О любви и смерти

Это был тёплый августовский день восемьдесят шестого года. Валерий Легасов прибыл из очередной радиоактивной командировки из-за того, что Горбачёв, который должен был выступать с докладом на конференции МАГАТЭ в Вене, внезапно отказался от выступления и переложил эту заботу на плечи Легасова. И теперь академик был не просто под пристальным наблюдением – он метался между двух огней – научным сообществом и КГБ. Если он соврёт – так, как того хочет Союз – то уронит свой авторитет в глазах научного сообщества и своих собственных тоже. Ведь Запад уже знает, что СССР будет лгать. Но чёрт с ним с авторитетом и имиджем, на самом деле, если бы не опасность, которая так и останется нерешённой, если о ней не заговорить. Шестнадцать атомных станций в Союзе, готовых взорваться в любой момент! С другой стороны, если вскрыть этот нарыв, сам Валерий окажется в очень уязвимом положении, он это прекрасно понимал. Правда – слишком опасная вещь в этом государстве, чтобы оглашать её, а потом спать спокойно. Своей, уже изрядно подточенной радиацией жизни, Валерию было не жалко – но за его спиной была прекрасная жена, даровавшая ему свободу быть собой, были дети, пусть уже и двадцать с хвостиком лет прожившие, но всё равно молодые и бесконечно любимые; и любимый, самый лучший в мире человек, с которым им так хорошо было вместе, несмотря на то, что их связь была в Советском Союзе уголовным преступлением – Борис Щербина. Легасов так и не решил, что он будет делать на этой чёртовой конференции. Его не устраивал ни один расклад, по правде говоря. Позвонив Маргарите, своей супруге, и сообщив о приезде, он добавил, что ему очень будет нужен её совет, хотя и знал примерно, что она скажет. Эта смелая женщина никогда не посоветует соврать ради собственного мнимого благополучия. Но, возможно, Валерию всё равно надо было это услышать со стороны, чтобы удостовериться, что так поступить действительно сто́ит. Каково же было его удивление, когда на кухне, куда он зашёл по приезде, он обрёл не только супругу, но и Бориса, с которым они не виделись уже пару недель. – Привет, – удивлённо произнёс Валерий, скидывая пиджак. – А ты что здесь делаешь? – Я тоже очень рад тебя видеть, – усмехнулся Щербина, целуя вновь прибывшего в щёку. Учёный на секунду прикрыл глаза от удовольствия. – Я позвала его, – невозмутимо ответила Легасова. – Если ты говоришь, что у тебя есть серьёзный разговор и тебе нужен совет, то надо решать это не только со мной, но и с любимым человеком. Он имеет право знать. – Я не хотел тебе говорить, – удручённо пробормотал Валерий, обнимая Бориса за плечи. – Не хотел беспокоить тебя. У тебя и так много поводов для беспокойства и без меня, Боря. – Ты – мой главный повод для беспокойства. Важнее тебя у меня никого нет. Поэтому будь добр, не городи чушь, – чуть ворчливо ответил Борис, целуя его снова – на этот раз в висок. – Я даже знаю, о чём ты хочешь поговорить, – сказала Маргарита. – Это о докладе в Вене, так? – Откуда ты знаешь? – Борис Евдокимович сказал. – Ну, да, как же я забыл, что вы вечно за моей спиной строите теории заговора, – с сарказмом отозвался Легасов, не переставая, впрочем, очень нежно обнимать своего любимого партийца. Борис зарылся твёрдыми пальцами в его стремительно редеющую тёмно-рыжую шевелюру, с наслаждением вдыхая аромат его волос после разлуки. В такие моменты привычных, но необходимых обоим нежностей, Валерий был бесконечно благодарен своей жене и другу жизни за то, что она приняла это всё как нормальный расклад вещей. Более того, всячески поощряла их, и потому при ней можно было не сдерживать своих порывов и ласкаться, чтобы насытиться друг другом после нелёгкой разлуки. – Мы должны держаться вместе, Валера, – с укоризной сказал Борис. – Так что Маргарита Михайловна абсолютно права. – Ладно, мне уже легче, когда вы двое рядом. Спасибо, – Валерий посмотрел через плечо Бориса на Маргариту, сидящую за столом. – Они сказали мне умолчать обо всех проблемах, которые вскрыл Чернобыль. Есть ли у меня шанс привлечь внимание к дефектам реакторов, если попытаться рассказать всё как есть? Маргарита промолчала. Щербина напрягся в его объятиях. – Ты же не хочешь сказать, что собираешься пойти против