Особенный

- Профессор Дамблдор, Вы не можете так поступить с мальчиком! – дама в остроконечной шляпе выглядела на Прайвет Драйв лишней ровно настолько, насколько это вообще было возможно. – Те, кто убил этих Дурслей, - приспешники Сами-Знаете-Кого, они ведь могут вернуться!.. - Профессор МакГонагалл, мальчик пережил два ужасных нападения. Очевидно, что защита Лили не дает людям Волдеморта - когда Вы уже перестанете бояться называть это имя? – даже приблизиться к Гарри! Ведьма неодобрительно покачала головой, глядя мимо собеседника, в сторону дома номер четыре. Маггловские коронеры, кажется, так они зовутся, выносили одно за другим тела. - И все же, почему бы не отдать ребенка в нормальную семью, чтобы он знал о том, кто он и что он сделал!.. - Миневра, не давайте мне повода усомниться в Вашей памяти. Ведь этот разговор уже был у нас пять лет назад. – Взгляд глаз за стёклами-полумесяцами было невозможно трактовать однозначно: он выражал одновременно и грусть, и сочувствие мальчику, и искреннюю обеспокоенность его судьбой, и весёлость, столь неуместную в данной ситуации. – Не стоит прививать мальчику вкус к славе с самого детства: она может вскружить голову любому, уж поверьте мне. МакГонагалл вздохнула: план оставить Гарри в мире магглов нынче нравился ей ещё меньше, чем тогда, после смерти Поттеров. - Да и кому его оставить, - продолжил Дамблдор, - после того, что случилось с Лонгботтомами?.. Мы больше не можем позволить себе рисковать. Материнской защиты достаточно, чтобы оберечь Гарри. К тому же, мы будем наблюдать за ним до поступления. - Но Альбус, ведь теперь его тётя мертва! Защита Лили больше не поможет мальчику! - Профессор МакГонагалл, неужели Вы до сих пор не поняли? Кровь Лили текла не только по венам Петуньи. Её кровь – это и кровь Гарри тоже!

<><><>

Лодки скользили по водной глади, не поднимая волн, и Гарри, сидевший в одной из них, не мог оторвать взгляда от зеркальной поверхности озера. Трое других мальчишек шумно переговаривались. Вернее, говорил лишь один из них, явно наслаждаясь привлечённым вниманием: - Хафлпафф - это, конечно, ужасно, но Гриффиндор – вот настоящая дыра, хуже точно некуда! Могу поспорить, если меня туда определят, отец переведёт меня в Дурмстранг. Впрочем, они не посмеют отправить меня в это скопище придурков! – самодовольно ухмыльнулся будущий однокурсник Гарри, белокурый мальчишка с гордо вздёрнутым подбородком. Конечно же, Гарри читал о Хогвартсе и его факультетах в «Истории магии». С меньшим упоением, чем об изготовлении ядов, приручении смертельно опасных тварей и превращении одних предметов в другие, но читал. Тем не менее, ему было безумно интересно узнать, какого мнения остальные. И мнением с ним охотно делились: - Попасть в Равенкло – тоже неплохо, значит, ты умный и всё такое, но учиться в компании грязнокровок!.. – губы мальчика дёрнулись в отвращении, - ну уж нет! Только Слизерин! Там учился мой отец, да и вообще весь род Малфоев, насколько я знаю. Меня точно туда примут. Нотт, ты ведь тоже будешь в Слизерине учиться? Черноволосый мальчик, без особого энтузиазма слушавший этот монолог, вздохнул: - Не знаю, где я буду учиться, но хочу я в Слизерин. Не у тебя одного семейные традиции! Впрочем, если меня отправят в Равенкло, я не сильно расстроюсь. Определение в Хафлпафф было бы провалом, неприятно, наверное, осознать, что ты бесталанное ничтожество, которое только и может, что зубрить. Даже у гриффиндорцев есть что-то ещё. - Не скажи, - рассмеялся Малфой, - я бы сказал, у них и этого нет! Полное отсутствие мозгов компенсируется отвагой – у них там так идиотизм зовут, видимо. И – моё любимое - дру-ужбой! Как будто на остальных факультетах все друг другу враги. Могу поспорить, в этот отстойник берут тех, кто даже зубрить не в состоянии. Видели этого кретина с жабой? Ставлю сикль, он попадёт в Гриффиндор! Третий из ребят, доселе молчавший, разразился противным смехом. Этот мальчик был выше Гарри как минимум на голову и, к тому же, раз в пять больше в обхвате. Помимо круглых щёк и мясистых ушей, в глаза бросалось отсутствие даже тени интеллекта на лице. Он напомнил Гарри одного из его давних знакомых - Малыша Бобби. Бобби был мало похож на малыша, скорее он был тяжёлой версией Дадли. Он был больше, злее и старше на семь лет. Он был первым знакомым Гарри по приюту. В тот солнечный, что всячески противоречило законам жанра, день, пятилетнего Поттера привезли к калитке «Сэнт Джонатанс» и передали в сухие руки миссис Фрайт, директрисы