Женщина из моря

Они ужинали в их любимом ресторанчеке на Монмартре. Обычный пятничный вечер, привычное завершение рабочей недели. Или они что-то отмечали тогда? Скорее всего, очередное выигранное ей дело. Можно сказать, традиция уже… У Веры была более чем успешная карьера. Юрист широкого профиля. Клиенты в буквальном смысле дрались за нее. Ён же получил и адвоката, и любовницу в одном флаконе, толком не успев понять, как это произошло. И у него не было ни сил, ни особого желания размышлять об этом. После возвращения из Испании, он предпочитал плыть по течению, а вернее, дрейфовать, жить одним днем, словно вдовец только что лишившийся горячо любимой супруги. Он уезжал из дома без тяжелого сердца, скорее наоборот, ему даже казалось, что он вновь обрел себя, если уж не целиком, то большую свою часть. Он вспомнил, осознал и принял свою вину, искупался в ее потоке с головой, заново пережил весь этот кошмар, и в итоге был вознагражден прощением. Мать простила его. Нашла в себе силы простить то, что простить невозможно. Она снова приняла его, ни словом не упрекнув. «Мы должны научиться жить с этим, Ён…» «Как?» - он сидел на полу в коридоре родительского дома, в ее коридоре, даже примерно не представляя, как можно научиться такой жизни. Она сидела рядом. Совершенно обычная. Она больше не боялась его, не отталкивала и не приближала. И ему было невероятно просто тогда… и спокойно. Обычная жизнь. Обыкновенные отношения. Он давно забыл, что значит чувствовать себя спокойно или хотя бы нормально в родном доме, рядом с собственной матерью. «Как- нибудь…» - она дружески похлопала его по плечу. «Пообедаешь?» «Да», - он просто кивнул, соглашаясь. Возможно, стоит иногда прислушаться к тому, кто старше и мудрее. Возможно, с таких мелочей, как вместе пообедать, и начинается это самое «нормально». Он пристально смотрел на Веру, толком не различая ее лица. Ее слегка резковатые, но в целом весьма приятные черты смазывались и расплывались перед ним. Зря он выпил ночью седативное. Весь день, словно у залитого ноябрьским ливнем окна. Он не принимал свои «испанские»лекарства чуть больше года. Не принял бы и сейчас. Они явно не способствовали его работе с формулами. Сегодня он несколько раз путал важные и весьма опасные реактивы. Но эта ночь была слишком кошмарной. Какой-то по-особенному дикой, и он был просто вынужден оглушить себя барбитуратом. Он продолжал мягко улыбаться своей пассии, участвуя в приятной беседе ровно настолько, насколько было нужно, чтобы не показаться невнимательным. Она шутила о какой-то супермодной галерее, которую им непременно надо посетить, чтобы на сей раз окончательно разочароваться в современном искусстве. Он уместно комментировал и вовремя подливал вино. Ей. Сам он опасался даже паров, идущих из откупоренной бутылки и ее бокала. «Ён», - она вдруг посерьезнела, участливо коснувшись его руки, и он понял, что ужин протекалне так гладко, как ему хотелось бы. «Мне кажется, что в последнее время тебя что-то очень сильно угнетает…» Он накрыл ее руку своей. Не сильное, но властное прикосновение. Женщина заворожено наблюдала, как он мягко поглаживает и перебирает ее пальцы, медленно переплетая их со своими. Она балдела от этой херни, и он знал об этом. И эта внезапная ласка так же означала, что на данный момент он не настроен переводить милый совместный ужин в кабинет психолога, и что разговоры «по душам» откладываются на неопределенный срок. «Я поняла», - вполне дружелюбно произнесла она, не забирая у него руки. «Я просто хочу, чтобы ты знал, если вдруг надумаешь поделиться или потребуется какая-то помощь, я готова и выслушать, и помочь. Ты мне не чужой человек, хотя мы и не так давно встречаемся». «Я знаю, Вера, и очень благодарен тебе за чуткость и терпение, но есть вещи, которые лучше не знать…» Он говорил мягко, но в воздухе мгновенно повисло исходившее от него напряжение. Металлический занавес, которым он отгораживался от нее, когда речь заходила о его душевном и физическом состоянии. Она знала о его психических расстройствах, он не стал обманывать ее, рассказав о своем прошлом, как только стало понятно, что их отношения вытекают за рамки постели. Но он сказал ей не все. Далеко не все. И она знала об этом, кожей ощущала. Знаменитое адвокатское чутье редко когда подводило Веру Греф. «Есть вещи, о которых лучше узнать сразу…» Ён помрачнел. Она была права, но что он мог еще ей рассказать? Ту самую правду?! Нет... Даже знаменитые «испанские сапоги» в данном случае не смогли бы развязать ему язык. Его приступы вернулись через пару недель, после возвращения во Францию. Недель. Даже гребаного месяца не успело пройти… Сперва они не были такими суровыми, а своевременное знакомство с Верой помогало ему хотя бы частично справляться с ними. Отвлекаться от новых ночных кошмаров, что оказались куда навязчивее и беспощаднее прежних. Но примерно через четыре месяца вполне стабильных и необременительных отношений с «французским юристом» Ён убедился, что прогресса в лучшую сторону не будет. Напротив, его состояние ухудшалось, несмотря на доброту и поддержку новой пассии. Женщины, с которой он и впрямь смог бы что-то построить. Во всяком случае, хотел попытаться. Впервые за долгое время. Матери он звонил примерно раз в неделю. Она просила об этом, и он честно выполнял ее просьбу. Иногда он с трудом удерживал себя от того, чтобы не звонить чаще. А иногда, после очередного ночного кошмара, едва находил в себе силы, чтобы сделать