***
— Посмотри мне в глаза, — просит Попов, разворачивая лицо русого к себе за подбородок, — Антон, посмотри на меня. — Я сейчас задохнусь, — безуспешно пытаясь сделать новый глубокий вдох, Шастун глотает ртом воздух, в панике бегая глазами по лицу Арсения. — Не задохнёшься, тише, — он кладёт руку тому на плечо и мягко поглаживает выглядывающую из-под воротника толстовки ключицу. — Дыши, — мягко шепчет. — Давай вместе, — Арс улыбается уголками губ, пытаясь поймать взгляд серо-зелёных. Он втягивает носом воздух, наполняя лёгкие кислородом, и выдыхает, пока Антон пытается повторить за ним, но не может. Из-за паники концентрация внимания очень шалит. Но Арс всё равно пытается успокоить, даже если самому до усрачки страшно. Панические атаки настигают внезапно и отключают способность человека мыслить. В голове словно жужжат пчёлы, и всё ни о чём. Руки трясутся, голова кружится, некоторых ещё и подташнивает — это вообще жуть. А ещё очень страшно. Потому что воздуха не хватает, потому что перед глазами плывёт, потому что сам себя не слушаться начинаешь. Срабатывает режим «бей или беги». Ты либо агрессируешь на свой же страх: на себя или на объект паники; либо бежишь от этого всего, да так, что только пятки сверкают. Но от себя не скроешься, как бы ты ни пытался. — Нет, задохнусь всё-таки, — нервный смешок проскальзывает после фразы. Защитная реакция. — Шаст, — возвращает его в реальность брюнет, — я рядом, ладно? Я здесь, вот он, — он накрывает его ладонь своей, крепко сжимая, — Всё скоро пройдёт. Просто смотри на меня и дыши. Не теряйся, хорошо? Антон лишь кивает. Он зажмуривается, облизывает губы и, подняв веки, смотрит в глаза-океаны. Про́пасть. Но лучше уж пропа́сть в этих голубо-серых, чем в неожиданно настигнувшей панике. А ведь они всего лишь вернулись с прогулки под дождём и собирались заказать еду. Попов смотрит в серо-зелёные глаза напротив и поджимает губы. Он неосознанно поглаживает Антона большим пальцем по тыльной стороне ладони и желает лишь одного — чтобы ему стало лучше. Арсений переживает за него, заботится, волнуется. Однажды ему даже приснился сон о том, как Антон смеётся, сгибаясь пополам, держится за живот двумя руками, а после, просмеявшись, делает шаг вперёд, целует Арсения в висок и шепчет единственное: «спасибо». Ему тогда так тепло на душе сразу стало, просто словами не передать. Но ведь нельзя цепляться за человека, будто у тебя синдром спасателя, и вытаскивать его из дерьма, не замечая себя. Но у Попова вроде и хорошо всё. Смущает только это мелькнувшее «вроде». Мысли в голове сменяют одна другую, пока дыхание Антона на фоне скачет как бешеное. Но тот снова держится — за Арсения и молодцом. Шастун прикрывает глаза, делает глубокий вдох, выдыхает ртом и пару секунд не дышит почти, проверяет, стало ли лучше. Взгляд голубых глаз бегает по его лицу, Попов сглатывает слюну и думает, что мощнее зрительного контакта он ещё не ощущал, как это сейчас происходит у него с Антоном. — Дышишь? — спрашивает он, резко нарушая тишину, географ аж дёргается, от чего его зрачки сужаются, а потом вновь приобретают нормальные размеры. — Да, — шёпотом, осторожно. А у самого дыхание вновь сбивается, но уже не от панической атаки, а от глубины глаз напротив. Как же красиво. — Дыши, — Арсений ослабляет хватку на ладони Шастуна и сгибает свою ногу в колене, дабы усесться на кровати поудобнее, полностью развернувшись к Антону корпусом. Пока Попов елозит, Антон отводит взгляд, а потом и вовсе задирает голову к потолку, выдыхает и чувствует, как потихоньку его начинает отпускать. Кончики пальцев всё ещё подрагивают, нога трясётся в нервном тике, а дыхание не нормализовано, но от того, что Арс рядом, становится легче. Шастун фокусирует взгляд на голубых глазах и, улыбнувшись уголками губ, сгребает брюнета в объятия. — Спасибо, что ты