интерната, которая вот уже двадцать лет как занимала этот пост. Женщина искренне верила, что делает доброе дело, угодное Господу и правительству Британии. Она держала мальчишек в ежовых рукавицах, ведь как иначе перевоспитать полторы сотни юных уголовников в полноценных членов общества. Она поздоровалась с Гарри, не обращая внимания на то, что мальчик её толком и не слушал: прошло лишь два дня с тех пор, как Дурсли погибли, и он был совершенно не в себе. Миссис Фрайт коротко описала правила «Джонатанса» и в свою очередь передала Гарри в руки Малыша Бобби, старшего ученика приюта. Бобби было уже двенадцать, а это значило, что с начала нового учебного года ему пришлось бы покинуть интернат. Он чувствовал себя абсолютно безнаказанным. Малыш больно пнул Гарри и потребовал все его деньги сразу после того, как миссис Фрайт удалилась в свой кабинет. А когда мальчик, очнувшись от ступора, сказал, что денег у него нет ни пенни, Малыш Бобби вывернул его чемодан прямо посреди лестницы. Часть вещей он распотрошил в поисках припрятанной налички, часть с едкими комментариями закинул на дерево, растущее перед корпусом приюта. Действо длилась не больше десяти минут, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы собрать толпу мальчишек, с гоготом наблюдавших за тем, как ветки обрастали трусами и носками Поттера. Когда чемодан опустел, Бобби показал Гарри окно его будущей комнаты и со словами «В остальном разберёшься сам», удалился. Гарри не плакал. Ему было почти всё равно. Перед глазами всё ещё стояло искореженное болью лицо тети Петуньи. Он механически собрал вещи, до которых смог дотянуться, запихнул их обратно в чемодан и, еле поднимая свою ношу, направился по ступенькам вверх, навстречу широко распахнутым объятиям «Сэнт Джонатанса». - Ну, с тобой, Крэбб, всё понятно, - вырвал Поттера из воспоминаний смеющийся голос Малфоя, - Райвенкло тебе точно не светит! А ты куда метишь? – повернулся он к Гарри, до этого в разговоре не участвовавшему. - Не хочу загадывать наперёд, но, надеюсь, выбор будет в мою пользу. - Насколько я помню, мы не знакомы, - ухмыльнулся и протянул руку Гарри мальчик. - Драко Малфой, должно быть, ты обо мне слышал. - Честно говоря, не доводилось, - признался он, отвечая рукопожатием. – Я Гарри Поттер. - А вот о тебе наслышаны все, - рассмеялся Драко, - это Винсент Крэбб и Теодор Нотт, у наших отцов было общее… дело, так что мы почти всю жизнь знакомы. И все попадём в Слизерин, вот увидишь! Лучший факультет, все великие волшебники оттуда. Гриффиндорцы выпустили Дамблдора и этим бахвалятся, а у нас учился Тёмный Лорд и даже сам Мерлин! Если к нам поступишь, точно не пропадёшь! Губы Гарри растянулись в улыбке: похоже, в Хогвартсе ему уже были рады. Тем временем лодка причалила, и дети вслед за Хагридом поднялись к дубовой двери, открывавшей им новый, волшебный мир. Мир Хогвартса. Десятки любопытных глаз устремились на Гарри, когда назвали его имя. В них были восторг, восхищение, страх, но все эти чувства меркли перед интересом, окутавшим зал с парящими в воздухе свечами. Всем хотелось взглянуть на знаменитого Гарри Поттера. Посмотреть на его шрам: правда ли он в форме молнии. Заполучить его на свой факультет, ведь это было бы таким поводом для гордости! Подобное любопытство Гарри вызывал и раньше. Вот только тогда он не был Мальчиком, который выжил, героем, легендой и всеобщим спасителем. Тогда он был новеньким, о котором ходили странные слухи. Дети в «Сэнт Джонатанс», никогда не читавшие газет и не слушавшие новостей, каким-то невероятным образом знали обо всём происходящем за стенами приюта. Они уже слышали о случае в Литл Уининге. И не могли не обсуждать его: еще бы, такая невообразимая, захватывающая, пробирающая до костей история! Муж, умерший от остановки сердца буквально в одно мгновение. Словно он увидел нечто ужасное, невероятное, абсолютно не вписывающееся в его картину мира, настолько шокирующее, что его душа поспешно покинула скорчившееся в страхе тело. Впрочем, ему было чего бояться; да и участь его была завидной, по сравнению с судьбой жены. Её, обыкновенную домохозяйку средних лет, выпотрошили прямо на супружеской кровати. То, как её убили, было настолько же ужасно, как и непонятно. Эксперты так и не выяснили, каким образом преступник раскроил ее живот не задев одеяла, которое женщина судорожно прижимала к своей груди. Все выглядело так, будто внутренним органам несчастной вдруг стало тесно, и они высвободились, разорвав тело изнутри. Но в соседней комнате