Берег надежды

Сурт говорил о себе так, как будто он вечен, и думал всегда как кобник — будто бы всемогущ. Смерть отца показала Зорату обратное. Даже подмога Тагириона не помогла Сурту пересилить тот разросшийся культ, который организовала Тьма. Выходит, мало одного желания для победы? Мало думать о выигрыше, чтобы его получить? Мало просто быть частью Вселенной, чтобы иметь доступ к целому? И почему отец ненавидел Тьму, почему Тьма ненавидела всех, кто в неё не включён — разве мать ненавидит своих детей, даже когда они становятся взрослыми и самостоятельными? И — в особенности — почему мать будет нелюбить разумных детей, отдавая предпочтение глупым и несамостоятельным?.. Тьма не желает воспитывать равных себе детей, и тем более тех, кто продолжит её дело и превзойдёт её. Создательница творит рабов, собственная воля не нужна инструменту. Зорат не понимал этого, а Тьма и не желала, чтобы её понимали, в отличии от Сурта. Тьма требовала только любви и поклонения, что Сурт не требовал. Но Тьма выжила, а Сурт помер, значит, по всей логике Тёмных правы Воплощения. Если только не принять во внимания, что Сурт сам не слушал тех советов, что давал сыну. Он думал о Тьме как о враге — она стала врагом. Сын твёрдо решил попробовать по-иному. Если нельзя изменить окружающий мир, можно изменить себя. Чтобы изменить Тьму — надо стать ей. Зорат прилетел к Арме, когда она восстанавливала кладбище подле почти погружённого в землю Храма. Уже начинался дождливый сезон, и побитые листья непривычно низких и раскидистых деревьев прели на влажной почве, но сейчас осадки не шли не переставая, только однотонное покрывало облаков покрыло всё небо, отделяя мир от космоса. Чёрная драконесса, что стояла между камней и деревьев, мало отличалась от них в своей неподвижности. Зорат поклонился: — Я готов умереть, чтобы во мне не осталось ничего, кроме Тьмы. — Здесь нет твоей могилы, Зорат Сурт, — Арма, не поворачиваясь к мальчику, обвела хвостом ряды надгробных камней. — Ты сын мятежника, посмевшего поднять лапу на то, что он победить не в состоянии. Я не предвидела тебя Воплощением, и тебе мной не стать. — Моя могила вот здесь, — Зорат показал рукой на надгробие, где вместо имени было вибито лишь обзывательство: «Дурак». Так назвала его Намму ещё в день высадки на берег Нашара. Арма с удивлением обернулась к юноше: — Ты полон смирения и действительно готов отказаться не только от своей воли, но от своего разума, отравленного отцовской гордыней. Радуйся, ты умрёшь по своей просьбе. Тьма родит себя на твоём месте. Спускайся. Зорат равнодушно спрыгнул в свежеразрытую яму и сел, доставая рогами до поверхности. Неотличимые друг от друга темношёрстые драконы стали его закапывать. Драконёнок мог бы улететь в любой момент, если бы пожелал, но желаний у него не было. Отец научил сына не думать о них, а смерть отца разучила думать, поэтому Зоратом больше ничто не двигало — помирать в нём было нечему, так хотя бы родится Вечность, и слова Сурта перестанут быть обманом. Впрочем, их Зорат уже не помнил, только слушал свой погребальный хор: А́ра Вми́ра рцит тебе, По́прю переста́нь! Ка́ра вороти́тся бе. Со юро́ди вста́нь! Те не ну́дна про́стия — Ти нако́на вне. Ля́гешь во пого́стии По чуже́й вине́. Че ми кров на се́че, гуй, Че на ве́че кровь? Чё до ро́да сберегу́, С до́брем ка́ля вровь? Не сагна́ют ка́мони!.. Ся разда́й — тий рок! Мо́рня тва́ра ка́нула Гда вроди́лся бог. Сла́ву сдай — той ла свала́, Ти око́ле тя. Ка́зы кла́ди во слова́, Си́лой воплотя́т. Вла́ди всем — едни́м собо́й, И́ной вла́ды несть! Вне век ны векны́ с тобо́й, Ми́рний одине́ц…