Касаться

Асексуальность - отсутствие сексуального влечения в принципе. Люди, испытывающие романтическое влечение, а не сексуальное, идентифицируют себя как гетеро- или гоморомантики.

Адриан умел замечать красивых людей. Будучи моделью, он запросто выхватывал взглядом из толпы девушку, которая точно прошла бы любой кастинг благодаря особенно длинным ногами, или парня, которому не мешало бы скинуть пару кило и тогда любой подиум падёт к его стопам. Лука не был по-модельному красивым, у него не было широких плеч или чётких острых скул, складывалось ощущение, что в его внешности вообще не было ничего особо острого, но тем не менее Адриан был уверен: если бы они столкнулись где-нибудь на улице, в центре Парижа или в закоулке, которые не Адриан, но Супер-Кот знал лучше, чем таблицу умножения, он наверняка бы задержал на Луке долгий изучающий взгляд. Лука был необыкновенно красивым по-своему. Он притягивал к себе внимание, был ярким, ярче, чем большинство людей вокруг, но это вовсе его не портило. Что бы Лука не делал со своим лицом: прокалывал нос или ухо, выкрашивал волосы в тёмно-синий, набивал очередную татуировку, аккуратно подводил глаза чёрным - ему шло. Любой другой, Адриан уверен, потерялся бы на фоне такого количества махинаций, Лука же, наоборот, становился всё больше похожим на себя. Мариннет как-то вскользь упомянула, что он собирается скоро прокалывать язык, и Адриан совсем не вовремя задался вопросом: каково это, целоваться с металлическим шариком во рту? Не то чтобы у тщательно хранимого сынка Агреста был обширный опыт в такого рода вопросах, но, вопреки уверениям многих, совсем девственно-чистым он, разумеется, не был. С Лукой они познакомились благодаря Мариннет, и Адриан до сих пор благодарен ей за это. Лука был удивительным, и Адриан легко это признавал. Талантливый музыкант, он почти никогда не говорил о музыке и себе в одном предложении. Он любил обсуждать музыку, методично разбирая смысл любого трека, попавшего в круг его любимцев, или самозабвенно восхвалять одного из своих знаменитых кумиров, но когда кто-то пытался втолковать ему, что сам он едва ли уступает большинству звёзд, Лука поднимал на собеседника удивлённый взгляд и тотчас же пытался перевести тему. Несмотря на любовь Луки к музыке, он являлся едва ли не самым разносторонним человеком из всех, кого Адриану приходилось встречать. Почти не уделяя учёбе дополнительного времени, Лука умудрялся оставаться одним из лучших учеников, хотя, по его словам, ему всё равно на «чёртовы цифры на листе, которые никогда не покажут, чего я действительно стою». Он был одарённым, умнее, чем большинство знакомых Адриана и, как приходилось полагать - самого Адриана, но, как все действительно умные люди, не придавал этому никакого значения. Человек, который был в состоянии моментально перейти с обсуждения неизвестного, но несомненно очень талантливого художника, о существовании-то которого знал далеко не каждый, на спор о том, чего действительно хотел добиться Аристотель, удивлённо смотрел, отрицательно качая головой, на каждого, кто спрашивал, учил ли Лука эту информацию к ближайшим экзаменам. Лука никогда ничего не заучивал к экзаменам, потому что почти всё, что требуется, знал и так, а те несчастные неизвестные ему клочки информации запоминал с первого раза и на всю жизнь. Когда Адриан впервые увидел его, впервые сжал сухую, изящно-музыкальную ладонь, впервые за несколько лет смутился под изучающим пристальным взглядом светлых глаз, он искренне надеялся: они будут друзьями. И оказался почти прав. Они проводили вместе много времени. В школе Адриан всё чаще