есть, — шепчет Антон ему в самое ухо, и у Арсения спина покрывается мурашками. Он ничего не отвечает, лишь обнимает в ответ, заваливается с парнем на кровать и поглаживает его по волосам, путая короткие пряди между пальцами. Попову нравится, что Антон сейчас не стесняется проявлять свои эмоции, что он обнимает крепко, хоть и дышит всё ещё рвано. Ему нравится эта нежность, просто безумно. До тающей улыбки и сладкого привкуса чего-то родного на языке. Но сам он, почему-то, это признать боится. Брюнет никогда не оттолкнёт, сам сделает первый шаг, если надо будет, но вряд ли согласится с тем, что ему нравится обниматься и ощущать это повышенное тепло, в котором комфортно и словно заведомо безопасно. Антон выдыхает протяжно, щекоча ему дыханием кожу, а после всё внутри него замирает. Арсений чувствует, как географ ведёт кончиком носа по изгибам шеи и делает первый полноценный, спокойный вдох за последние полчаса. Шастун чувствует в теле вселенскую тяжесть, глаза слипаются, словно веки налились свинцом, в груди что-то копошится, стягиваясь тугим узлом, а поперёк горла — непроглатываемый ком. Но он знает, что всё не так плохо. Вылезали из ям и поглубже. Благо Арс был рядом всё это время и смог перевести фокус с паники на себя. Эти гляделки были на самом деле чем-то бо́льшим, нежели просто зрительный контакт, но сейчас ему не хватает сил, даже на то, чтобы мысленно описать для самого себя, что это было; а эти голубые глаза ещё долго будут ему сниться. Попов, отдавшись нежности, незаметно для себя чмокает географа в макушку, а тот лишь прячет улыбку в его плече с тихим «Ну Арс». Они лежат в тишине ещё минут пятнадцать, а после, когда Антон засыпает на груди у бармена, перекинув руку ему поперёк живота, Арсений считает, что вставать ему сегодня уже и незачем. Антон устал. Устал уже давно, примерно с того момента, когда начал испытывать себя. Проверял, сколько продержится, задыхаясь в ванной на полу, прижимая к груди колени. Не продержался до конца, сдох морально на половине пути. Опустошил все запасы энергии, кажется, даже потайные. Арсений просыпается от копошения под боком — Антон переворачивается на другой бок, натягивая на себя одеяло. Сон, почему-то, как рукой снимает, поэтому он поднимается с двухместной кровати и, огибая журнальный столик, чудом не споткнувшись о ступеньку, выходит на балкон. Прохладный осенний воздух наполняет лёгкие, путается в волосах и холодит открытые участки кожи. Рассвет через пару часов, а значит близится время отъезда. Уже после сегодняшнего фестиваля они направятся домой. Или по домам? Взгляд голубых глаз устремляется куда-то...в никуда. Он ненавидит ноябрь, если честно. Быть метеозависмым и при этом проживать ноябрь — две несовместимые вещи. Арсений либо переживает ноябрь, либо ноябрь переживает его. Третьего не дано. Только частые головные боли, желание спать все четыре недели последнего месяца осени и ворчать на всё вокруг. Но в этот раз ноябрь выдаётся каким-то ярким, что ли. С ним рядом Антон, у него фестивали, поездка эта, да и вообще как-то радостно слишком. Но чуйка верно подсказывает, что дело вовсе не в фестивалях. В висках снова начинает зудеть. Мужчина опирается локтями на перила балкона, глубоко вдыхает и, выдохнув почти прозрачный пар, вновь скрывается в номере, стараясь как можно тише закрыть дверь. Он забирается под одеяло к Антону, жмётся ближе, ощущая, как серая просторная футболка сминается под ним, обдавая впитавшимся холодом кожу. Температуры сталкиваются, от чего Попов покрывается мурашками. Шастун приоткрывает один глаз и смотрит на него через плечо. — Ты чего такой холодный? — бормочет он, а после сонно, почти не разлепляя глаз, сгребает голубоглазого в свои объятия, кутая в одеяло. Вот так просто и без церемоний. Арсений не подавляет расплывающуюся на лице улыбку, он жмётся ближе, переплетает под одеялом их ноги, чувствует мурашки Шастуна своей кожей и закрывает глаза, вновь погружаясь в сон.***
