Хроники Особого Отдела

В двадцатых числах июня, когда отцвели ландыши в Подмосковье, а Мрак, как самая последняя шавка, любвеобильно засматривался на всех пробегающих мимо собак и даже кошек,  команда переехала. Пять небольших домиков, соединенных крытыми неотапливаемыми переходами, и центральное здание, за каких-то два месяца возведённые в глухом зелёном массиве. Они простоят двадцать пять лет и будут заменены на шестиэтажное каменное монстрообразное сооружение. Потом. Но в то яркое, солнечное, первое послевоенное лето новенькие квадратные домики, словно пухлые боровики, выросшие среди зелёного леса, нетерпеливо ждали своих хозяев. Сверкала на солнце яркая,  салатного оттенка, краска, ещё до конца не просохшая на новеньких ставнях (ставни, кстати, выглядели странным – лишним - дополнением на  непривычных двухслойных рамах с большими стёклами). Базу окружала плетёная декоративная изгородь. Многочисленные дорожки из выложенных сложным геометрическом порядком плиток затейливо огибали ландышевые «клумбы», созданные самой природой. Светло и жизнерадостно пел птичий хор. Шумел лес. А нечастые машины гостей встречал на входе огромный пирамидальный муравейник – маленькие трудолюбивые стражи выстроили свою «крепость» у самых ворот комплекса. Густые заросли шиповника, уже начавшие терять свои гладкие бледно-розовые лепестки, да маленькие головки «куриной слепоты», как выводки пушистых цыплят, весело смотрели вверх, на солнце. Пропитанный запахами леса воздух, наполненный шелестом листвы, жужжанием насекомых и пением прячущихся в зелени пичуг… База радостно встречала своих новых жильцов, которые переступили через порог и замерли - настолько неожиданно было это возникшее ощущение обретения родного дома. Василий Иванович торжественным чином обошёл с кадилом все помещения, помянув «всуе» даже проживающую с ними нечистую силу. Нечистая сила благодарности не выразила. Наоборот, недовольный таким обращением Олладий долго чихал, а у протоиерея с тех пор пахло кошачьим духом. Проветривание и регулярная уборка не помогли. Спустя полгода священник взмолился о перемирии и с тех пор регулярно ставил блюдце с молоком рядом с тёплой голландской печью... но это опять-таки будет потом. А пока природа радовалась вместе с людьми. Уже летом возобновили отпуска и восстановили восьмичасовой рабочий день. Отдельным указом ЦК были  полностью устранены обязательные сверхурочные работы. Страна, словно сбросив чёрный вдовий плат, стремилась забыть страшные годы и, перешагнув горе, достигнуть ранее невозможных экономических успехов. Даже кинематограф,  забыв свою политическую значимость, допустил съемку первого приключенческого  советского фильма — «Пятнадцатилетний капитан». Он выйдет в прокат в марте сорок шестого, и за какой-то год его посмотрит 17 миллионов человек. Вся страна! Страна-герой! Страна-воин! Страна-победитель. *** Олладий, разменявший свой шестой век, удивленно наблюдал, как въехавшие вместе с Хозяином жильцы начали интенсивно обустраивать свою жизнь. Он же с трудом приноравливался  к необыкновенным вкусам и странностям поселившихся в его лесу существ. Огромная чёрная паучиха, повесив гамак между двух берёз, целыми днями лежала теперь, закутавшись в одеяло и, периодически всхлипывая, что-то читала. Любопытный кот заглянул однажды в толстый кожаный фолиант и рассмотрел надпись: «Бегущая по волнам» А.С.Грин. Хозяйский сытый холоп Илья, как ранним утром, так и вечерами бегал по периметру территории (и оттачивал навыки стрельбы «по-македонски» установив мишень в самом дальнем углу) Оборотень вырыл под забором лаз и регулярно исчезал, при этом  не забывая вовремя возвращаться к ужину. Олладий не без оснований предполагал, что скоро в окрестных деревнях появятся крупные черные круглоголовые щенки. Сам же Хозяин привез с собой кучу громоздких ящиков, и Илья целый час обливался потом, перетаскивая их от ворот в дом. А хозяин при этом бегал вокруг него и давал ценные указания. В ящиках оказались книги. Счастливый обладатель бумажных сокровищ провел целый день, разбирая их и расставляя на многочисленных полках. — Зачем Вам столько книг? — поинтересовался приехавший с инспекцией Худояров. — Чтобы все было под рукой, — последовал незамедлительный ответ. — Я вижу здесь Стивенсона, Майн Рида, Дюма... а где же советская проза? И как вся эта литература поможет нам? — выразил недовольство ответ генерал. — Ну, я просто люблю