Обязательно

Рассвет. Не так уж и рано, но вполне достаточно, чтоб уйти из дома незамеченной, пока в нем царит чуть угнетающая атмосфера семейного тепла и спокойствия. Чуждо, наигранно и совсем не для нее, приезжающей (по правде) ради брата и хороших знакомых, с которыми если не легко, то хотя бы беспроблемно. Не погружаться в мысли, не давать им пробраться глубже очерченной хладнокровностью грани. Комфорт важнее эмоций, да и кто сказал, что они вообще у нее остались. Любовь — громкое слово, со временем получившее гораздо большее значение, чем само чувство. Она знает, что любит родителей и сестру, подругу. Знает, и этого хватает, чтоб не задаваться вопросом, а ощущает ли она что-нибудь. Зачем усложнять то, что можно пустить на самотек? Есть — хорошо, нет — еще лучше. Отношения — это не то, чему действительно стоит уделять внимание и на что нужно тратить нервы. Хватит с нее рассказов других о том, как трудно собираются разбитые сердца и как долго заживают раны, оставляющие отвратительные рубцы. И ничуть не важно, что за всем этим есть еще и счастье, окрыляющее, дающее веру и силы. Она видит то, что хочет. Ее устраивает. Да и кто он такой, чтоб столь нагло врываться в круговорот ее мыслей и устраивать хаос там, где и до него не было особого порядка? Он всего один из сотен тысяч других, встречающихся на пути, но почему-то не обладающих таким же тембром голоса, взглядом и прикосновением рук к скрытой под одеждой коже. Не быть стервой — правило, попытка, неудача. Она ведь ничего не делала, не говорила и не ломала. Ничего же? Взяла себя в руки, притворилась милой. Как умеет, как старается, как когда-нибудь, наверное, научится. А он больше не смотрит, ни в первый вечер, ни в следующий. Опоздала. А она и не надеялась, это было просто ради интереса и попытки доказать всем ищущим в его действиях какие-то намеки, что была права насчет его равнодушия. К сожалению. Хотя, и не нравится он ей, и не вспоминает она случайно, между прочим, моменты, которые казались незначительными или не были замечены вовсе. Просто накатывает иногда что-то приятное, звенящее назойливо в самом дальнем углу, откуда не прогонишь и не вытащишь, шепчущее, что все новые и говорят, и улыбаются, и заботятся как-то по-другому, не так. А он, а что он? Ловелас, меняет девушек, как перчатки, наслаждается жизнью. И не может подойти к ней со словами о симпатии, потому что уже отталкивала, уже показывала, насколько ей подобное ни к чему. И все равно, что только рядом с ней по телу разливается яд, отравляющий разум и каждую клетку, доставляющий самое сильное удовольствие, прикрывающее неизбежную боль, ломку и отвратительное разрушение на мелкие крупицы. Ему с ней хорошо, ей хорошо без него. По крайней мере, он так считает. Она интересна другому. Только в их компании еще одному, а сколько таких в целом, он отказывается думать. Тот настырный, не сдается. То ли глуп, то ли слеп, то ли наивен. Завидно. Нужно быть либо бесстрашным, либо глупцом, чтоб решиться на откровения в сторону подобной девушки. Знать, видеть и понимать, но продолжать бороться за пустоту в ее сердце. Холодная, жестокая и беспощадная, бесконечно прекрасная. Их общение — уравнение с двумя неизвестными, неверно додуманными с обеих сторон. Его напрягает и одновременно устраивает позиция наблюдающего, способного дотянуться, но не имеющего права дотронуться до желанного. Раз так, значит, остается спустить все на прежний уровень, кишащий теми, кто хочет и может дать то, что он не способен получить, забираясь выше. Подручное — удобно, недоступное — притягательно. Побег от чувств — это неправильное решение, если оно приводит к одинокому блужданию по каким-то дебрям в семь утра. Это плохое решение, если оно вытаскивает на поверхность все спрятанное, из-за одного мимолетного предположения, что он не ошибся насчет того, кто сидит там, впереди. Это ужасное решение, если оно является причиной того, что он садится рядом с ней и терпит самое серьезное поражение. Она даже не поворачивает голову, будто заранее знала, что так и случится. Она дышит и думает, под контролем ли сердцебиение, но почему-то чувствует его где угодно, однако не в грудной клетке. Возможно, ей только кажется, и сердца у нее нет вовсе? Он опускает голову, но старательно вглядывается в ту точку, на которой сконцентрировано ее внимание. Там наверняка есть ответ на чей-то не озвученный, но будто выкрикнутый вопрос. Она тянется поправить прядку, упавшую на лицо, но замирает и, на секунду задумавшись о чем-то, кладет голову ему на плечо. Интимнее любых поцелуев, от которых оба отходят, как от легких наркотиков, и нужнее любых признаний. Они молчат, и нет, ничто не становится понятно без слов. Им всего лишь хорошо вот так, друг с другом, в тишине. Она уезжает днем. Это своеобразное случайное прощание, оставляющее еще больше недосказанности, но столь удачно выпавшее именно сейчас. Всему свое время, что-то не терпит простоты и полной свободы. Это их выбор и их борьба. Она еще обязательно вернется сюда, неизвестно когда, но вернется. Он обязательно будет вспоминать ее смех, шепот, возмущения и будет ждать, чтоб услышать их еще раз. Они обязательно все выяснят, поймут, простят и изменят. Только вот совсем не обязательно, что происходящее между ними — это хоть что-то даже слабо похожее на ту самую любовь.