Дорога (не) обратно

«Поглотивши всю боль и войной над собой совершив революцию И снёсши цепь пищевую, взойду на терновый венец эволюции.» ©Pyrokinesis — Терновый венец эволюции

— Если это ещё одна из твоих нелепых и абсолютно неуместных шуток, то ты смело можешь возвращаться обратно, — Астрид прищурилась, глядя на Иккинга снизу вверх, и скрестила на груди руки. Всем своим видом она пыталась показать, что ей абсолютно всё равно на то, какие ещё способы поиздеваться над ней и её чувствами придумали её дражайшие одноклассники. Однако по поведению самого Иккинга, а этот раз нельзя было точно сказать, шутит он или говорит всерьез. На его лице не было и тени лукавства, издёвки или — о Господи! — хоть чего-нибудь, что могло бы выдать его с потрохами и дать Астрид понять его истинные намерения. Он был спокоен и сосредоточен, словно бы подбирал слова, и на мгновение девушке даже показалось, что он и впрямь не шутит. Но, увы, она знала его слишком хорошо, и ещё лучше знала, как сильно ненавидит ее Хезер. А эти двое вместе — так и вовсе для Хофферсон чуть ли не смертный приговор. Так что верить происходящему и принимать сказанное Хэддоком за чистую монету было бы с её стороны совершенно глупо. Сказать, что она удивилась, когда, выходя из школы, вдруг получила сообщение от Иккинга с просьбой задержаться немного и встретиться в школьном коридоре — это значит не сказать ничего. Сначала Астрид не на шутку перепугалась, и первой же ее мыслью было поступить абсолютно противоположно — поскорее сбежать со школы. Однако что-то внутри нее — девушка привыкла называть это ощущение «шестым чувством», потому что слово «интуиция» казалось ей слишком банальным и примитивным — упрямо подсказывало ей, что нужно собрать всю свою неуверенность и засунуть куда подальше, а после, приняв как можно более гордый вид независимой ни от кого красотки, возвратиться-таки обратно и узнать, чего же хочет он нее Иккинг Хэддок. Однако сама просьба его повергла девушку в шок куда более сильно, нежели его приглашение. Подумать только, что не кто-нибудь, а Хезер снизошла до того, чтобы предложить ей — мышке-замухрыжке Астрид Хофферсон — стать членом группы поддержки. Не об этом ли мечтает каждая вторая, если не каждая первая девушка этой школы? И всем, кто изъявляет подобные желания, Берсерк устраивает жесткий отбор, потому что под её руководством должны танцевать только лучшие. На самом деле, какие бы взаимоотношения не были у Астрид с Хезер, но Хофферсон не могла не признать, что чирлидершей эта девушка была превосходной и место капитана получила не за красивые глаза. Она трудилась долго и упорно, и каждый её танец был настоящим произведением искусства. Так что винить её в том, что к набору своей команды она подходила столь тщательно и ответственно, было бы ужасно глупо. И в этом была сейчас вся соль, потому что Астрид не подходила, кажется, к большинству её требований, если не сказать — ко всем сразу. — Даже если ты не шутишь, — припустила Хофферсон, после чего Иккинг с облегчением выдохнул, хотя и не расслабился окончательно, — и Хезер действительно согласилась на предложенную тобой кандидатуру в лице меня, то как ты себе вообще это представляешь? О чем ты думал, когда решил «пропихнуть» меня в чирлидеры?! — А что, собственно, не так? — надо сказать, этот разговор уже успел Хэддоку порядком надоесть. В конце концов, он не нанимался тут уговаривать неуверенную в себе девчонку использовать шанс, который уверенным-то не всем даётся, а тут — возьмите, пожалуйста, как на блюдечке с голубой каёмочкой. — Ты ещё спрашиваешь?! — вспылила было Астрид, но, заметив на себе тяжёлый взгляд парня, тут же притихла — всё-таки ей не стоило забывать, что для него она не смотря ни на что оставалась беззащитным объектом извечных язвительных замечаний — порой достаточно обидных для того, чтобы довести девушку до слез, — Да твоя Хезер сожрёт меня и не подавится! Она уничтожит меня, втопчет в грязь и опозорит, если до этого я не опозорюсь сама! Она ненавидит меня, как и ты, как и все вы, чёрт бы вас побрал! Хофферсон сама не заметила, как перешла на повышенные тона. Не заметила, как предательски задрожала ее нижняя губа, как едва заметно затряслись скрытые под длинными рукавами свитера руки. Единственное, что помещалось сейчас в её переполненную переживаниями голову — так это страх. Да, ей было чертовски страшно. Она чувствовала себя загнанной в угол, словно овечка, отбившаяся от стада и попавшая в хищные лапы волка. Вот-вот он откроет свою пасть, обнажит клыки и схватит ее за шкирку, чтобы утащить в свое логово, где будет ещё с десяток других волков. И тогда они все вместе прикончат её просто потому, что таков закон природы. Астрид была слабой, она была внизу «пищевой цепи», и поэтому никому не составляло труда скалиться на нее. Для нее каждый был хищником. Её все ненавидели. — Но… — Иккинг вдруг запнулся, и в его взгляде промелькнула самая настоящая растерянность. Однако это длилось всего несколько мгновений, после чего на его лице вновь появилось привычное выражение насмешливой уверенности, — Я не ненавижу тебя, Астрид. Просто порой мне