эти книжки. А советскую прозу - вон, Ксения читает. К тому же должны же быть у меня какие-то желания? — с лёгкой улыбкой возразил ему оппонент. — Я не возражаю. Но наше дело не терпит разгильдяйства и отсутствия дисциплины… На миг в маленьком домике воцарилась тишина, потом Хозяин обвёл взглядом помещение и тихо сообщил: — Я призван не вами. И не вам меня торопить. Нужно время и узкоколейка к горе. Темное облачко в небе отплыло прочь, и поселившийся на подоконнике солнечный заяц смело перескочил на генерала. Генерал энтузиазма не ощутил. Странности новых подчиненных порядком давили на нервы. Эта их независимость… Литература эта иностранная. Мистика эта чертова! Домовые во вверенном ему отряде, слыханное ли дело? Вампиры! Маги! Как тут устава придерживаться? — … фрица! - услышал вдруг Рашид Ибрагимович. Отвлекся! - Что? Воплощение мистицизма и странностей терпеливо повторило: - Верните нам фрица. В кабинет без стука вплыла Ксения - в хлопковом синем халате с большими белыми пуговицами. Это генерала добило. Дивный вид этой женщины настолько контрастировал с оставленной за спиной ещё военной Москвой, что Худояров на миг зажмурился, а когда открыл глаза, глубоко вздохнул и, переведя взгляд на привычную военную форму, ладно сидевшую на Илье, попросил: — Вы хоть при Утехине срам-то свой не показывайте. Отдел, понимаешь ли, особый. Разгильдяи. А немец ваш с ума сошёл. Эскулапы сказали - неизлечим он. Поеду я от вас. Расстроился только. Ян проводил его до ворот. И уже севший в машину генерал услышал: — Немца надо вернуть. Он Белый маг. Отогреется у нас. Я его с собой возьму. И не возражайте. Глядя на это худое лицо, непроницаемо спокойное, бестрепетно уверенное, что его просьбу… хотя какую там, нахрен, просьбу… требование выполнят, Худояров только рукой махнул. Куда там возражать! Тут не рехнуться бы… На обратном пути Рашид Ибрагимович задремал. Ему снились зубчатые Кремлевские башни, выложенные не красным кирпичом, а толстыми обложками детских книг, и кот, который печатал сказки на большой старой, ещё дореволюционной, пишущей машинке, громко стучащей старыми клавишами. Кот аккуратно вынимал напечатанные листы и, наклоняясь к нему через стену, сообщал: — Прочитать немедленно! Чрезвычайно важно! Худояров брал пачку листов и читал: «Немца верни! Дурень старый!» Генерал хотел возмутиться, вздрогнул и проснулся. Перед ним исчезал, растворяясь в темном салоне, белый лист бумаги. — Давай-ка на Канатчикову дачу, — скомандовал Худояров. — А то и правда залечат фашиста-то!   *** Неторопливо передвигая шахматные фигуры, Сталин ещё в 1935 году выбрал «пещерного марксиста» из рекомендованных ИККИ членов высшего руководства Коммунистической Партии Китая. Показательный коминтерновский процесс Иосиф Виссарионович предполагал провести в конце весны 1939 года, и следователь А. И. Лангфанг старательно выбил показания на всю правящую верхушку из доставленного в НКВД в марте 1938 г. начальника отдела кадров Го Чжаотана. Процесс не провели, но двадцать членов КПК были по-быстрому обвинены в троцкистской деятельности и расстреляны. Мао получил миллион долларов на содержание ЦК. После начала военной кампании в Китае всем стало понятно, кто возглавит единую партию и правительство. Руководитель и будущий «великий кормчий» прислал лично написанное благодарственное письмо, в котором отметил заботу Сталина о своих детях, вывезенных в целях безопасности в СССР, и уверил «отца» в единстве мыслей и действий двух братских народов. В первых числах сентября спешно вылетел к Мао начальник внешней разведки Фитин П.М., а затем и руководитель 4-го отдела СМЕРШ Утехин Г. В. Взволнованное успешными испытаниями нового оружия, уничтожившего Хиросиму и Нагасаки,  ЦК требовало решительных действий от разведки. Были предприняты сверхсекретные экспедиции ко всем легендарным и плохо изученным местам, известным своими загадочными взрывами. Безуспешно изучался район Подкаменной Тунгуски. Военные взрывотехники и группа ученых из лаборатории Курчатова И.В.  на коленях обползали все 2,5 квадратных  км уничтоженной взрывом 30 мая 1626 года  территории на юго-западе Пекина. По четким свидетельствам летописных источников, странное белое облако выплыло тогда  из пирамидальной горы-гробницы недалеко от Сианя и, достигнув столицы, взорвалось с ужасающим грохотом. В тот день погибло более 20 000 человек. Единственный наследник Императора Тяньци принц Чжу Цзыцзон был с трудом найден и опознан под завалами - рядом с перемещённым взрывом за пределы города трёхтонным каменным львом. *** Несколько тысячелетий назад. Центральный Китай. Сиань.   