тот самый «обещанный» ей звонок. Он несколько раз приезжал домой, с какой-то совершенно детской, несуразной надеждой на то, что это поможет. Что состояние умиротворения, в котором он покидал родные места чуть меньше года назад, вернется. Хотя бы чайная ложка того состояния. Как оказалось, мнимого, полностью придуманного его исковерканной психикой. Ему нужно было обмануться, чтобы уехать от «неё». Сейчас он это понимал. И страшнее всего было то, что удар оказался не таким уж оглушающим. Подсознательно он ждал его, и был готов принять. В последний свой визит он все внимательнее наблюдал за матерью. За тем, с какой невероятной любовью и самоотдачей та возится с его дочерью. Да. Он знал, что девочка от него. И дело было даже не в том, что Анне являла собой его точную копию, он просто знал. Та самая эгоистичная мужская чуйка, которая зачастую делает безошибочные выводы, как раз таки благодаря эгоизму. У него был ребенок. В свое время он мечтал об этом. Он мог подарить своим детям очень много искренней и беззаветной любви. Он был способен на нее, возможно, больше, чем кто-либо. Это была истинная правда. Когда-то. Но не теперь. Теперь он ослеп и оглох, способный различить и отдать должное лишь одному чувству, страшному по своей силе и дикому по своей природе. Оно выламывало кости, но онбыл даже рад терпеть. Своеобразное искупление доставляло своеобразное удовольствие, на грани полнейшего безумия. Он спускался на дно с ужасающей скоростью, понимая, что в этот раз уже не выплывет. Он выставил собственный таймер, следя за временем так же пристально, как за матерью. Он не знал, сколько еще осталось, но точно знал, что поймет, когда нужно будет все закончить. Сейчас его мать была спокойна, почти что счастлива. Ее раны постепенно затягивались, Ён это чувствовал, боясь разрушить эту неокрепшую реальность. Снова. Он улыбался ей, играл с племянниками, хохмил с братьями и острил с обожаемой младшей сестренкой. Ему пришлось заново «познакомиться» с родным дядей, ведь он не хуже других понимал, что отношения Айтора с его матерью давно вышли за рамки привычных. Тот факт, что они однажды съедутся со всеми вытекающими из этого последствиями, ни у кого не вызывал сомнений. Дело времени, глубокомысленно заявил Иньяки, и впервые в жизни с ним согласилась большая часть семьи Аристеги. И, разумеется, все были только рады этому замечательному и перспективному союзу. Сам же Ён не мог точно сказать, как ко всему этому относится. Общего воодушевления он не испытывал, а быть недовольным… вряд ли у него имелось на это хоть какое-то право. Одно он знал наверняка – Айтор тот мужчина, с которым его матери будет хорошо. Остальное не имеет значения. Он смирится с любым ее выбором. Хотя, сказать и сделать далеко не одно и то же… В последний раз Бегония проводила его прямо до машины. Все выходные он держался безупречно, но она все равно что-то почувствовала. На ее посвежевшем лице вновь появилось то самое выражение гнетущего, усталого беспокойства. «Я рада, что ты приехал…» Она не стала допытываться, все ли у него в порядке. Она и раньше не задавала ему лишних вопросов, а теперь и подавно. Все, что ей оставалось – это смотреть на него, делая выводы из собственных наблюдений. И сейчас они были похожи в этом как никогда. Он тоже лишь смотрел на нее, избегая неуместных, по его мнению, расспросов, боясь показаться навязчивым, но пытаясь уловить глазами любые происходящие в ней перемены. По сути, ничего нового. Вполне комфортная дистанция, которая могла бы устроить «излечить» обоих… если бы он не хотел большего. «Я тоже, мама…» Он обнял ее на прощание, и его тело моментально одеревенело, став каким-то чужим, негибким… инородным. Он снова не мог… снова боялся, ненавидел и презирал себя. Того самого Ёна, который всегда хотел… требовал от нее непосильно много. Уезжая, он снова чувствовал грязь собственных рук. «Кто она?» Вера нервно застегивала блузку, сидя на его смятой постели. Пуговицы буквально прыгали под ее дрожащими тонкими пальцами. Он наблюдал за ней сквозь тяжелую густую пелену, задаваясь одним единственным вопросом – как у него получилось трахнуть ее сегодня? «О ком ты говоришь? Я не понимаю…» - он и впрямь не до конца понимал. «Женщина, которую, ты представлял сейчас вместо меня?» «Вера, я…» «Ён, мне не пятнадцать, и даже не двадцать пять…» - справившись с блузкой, она наконец взяла себя в руки. Ее голос зазвучал с привычным монотонным достоинством. «Ты кончил, только когда ткнул меня рожей в подушку. Вероятно, мой затылок вызывает у тебя больше эмоций, чем мое лицо», - она иронично усмехнулась. «Твоя прекрасная задница вызывает у меня самые яркие эмоции…» Он попытался отшутиться, но вышло хреново. Боль и усталость от осознания – это все, что он мог чувствовать. Нет, он не будет ее удерживать. Бессмысленно, да и не нужно. Ничего уже не нужно. Она имеет право уйти. Будет лучше, если уйдет прямо сейчас… убежит от него, куда глаза глядят. Пока еще не поздно. «Поэтому ты такой? Ты рассказал мне об Анне и ее сестре, но о ней не можешь. Она осталась там… в Испании?» «Да. Но это не та… не такая женщина, к которой ты могла бы ревновать. Это другое…» «Стало быть, не взаимно. Ты любишь, а она нет…» Вера уже полностью оделась и даже привела в порядок свои и без того супер ухоженные волосы. Но покидать его квартиру не торопилась. «В какой-то степени…» Он обреченно кивнул, отдавая должное точности ее суждений. В какой-то степени... «Если бы он не вернулся».