IOWA — Скорость на край света, в направлении ветра
Дорога в поезде обычно романтизируется. Так вот, Шастун не очень понимает этой романтики. Он, в неудобной позе, крючком почти, лежит на койке, позже сталкиваясь пару раз с крупным мужчиной в коридоре, который почти пролил на него кипяток. Но в купе с ним, слава богу, ехала бабуля, которая, хоть и храпела во время сна, но больше ничем за время поездки не досаждала. И ведь только три с половиной часа прошло, а уже столько приключений на его костлявую задницу. Приезжает он, конечно же, никому ничего не сказав. Одинокий путешественник, блять. Шастун с перрона направляется к какому-то кафе, дабы закинуть в свой желудок хоть что-то. Последний раз он ел вчера вечером, — если карамельные вафли можно назвать едой. В животе неприятно урчит, и Шаст пытается напрячь какие-то мышцы, дабы перекрыть этот неловкий звук. Стакан кофе и мак-завтрак — чем не лучшая еда с утра? В голову сразу же ударили воспоминания об университетских деньках, от чего на лице Антона тут же расцвела улыбка. После шикарного завтрака следующим пунктом в его мысленном списке стояла прогулка по Москве, поэтому, не позаботившись о том, где он будет ночевать, парень до вечера шляется по улицам. Спустя пару часов после наступления темноты, Антон забредает в несколько баров подряд и в одном из них случайно выуживает взглядом из толпы знакомую тёмную макушку. Неужели Арс? Или у него уже глюки? В помещении освещение создаётся лишь за счёт дискошара и света у бара. Шастун проходит ближе к стойке и садится куда-то в её конец, пытаясь разглядеть знакомые лица или услышать обрывки фраз. — Смотри, я выступал тут вчера со своими набросками, слышимость хорошая, фотографы будут те же, так что ракурсы уже предопределены, — поясняет мужчина с бородой, слабо жестикулируя, но при этом указывая на нужные точки в разных углах зала. — То есть мне остаётся лишь блеснуть собой? — спрашивает брюнет, по голосу которого Антон слышит улыбку. — Да-да, прямо как ты умеешь, — хрипло усмехается первый, похлопывая темноволосого по плечу, и уходит в какое-то помещение за дверью после стойки, видимо служебное, а может и туалеты. — Блистаешь? — Шастун нагрянывает на него как гром среди ясного неба, стопроцентно узнав в мужчине Попова. Не прогадал. — Шаст? — заикаясь, Арсений поворачивается, выпучивая свои и без того большие глаза. — Да-да, я, — сложив руки на груди, Антон оглядывает мужчину с ног до головы и понимает, что внутри сидит предательское чувство тоски. Соскучился. — Ты как здесь вообще? — мысль не формулируется, в голове полная каша от шока. — Поезд Питер-Москва идёт всего три с половиной часа, знал? — вопросом на вопрос. — Знал, — Арс сглатывает, смотрит в глаза Антона и не может понять — злится тот или нет. — Ты надолго? — интонация предательски та же, что и тогда у Антона на кухне. В груди географа что-то щемит. — Ну я так-то за тобой приехал, — уголок его губ дёргается, и только по вздёрнутой — в ответ — брови брюнета Шаст понимает, что это пиздец как похоже на флирт. Это и есть флирт. Но смех в том, что внутри ничего не ёкает. — Меня забрать хочешь? — Если разрешишь, — пожимает плечами тот. — У меня фестиваль до середины следующей недели, — зажёвывает губу Попов. — Если хочешь, можешь остаться со мной. — Только дурак от такого откажется, — Антон фыркает, грациозно поправляя чёлку окольцованными пальцами. — Тогда жди здесь. Начало мероприятия через полчаса, — бармен уже хочет смыться, но разворачивается на пятках, упираясь взглядом в серо-зелёные. — Ты давно ел? — Часов пять назад, — задумавшись, отвечает Шастун, загибая пальцы на руке. Арсений скучал по звону колец на пальцах, браслетов на запястьях и этой задумчивой мордашке, что сейчас недоумённо смотрит в упор. Брюнет подаётся вперёд, трогает указательным и средним кончик его носа и поджимает губы. — Шарф есть? До гостиницы может быть холодно идти. — Нет шарфа, — качает головой парень. — Значит найдём, либо в моём пойдёшь, — он бросает это так просто и легко, что Шаст аж опешивает.***
