Еще три рассказа из ожерелья

Люди — беспечны. Лю-ди — бес-печ-ны. Так выстукивали колеса поезда метро, пока вагон мчался по полутемному тоннелю, скупо освещенному длинными редкими лампами на стенах. Если бы меня попросили охарактеризовать человечество одним словом, я бы так ответил — люди беспечны. А еще они наивны и доверчивы. И так часто бывают доверчивы сами к себе. Они, люди, не лгут, не обманывают, они просто дают такие клятвы и обещания, которые никогда не смогут выполнить. Беспечны, наивны и доверчивы. Я вскользь осмотрел вагон, который уже вынырнул из тоннеля и влетел на наземную ветку метро. Огромный мегаполис проносился за стеклом, а внутри вагона, словно птички на проводах, сидели немногочисленные пассажиры. Кто-то дремал, кто-то покачивался в такт музыке, льющейся в уши из незаметных беспроводных наушников, а сидящий рядом со мной пожилой темнокожий мужчина, не отрываясь, смотрел на противоположную стенку вагона. Незаметно, а я привык многое делать незаметно, я проследил за его взглядом. Картинка — реклама-голограмма, прилепленная возле вагонных дверей. Ясный летний пейзаж, благостный до зубовного скрежета. Речушка, журчащая по идеально ровным белым камушкам, того и гляди, прольется прямо на зрителя прохладным водопадиком с переднего плана, вдалеке — роскошный особняк, уютное гнездышко миллионера средней руки: белый песчаник стен, клумбы цветника, оранжерея зимнего сада. И все неестественно яркое вокруг: голубое небо с белыми перышками облаков, насыщенно изумрудные просторные луга, и зеленые, без полутонов близкие горы. Ну и для полноты объема, даже будто слышно пение птиц и ароматы трав и цветов. И сверху — надпись, каллиграфическим принтом, с виньетками и завитушками: «Агентство «Одно воспоминание». Бог избавит тебя от того, что ты не хочешь помнить.» «Одно воспоминание». Конечная цель всего этого долгого пути. Наяву картинка вполне соответствовала, даже более того, — превосходила самые смелые ожидания. Все говорило о том, что вы попали в нежные и заботливые руки. В руки Бога. Я подошел ближе. Ручей журчал, птицы щебетали, розы благоухали. Сложная многоступенчатая голографическая иллюзия, но зачем? Здесь, практически в центре шумного мегаполиса, чуть ли не за поворотом от выхода из подземного перехода, — и такая роскошь? Создать всю эту красоту, на это потребовалась бы уйма времени и сил, а всего-то и хотелось создателю — услышать какое-то устаревшее воспоминание от польстившегося на эту сказку посетителя, воспоминание, скорее всего, постыдное, из тех, про какие шепчут на ухо, боясь того, что Бог сейчас холодно скажет: «Твое наказание — помнить об этом вечно, неудачник». — Для меня нет слова «неудачник», — задумавшись, я произнес последнюю фразу вслух, а услышал ее входящий в просторный холл человек, лицо которого было мне незнакомо, что, впрочем, не было странным. Тоже иллюзия. Главное, я уже знал, кто это. Он мог вообще выйти ко мне без лица, это ничего бы не изменило.  — Мы все — люди, пусть и беспечные, но имеющие право быть услышанными и избавленными от груза ненужных воспоминаний. Ну да, люди, конечно. — Добрый день, я рад приветствовать вас в моем агентстве «Одно желание», — он подал мне руку. — Я — Говард, агентство — мое детище и я отвечаю вам, что оно никоим образом вас не разочарует. Мы прошли через холл и оказались в уютном кабинете. Декорации менялись со скоростью узоров в калейдоскопе. Иллюзия была создана на высшем уровне, просто высший пилотаж. Говард уселся в кресло с высокой спинкой, ровно напротив меня. Кабинет был обставлен со знанием дела и безупречным вкусом: деревянные панели на стенах, солидный письменный стол с огромным монитором компьютера и стеллаж до потолка, полностью уставленный книгами. — Выходит, — осторожно начал я, прикидывая как долго этот Говард протянет в своем иллюзорном облике. — Вы избавляете людей от ненужных им воспоминаний? Говард скользнул по мне вмиг насторожившимся взглядом. Да хоть шерсть на загривке топорощь, все равно мою иллюзию тебе, дорогой, не пробить, пока я сам тебе это не позволю. Тоже мне, нашелся тут