КГБ? – Может, и собираюсь. Боря, Советский Союз – это одна огромная пороховая бочка сейчас! Я не хочу, чтобы это повторилось! А с чего КГБ на меня нападать? Они ведь сами сказали – на нас будут писать иски в Международные суды. Может, если я расскажу всё, Запад откажется от этих намерений? Я уверен, Союзу не нужны лишние контрибуции сейчас... Борис отстранил Валерия от себя, заглядывая ему в лицо. В его глазах, всегда таких спокойных, сейчас читался нескрываемый ужас. – Это не твои проблемы! Это решение КГБ! Если они считают, что потянут эти риски, то пусть! Как ты не понимаешь, ты... Ты... – Я могу попасть под раздачу, да. Ну, что они мне сделают? В должности понизят? В тюрьму посадят? Расстреляют? Так я и так уже бэр хорошо хватанул... Сильные пальцы политика впились в мягкие плечи Легасова, угрожая оставить на нежной коже синяки. – Я могу потерять тебя. Тебе этого мало? Валерий был неприятно шокирован. Он думал, что его родные люди поддержат его. Щербина всегда любил его упрямство и честность, умение жить по совести, а не ради чинов и прочей суеты. Он и так сомневался и пытался убедить себя всеми способами, но такой реакции Бориса он не ожидал. В надежде он повернул голову в сторону жены, но она неожиданно покачала головой: – Я потому и позвала его. Я не могу тебе советовать. Валерий округлил глаза. – И ты, Брут! – Я не могу вмешиваться, Валер, потому что это ваше и только ваше дело. Ваша любовь, которая пострадает от ваших решений – или не пострадает. Я ведь знаю, что не будь у тебя такой любви, ты бы уже принял решение. Но ты колеблешься. И ты сам понимаешь, почему. Легасов перевёл взгляд на Щербину, который всё ещё вцеплялся в него до побеления костяшек. – Ты уверен, что так хочешь этого, Валера? – спросил он горячо. – Ты уверен, что мы оба сможем пережить последствия? На нас свалилось и без того много всего. Мы уже прошли через ад. Мы заслужили покой. Остальное – не наши проблемы. Учёный хотел что-то возразить, но его жена снова неожиданно вклинилась: – Ой, как дети! «Я люблю тебя! – Нет, я люблю тебя больше! – Нет, я!» – передразнила она. Борис обхватил затылок Валерия и привлёк его к себе в глубокий, самозабвенный поцелуй. Валерий слышал, как довольно фыркнула Маргарита, как бы говоря этим: «Что и требовалось доказать». Эти двое вроде бы защищали его от необдуманного решения, но... Ведь это его страна, их страна, Родина, которую они с Борисом спасали, и какой ценой! И теперь, если они спасуют, когда основная цена уже заплачена, то все их предыдущие жертвы получатся напрасными! Валерий оторвался от жадных губ и прошептал в них: – А ты сам после этого сможешь меня любить? – Что? – выдохнул Борис. – Я люблю тебя любым! – Предателем Родины? Трусом? Продавшимся за страх потери комфортной жизни? – Валера... – Помнишь, ты говорил, что всегда будешь на моей стороне? Ты ведь говорил, что тебе никогда не придётся выбирать между мной и Родиной, потому что ты уверен, что я всегда приму правильное решение? Почему ты не даёшь мне принять его? Боря? Борис молчал. – Потому что Рита права: я уже принял решение, только сам сомневался в этом, – ответил на свой вопрос учёный. – Я никогда не прощу себе, что позволил тебе упасть в эту бездну, но... – прошептал Щербина, прикрывая свои необычно светлые для уроженца Украины глаза. – Но ты чертовски прав. Если падать, то только вместе. Если пропадать за Родину – то только вдвоём. Я от своих слов не отказываюсь. Я всегда буду на твоей стороне. Теперь была очередь Легасова целовать своего любимого до помутнения сознания. Оторвались они друг от друга только тогда, когда Маргарита громко всхлипнула, утирая слёзы рукавом. – Рита, милая... – Валерий кинулся обнять её. – Всё будет хорошо. У тебя-то точно всё будет хорошо! Борис сел с другой стороны от Легасовой, тоже мягко приобнимая её. Маргарита подняла на чиновника взгляд, остающийся твёрдым и пронзительным, несмотря на овладевающие ею эмоции. – Берегите этого, – она ткнула пальцем в своего мужа. – Будьте как Вергилий, который проведёт его через последний круг ада и вытащит обратно. Только Вы это сможете. – Обещаю, – заверил её Борис. Они обнялись все втроём, и на некоторое время на кухне дома по улице Пехотной воцарилась благодатная тишина.