Руслан делает музыку тише, убирает в карман лоджик и помогает Стасу настроить свет. Арсений уже стоит на точке, камеры фотографов на готове, а зрители разогреты и зажжены для шоу. Попов открывает фестиваль и почти не волнуется. Он смотрит на людей вокруг, но на самом деле видит лишь Шаста, нервно потрясывающего ногой за барной стойкой. Парень наблюдает за всем действом сбоку, внимательно смотря за тем, как напитки в стаканах смешиваются, слушает, как лёд звякает, сталкиваясь со стеклом; глядит, как Арсений сосредоточенно добавляет то один, то другой ингредиенты и лучезарно улыбается, когда лимон на ободке стакана становится завершением одной из работ. Они проводят время очень весело. Шастун позже пробует тот коктейль, а ещё узнаёт, что Попов сам-то очень быстро пьянеет. Один "белый русский" и мужчина уже спотыкается на обыкновенных словах и смеётся, — хихикает даже, — слишком часто. Антон задумывается, глядя в голубые глаза напротив, и понимает, что не жалеет о своём решении. Что он абсолютно не против выйти из зоны комфорта — своей квартиры — и спонтанно уехать в другой город, чтобы пол ночи провести в баре с Арсом, случайно попав на фестиваль барменов, и только к двум часам направляться в отель. — Арс, — парень щёлкает пальцами перед его лицом, застёгивая на Попове пальто. — Ты офигенный бармен. — Я не ослышался? — ёрничает Арсений, поправляя чёлку. Это что? Рубрика «Комплименты от Шастуна?» — Не ослышался, — улыбается Антон. — Ты офигенный бармен, Арс, — специально повторяет он. Парни прощаются с Русланом, Попов всё же натягивает свой шарф на Антона, — а тот впрочем-то и не против. Они доезжают до отеля на такси. Шаст почти засыпает в дороге, но его вовремя будит брюнет, мягко потряхивая за плечо. От Арса пахнет алкоголем и духами, а от Антона снова табаком и тоже алкоголем.***
— А вот, если у меня встанет? — спрашивает Антон, двигаясь ближе к стене и натягивая на себя одеяло. — Мне плевать, Тош, — улыбается мягко Арсений и залезает следом под одеяло. В голове Шастуна что-то щёлкает — приходит настолько немыслимая идея, что самому стыдно, но он не успевает взвесить все "за" и "против" и резко нависает над Поповым, приближаясь к его лицу настолько, что они почти соприкасаются носами. — Говоришь — тебе плевать, — шепчет он ему в самые губы, а Арс не успевает и вздохнуть, — Тут же лезешь мне в кровать. Между ними — миллиметры, а вокруг тишина. Арсений тяжело дышит. Антон уже хочет ударить себя по лбу и провалиться под землю. Он уверен, что его уши и лицо горят, становясь румяными, но очень сильно надеется, что во мраке ночи этого не видно. Попов вдруг расплывается в улыбке, начиная быть похожим на Чеширского кота. Он приподнимается на локтях, утыкаясь кончиком своего носа в Антонов. Их вздохи сталкиваются, запахи выпитых коктейлей смешиваются, а духи Попова ударяют Антону в нос. — Антош, ты чего, тик-токов своих насмотрелся? — склоняет голову набок и касается кончиком языка его губ, секундно цепляя чуть выпяченную верхнюю, и тут же отстраняется, чмокая Антона в нос. — Спи давай, — и накрывается одеялом, игнорируя упавшего рядом парня. Шастун тыкается носом в подушку и почти визжит, а Арсений лишь тихо посмеивается, поворачиваясь к нему спиной. Сотворил шалость и лежит радуется. Ишь, какой лис. Антон искренне не понимает откуда в миг берётся столько эмоций. Он поворачивает голову, смотрит Арсению в спину и всё ещё не может осознать произошедшее. То ли алкоголь так играет с его мозгом и фантазией, а заодно и в его соседе дерзкий мачо проснулся, то ли они просто