— Арсений Попов, прошу! — объявляет ведущий фестиваля, приглашая брюнета за стойку. Если предыдущие два фестиваля были представлениями, развлекаловками, то это — конкурс. С местами, победой и призами. Арс это знал, он был готов, но всё равно шепнул Шасту на ухо внезапное: «Антон, разомни меня», а тот со смехом принялся мять его плечи. Антон как всегда усаживается с краю стойки, занимая высокий крутящийся стул на ножке. Атмосфера, как и всегда, приятная. Позади него, в зале, слышатся разговоры, смех, восторженные отклики на действия Арсения, и Шастун искренне гордится им. Улыбается смущённо как-то, глядя на него исподлобья, а, поймав его взгляд, кивает, словно подпитывая бармена новой энергией. И Арс светится, словно лампочка, ловя кубики льда стаканом. Географ пробегается взглядом по залу, цепляется им за бейдж на рубашке ведущего, где написано «Мигель». Ещё пару секунд оглядывает тёмную кожу, яркую розовую рубашку, синие кроссовки и отвлекается на вибрацию в заднем кармане джинс. Это оказывается сообщение от одного из его учеников. Антон отвечает на его вопросы, радуется, когда тот через несколько минут присылает все правильно выполненные тесты, печатает «Молодец, отдыхай)», и с улыбкой возвращает свой взор в сторону Попова. Вдруг в нос резко ударяет запах женских духов, а на плечо опускается рука лёгким касанием. Антон морщится и поворачивается в сторону источника аромата. Перед ним стоит достаточно высокая блондинка, хлопающая глазками. У неё пухлые губы, тёмные брови и ресницы длинные такие. Шастун улыбается ей дружелюбно, уголками губ, но в воздухе всё равно повисает вопрос. — Извини, если тревожу, но мне нужна твоя помощь, — Антон молча кивает. — Тех парней видишь? — Шастун кидает мимолётный взгляд девушке за спину и, увидев там компанию ребят, угукает. — Не мог бы ты ненадолго притвориться моим парнем, чтобы они от меня отстали? — у неё в уголках глаз, кажется, слёзы и ресницы дрожат от страха. — Да, конечно, — Шастун вновь кивает, перехватывает её руку, до этого находящуюся на собственном плече и ведёт её в сторону подсобки, зная, что ему — можно. Русый прикрывает дверь, включает свет, приглашает девушку на диван и садится рядом, всё ещё держа её ладонь в своей. Та начинает шмыгать носом и пытается не заплакать, чтобы тушь не потекла. В этот момент Антон моментально забывает про все свои проблемы, отодвигает их на задний план, собирая по крупицам все ресурсы, только бы помочь девушке. — Они домогались тебя? — спрашивает осторожно Шастун, пытаясь заглянуть в её глаза. Удивительно, — голубо-серые. Блондинка мотает головой. — Мы должны были встретиться здесь с подругой, но она сказала, что опоздает, да и фестиваль уже начинался, поэтому я решила зайти и ждать её уже внутри. Но эта компания увязалась за мной ещё на улице. Они что-то кричали мне вслед, но я не слышала, что конкретно. Наверное, что-то в роде «шлюха» или «уродина». — Я бы не назвал тебя уродиной и уж тем более шлюхой, — перебивает её зеленоглазый. — Ты правда красивая, — улыбается он, чем вызывает у девушки ответную лёгкую улыбку. — Если б не моё телосложение, я бы вступился за тебя. На этих словах блондинка смеётся, а потом снова шмыгает носом, утирает слёзы с щёк, аккуратно вытирает подтёкшую тушь наманикюренными пальчиками и вроде даже успокаивается. — Спасибо тебе. — Не за что, — кивает он. — Меня Антон зовут, кстати, — представляется наконец. — Я Катя, — девушка мягко сжимает его руку в своей, словно в знак благодарности. — Очень приятно. Повисает тишина. Она, вроде, не давит даже. Катя бегает взглядом по помещению, а Антон смотрит на их сцепленные руки и осознаёт, что ладони впервые не потеют.***
