Хроники Особого Отдела

Зима издевалась над москвичами, а последние, в свою очередь, нагло использовали старуху, каждый выходной, (с его лёгким бодрящим морозцем и солнцем на синем небе), вставая на лыжи, чтобы бежать по проложенной лыжне в лес, или на санках кататься с гор, или на пруды и речки – рыбачить! Гордый своими четырёхлетними близнецами, Илья брал сыновей на рыбалку регулярно. При этом выявилась любопытная закономерность: если воскресное утро было посвящено рыбалке, то воскресный вечер – её обсуждению. Все могли слышать только рыбаков и только о рыбах. – Мам, она ка-а-ак дёрнула и как повела! – это завзятый рыболов Павел резко развёл руки в стороны, показывая величину улова. Видимо, описываемая добыча была столь велика, что пространство оказалось маловато – маленький рыбак сшиб венский стул, сто лет спокойно стоявший на ореховых гнутых ножках и никого не трогавший. – Во-о-о-от такая огромная! Нет, даже ещё больше! – добавлял Пётр и гордо показывал окружающим отломанную ножку. – Мы случайно, – хором добавляли близнецы. – И где ваша рыба? – ехидно спрашивал Ян. – Сорвалась, – грустили мальчишки. – Просто вам повезло, – резюмировал вредный начальник. – Почему? – замирали они двумя любопытными столбиками. – Потому что это была огромная щука, и у неё был полный рот страшно больших и острых зубов. Она бы могла покусать вас, или даже утащить и съесть! – Ян Геннадьевич, хватит пугать детей, Таня их опять спать не уложит! – Ксения морщилась от воплей маленьких рыбаков, но стояла за правду. – Не собирался я их пугать! Они сами кого хошь… я, вообще, тихий и сегодня сказку всем хочу рассказать. Зная, чем заканчиваются сказки начальника Особого отдела, общество, с тоской, уселось на диван. Телицын пошёл ставить чайник и жарить оладьи. После таких рассказов всем хотелось скорее заесть неприятную тяжесть, возникающую в области солнечного сплетения. Просёкший настроение подчинённых Ян обиженно нахохлился, но начал: «Жил-был злой и завистливый бог огня и обмана – Локи. Все его считали двуликим потому, что он был силён и, с одной стороны, являлся родным братом верховного Бога Одина, а с другой – пакостником, всегда нарушающим законы мироздания и ломающим все устои большой семьи. Локи умел превращаться в любое существо, а, благодаря крылатым сандалиям, летал везде, где хотел. Всё видел. Много знал. И вот однажды, от этих лишних знаний случилось несчастье и начались проблемы. Услышал хитрый бог, как тёмные эльфы договорились с подземными карликами – истребить род человеческий. Решил он рассказать об этом Одину и позвал его к водопаду. Там внезапно схватил он камень и швырнул в проплывающую мимо выдру. Оказалось, что это карлик Отр решил подслушать разговор. За убийство Отра – сына верховного князя гномов – потребовал разгневанный его отец волшебный посох Одина и крылатые туфли Локи. Отдали боги свои вещи, и не случилась война. Ещё больше невзлюбили Локи в его родной семье. Тогда, чтобы вернуть посох и помириться с братом, отправился Локи к эльфам за мифрилом. Обманул кузнеца Адвари, привёз гномам мифриловый выкуп. Не менее хитрые эльфы вручили Локи перстень, с уникальным свойством удваивать богатство. Правда, предварительно Адвари наложил на него проклятие, которое лишало владельца счастья. Хитроумный Локи подарил его гномам, но счастье своё успел потерять. Так жил этот бог, творя зло, но жил весело и, несмотря на проклятие, продолжал свои делишки. Но как-то решили встретиться боги Митгарда с великанами: устроили пир на весь мир, да стали хвастаться своими великими мастерами Фимагеном и Эльдиром, которые додумались, как превращать мёртвое в живое. Асы хвалили кудесников, но Локи, позавидовав умению бесконечно оживлять погибших воинов, взял да и подрался с умельцами. Самое страшное – он сознался Одину, как в давнем поединке убил его сына Бальдра. Сказал и о том, что старший сын Одина, в виде механической игрушки, живёт среди богов… Окончательно рассердился на него Один. Приковали Локи к скале и приказали ядовитой змее сторожить наглеца! Из пасти на тело поверженного бога долгих три года капал яд, пока не разъел