одновременно сошли с ума и сотворили только что какой-то бред. А может всё вместе? Антон облизывается, чувствуя кончиком языка мокрое местечко на верхней губе и переворачивается на спину, чтобы глубоко вдохнуть и со свистом выдохнуть, привлекая внимание Попова. — Не уснёшь теперь? — спрашивает, зевая. — Усну, — бурчит русый. — Ну вот и спи тогда, — Арсений поправляет одеяло и прикрывает глаза. Шаст думает, что уже не уснёт, будучи под резким наплывом эмоций, однако засыпает через пятнадцать минут, неосознанно, с улыбкой на губах и учащённым пульсом. Спать в одной кровати с другим человеком для Антона — серьёзный шаг. Речь не о сексе, а об обычном сне, когда ты просто доверяешь соседу по кровати своё спокойствие и закрываешь глаза, зная, что ему можно. У Шастуна проблемы с доверием ого-го какие, но с Поповым он засыпает, не задумываясь о чём-то плохом. Мужчина почему-то внушает доверие сразу же. В детстве мама говорила Антону, что если глаза добрые, то значит, что человеку можно доверять. Она говорила, что у мальчика у самого глазки красивые и добрые, что ему будет легко завести друзей, потому что «невозможно не общаться с хорошими людьми, а ты хороший человек». Вот только добротой в наши дни люди пользуются часто, ещё и без зазрений совести. Но у Арса и правда глаза добрые. Голубые такие, с серым отливом. Антон не из тех людей, кто, высунув язык, показывал отвращение к длинному описанию этого цвета глаз. Наоборот, ему нравились все расцветки радужки, нравилось смотреть чётко в зрачок, изучать переливы, вкрапинки и глубину света, но он считал, что описывать эти цвета нужно явно по-другому. Парень не обладал писательским талантом, но вполне мог кратко, ёмко и при этом красиво рассказать о карих глазах. Самые неприметные, как кажется, а вот Шасту они нравились. Он как посмотрит в карие глаза, так вновь убеждается в их особенной глубине и недооценённой красоте. Утро выдаётся от чего-то спокойным. Без неловких взглядов, но с усмешками Антона и хихиканьем Арса. Попов заваривает себе кофе и, облокотившись на стол, пьёт его, зависнув где-то между реальностью и пространством бесконечного космоса. Шастун, окончив утренние процедуры, присоединяется к нему. — О, тутти-фрутти, — его глаза расширяются, брови приподнимаются, а сам молодой человек расплывается в улыбке, хватая из стеклянной тарелки на тумбочке любимые конфеты. — Туть-фру будешь? — предлагает он, уже жуя сладость. — Не, — морщится брюнет, — Я не люблю эти конфеты. — Почему? — наигранно расстроившись, спрашивает Антон. — Ну что это такое? Мне пять лет? — фыркает он. Русый на это лишь пожимает плечами, с наслаждением доедая конфету, и, показывая язык Арсу, заваривает себе чай. — До меня никак не дойдёт, — начинает Попов и ловит на себе непонимающий взгляд Шастуна, — ты просто взял и рванул сюда? — Сам в шоке, — пожимая плечами, усмехается Антон. — Невероятно, — смеётся Арс.***
Перепады настроения — штука страшная, но интересная, порой забавная даже. Антон в последнее время встречается с ней нос к носу, да ещё и с самого утра. А бывало посередь дня как накроет смешинкой или депрессом, так вообще пиши пропало. Смешинка — всегда хорошо, вот только как в таком случае себя понимать вообще? Это ведь не на другого человека смотреть и дивиться, а глядеть в зеркало и ужасаться. Сам на себя не покричишь, не поругаешь. Нет, можно, конечно, но тебя наверняка сочтут за сумасшедшего. Даже если ты в квартире один — сам будешь себя осуждать. Зная Антона, уж точно. Словив так однажды хорошее настроение и прилив энергии с утра пораньше, Антон всё ждал подвоха, вот только не прилетало ничего и ниоткуда. Пожав плечами на судьбу, парень решил ухватиться за возможность почувствовать себя настоящим, живым. На лицо впервые улыбка просится, искренняя такая, без повода