Соседи

      На улице ёбаных пятнадцать градусов и плотности толстовки, натянутой на футболку, уже не хватает, когда ветер с напором залетает под ткань, заставляя кожу покрыться мурашками. Голова тяжёлая, немного кружится, глаза слипаются, а желание покурить растёт с каждой минутой. Диагноз? Недосып.       Антон прячет ладони в рукава толстовки, ёжится от нового порыва ветра и перебегает дорогу в неположенном месте, дыша выхлопными газами автомобиля, стоящего слева от него. Он огибает пару окрестностей, плутая меж высоток, сворачивает в узкие улочки и, следуя указаниям навигатора, сворачивает направо, поднимая голову кверху: перед ним невысокий дом, в котором он совсем недавно снял квартиру, а сегодня приехал заселяться.       Небо непонятное: местами хмурое, хотя дождя в прогнозе не прописано, а местами такая голубизна, словно на дворе действительно август, которого биполярит не хуже Шастуна, что сейчас чертыхается себе под нос, тыкаясь ключом в замочную скважину.       К горлу подкатывает тошнота. Нужно было ложиться раньше, а не в пять утра, залипая в тусклый экран смартфона. На лестничной площадке тихо. Тишина не оглушает и не давит, как это иногда описывается, словно в самый напряжённый момент, сопливой нудятиной появляясь на экранах. Наоборот, так спокойнее, — значит, соседи не шумные, и мешать не станут.       Единственное, что заставляет его отвлечься от победы над замком входной двери: скрежет ключей в замке квартиры напротив. Оттуда выходит высокий парень, — почти ростом с Антона, но пониже на десяток сантиметров; в чёрных джинсах с крупной рваниной на коленках, красных-боже-что-за-вырви-глаз кедах и какой-то чёрной футболке с выглядывающей из-под кожанки надписью «BUTNOT» и каким-то рисунком в правом нижнем углу, — Шаст не всматривается, — картинка представляет собою что-то круглое. У него за плечами нет рюкзака, — значит, не подросток, хоть и выглядит тот, признаться, молодо; на переносице — очки, а от кончиков дужек на оголённую шею ложатся тканевые верёвочки, закругляясь где-то под воротником кожаной куртки. На голове — дурацкая шапка чёрного цвета, которая напоминает Антону вязаную, — такие год назад были зимним трендом у девушек. Не то чтобы вязка крупная — слава богу, нет — просто, мельком взглянув на парня, он отмечает именно это и выглядывающую из-под шапки чёлку — брюнет? Нет. Та была почти что по-вороньи чёрная.       Заметив изучающий взгляд на себе, парень разворачивается, сменяя положение «полубоком» на то, когда он полностью поворачивается к Антону лицом, встречаясь взглядом с зелёными глазами.       — Добрый день, — улыбается так лучезарно, что Шастуну хочется пошутить про то, что этот парень — потерявшееся питерское солнце, но молчит, удивляясь подобной приветливости.       Антон лишь глухо хмыкает, кивает ему и следит за тем, как парень спускается по лестнице, быстро перебирая ногами в какие-же-они-черт-возьми-яркие красных кроссовках, что по-прежнему выделяются из черноты образа.       Когда дверь в квартиру закрывается, ему требуется всего четыре минуты, чтобы отложить этого парня на подкорку сознания и начать восхищаться новой квартирой. Он первым делом заходит в ванную, моет руки, только после этого вспомнив про собственное мыло, которое купил в магазине у бывшего дома, и, вытерев мокрые руки о джинсы, — да, полотенце он тоже забыл, идиот — тащится к спортивной сумке, склоняется над ней, достаёт нужный пакетик с «банно-ванными» и остальное необходимое, начиная потихоньку обустраивать свою однушку. Синее полотенце, зубная щётка, мятная зубная паста, ежевичное мыло, бритва, аптечка, которую он помещает в зеркальную дверцу над раковиной. Затем в ход идёт поиск розетки в спальне и звук оповещения, сообщающий о зарядке телефона. Теперь сама спальня: одежды у него немного, — благо, предыдущие жильцы оставили после себя и шкаф, и кровать, сказав, что та совсем новая; холодильник в придачу — те внезапно стали богатенькими и свалили заграницу, чтобы жить счастливой жизнью, — а Антону это только на руку. Толстовки, футболки, джинсы — всё оказывается на своих местах, хоть парень и понимает, что пролежат они в таком порядке недолго.       К вечеру он заканчивает расстановку всего самого необходимого. Проверяет переписку с доставщиком — стол и стулья привезут завтра, а Матвиенко обещал подогнать подешевле стиралку. Надо тратить деньги с умом, — на самое нужное — пока они есть, потому что дальше — остаток лета, и бабло явно уйдёт на клубы и тусовки.       Спать хочется всё больше, глаза слипаются. Он достаёт чайник, разбирается с розетками и плитой, кипятит воду, заваривает себе еду богов, называемую роллтоном, и плюхнувшись на пол, начинает уплетать свой здоровый-ночной-недоужин под видео из Ютуба.       Когда время далеко-далеко — нет, серьёзно, три часа ночи — за полночь, он ложится на матрас, поверх которого стелит лишь свой плед, накрывшись ещё одним.       Завтра должен приехать и новый матрас. Да и вообще продуктивный день намечается. А у Шастуна ни сил, ни желания нет его проживать. Вокруг люди такие активные и приветливые — вспомнить даже того улыбчивого парня на лестничной клетке. Все спешат куда-то, живут, чувствуют ритм этой жизни. А Антон не понимает смысла. В этом есть какая-то шутка? Какой-то секрет, чтобы не уставать и жить счастливой жизнью, который знают все, кроме него? Что у всех есть мотивация двигаться куда-то, а у него нет? Может, просто очередной несмешной прикол, подкинутый жизнью? Чаще всего Шастун соглашается с этим вариантом ответа, подставляя его ко всем вопросам, возникающим в своей дурной голове, а сейчас вновь ставит бесконечный поток мыслей на паузу и прикрывает глаза, жмурясь и чуть ёжась от холода, поступающего из приоткрытого окна.       Его он, естественно, не закроет. Хоть и на улице далеко не +15°, а где-то в районе одиннадцати. Но радует лишь одно: обещают потепление. И Шастун на это обещание очень надеется, потому что покупать к этому всему обогреватель, так ещё и в августе, очень не хочется.       Он проваливается в сон через полчаса. Дрёма сладким сиропом затягивает его в царство Морфея, разрешая расположиться как дома. Окутывает неким теплом, и мягкий ветер, проникая в комнату, ерошит его русые волосы даже как-то слишком ласково. Антон лучше кутается в плед, фыркает от запаха старого матраса и переворачивается на спину, проваливаясь в фазу глубокого сна, и сквозняк совершенно перестаёт ему мешать.