сковывающее его железо. За это время разругались боги с великанами, протрубили в рог Гьяллархорн, и начался Рагнарёк. В этой войне погибли все старшие боги, остался только Локи…». Некоторое время все молчали. Четырнадцатилетняя Маша вдруг подошла к Яну и потрогала у него на виске маленький шрам, который, как звездочка от разбившейся об висок упавшей капли, иногда показывался среди волос. – А дальше? – тихо попросила она. – А дальше Локи похоронил своих братьев. Заковал он Митгард льдом и засыпал камнями. Но Гьяллархон, по-прежнему, цел. Тогда у Бога не хватило сил его сломать. И, тающие на солнце, льды почти вытолкнули рог судного дня на поверхность земли… В зале стояла непривычная тишина. Люди испуганно посмотрели друг на друга, словно страшный рог опять протрубил Рагнарёк. На диване, обнявшись, тихо сопели близнецы. – Богородице Дево, радуйся..., – прошептал Василий Иванович, посмотрев на спящих детей, с нескрываемым страхом, смешанным с надеждой на тишину. Компания, стараясь не дышать, одними глазами наблюдала, как родители, словно бестелесные ангелы, несут своих чад в спальню. Только через десять минут, убедившись в отсутствии звуков из детской, все вздохнули. – Олладий, проследи…, – строго сказал полковник. Вернувшийся Илья, увидев всю настороженную компанию, вздрогнул, покраснел и выпалил: – Когда летим-то, Ян Геннадьевич? – В пятницу, товарищ майор! – А куда? – разумно поинтересовался Борис. – На Кудыкину гору! – вдруг, зло и громко, ответила ему Ксения. Она встала и подошла к закрытому и законопаченному ватой до весны окну. Там, освещённая светом фонаря, мерцала всеми цветами радуги расчищенная тропинка. На ступеньках крыльца сидел Мрак, любивший зиму и долго гуляющий по ночному лесу среди сугробов. Женщина обернулась к остальным и продолжила: – К белым пустыням, где лёд и снег, где больно глазам и сердцу. – Ян удивлённо посмотрел на пророчицу и тихо дополнил: – Там очень холодно, но горячее сердце не замёрзнет… мужа придётся отпустить, Ксения. Он мне нужен. *** Ещё стояла тёмно-серая мгла, и до весны, с её чёрными проталинами, покрытыми ярким лишайником, цвета тёмного золота, живущим летом на камнях, под вечным солнцем, было далеко. Но в торосах низким вздыхающим голосом уже гудел лёд, и южный ветер готовился отогнать его от берега, оставив только корку припая, окончательно исчезающего на побережье к концу лета. Всего несколько часов назад море плескалось, масляно сияя, хотя вдали и белели маленькие барашки, но оно спокойно и мирно дышало, предвещая скорое окончание холодов, приглашая людей на весеннюю морскую охоту: бить моржей и есть горячее сытное красное мясо. В Каанааке, единственном крупном эскимосском поселении, не боящемся ставить свои «иннуик» на берегу холодного моря, с утра охотники на утлых кожаных каяках, с весёлыми криками, уплыли туда, откуда доносился первый рёв могучих моржей. Вышедшие на берег женщины, с гордостью, наблюдали, как перекатывались, словно волны, мышцы их мужей на оголённых спинах, покрытых от напряжения и нетерпения едким потом. Моржи – это сытая жизнь. Это кожа, которую пора перетягивать на байдарках и домах. Это бивни, которые можно отвезти в Готхоб и обменять на новое ружьё и патроны. Но в конце зимы погода переменчива. Злой северный ветер налетел, и море закипело, да так, что его грохот и шум домчал до гор и там сорвался камнепадом. Охотники сумели быстро вернуться, правда, ни с чем. Но все остались стоять на берегу, увидев, как среди чёрных туч и тёмного моря на горизонте показался светлый треугольник большой лодки, следом шли ещё три, в ряд. Их то швыряло глубоко в бездонную ледяную пучину, то подкидывало на высокий гребень пенной волны. Океан играл с утлыми вельботами, а они упрямо продвигались вперёд. Охотники столпились на берегу. Жизнь на Севере с рождения сделала этих людей суровыми и настороженными воинами. Тот, кто почти каждый день встречается со смертью, не может быть другим. Все смотрели на рассердившийся к ночи океан и ждали. Малыш Нааль, смешно ковыляя, как тюлень на берегу, подошёл к отцу и, дёрнув его за истёртую оленью кухлянку, вопросительно посмотрел