даже. Удивительно. Арсений только недавно взялся за его контроль. Не надзирательский, нет. Тут скорее контроль во имя заботы. Мужчина каждый день приходит к нему, — красивый вечно слишком, духами пахнет, — болтает, просто сидит, фильмы смотреть предлагает, на улицу пытается вытащить. Не настаивает ни на чём, просто старается быть рядом и помочь хоть чем-то, потому что Шаст от чего-то стал ему дорог. Волнение за него вечное в душе сидит и взглядом только тёплым Попов в серо-зелёные смотрит. Брюнету нравится наблюдать за тем, как Шаст ходит по квартире, выполняя будничные дела. Он часто зависал на Ютубе в последнее время и замечал тенденцию снимать влоги про свою рутину, но никогда прикола особого не понимал. А тут он находился в этом моменте и ощущал странный уют происходящего. Словно всё на своих местах, словно так было всегда и так и должно быть. Арс полюбил запах порошка, которым стирает вещи Антон. Он не пьёт чай и даже не имеет у себя в квартире электрочайника, но у Шастуна чай вкусный слишком какой-то. Арсений уже привык к звону браслетов, ему нравится звук удара колец на мизинцах о поверхность стола, он говорит с Антоном на разные темы и находит в нём интересного собеседника и внимательного слушателя. Шастун географ. При этом у него есть друг с топографическим кретинизмом и казусов было ого-го. Естественно, брюнет просил всё больше историй, а потом хватался за живот в порыве смеха, потому что Позов в историях Антона ну очень забавно терялся, порой даже нелепо. — Может сходим куда-нибудь? — предлагает Антон, переводя дух после смеха над очередной историей. — Хм, — Арсений ставит чашку на стол, переводя взгляд в окно, явно о чём-то задумываясь, — Ты высоты боишься? — Нет, — отвечает русый. — Тогда собирайся, — встав с насиженного места, Арсений удаляется с кухни. — Маршрут построен, — кричит он ему из коридора. — Куда мы? — выглядывает парень с кухни, в недоумении уставившись на него. — Гулять по крышам. — Надеюсь, это не свидание, — бросает Антон не задумываясь, и уходит одеваться в комнату. — Надейся, — смеясь, отвечает Попов.***
Им ехать до Лиговского примерно полчаса. Сейчас середина дня, будни, так что Арс надеется на отсутствие пробок и на веселье в этот день. Даже если они и встанут где-нибудь, то, он почему-то уверен, скучно не будет. Антон в какой-то момент достаёт телефон, листает влево и открывает камеру, включает режим видео и выдаёт: — Лучшие места Питера — машина Арсения, — улыбается искренне так, что Попов даже не спрашивает, мол, что за бред, а лишь улыбается в ответ и дурачится на камеру. — Ты стопроцентно прав — это одно из лучших мест Питера, — смеётся Арс, когда Антон убирает телефон в карман. — Но сейчас я покажу тебе ещё больше крутых мест.***
Антон никогда высоты не боялся. Он её любил, ведь она приносит адреналин, да и тут не особо высоко. Страшно было только за Арсения, который тут, среди туристов и людей, что пришли, дабы законно погулять по знаменитым питерским крышам, прыгал и скакал, как неугомонный. На это Шаст в шутливой форме закатывал глаза со словами "Кто тут ещё из нас ребёнок!" и просил Попова быть осторожнее. Тот слушался, хоть и фырчал в ответ — от русого понабрался. Перепрыгивая через очередной выступ и почти привлекая к себе внимание организаторов вновь, Арсений оступается, хватаясь за тонкий рукав Антонового пальто и смеётся, когда тот с выпученными глазищами тянет его на себя, дабы тот не упал. — Ты бы видел своё лицо, — не успокаивается брюнет. — Ты что, баклан? А если бы ты сейчас свалился? — возмущается географ. — Но ведь ты меня спас, так что всё прекрасно. — Дурак, — бросает он, пока ладонь Попова ложится ему на плечо.***