сбегал из класса в коридор, игнорируя даже Нино, чтобы выхватить глазами из толпы разношёрстных подростков знакомый силуэт и приветственно махнуть рукой, ожидая, пока Лука подойдёт и, улыбаясь уголками глаз, легко пожмёт руку. Адриан сбегал из дома, вовсю пользуясь представленными кольцом возможностями и игнорируя нытьё лентяя-Плагга, чтобы лишний раз встретиться с Лукой. Говорить о книгах, о музыке, или просто молча сидеть рядом с ним, затаив дыхание наблюдая, как длинные пальцы трогают потёртые струны, рождая мелодию за мелодией. Ему нравилось общество Луки больше, чем кого бы то ни было. С ним можно было всё, даже быть самим собой - молчаливым, погружённом в себя сыном-Агреста мечтающим сбежать навсегда из ненавистного дома, похожего на замок и ставшего тюрьмой. Он как-то осмелился рассказать Нино об этом, как сильно он ненавидит всё, связанное с своей комнатой, на что друг только посмеялся, хлопнул его по плечу и заявил, что, будь он на месте Агреста, был бы только благодарен судьбе. Ещё бы. Известная модель, единственный и горячо любимый сын знаменитого дизайнера, избалованный юнец, имеющий всё и смеющий жаловаться. Наверное, думалось Адриану, так бы подумал тот, с кем ещё он бы когда-нибудь поделился чувствами, так что он предпочёл молчать. Но Лука был другим, по крайней мере, ему так казалось, и по этой причине, когда один из их бесчисленных разговор внезапно зашёл в это русло, Адриан, внутренне сжавшись, впервые за несколько лет осмелился открыться кому-то непохожему на Плагга или его собственное отражение в огромном зеркале ванной комнаты. Лука молчал, прикрыв глаза, пока Адриан говорил, а когда закончил - поднял взгляд и, молча резко подавшись вперёд, заключил того в долгие крепкие объятия. Адриан на секунды забыл, как дышать, смутившись, но потом осторожно положил руки на крепкую спину и медленно склонил голову, прижавшись щекой к чужому плечу, вдыхая едва ощутимый аромат дезодоранта из масс-маркета и ещё один, куда сильнее - запах Луки, внутренне молясь, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Адриан до последнего был уверен, что контролирует себя. Даже когда ловил себя на мыслях о ловких изящных пальцах. Когда на алгебре вместе цифр в голове крутились вскользь брошенные чужие фразы. Когда боролся с желанием коснуться чем угодно - губами или руками - каждого сантиметра его тела. Когда просыпался утром с желанием спать всю жизнь, потому что он снился каждую ночь, и только во сне Адриан мог быть с ним всегда, каждую чёртову минуту своей чёртовой жизни. Когда ненавидел каждую секунду, проведённую не с ним, когда ждал встречи с ним больше, чем сообщения от Леди, когда даже очередные поиски акумы превратились в бесполезную трату того времени, что можно было бы провести с ним, когда сочинял мелодию за мелодию, впервые за долгое время добровольно садясь за пианино, посвящая каждую ноту ему. Он влюблялся сильнее и сильнее, сильнее и сильнее отказываясь это признавать. Он не хотел, чтобы ему разбили сердце снова. Агрест бесшумно выпрыгнул из окна, затянутый в чёрный латекс, надеясь, что все в доме уверены: он спит. Адриан действительно спал, точнее, его имитация - свёрнутый из пары пледов и подушек кулёк, накрытый одеялом, и купленный в каком-то ларьке дешёвый светлый парик. Издали, если только приоткрыть дверь и в темноте проверить наличие его в комнате - не отличить. До полуночи оставалось чуть меньше пятнадцати минут, за это время он надеялся добраться до набережной Сены - они договорились встретиться там, у одного из домиков-ларьков, и успеть содрать с себя личину Супер-Кота. Он увидел Луку ещё издали: