Чем разбавить трудовые будни

Приглушенный свет множества ламп играет на мокрой после душа груди капитана Кирка. Встречать в таком виде старшего помощника — вопиющая непрофессиональность, но для них эти границы давно уже не имеют значения. Они стали семьей еще до того, как стали любовниками. — Я могу для вас что-нибудь сделать, капитан? — Во время смены Спок предпочитает сохранять субординацию, Кирк — не всегда. — Например? — Ласковая улыбка, а в глазах — чертята. Кирк не может не флиртовать, это, можно сказать, его образ жизни. Спок подходит к нему почти вплотную, заставляя того задрать голову. Улыбка сменяется вызовом: «Ну, давай, чего ты ждешь? Мы оба знаем, чего ты сейчас хочешь». Это правда. Спок давно научился признавать свои желания, какими бы нелогичными они не казались, — и именно Кирк ему в этом помог. Он зашел к капитану по работе, но увидел его, полуобнаженного, спокойного и довольного, и решил, что возместит службе эти несколько минут позже. Он кладет ладони на влажные бедра, не отрывая глаз от родного лица, проводит мизинцем под полотенцем. Одно незаметное движение, один удар сердца — и полотенце летит на пол. Выражение лица обоих не меняется. Спок стоит полностью одетый перед своим абсолютно обнаженным капитаном. Он опускается на колени. Кирк выдыхает и кладет ладони ему на плечи. Спок поднимает его почти вставший член и мягко обхватывает губами яичко. Кирк пахнет мылом и кожей. Спок втягивает яичко в рот и поглаживает кончиком языка. Пульс у Кирка учащается, ладони на плечах Спока чуть напрягаются. Он молчит. Они давно уже сказали друг другу все, что нужно, давно научились ласкать друг друга. Спок облизывает второе яичко, тянется языком дальше, к анусу, вжимается носом в мошонку. Кирк, мелко дыша, расставляет ноги шире. Спок гладит кончиком языка чувствительную кожу между анусом и мошонкой, еще раз проходит губами по яйцам, потом широко и с силой проводит языком по всей длине члена. Кирк гладит его по волосам и затылку, не сильно, не пытаясь руководить или направлять, а ласково и с благодарностью. — Да, вот так. Ну же. Спок сжимает в ладонях прохладные после душа ягодицы и одновременно берет в рот головку члена. К этим ягодицам Спок отнюдь не равнодушен. Крепкие от регулярных тренировок и непростого образа жизни, загорелые, потому что этот человек никогда не стесняется загорать нагишом; Спок однажды посвятил четверть часа тому, что кусал их, вылизывал и втягивал в рот кожу. Оставшиеся после той ночи синяки Кирк нелогично отказался убирать дермальным регенератором. Спок, дразня, посасывает головку, а потом вбирает член во всю длину. Кирк испускает в потолок протяжный стон. В постели Кирк всегда ведет себя громко; что Спока восхищает в этом человеке, так это его умение получать удовольствие, отдаваться наслаждению легко и без остатка. В другое время Спок поразмышлял бы о цельности натуры своего капитана, но сейчас он, установив ровный ритм, стремительно ведет любовника к оргазму. За мгновение до, Спок отстраняется и встает. Кирк теряет равновесие и хватает его за плечи. Смотрит обиженно и потерянно: он уже не здесь, он был на полпути в сияющие дали блаженства, когда его так грубо вернули на землю (Метафоры, но Спок втайне любит земные метафоры. Втайне ото всех, кроме Кирка). Спок спокойно расстегивает пуговицу на форменных брюках, — и вот Кирк уже не обижен, он заинтересован. С довольной улыбкой он смотрит, как Спок достает из тумбочки смазку, отдает ему, разувается и становится на колени на кровати, упираясь головой в матрас. Все это молча, без единого слова. — Вот значит как, да? Вот, чего ты хочешь? Кирк гладит худые бедра легкими прикосновениями, проводит пальцем по промежности. — Капитан, — хрипло зовет его Спок. — Ах «капитан». — Кирк давит влажным пальцем на промежность, сжимает в кулаке мошонку и слегка задевает ногтями член. — Так скажите мне, мистер Спок. Чего вы от меня хотите? — Джим. — Да? — Прошу тебя. Хочу, чтобы ты вошел в меня. — Вот так? — Кирк вводит сразу два пальца, растягивает узкое отверстие. Он не пожалел смазки и знает, что Споку не больно, но и рассусоливать он сейчас не в настроении. Спок, похоже, тоже. — Да. Еще. Спок подается назад, насаживается на пальцы и неровно дышит. Бессознательно стискивает ладонями аляповатое флотское покрывало. Кирк входит одним плавным движением и кладет руки ему на бедра. Оба на мгновение замирают, подстраиваются под дыхание друг друга. Спок силой воли расслабляет мышцы. В тускло освещенной каюте полностью обнаженный капитан трахает своего старшего помощника, на котором нет только сапог и приспущены брюки. На лбу у Кирка блестят капли пота; он коротко размеренно стонет в такт своим движениям и крепко сжимает Спока за бедра. Спок молчит — у него только дыхание сбивается на судорожные мелкие всхлипы. Скоро Кирк кончает, с криком входя в Спока раз, другой, потом опускается на него сверху помогает рукой, вжавшись лицом в синюю форменку. На кровать они падают одновременно: Спок как был, на живот, а Кирк растягивается рядом на спине. Оба переводят дыхание. Спок сортирует ощущения и раскладывает их по многочисленным полкам своей памяти, посвященным его единственному любовнику, соратнику и брату. Узы между ними источают удовлетворение и довольство. Он поворачивает голову к Кирку; тот лежит, глядя в потолок, ничуть не смущаясь своей наготы. Как древнее земное божество. Почувствовав на себе взгляд, Кирк тоже поворачивается и, слегка улыбаясь не столько губами, сколько всем лицом сразу, кладет на покрывало согнутую руку ладонью вверх; пальцы, кроме указательного и среднего, собраны в кулак. Спок целует его пальцы своими в жесте более древнем, чем философия Сурака и все земные божества. — Я люблю тебя. — I tishau du heh krol-tor du. Ish-veh ak'shem heh kashek nam-tor krus t' t'nash-veh ak'shem heh t'nash-veh kashek.