— Никогда бы не подумал, что стану кайфовать от похода по книжному, — говорит шёпотом Антон, крутя головой в разные стороны, будто если он не разглядит каждый уголок, то упустит всё на свете. Арсений ходит рядом, смотрит на то, насколько Шастун спокоен, и расплывается в улыбке от осознания, что ему удалось. Удалось помочь Антону. Пусть дело и в предполагаемом резком перепаде настроения, но он помог ему его продержать. И видеть сейчас эту лёгкую полуулыбку на его губах — бесценно. Попов выуживает из кармана телефон и осторожно фотографирует Антона, который держит в руках произведение из серии книг по Гарри Поттеру. Шастун даже не замечает, листает пару страниц и оборачивается на Арсения только через пару минут. — Возьму её, — констатирует он. — Мне казалось, у тебя есть все книги ГП, — удивляется брюнет. — Последнюю часть я отдал одной девушке и получить её обратно уже вряд ли смогу, — с грустью в голосе отвечает парень. — Почему? Она далеко живёт? — Просто мы больше не общаемся, — погрустнев ещё больше, говорит Антон и смотрит на Арса, который тоже начинает выглядеть поникшим. — Не бери в голову. Может быть, Арсений сращивает слова «одной девушке» и ту самую девушку, которой Антон написал тогда в баре, чтобы расстаться. Но сейчас этого знать совершенно не хочется.***
Арсений переводит взгляд на спящего Антона, делает радио потише, но не выключает совсем, потому что там начинают играть любимые «Нервы». Шастун спит, скрестив руки на груди, чуть насупившись и вытянув ноги, насколько это возможно. У него капюшон натянут на голову, но Попову это не мешает разглядеть мягкие черты лица и спадающие на лоб волосы. Попов любит песню, что играет по радио, но почему-то в этот момент сложно сконцентрироваться на дороге. Он вслушивается в текст и, припарковавшись у разведённых мостов, позволяет себе рассматривать Антона дальше, изучая его профиль. «Знаешь, думать и париться — бесполезная тема. Мы с тобой поднимаемся, по лезвию в небо. И не хочется сдержанным быть, и обыкновенным, Когда ты это бешенство запускаешь по венам. Запотевшие стёкла, и картины руками. Эти белые стены стали для нас облаками. Ты такая красивая, словно мне это снится, Это только сейчас, это не повторится.» — Плакали-плакали батареи и трубы, — подпевает Арс шёпотом, уменьшая громкость на радио, а сам постукивает кончиками пальцев по рулю. — Я целую-целую твои нежные губы. И мало ли, мало ли, что подумают люди, я такую-такую никогда не забуду. Песня про любовь, и Попову выть хочется от банальности того, как сейчас всё выглядит: он залипает на спящего друга, напевая про поцелуи и влюблённость. — И почему ты такой невероятный? — одними губами произносит он неосознанно для себя, выключает радио, как только песня кончается и толкает Шаста в плечо, заставляя того поморщиться и открыть глаза. Антон, кряхтя, словно старый дед, разгибается, пытаясь в сидячем положении размять затёкшую спину, зевает и только после этого поворачивается корпусом к другу. — Доброе утро, — со смешком выдаёт Арс, а после молча указывает пальцем на разведённые мосты, смотрящиеся охуенно красиво посередь ночи. — Вау, — Шаст раскрывает рот в удивлении, словно ребёнок, и Арсений расплывается в тёплой улыбке, тщательно пряча её в ладони. — Во-о-от, — тянет брюнет, стягивая капюшон с головы географа. — Что? — Не загоняйся, — почему-то шёпотом, — Улыбайся чаще, Антош.***