приходится ставить тебя на место, только и всего. Возможно, порой я и впрямь перегибаю палку, но ведь ты сама должна понимать, что… Однако девушка его совсем не слушала. По мере того, как он говорил, её глаза медленно наполнялись слезами, а вокруг всё «плыло», словно карусель беспорядочных цветов и бликов. Слова, сказанные Иккингом, больше не долетали до неё, а лишь отбивались от каменных стен гулким эхом по коридору. Она стояла уже не в школе, а дома — в той самой квартире, где не ещё не так давно жила. Будто взаправду чувствовала сейчас запах подгоревших котлет, которые частенько жарила ее мать на ужин — готовить эта женщина не умела от слова совсем, что не очень нравилось горячо любимому ею мужу. Машинально Астрид потянулась трясущимися пальцами к щеке — там внезапно ужасно заболело, как от удара. Ей казалось, что кожа на том месте горит, словно подожженная, и ей хотелось завопить от боли, но она нашла в себе силы закрыть рот второй рукой, чтобы не получить по лицу во второй раз. За свои «неправильные» слова ей всегда приходилось отвечать, и в этот раз она имела смелость вступиться за свою мать после её очередного сгоревшего на плите ужина. — За что ты так ненавидишь меня? — слезы градом катились по её щекам, и она едва ли могла произносить слова четко, захлебываясь в рыданиях, — Что я сделала тебе? — Думаешь, самая умная?! — отец грубо схватил ее за руку и отшвырнул к стене, словно мягкую игрушку, и принялся медленно подходить к ней, угрожающе сложив ладони на бряшке ремня — Астрид уже знала, что означает этот жест, — Думаешь, что твои вычитанные в книжках фразы тебе помогут?! Я не ненавижу тебя, — он улыбнулся, но его улыбка напоминала скорее оскал животного, и принялся вытаскивать из-за пояса ремень, — Просто иногда ты совершаешь ошибки, и тебя приходится ставить на место. Твое место — у меня под ногами, и ты обязана слушаться меня. Знай свое место, Астрид… — …Астрид! Астрид, мать твою! Девушка широко распахнула глаза, и картинка вокруг нее снова стала четкой. Нет, она не там, она давно сбежала из этого ада. Это всего лишь воспоминания, только и всего… — Не смей указывать мне на мое место, Хэддок. Она сказала это так, будто бы эта фраза была последней в ее жизни. Она попыталась вложить в нее всё, что чувствовала и что думала. Она ведь не какая-то там дворняга, которую можно швырять из стороны в сторону и тыкать носом! Она и сама всё прекрасно знает и в напоминаниях не нуждается. — Ладно, — на самом деле Иккинг не на шутку перепугался, когда девушка ни с того ни с сего вдруг разрыдалась, однако выказывать свое беспокойство ей не стал — много, как говорится, чести, — Ладно. Но к чему закатывать такие истерики? Видимо, не спроста тебя в психушку сдали… — Закрой. Свой. Чертов. Рот. Астрид была готова ударить его. Да что он знает о ней? Что он знает о ее жизни и о том, что ей пришлось пережить? Ничего. И лучше будет, если он и все остальные продолжат оставаться в неведении. — А ты перестань реветь, вытри сопли и соберись. Через десять минут мы с Хезер ждём тебя на спорт-площадке. И запомни — подобные предложения дважды не делаются. Хочешь стать чем-то большим, чем просто девочкой, над которой всегда можно посмеяться? Так возьми себя в руки и сделай что-нибудь для этого. И он ушел. Просто взял и ушел, оставив её одну. Конечно, а что ещё он мог сделать? На самом деле, Астрид прекрасно понимала, насколько Иккинг был прав. Ей действительно дается огромный шанс выбиться с задних рядов в свет и доказать всем вокруг, что она может нечто большее, нежели просто стоять в стороне. На нее обратят внимание не как на на странноватую девчушку со стремной историей из прошлого, а как на чирлидершу — талантливую, вполне возможно. Она будет танцевать на ряду с самой Хезер! Да на её месте захочет оказаться любая из учениц этой проклятой школы! На ватных ногах, но уже немного успокоившись и приободрившись, Астрид поднялась на второй этаж в уборную. Благо, она сейчас пустовала — занятия ведь уже закончились, и в школе остались только учителя, не считая ребят-баскетболистов и девушек из группы поддержки. Ровно через десять минут Хофферсон должна была к ним присоединиться. Она открыла кран, набрала в ладони холодной воды и плеснула себе в лицо. От этого сразу стало легче. Однако страх всё ещё не хотел отпускать её, а в голове — к счастью, уже не так явно — снова и снова всплывали моменты из ее старой жизни. «Если менять — так уж всё!» — усмехнулась сама себе Астрид, однако это было скорее от безысходности, чем от уверенности. Да, ей немного полегчало. Но она зачем-то всё равно аккуратно, будто бы опасаясь, что кто-нибудь войдёт и заметит ее, достает из кармана маленькую пластинку с маленькими жёлтенькими таблетками. Она даже не помнит их названия, но всё равно закидывает в рот четыре сразу, жмурится и глотает. — Ты справишься, милая, — почти ласково говорит она своему собственному отражению, — Ты со всем справишься. Обязательно. И только потом спускается вниз — полностью уверенная, что в ее жизни начинается что-то новое. Хорошее или плохое — да какая разница? Главное — новое и совершенно незабываемое.