выхваченный из ночных сумерек тёплым мягким свечением уличного фонаря, тот стоял, облокотившись локтем на высокий гриф спрятанной в тёмном чехле гитары, видимо, пришедший раньше назначенного времени. Адриан, успевший, к собственной радости, вылезти из тесного кошачьего костюма чуть поодаль, выступил из темноты, приветственно улыбаясь. Лука радостно махнул ему рукой и сам зашагал навстречу, всё ускоряясь. Они медленно брели вдоль шумящей реки, почти не разговаривая - не хотелось. Хотелось слушать чужое ровное дыхание и плеск воды внизу, наслаждаясь ночной прохладой и спокойствием, появляющимся только когда они наедине. Лука спросил, не хочет ли он коктейль, и Адриан удивлённо поднял на него глаза, переведя взгляд на наручные часы: пятнадцать минут второго. Тот только кивком головы указал на сияющий разноцветными гирляндами деревянный домик, чей хозяин, очевидно, придерживался принципа «чем дольше работаю, тем больше заработаю». Агрест согласно кивнул: отец предпочитал ужинать рано. Они шли, болтая о всяком и отпивая друг у друга из стаканчиков, меняясь трубочками. Адриан взял себе шоколадно-кофейный, едва пролезающий в трубочку густой милкшейк, Лука же предпочёл классический ванильный, так что быстро устающий от приторной сладости Адриан то и дело запивал свой коктейлем Луки. В конце концов они поменялись, а спустя ещё пару минут Лука просто перелил остатки ванильного в полупустой стакан от милкшейка и, хорошенько взболтав, снял крышку и воткнул по бокам трубочки. Им пришлось склонять голову к одному стакану, так близко, что иногда кончики носов соприкасались, и тогда Адриан не понимал, что идеальнее: коктейль, в меру шоколадный, в меру кофейный и в меру ванильный, или Лука, кончик его носа и непослушные, пахнущие почему-то персиками, цветные пряди. А потом они случайно сошли с набережной, забредя во дворы, где Лука долго играл ему, тихонько и нежно подпевая, умело перебирая пальцами струны. - Можно нескромный вопрос? - они вернулись к набережной, поплутав немного по парижским переулкам, и вышли к небольшой открытой беседке, на ступеньках которой Лука и окликнул его, откинув мешающиеся волосы с лица кивком головы. Адриан заинтересованно кивнул, внутренне напрягшись, а потом, вспомнив, что стоит позади, подтвердил вслух, тоже ступив на коротенькую лесенку, ведущую внутрь. - Ты влюблялся когда-нибудь? - Лука выглядел спокойным, но Агрест, вглядевшись, заметил, что тот смотрит в сторону, вопреки своим обычным принципам, и чересчур сильно сжимает деревянную перекладину перил, облокотившись на которые они стояли лицом к лицу, повернувшись к Сене боком. Адриан, стушевавшись, пожал плечами: - Как и все. Конечно влюблялся, - он медленно развернулся, упершись теперь обеими руками в перила, и уставился на удивительно красивую сейчас, сверкающую в свете ночных фонарей реку. - Два раза. - Расскажешь? - Лука тоже задумчиво следил за движениями волн. - Если не секрет, конечно. - Ну, - Адриан смущённо покраснел и запустил ладонь в волосы, протягивая мягкие пряди сквозь пальцы. - Знаешь дуэт Леди Баг и Супер Кота? - и, опережая утвердительный ответ собеседника, кивнул, не сомневаясь, что тот знает, о чём он. - Понимаешь, к чему я клоню? - Твоей первой любовью стала божья коровка, - прозвучало скорее утверждением, нежели как вопрос, но Агрест всё же согласно кивнул. - И вы встречались? - Нет, - Адриан равнодушно пожал плечами. - Я всё пытался завоевать её внимание, кучу раз к ней приставал и, хотя она не раз просила меня остановиться, мягко объясняла, что её сердце занято, я не терял надежды. В итоге, видимо, так сильно её достал, что