Антон может это отрицать, но Арсений догадывается и почти может утверждать это — он русому нужен. До нехватки воздуха от потерянности, до бегающего взгляда, до съедающей пустоты. Шастун закрытый, боится своих эмоций и ещё больше боится их показывать. Но привязанности своей к Попову он то ли не видит сам в себе, то ли признавать не хочет. Или просто боится. Боится зацепиться за кого-то, кто потом бросит, откинет в стену, оставив на подкашивающихся ногах спускаться спиной по холодному бетону и падать на такой же холодный кафель. Антон боится, страшится многого на самом деле, но не хочет этого признавать. Попов не до конца разбирается, почему, но очень хочет наконец Антона понять. Кажется, Антон сорвался на поездку из-за него. Чтобы Арсений снова был рядом. И Попову жутко приятно, что его помощь не бесполезна, что он русому дорог, но ему важно, чтобы Шастун не цеплялся за него. Спасательный круг — это хорошо, но когда доплываешь до берега, нужно от круга избавиться. Избавляться от Арса, естественно, не нужно, но ему страшно, что эта привязанность будет морским узлом у двоих на шее. Привязанность опасна, и если Антон так к нему тянется только чтобы спастись, то это уже неприятно. Арс к нему как к другу, а Шастун лишь за поддержкой, которую больше неоткуда получить. Если Антон к нему привяжется намертво, придётся вырывать всё с корнем. И тогда будет больно им двоим.***
Ближе к вечеру должен был пройти ещё один фестиваль барменов, но уже в другом баре. Арс готовился морально, — а ещё глядел видео на Ютубе и болтал с Шастом для отвлечения. Брюнет благодарен, что он не задавал лишних вопросов, а просто разговаривал с ним, успокаивающе улыбаясь. — Помнишь, что я тебе говорил? — Что именно? — придуривается Арс, мотнув головой. — Что ты офигенный бармен. Попов сканирует взглядом его лицо: расслабленная линия челюсти, приподнятые уголки губ, морщинки в уголках глаз от полуулыбки, приподнятый кончик носа, взъерошенная чёлка. И его это почему-то успокаивает. Голубоглазый делает пару вдохов, выдыхает и улыбается в ответ, кивая. — Всё будет хорошо, — Шаст делает шаг вперёд и обнимает его, шепча последнюю фразу совсем на ухо, — Ты реально офигенный, Арс, это лишь фестиваль, — и в этих словах столько уверенности, сколько у самого Попова внутри себя нет. Шастун верит в него. Ещё и обнимает, похлопывая по спине. В течение всего фестиваля он смотрит в голубые глаза, подбадривая редкими кивками и внимательно смотрит на переливающиеся в сосудах жидкости. Этой поддержки Арсу ну очень не хватало, и он впервые чувствует это тепло в груди, от которого распирает. У Попова нет проблем с самооценкой, многие даже шутят, что она у него завышенная, но это не так. Он уверен в своих силах и знает, на что способен, это по умолчанию. Но когда твой лучший друг, человек, который сам нуждается в ежесекундной поддержке так легко успокаивает тебя словами, которые нужны самому — это дорогого стоит. И Арсений это понимает, ценит. Антон редко первый делает шаг навстречу. А тут он сам обнял, поддержал, прямо бинго приятной неожиданности. Брюнет снова выходит победителем из этой игры. Он на радостях стискивает Шаста в крепких объятиях, радостно крича. А после они оба остаются в баре, чтобы помочь убраться, да и просто поболтать с владельцем бара — другом Арсения, с которым Антон уже успел перекинуться парой фраз, — Слава Комиссаренко. Высокий парень, — даже чуть выше Антона, — блондин, с доброй улыбкой и широкой душой. Так и не скажешь с первого взгляда, что он может владеть баром. Но место крутое, имеет свою атмосферу. Слава ко всему относится ответственно, не позволяет у себя в заведении лишнего, легко согласился на проведение фестиваля в своём баре и с удовольствием принял Арсения и других участников. Антон вызвался помочь убрать посуду с барной стойки и, взяв поднос, аккуратно донёс всё до раковины. Однако стакан, стоящий на краю подноса, внезапно соскользнул и с грохотом разбился о кафель. Сегодня из рук почему-то всё валится. Антон пару раз выронил телефон, — благо тот приземлился на стол, хоть и с грохотом. И вот он — грохот. Снова. Шастун с паникой в глазах, трясущимися руками быстро убирает крупные осколки, находит даже веник с совком и сгребает оставшиеся куски стекла, выкидывая их в мусорку. Но лишь спустя пару минут он чувствует, что правая нога ощущается странно. Опустив