Выступив, после аплодисментов Арсений направляется в сторону места, где должен был сидеть Шастун. Но Антона он там не находит и, честно, начинает волноваться. Глупо, когда только один человек на уме, но сейчас Попов не может ничего с этим поделать. Брюнет мечется взглядом по залу, пока за стойку заходит последний участник. Люди снуют по бару и всё движется вокруг, а у него внутри словно всё стоит. Он помешался? — Ты не видел Антона? — спрашивает он у Мигеля, который, выключив микрофон, опирается бёдрами о бок стойки. — Высокий, русый парень, мы с ним вместе пришли, он тут, сбоку сидел, — поясняет брюнет, видя непонимание в глазах напротив. — По-моему с какой-то блондинкой в подсобку ушёл, — отвечает темнокожий. — Спасибо. Арсений кивает. Поперёк горла встаёт непонятный ком. Ревностью это назвать сложно — гордость не позволяет. Да и смысл ему ревновать? Может, всё даже не так, как он себе надумал? Он иронично улыбается, когда стучит пару раз костяшками пальцев по двери. Дёргает ручку и открывает себе обзор на Антона, с вопросом в глазах смотрящего на девушку. Выглядит так, словно они только отпрянули друг от друга. Попов замечает на губах русого следы розовой помады. — Помешал? — вопрос риторический. — Нет, — всё же отвечает Шаст. — Спасибо за помощь, Антон, — неловко улыбается Катя и, развернувшись на пятках, удаляется, минуя застывшего в дверях бармена. — Секунду, я сам в ахуе, — подняв палец в воздух, говорит Антон, переведя дыхание. — Можешь не объяснять, — машет рукой брюнет, с грустью поджимая губы. — Я не объясню, а расскажу, — не опуская палец, делая новое движение им в воздухе, парирует Шастун. — В общем, слушай, — географ опускается на диван, Арсений же, вздохнув, пододвигает к себе деревянный стул из угла подсобки и садится на него задом наперёд, складывая руки на его спинке и впиваясь взглядом в парня. — Пока я смотрел твоё выступление, она подошла ко мне, мол, парни увязались, притворись моим бойфрендом, помоги. Я и помог: привёл её сюда, успокоил. Она хорошая такая, Катей зовут. Поболтали, а потом как-то взглядами столкнулись и... — и он словно не может выговорить то, во что сам не верит. — Она меня поцеловала. Видимо, в знак благодарности. — Интересно получилось, — хмыкает бармен безучастно, закатывая рукава белой рубашки. — Помаду сотри только, а так вообще красавец, — добавляет он, усмехаясь тому, как Шаст начинает нервно тереть губы. — Подожди. Арсений разворачивает стул, чиркая громко им по бетону, садится обратно, двигается ближе и, наклонившись к лицу географа, облизывает большой палец, а после аккуратно стирает помаду с контура губ. — Всё, — кивает брюнет, всё ещё держа на лице полуулыбку. — Я не хотел её целовать, — выпаливает Антон. — Ладно, — снова кивает в ответ. — Честно, — зачем-то добавляет он. — Ты сейчас пытаешься передо мной оправдаться? — не выдерживает Арсений и выдаёт с раздражением. — Возможно, — невинно пожимает плечами и впечатывается взглядом в губы напротив. Попов так и не отодвинулся — не сдвинулся ни на миллиметр вообще — на своём грёбаном стуле. И Антон хочет рискнуть. Плюнуть на последствия, на две, возможно сломанные, жалкие жизни, — его и Арса, — просто взять, поддаться чему-то глупому, внутреннему и поцеловать. Почувствовать вкус его губ и отпустить всё хотя бы на эти секунды. Это как всплыть на поверхность на пару мгновений, глотнув воздуха, но потом потонуть глубже, потому что плавать не умеешь. — Это не поможет, — словно читая мысли, говорит Арс. — Но как-то похуй, знаешь, — фыркает он за секунду до того, как целует его. — Знаю, — отвечает бармен, прежде чем податься вперёд. Антон целуется хорошо, мягко так, на пробу, у Арсения аж в животе колет что-то. Сам же он кладёт руку географу на шею, пробегаясь пальцами по чувствительной коже, и зарывается пальцами в короткие волосы. Шастун вздрагивает, чувствует, как по спине проходится табун