мы очень сильно поссорились и не разговаривали почти месяц. Со временем всё как-то само рассосалось и мы остались друзьями. - Тебе она всё ещё нравится? - Лука прикрыл глаза, наслаждаясь очередным порывом прохладного ночного ветра. - Нет, сказал же, мы друзья и ничего больше, - Адриан вдруг хмыкнул и повернулся к нему. - А ты? Расскажешь что-нибудь о своих бывших чувствах? Он даже вслух не сказал «или нынешних», отчаянно боясь услышать длинный рассказ о его горячо любимой девушке, о том, какая она красивая, нежная, женственная, как пахнет цветочными духами и какие у неё тонкие изящные пальчики. Адриан вдруг понял, что уже, не зная даже о её существовании, ненавидит это воплощение идеала всеми фибрами души. Но Лука вдруг мягко улыбнулся и кивнул: - Было бы несправедливо, если бы моё прошлое осталось таким же тёмным. Да, один раз я действительно по-настоящему влюбился. Это длинная и странная история, честно говоря, те отношения разбили мне сердце. Тогда, после того, как мы расстались, я впервые всерьёз занялся музыкой, посвящал гитаре всё своё время, чтобы забыться. Я не хочу скрывать что-то от тебя, по крайней мере, мне легче, если между нами не будет никаких тайн. Это был парень. Он остановился и внимательно вгляделся в лицо Адриана, словно ожидая увидеть там отвращение или злость, но у того только сердце забилось сильнее и он с нетерпением забарабанил пальцами по перекладине перил. Лука же, будто получив немое разрешение, продолжил: - Мне тогда только исполнилось пятнадцать и он был на два с лишним года старше. Нас свели музыкальные курсы после школы - я тогда только-только брал в руки гитару и он, видимо, по доброте душевной, взялся помочь мне научиться. Мы кучу времени проводили вместе, встречались почти каждый день и шли парой либо на курсы, обычно по вторникам и четвергам, либо, в остальные дни - к кому-то из нас, заниматься. В общем, в один момент я понял, что он мне нравится и вскоре мне представился случай ему об этом сообщить. Так вышло, что мы начали встречаться. Скрывались, конечно, но я всё равно был на седьмом небе от счастья, влюблённый маленький идиот. Не замечал, что он творил у меня за спиной и не хотел слушать ничего от тех немногих, кто знал о наших отношениях и видел, как он со мной поступает. Короче, позже я узнал, что он оприходовал половину школы, в том числе во время наших отношений. Больно было, конечно, со мной так впервые поступили. Но пережил, как видишь. Музыка меня вытащила. Короче, с тех пор я ни с кем кроме тебя даже не сближался так сильно. Боялся. Они помолчали, слушая ночной Париж, не затихающий даже сейчас. - Я не понимаю людей, которые изменяют, - Адриан задумчиво ковырнул ногтём неожиданно легко отслоившуюся с дерева краску. - Неужели не проще сразу расстаться, чем делать так больно кому-то, кого, очевидно, уже и не любишь. Лука мотнул головой, рассыпая по плечам лёгкие пряди, и, закусив нижнюю губу, нервно, непохоже на себя, выдохнул: - Понимаешь, я его не виню. И если бы... если бы я был бы на его месте, я... Нет, я не сделал бы так же, разумеется, но знаешь, в каком-то смысле я его понимаю. Внутри Адриана начала подниматься волна ядовитого непонимания и непонятно откуда взявшейся ревнивой обиды. Он сам не понимал, почему тон из спокойно внезапно наполнился колючей злой прохладой: - Пытаешься его оправдать после того, как он с тобой поступил, а потом говоришь, что между вами всё давно кончено? Ты сам себе веришь? Только спустя несколько долгих, утонувших в звенящей между ними тишине секунд, он понял, сквозь бешено стучащее сердце, насколько глупым было его недообвинение. Они