взгляд, Антон видит окровавленный участок спортивных штанов. Видимо, осколок отлетел ему в ногу, когда стакан разбился. Закатав штанину, парень охуевает ещё больше, сглатывает и, опустив ткань обратно, выходит в зал. — Слава, — обращаясь к владельцу, Шастун прихрамывает, подходя, а после опирается рукой на стол, — У вас аптечки случайно нет? — А что случилось? — взволнованно округляет глаза Слава. — Есть, конечно. — Я разбил стакан и, кажись, одним из осколков повредил ногу, — поджимает губы он. — Святые угодники, блять, — всплеснув руками, Комиссаренко встаёт из-за стола и в служебном помещении находит аптечку, возвращаясь с ней через пару минут. Арсений за это время оголяет Антонову щиколотку, оценивая масштабы бедствия и выдаёт «Ну, жить будешь», чем смешит географа. Попов удивлён, что Антон спокойно принимает их со Славой помощь, но не удивляется, когда тот морщится лишь пару раз, когда Арс обрабатывает рану, даже в такой ситуации сдерживая себя, дабы не показать, насколько всё плохо. До отеля они добираются на машине Арсения. Слава желает им удачно добраться и просит Антона быть аккуратнее и не тревожиться за какой-то штраф, потому что «Прощаю я тебе этот чёртов стакан, Антон». Лифт, как назло, не работает, и им нужно лишь подняться на третий этаж, чтобы оказаться в заветной мягкой кроватке, вот только с ногой Антона это сделать оказывается немного сложновато. — Знаешь, как женихи невест на свадьбе носят? — спрашивает Арс, косясь на Антона. — Знаю, — кивает Шаст, особо не соображая, к чему клонит брюнет. — Тогда отказы не принимаются, — хмыкает Попов и хватает Антона на руки, случайно задевая перебинтованную ногу. — Нога, дурак! — шипит парень, жмурясь от боли. — Извини, — тут же отзывается он и легко несёт Антона по лестнице вверх.***
Темные густые облака несутся по небу, подгоняемые ветром, застилают яркую луну, большинство звёзд, оставляя лишь одну, — самую яркую, — которая отражается в голубых глазах Арсения. Антон смотрит в эти чёртовы глаза и ему хочется гадать и гадать, сколько ещё оттенков под разным освещением имеет цвет глаз Попова. Арс реально офигенный. Не только как бармен, но и как человек. Как личность. Он сам по себе офигенный, интересный, смешной, добрый. Шаст ему доверяет. И ему нравится доверять Попову. — Мне снятся кошмары по ночам, — Арсений полушёпотом нарушает их тишину. — Про что они? — Про мою смерть, — кажется, Антон чувствует его мурашки. — Тебе страшно? — такой же полушёпот. — Очень, — кивает Попов. — А сегодня снились? — Нет, — он от чего-то улыбается, но в темноте сложно разглядеть эту улыбку. — Они чаще снятся, когда я сплю один. А сейчас со мной ты, — Антон слышит смешок и теперь уверен, что он улыбается. — И как ты обычно справляешься с этим? — Никак, — пожимает плечами Арс, — Просто надеюсь, что они в какой-то момент перестанут мне сниться, и я больше никогда не увижу подобные сны. В детстве мама оставалась в такие периоды рядом с моей кроватью и перебирала мои волосы, пока я не засыпал, и все кошмары уходили. Фраза остаётся без ответа, но он Попову и не нужен. Рука Антона ложится ему на плечо и через мгновение уже поглаживает его волосы, что вызывает смешок у брюнета, ведь Шастун действительно слушал его и решил таким способом помочь ему избавиться от кошмаров, прямо как мама в детстве. Русый понимающе улыбается, потому что ему тоже снятся кошмары, ему тоже угрожают неведомые монстры и его тоже успокаивала мама. Иметь один страх на двоих не так страшно, как справляться с ним в одиночку. В прошлый раз Шастун касался его волос отрывисто, грубо как-то даже, словно испугавшись, будто на спор. Сейчас же его пальцы мягко путаются в тёмных прядях, касаясь кожи головы, успокаивающе перебирая чёлку. Вскоре веки Арса смыкаются, а на губах так и остаётся улыбка.