мурашек, и выдыхает в поцелуй, чувствуя на губах бармена привкус кофе и алкоголя. Брюнет тянет его на себя, вынуждая споткнуться о воздух, впустить в ситуацию пару смешков, и усаживает Антона себе на колени. Не учитывает он лишь то, что географ выше, и теперь за поцелуем приходится тянуться, вытянув шею, а Шастун для этого нагибается ниже. Вес у него внушительный, но Арсению не тяжело. Он тает под его поцелуями, когда Антон спускается губами на шею и негромко причмокивает ими, касаясь медовой кожи. — А по-моему помогает, — возвращает ему ответ парень. — Просто заткнись уже, — рычит Попов, сжимая его бёдра и целуя за ушком. — Сделай так ещё раз, — просит Антон, а бармен сначала опешивает, но потом снова целует в местечко за ухом, слыша в ответ звук, похожий на мурчание кота. — Ты похож на огромного неуклюжего кота, — со смешком шепчет брюнет, нежно поглаживая его по взъерошенным волосам. — Очень спасибо, — закатывает глаза он и хочет залезть руками под рубашку Арса, но удручённо мычит, понимая, что она заправлена под фартук, поэтому просто оглаживает его бока сквозь белую ткань. Они целуются ещё пару минут: лениво, мягко, с лёгким напором, словно пытаясь насытиться, но оба знают, что, пересекая эту черту, никто из них не думал наперёд. И теперь им не будет достаточно одного раза. — И что теперь? — спрашивает Арсений, поднимая лицо Антона за подбородок. — Я больше не смогу тебя не целовать. Его руки сцеплены в замок за шеей Арсения, и большими пальцами он проводит по загривку. А говорит Шастун правду. Запретный плод сладок, и если это губы Арсения, то тут получается такая карамель, что диабетикам стоит держаться подальше. Антон, словно в подтверждение своих слов, чмокает его в губы и улыбается, чувствуя привкус сахара. У бармена губы розовые от частых поцелуев за последние несколько минут; и сладкие настолько, что пиздец, но именно это и манит. — Проблема в том, что я тоже, — с какой-то грустью в голосе произносит он. — Объявление победителя произойдёт уже сейчас! Просьба: всем участникам подойти к барной стойке! — слышится из зала, приглушённо, через дверь. — Потом? — с надеждой в глазах спрашивает Арсений. И за одним словом кроется слишком много смысла. Они обязательно со всем разберутся. Просто потом. — Потом, — отвечает он. Кивает, встаёт с его колен, — на которых было пиздецки удобно, кстати, — и пропускает Попова первым на выход. Взглянув в зеркало и поправив волосы, Антон выходит из подсобки, слушая Мигеля, радостно подготавливающего участников к объявлению победителя. Географ случайно сталкивается глазами со взглядом серо-голубых женских, точно узнавая Катю, и просто коротко кивает ей, когда та указывает на пришедшую подругу, всё ещё держа во взгляде вину. Шастун не злится, честно. Он правда не хотел её целовать, просто первые несколько секунд был дико ошарашен таким жестом со стороны блондинки, хоть и предполагал, что такое могло случиться. Та компания парней уже не маячила перед глазами, так что, убедившись в сохранности Кати, Антон возвращает свой взгляд на Арса, теребящего печатку на пальце. Глаза — зеркало души. И Антон не перестаёт убеждаться в правдивости этой фразы. Сейчас в глазах-океанах плещется тревога. Теперь ему можно, и он очень хотел бы поцеловать Попова снова, успокоить, вот только не у всех на виду. Счастье любит тишину, верно? Вот только что теперь между ними? — И победу сегодня одерживает Егор Булаткин! — с радостью произносит ведущий и вручает этому Егору тонкую статуэтку с табличкой, где выгравировано имя победителя. Шастун тут же смотрит на Попова. Тот аплодирует Егору вместе с залом, а в глазах такая обида и грусть, что русый даже хлопать перестаёт, — просто складывает ладони в замок, пытаясь поймать взгляд голубых глаз. Но не ловит. Арсений опускает голову в пол, его плечи тяжелеют, словно под грузом, а сам он выглядит максимально поникшим. Словно ребёнок, проигравший в автомате с призами.***