фокусник, самозванец. Я поймал себя на мысли, что становлюсь брюзгой. Неужели, старею? — Именно, — на мой вопрос ответил все еще Говард. И имя себе еще придумал какое! Кто его, интересно, вдохновлял, какой из известных мне Говардов? — Именно, — повторил он. — У вас тяжело на душе, вы только что расстались с любимым человеком, потеряли близкого родственника, или вас кто-то жестоко обидел? Это можно стереть из своих воспоминаний, они только приносят постоянные страдания. А тут, раз, и вы избавлены от необходимости мучительных возвращений в тот день, в тот час… этого просто нет! Да, на этот раз мой авантюрист неплохо подготовился. — А что получаете взамен лично вы? — напрямик спросил я. — Вы же не делаете это из чисто альтруистических побуждений? Говард замялся. — Скажем так, что моя выгода здесь незначительна. Я получаю моральный комфорт и душевное равновесие только потому, что чувствую себя полезным и нужным. Незаменимым. Богом. Он помолчал, потом крутанулся в своем кресле и почти весело спросил: — Так что, вы уже решили, от чего вам необходимо избавиться в первую очередь? — Я предлагаю вам самому решить мою проблему. Ведь в ваших же силах просканировать мои воспоминания и убрать то, которое доставляет мне больше всего … ммм, неоднозначных эмоций? Говард довольно хмыкнул. Я так и представил его мысленно, как он с разбегу заныривает в мою голову, потирая свои ладошки, а тут… — Милый мой Люцифер, — через секунду бывший Говард, единоличный владелец агентства «Одно воспоминание», чуть ли не всхлипывал от полученного нокаута при попытке проникновения в мысли Бога. — Я когда-нибудь устану предъявлять мои вполне обоснованные претензии и разнесу тебя на молекулы! — Ты не сможешь, — мой самый любимый Падший быстро восстановил свой настоящий облик и томно глянул на меня своими черными непроницаемыми глазищами, попутно похлопав загнутыми, словно у девушки, ресницами. — Ты слишком мной дорожишь. Пришел мой черед довольно хмыкать. Стервец, хоть и не может влезть в мою голову, зато интуиции у него через край. — Что же, — занудливо произнес я, вынимая бланк протокола нарушения прямо из воздуха, и начиная его заполнять, четко проговаривая формулировки. — Тебе, Люцифер, вменяется в вину самозванство, ведение деятельности от имени Бога, незаконный сбор информации в виде человеческих воспоминаний и… — И то, что мне до одури хотелось увидеть тебя, — перебил меня мой Темный Ангел. — И мне это удалось, — он подумал и добавил. — Как всегда, между прочим. — Стоило ли идти таким сложным путем? — не удержался я от сарказма. — Мог бы просто записаться ко мне на личный прием. — А ты бы проигнорировал меня в силу своего занудливого пристрастия к порядку, — покачал головой Люцифер. — А так, я точно знал, что, прослышав про мое фальшивое агентство, ты сам лично явишься спасать от меня доверчивых человечков. Выводить меня на чистую воду. И не ошибся, а? — лукаво облизнул он губы. — Хоть ты меня и быстренько выбросил вон из своей светлой головы, но я успел увидеть, чей темноватый образ там прочно засел! Пришлось шикнуть на него, как на разыгравшегося кота. И то правда, все эти иерархические тонкости должны соблюдаться неукоснительно. Иными словами, пускай помнит своей место, герой-любовник! — Ну, все-таки, только честно, — мне было интересно, чем на сей раз соблазнял человечество мой Темный благодетель. Разумеется, весь этот протокол — такая же иллюзия, как эта вилла, всего лишь начало ролевой игры «Бог наказывает Падшего Ангела», которой не одна сотня лет. — Ты на самом деле стирал людям воспоминания? Вот прямо так брал и стирал? — Как я мог, дорогой, как мог? Купировал ненадолго, но предупреждал, что стопроцентных гарантий никто не дает, всегда есть вероятность неуязвимости человека, точнее, неуязвимости его воспоминаний перед моими возможностями… — Неуязвимость воспоминаний человека? Какая филигранная формулировка, — приподнял я одну бровь. — Это уж перебор даже и для тебя, Люцифер. Люцифер независимо пожал плечами. — Я просто создавал иллюзии, все остальное — это твоя зона ответственности. Как говорится, Богу — богово.