самую точную формулу для вычисления известной нам проблемы, и весь научный мир…***
Арси стояла, прислонившись к металлической двери и смотрела на то, как падает снег. Грязные хлопья облепляли мостовую, и люди старались как можно быстрее спрятаться в помещении, чтобы не испачкаться. Но всё же снегопад всегда завораживал её и будто бы возвращал в детство… Прежде чем мозг успел что-либо додумать, тело с лёгкостью рванулось прочь от покрытой инеем двери и закружилось будто в вальсе. А снег падал, оседал в тёмных кудрях и быстро таял. И на душе вдруг стало так легко, так свободно, будто ничего и не случилось. Мир вдруг вновь превратился во что-то огромное и неизведанное, совсем как в детских мечтах. Должно быть, люди бы сочли беззаботно кружащуюся под снегопадом великаншу сумасшедшей. Но только вот никому в сущности не было до этого никакого дела — все спешили куда-то, надеясь не сильно промокнуть и испачкаться. Поэтому громадную фигуру в заплатанной одежде все просто оббегали и продолжали свой запланированный путь. Совсем как шестерёнки в механизме, исполняющие каждый своё предназначение, но в целом вписывающиеся в общий вальс таких же шестерёнок. И лишь смуглая кудрявая культуристка, будто поломанная деталь, будто вращающийся в обратную сторону маховик, разбавляла это однотонное движение. Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем Арси, уже чувствовавшая себя ледяной статуей, вернулась в котельную, еле переставляя негнущиеся ноги.***
— Пакс!!! Что это значит, Юникрон тебя подери?! Лин даже не вздрогнула от неожиданности — она привыкла к резким пискам-визгам, прожив со своими милейшими родственницами: и матушка, и сестричка отличались редкостной громогласностью. Поэтому она неспешно развернулась и столкнулась нос к носу с худощавой косоглазой девицей с розовыми кудрями. — Что случилось? — спросила она невозмутимо, глядя на трясущуюся от злости однокурсницу. — КАК! ТЫ! ПОСМЕЛА?!— заверещала девушка, пылая от гнева.- Как ты, никчёмная идиотка, посмела перечить профессору Эниррему?! Как у тебя — ничтожества — хватило наглости выставить его полным идиотом?!!!!! Лин скрестила руки на груди, стараясь сдержать усмешку. Выслушивать всё это для неё было обычным делом — за тридцать лет она уже привыкла не просто молчать и терпеть, но и мысленно готовиться к язвительному ответу «по достоинству». Вот и теперь она вылавливала из всей этой словесной бурды суть, заранее готовясь выдать бронебойный ответ. Дождавшись, когда скандалистка выдохнется, Лин фирменно улыбнулась (правда, тело Арси в таких случаях не выглядело и вполовину не так зловеще) и заговорила: — Во-первых, если человек не прав, то ему стоит указать на ошибку. Особенно, если это профессор. В противном случае он не только сам остаётся невеждой, но и распространяет своё незнание среди доверчивых юных умов. А во-вторых, разлюбезная, я попросила бы вас следить за своим лексиконом, ведь, насколько мне помнится, мы с вами на брудершафт не пили. — Чего? — опешила собеседница, не ожидавшая от дурёхи-сокурсницы, пробившейся в их прекрасный ВУЗ через спорткафедру, столь связанного текста. — Должно быть, вам чрезмерно трудно даётся восприятие столь высокопарной речи? — Лин, продолжая ухмыляться во все тридцать два, резко схватила сокурсницу за руку и припёрла её к стене.- Тогда переведу на ваш родной язык: базар фильтруй, я тебе не шестёрка, ясно? — Я-ясно, — промямлила девушка и ужом вывернулась из захвата. Она, стараясь сохранять гордость, прошла по коридору. Смешки и косые взгляды однокурсников «красотка» встречала лишь презрительным фырканьем. Дойдя до больших дверей, она обернулась и крикнула: — У тебя будут огромные неприятности, Пакс! Когда моя мама узнает об этом… — Вся дрожу, — хохотнула Лин и вернулась к чтению учебника.