— А-а-а-арс, — тянет Антон, изворачиваясь так, что нагибается, прикусывая мочку барменовского уха. — Отвали, прошу. Арсений говорит раздражённо, устало. И фраза ударяет, как льдом по лицу. Холодно, больно, резко и вырубает. Но Антон не отступается. — Не отвалю, — Шастун делает огромный шаг вперёд, чуть не подскальзывается непонятно на чём, и перекрывает собой Арсению путь. — Ты всё это время был рядом, пытался вытащить меня из ямы, держал на плаву, — держишь до сих пор, — все силы свои на меня тратишь, не оставляя на себя почти; да что там, ты до сих пор рядом, — он всплёскивает руками. — Я вижу, как ты своим горишь, вижу, как тебе нравится мешать эти коктейльчики. Ты прямо светишься, берёшь энергию из любимого дела и я горжусь тобой, Арс, — Попов на этих словах хватает его двумя руками за шнурки толстовки, что торчат из-под распахнутой ветровки, словно пытаясь остановить, но Шастун не затыкается. Кладёт свои руки на плечи брюнета и продолжает: — Ты офигенный, Арс. Во всём, абсолютно. Это можно перечислять бесконечно, и я сейчас звучу, как влюблённый придурок, ухожу вообще не в ту степь. На самом деле, я хочу сказать тебе вот что: ты вечно помогаешь мне с глубокими проблемами, но, пожалуйста, позволь мне помочь тебе с твоей. Арсений молчит. Он перекатывается с пятки на носок и обессиленно утыкается носом в грудь Антона, словно сдаваясь. Всё, мол, вот он, белый флаг, я устал держаться, по(д)держи меня ты. И Антон подержит и поддержит. Не из чувства долга, чтобы было дашь на дашь, а чтобы Арсений понял, что Антон им не пользуется. Чтобы знал, что он ему взаимно дорог и важен. Чтобы помнил и ощущал, что Антон тоже рядом. — Арс, — зовёт он его. Тот устало поднимает голову, смотрит исподлобья, а Антон чмокает нос-кнопку и почему-то шепчет, — Я тоже рядом. — Спасибо, — улыбается Попов. И делает он это действительно искренне. Шастун не достаёт его разговорами по пути к гостинице. Понимает, конечно, что нужно что-то решать, но явно не сейчас. Сейчас нужно восстановить Арсения, помочь ему, а потом уже думать, что между ними. — Если моя память мне не изменяет, — а она та ещё шлюха, — Арсений смеётся тихо, — То побед у тебя за этот фестивальный марафон больше, чем проигрышей, — Антон бросает это в воздух, но бармен реагирует, кивает благодарно, чуть улыбаясь уголком губ. Брюнет в свою очередь понимает, что едут домой они явно не сегодня. Скорее всего — завтра с утра, потому что в этот день он уже ничего не выдержит, — не только морально. Но, говоря о хорошем: ему нравится ощущать заботу Антона. Он милый такой, домашний сразу. Чай заваривает вкусный, обнимает Арсения за талию, шею всю исцеловывает до мурашек, потому что теперь им негласно можно. Оба сорвались, — не подумали, да, — но ведь сколько плюсов сразу можно выудить из этой, казалось бы, проблемы. А может и не проблемы вовсе? Об этом явно стоит подумать потом. А сейчас, кутаясь в объятия Шастуна и мягкого одеяла, Арсений думает лишь о том, что он, кажется, нашёл свой комфорт. И комфорт этот не в месте, не в городе, а в человеке. — Уже не расстраиваешься? — намекая на сонную улыбку, спрашивает Антон, смотря на своего бармена через плечо. — Почти, — хитро ухмыльнувшись, говорит он, ухватывает ещё один поцелуй, развернувшись в объятиях, и, прикрыв глаза, прикасается губами к оголённой ключице Антона. — Спасибо тебе, — шепчет он, уже засыпая. — Я просто рядом, солнце — отвечает ему географ, но Арс уже и не слышит. Потому что ровное дыхание почти невесомо щекочет шею, и грудь его легко вздымается. — Спокойной ночи, — и засыпает следом с улыбкой на губах.***
Не Сеня! Паш У него не только улыбка красивая Он сам весь красивый И вообще 11:07 Мы целовались, Паш 11:09Павлентий Пиздец, Арс Рассказывай 11:21