друг другу никто, по факту, он не имеет права ничего говорить Луке, пусть тот хоть детей имеет от своего бывшего. Он решил ему открыться, и Адриан вместо поддержки наехал на него непонятно из-за чего, на ровном месте. Хорош друг. Агресту даже дыхание спёрло тяжёлое, мутновато-вязкое чувство стыда за своё странное поведение, и он выдохнул в ночную тишь тихое, робкое "прости", отчаянно надеясь, что Лука всё правильно поймёт, он же умный, в конце концов, поймёт, не будет злиться и, если повезёт - обнимет. Крепко, по-дружески, как только он и умеет. Но Лука, видимо, не понял. Он только рассмеялся тихонько на виноватые слова Адриана и пожал плечами беспечно, показывая, что не обижен вовсе. Однако Адриан видел застывшие в уголках глаз отголоски мук прошлого, вернувшихся сейчас, из-за его грубости, и ощутил ещё один больной укол совести. - Я не это имел в виду, - Лука продолжил, как ни в чём не бывало, заправив за ухо лезшие в глаза волоски. - Я ни в коем случае не оправдываю его измен, и он поступил подло, да, поэтому мы и разошлись... Но, понимаешь, - он достал из кармана джинсов тонкую чёрную зажигалку и пачку, достал сигарету и, пощёлкав несколько раз уже старой зажигалкой, наконец закурил. - Так получилось, что он - большой любитель секса. По крайней мере, был им тогда. Секс был и всегда оставался неотъемлемой частью его жизни. - Никто же не заставлял его отказываться от секса вовсе, у него просто появился постоянный партнёр, - от переизбытка эмоций и непонятной злости на всё вокруг, Адриан нелепо взмахнул в воздухе руками. - Вот и... - В том-то и дело, - хмуро перебил его Лука, медленно затягиваясь и, прикрыв глаза, выдыхая дым, тут же сдуваемый ветром. - Что заставляли. Точнее, - поправился он, глядя в сузившиеся от удивления глаза. - Проблема в том, что я не испытываю сексуального влечения. Адриан даже не удивился. Точнее, не смог. Он просто застыл на несколько секунд, а в голове почему-то тут же стало вязко и тесно, так, что виски давили друг на друга. Агрест накрыл их ладонями и помассировал, пытаясь выдернуть себя из странного сна наяву. Прошло ещё секунд сорок, прежде, чем он решился поднять голову и, старательно сохраняя отстранённое выражение лица, непринуждённо поинтересоваться: - А разве такое бывает вообще? Лука снисходительно-мягко глянул на него сверху вниз, и Адриан вдруг почувствовал себя таким маленьким и глупым, пока тот медленно, то и дело прерываясь на то, чтобы выдохнуть терпкий дым, говорил: - Не понимаю, чему ты так сильно удивляешься, - на почти чистые доски упал сигаретный пепел. - Точнее, не только ты, а все остальные. Все считают, что в отношениях главное - быстрее раздеться и залезть в кровать, но для меня совсем не это важно. Я просто хочу любить человека, чувствовать его душу, а не тело. Для меня любовь лишается всякого очарования, как только я подумаю о том, что люди любят за внешность или за то, насколько сильно ты хорош в постели. Поэтому у меня больше никого не было и, как бы то ни было грустно, скорее всего и не будет. Я ущербный, людям не нужны сломанные куклы, как и сломанные, неправильные, неработающие люди. Я просто обречён быть один, - он потушил сигарету об одну из деревянных балок, поддерживающих крышу, и выкинул её куда-то в сторону. - С этим легче смириться, чем кажется. Адриан знал, что мальчики не должны плакать, что слёзы - удел девчонок, слабых по своей природе, по крайней мере, всю сознательную жизнь отец воспитывал его именно так. Но сейчас слёзы отчаянно рвались наружу, разрывая грудь и горло, и Адриан сжимал зубы и кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и