***

      Цветные софиты играют в помещении, соревнуясь в яркости с одеждой посетителей. Бармен оживлённо разговаривает с каким-то постоянным клиентом, параллельно взбалтывая в шейкере новый коктейль для пришедшего гостя. Лёд звонко бьётся о стенки стакана, голубая жидкость вливается сверху, просачиваясь между кусочков замороженной воды, наполняя собой почти весь бокал; разрезанная долька лимона и трубочка являются завершающими штрихами для коктейля, и тот отправляется на стойку со всей осторожностью и искренностью, которые вкладывает туда бармен.       — Ты в постели так же стараешься, как за стойкой? — интересуется кокетливо девушка, закусывая нижнюю губу и привлекая к себе внимание. Она сидит на высоком стуле, закинув ногу на ногу, одетая в красивое синее приталенное платье, оголяющее её хрупкие плечи.       — Если хочешь проверить, то оставайся до закрытия, — подмигивает ей бармен, не имея никакого желания пересекаться с этой дамой. Он видит в её глазах лишь плавающее бессмысленное желание перепиха на одну ночь. И ничего против минета не имеет, но он так-то гей.       — Какой ты послушный мальчишка, — та звонко усмехается, попивая «Голубую лагуну».       Позов крутит в руке стакан, залпом выпивает коньяк, сгрызая ещё не успевшие расстаять кубики льда, и цепляет взглядом весёлые глаза бармена.       — Арс, — подзывает он его к себе, — налей ещё, пожалуйста, — пьяно просит он, чувствуя головокружение и приходящую эйфорию.       Арсений кивает, протирает стакан и быстро обслуживает друга. Ночные смены в клубе могли бы его пугать, но именно в это время суток он может полностью расслабиться, забыв о дневной суете и насладиться моментом, даже если он несколько часов подряд только и делает, что мешает ингредиенты для нового и нового коктейля. Но это прям его. Его маленькая и, возможно, странная, но радость для скромной души.       Домой он возвращается как всегда под утро. Валится на кровать со счастливой улыбкой, оставляя ярко-красного цвета кроссовки на полке в коридоре.       И последнее, что мелькает в его мыслях, перед тем, как провалиться в сон — взгляд нового соседа на него.       Парниша кажется ему изначально нахальным. Он такой огромный, несмотря на то, что выше Попова не так уж и намного; а ещё на пальцах слишком много колец и браслетов, но они так гармонируют между собой, что начальное «слишком» сменяется на «красиво». Глаза у парня зелёные, бегающие и юркие, толстовка классная, белая, а из-под её воротника торчит толстая цепь на шее.       Его образ в голове отпечатывается, никак не забывается и изображением вечным, как надоедливая реклама выскакивает. Вот только — если подумать — совсем не надоедливая. Но, если и реклама, то Арсений точно бы на неё купился.