Великий Ин Чжэн, основатель царства Цинь,  чей облик ужасал врагов, первый владетель Империи, которому самими богами  предназначено оставить наследникам правление в десять тысяч поколений, как мальчишка спешил за неровным светом зажженных факелов в глубину пещеры. Ход то расширялся, то сужался, и каменные своды, поддерживаемые множеством мертвенно-белых овальных столбов, не обещали идущим радужных надежд. Между этими нерукотворными колоннами царил вечный мрак. Но из пробитого временем отверстия в скальном куполе пещеры на пришельцев падал бледный свет  небесного странника, в эту ночь раскалённым серпом висевшего среди мерцающего звёздами неба. Толстый начальник канцелярии, чей вкрадчивый чистый голос евнуха внушал страх окружающим, всемогущий Чжао Гао, вел Повелителя его к давней заветной мечте. Летучие мыши, вылетевшие на охоту, да крики ночных птиц нарушали таинственный покой природного Храма. — Долго ещё? — наконец нетерпеливо спросил император. Евнух, так опрометчиво взваливший на себя ответственную должность проводника, молча показал рукой. Впереди в неясном свете чадящих смолой факелов показалась вырубленная искусственная ниша и дверь, обитая тусклым  серебром. Воины встали перед этой преградой, не зная, что им делать дальше. — Ломайте! - нетерпеливо приказал Повелитель. Люди дернулись и застыли в неповиновении. Страх перед этой маленькой старой дверцей оказался сильнее. Цинь Шихуан, самолично изведавший пределы своего мира, давно избегал общения со смертными. Он жаждал не власти, которую предоставляет золото, не сверхъестественной силы - он искал бессмертия. И хотя глупые последователи Конфуция усмотрели в этих поисках самодурство, за что были закопаны живыми в землю, хотя экспедиция к острову Чжифу за бальзамом бессмертия провалилась, но предпринятые его наместником Сюй Фу усилия не были тщетными. И вот он, великий Цинь Шихуанди Ин Чжэн, совершивший восхождение на гору Тайшань и лично убивший могучую рыбу в Великом море, стоит перед этой неприметной дверью, за которой ждёт его Вечность.         Стиснув зубы, император непозволительно торопливо выхватил меч  у старшего внутренней охраны и лично отсек ему голову. Кровь фонтаном хлестнула из зияющей пустотой шеи и оросила неприметную дверь. Послышалось шипение. Воины замерли.   Горячая бурая жидкость стремительно всасывалась внутрь. Заклепки по краю сгнившего от старости дерева упали, и перед молчащим отрядом открылось большое овальное отверстие от рассыпавшейся в прах перегородки. Затхлый, сырой воздух, словно живой, вырвался  изнутри, издав полный глубокой муки стон. Людям показалось, что сами гранитные стены пещеры плачут  по непрошеным гостям. Но император  не обратил на это никакого внимания. Его влекло. Он, вновь торопясь, сделал несколько шагов и оказался внутри небольшого круглого помещения - перед гладкой плитой из красного гранита. На искусно расписанных стенах и потолке огромный дракон, свернувшись в клубок, играл на флейте, в лапах он держал развёрнутый свиток. Заворожённый художественным чудом неизвестного художника, Владыка остановился и начал читать. Странные, неизвестные ему иероглифы вдруг сложились в понятные и простые слова: «Раз в шестьсот лет меняются боги. Игра в го наскучила старикам. Ты, мой друг, решил поменяться со мной? Но я ещё не устал. Я хочу пить. Я хочу сына. Обними меня, мой сосуд!» Расписанный сводчатый потолок уходил в неизвестность. Нарисованные  на гладких стенах золотом и ляпис-лазурью картины парили над вошедшими. Лежащая на полу кроваво-красная плита звала выбранного встать на нее. И император сделал этот шаг. Бесцветные огни факелов замелькали, отражаясь в его стекленеющих глазах. Неподвижный, замерший, застывший Цинь Ши Хуанди словно превратился в зловещую статую, а темно - коричневый от сумрака цвет его кожи будто стек на красный гранит. Огонь факелов замелькал в оставшихся живыми глазах, придавая взгляду зловещее упорство. Когда на небе появились первые проблески рассвета, император неторопливо покинул пещеру в горе. Там, внутри, остались десять статуй, чьё сходство с живыми было настолько велико, что невозможно было поверить в действительность существования мастера, вылепившего из глины такое чудо...