вперёд. – Вельботы, – уверенно произнёс отец. Потом посмотрел на тёмную головёнку сына под своей рукой и громко добавил: – Деревянные, у них киль, в волну не опасно, скоро дойдут. *** Группу доставили в совершенной тесноте и духоте на самом современном подводном судне системы «Кит 627», три года как спущенном на воду. Морпехи, за всю неделю следования, не проронили ни полслова, зато трое не то гражданских, не то военных товарищей вызвали крайне негативную реакцию у экипажа. Особенно выделялся самый молодой из них – наглый и чернявый, ухитрившийся сунуть любознательный нос везде. Его сопровождала маленькая рыжая, (и не менее наглая!), собачонка, которая ухитрилась пометить, ещё в первый день после отплытия, все корабельные углы, особое внимание уделив, почему-то, двери в каюту старшего помощника.. кого другого старпом бы поставил на место «на раз», но получивший строгий приказ капитан только сказал: «Терпите…». Утром, вынырнувшая максимально близко от края ледяной стены, лодка приблизилась к берегу, и люди высадились на новенькие, издалека смахивавшие на деревянные барки, «зодиаки». Пока проходила погрузка, налетел восточный ветер, разогнавший опустившийся на воду вязкий зимний туман, но поднявший вполне приличную волну. Захлестывающая через круглые резиновые борта вода мгновенно превратилась в блестящую обёртку льда, а люди, лишённые возможности ухватиться за борта, повалились друг на друга, как дрова. Единственный «воздушный гимнаст», удержавший равновесие, всё тот же наглый говорун, исхитрился, пожав руку капитану, ещё и прокомментировать событие: – Место нам, конечно, для высадки неудобное, но, уж ладно. Вы, что смогли, сделали. Ныряйте и ждите! Чтоб по первому свисту! Надеюсь, не подведёте… Капитан, никак не выразивший призрения к сухопутным наглецам, взял под козырёк. «Как адмирала какого провожали», – раздражённо подумал старпом, спускаясь вниз. *** Некоторое время шли при боковом ветре, вдоль, казалось, бесконечной ледяной стены, с её нависавшими над водой льдинами. Те периодически падали с резким разрывающим барабанные перепонки треском, рядом с прыгающими по волнам лодками. Наконец, люди заметили проход – спускающийся к воде мыс, со стоящими недалеко от воды круглыми домиками-ярангами, расположившимися на огромной снежной равнине, которая, плавно поднимаясь, оканчивалась на горизонте тёмным массивом гор… На и без того чёрное небо, к ночи наползли густые низкие тучи, из которых, под завывание ветра, посыпал злой, похожий на крупу снег. Но к этому времени люди уже высадились, и шустрый проводник побежал к стоящим на берегу местным… морпехи, выгрузившие снаряжение, с удивлением, наблюдали, как из лодки неторопливо выпрыгнул огромный чёрный мохнатый волк, нагло сверкнувший карим глазом и потрусивший догонять убежавшего вперёд хозяина. – А собачка-то их где? – спросил стоящий рядом старшина. – Вот она, наша собачка! Привыкайте, – хмыкнув, ответил ему высокий широкоплечий мужик, с отросшими за неделю усами и даже уже чем-то напоминающей бороду щетиной на подбородке. Затем он повернулся к приятелю и добавил: – Ты зря побрился, Борис, тебя ж предупреждали. Усы надо. Их на Севере берегут, как хорошего пса. Здесь с водой плохо. Пить всегда хочется, а усы – они воду делают. Сосульки намёрзнут, а пить захотел – напился! *** Удивительные средневековые артефакты, хранящиеся в королевских сокровищницах Европы, такие как шахматы, например, считались сделанными в Исландии. Но недавно растопившее лёд солнце обнажило целое поселение недалеко от столицы Гренландии – Нуук, которое где-то в XI-XII вв. явно специализировалось на изготовлении только фигурок для этой игры. До сих пор совершенно непонятным является факт исчезновения процветающих поселений викингов с острова в период с 1360 по 1370 гг. Почему бесстрашные викинги покинули остров – непонятно. Ни погода, ни льды, ни холод не могли устрашить суровых северян. Но факт, что их напугало что-то ужасное, не оставляет никаких сомнений. В 1360 году в Гренландии произошло землетрясение, и что-то испугало людей настолько, что они, бросив всё, ушли с острова на материк.