всматривался с какой-то жадностью в спокойное, даже расслабленное лицо напротив, пытаясь найти хоть тень жалости к себе. Но Лука был спокоен, действительно спокоен, только с тревогой вглядывался в Агреста, легонько, кончиками пальцев касаясь его плеча: - Ты в порядке? Нет. Разумеется, Адриан был не в порядке. Его душили ненужные слёзы и отчаянно пытался понять, почему жизнь так несправедлива. Почему другие, почему тысячи, миллионы ненужных людей вокруг могут, а Лука, единственный нужный ему человек - нет. Адриан злился на самого себя за свой эгоизм, на Луку, который вовсе не был ни в чём виноват, почему-то на отца, да на всех. Но сказать этого он не мог - ему было стыдно. Он не имел права даже думать так, так что всё, что оставалось - через силу медленно кивнуть головой. - Ясно, - Лука неловко сунул руки в карманы джинсов и как-то по-птичьи вжал голову в плечи. - Странный какой-то у нас вышел разговор. Они помолчали немного,и всё это время Адриан пытался успокоить бешено стучащее сердце. Лука снова нарушил молчание, хмыкнув: - Я вспомнил, что всё хотел спросить. Ты сказал, что влюблялся два раза, один раз - в Леди Баг? А вторая? Кто вторая, если не секрет? Адриан устало прикрыл глаза и в который раз за день медленно выдохнул, внешне оставаясь спокойным, но пылая внутри, отчаянно пытаясь успокоить бешеное, сошедшее с ума сердце. Да все вокруг сошли с ума, а он - раньше всех, раз позволил себе влюбиться во второй раз так глупо, в Луку, которому это и не нужно вовсе, которому и Адриан-то наверняка не нужен вовсе, такой маленький, глупый, такой папенькин сынок. И как сказать? И сказать ли? Стоит ли унижаться сейчас ради того, чтобы они перестали общаться потом. Ему представилась жизнь без Луки, без его мягких волос и волшебной музыки, без длинных пальцев, без серёжки: такая обычная, неизменно скучная и плоская, такая до боли знакомая, что Адриан съёжился от страха, боясь обрести её вновь. А не ответить - значит солгать. Агрест никогда не врал, единственная вещь в его жизни была тайной для всех - кольцо Супер Кота, но в остальном он всегда был честен со всеми. Ему не нравились лжецы и он не хотел быть одним из них, особенно для Луки. В конце концов - он имеет право знать, он имеет право сам решить, нужен ли ему Адриан. Нужен ли ему Адриан? - Не секрет, - он уставился в пол, боясь поднять глаза, словно будучи уверенным, что если они сейчас не пересекутся взглядами - всё обойдётся, всё будет хорошо, как раньше. - Я... я не думаю, что сейчас самое подходящее время говорить об этом, но ты правда имеешь право знать, что я чувствую к тебе, - он запнулся, но упрямо продолжил. - Знать, что ты мне нравишься и что мне плевать на всё. Я просто. Просто хотел, хотел и хочу быть с тобой, хочу любить тебя. И он утонул в воцарившемся между ними молчании, считая секунды вздохами, мечтая, чтобы Лука сказал хоть что-то, чтобы не молчал так укоризненно-холодно. Внезапным порывом ему в голову как будто ворвался поток ледяного ветра, смёл все мысли кроме одной, как ему казалось, убийственно-верной: "сбежать". И он правда развернулся и позорно сбежал в густую ночную темноту, задыхаясь от рвущихся из груди злых слёз, в глубине души надеясь, что Лука бросится за ним или хотя бы крикнет в спину, чтобы он не уходил. Но тот молчал. Адриан как во сне механически разбудил Плагга и, под недовольное ворчание квами, снова стал счастливым обладателем ушей и хвоста, не пытаясь даже пробраться сквозь царивший в голове туман добрался до дома и поднял глаза на окна собственной комнаты. С какой-то тупой обречённостью осознавая, что там горит свет. Его хватились.