произошло нечто ещё более жестокое: их сын, совсем ещё маленький мальчик, был бесчеловечно убит, повешен на проводе от своей же видеоприставки. И вновь сплошные загадки: на теле ребёнка не было и следа борьбы, он словно сам решил покончить с собой, добровольно покинуть мир, забравшись так высоко под потолок, что снять его не могли битый час. Самым ужасным в этой истории, шокирующим, леденящим кровь в жилах было то, что нашёл трупы ещё один маленький мальчик. Племянник, сирота, приемыш вырезанной семьи. Мальчик был единственным в доме, кто не пострадал. Детективы считали, что его спас чулан, место, где он провёл ночь. Ребёнок провел восемнадцать часов в одном доме с мертвецами, напуганный до полусмерти, ошеломлённый. Он сидел, вжавшись в угол, пока не забило тревогу начальство главы семьи, который до этого ни разу за восемь лет службы не пропускал работу без уважительной причины. Вдобавок, не было ни следов взлома, ни отпечатков пальцев, ни других зацепок. Полицейские утверждали, что поймали след безумного маньяка, провернувшего это ужасное преступление, но мало кто верил в правдивость этого заявления. Общественность была потрясена вопиющей жестокостью случившегося, а главное, угрозой, чувством нависшей опасности, страхом, что никакой замок не сможет остановить этого безжалостного потрошителя. Дети в «Сэнт Джонатансе» знали о случившемся ещё до того, как Гарри туда отправили. Они строили свои догадки, шептались у него за спиной, а главное – неотрывно провожали его взглядами, полными любопытства. Эти взгляды не сопровождались ни восхищением, ни восторгом. В них иногда был страх, чаще – презрение, но преобладал неприкрытый интерес падких на невероятные истории детей. А один из этих взглядов таил в себе насмешку. Его Гарри боялся до леденящей дрожи в животе. Малыш Бобби от него не отстал. Он исправно третировал мальчика, запугивал и насмехался над ним. Поттер прятался как мог, но Бобби всё равно доставал его. Малыш приставал ко всем малышам, как бы странно это ни звучало, но его излюбленной грушей уже через две недели стал Гарри. Скорее всего, дело было в невольной известности мальчика: Бобби не терпел, когда кто-то воровал внимание окружающих. Так или иначе, Гарри от него доставалось по полной. Унижения на глазах у всего интерната стали его привычным времяпровождением. Бобби топил его одежду в унитазе, выбрасывал ботинки из окна и просто постоянно донимал. Это продолжалось четыре с половиной месяца. А потом всё изменилось. В тот день жизнь уверенно шла по плану: подъём, пробежка под моросящим дождём, завтрак, занятия. Между уроком и обедом Гарри, только-только проверившего, нет ли Малыша поблизости и переведшего дух, схватили за шиворот и поволокли. Он отчаянно сопротивлялся, вцепившись в лацканы форменного пиджака, больно перетянувшие горло, и суча ногами, словно в попытке зацепиться и притормозить. Конечно, эти попытки успехом не увенчались. Его бросили в угол, больно приложив затылком о стену. Перед собой Гарри увидел – а впрочем, он и не сомневался – самодовольно ухмылявшегося Бобби, вертящего в руках его тетрадь, только что унесённую с урока, полную домашних заданий, а главное – единственную новую, ещё не распотрошённую Малышом. Недавно он открыл для себя это развлечение – вырывать листы из тетрадей и учебников Гарри, заставляя мальчика на перерывах лазить по всей территории приюта в поисках утерянных страниц, а затем склеивать или сшивать их воедино. Бобби опёрся о перила и стал, вырывая лист за листом, кидать их, не глядя, за спину. Ему было интереснее наблюдать за глазами Поттера, наполнившимися слезами, за взглядом, прикованным к улетающим страницам, чтобы потом найти, собрать, склеить. И, конечно, он комментировал. Каждый лист улетал под насмешки или угрозы: он давал Гарри понять, что тот ничего в жизни не стоит, что он – ничтожество, достойное лишь лизать его, Малыша, ботинки и доставать ему сигареты, местный аналог валюты. Губы Бобби растянулись в улыбке, когда он увидел, что его жертву затрясло. Такого с Гарри ещё не случалось, он вообще был чересчур спокоен, что, впрочем, делало издевательства лишь увлекательнее. С теми, кто быстро впадал в истерику, было откровенно скучно. Бобби разорвал обложку, торжествующе отмечая, как сжались кулаки Гарри и заходили желваки. А потом он почувствовал лопатками пустоту. Малыш Бобби даже не понял, что произошло, его широко распахнутые глаза удивлённо проводили Гарри, затем небо и погрузились в пустоту. Гарри и сам не понял, что произошло, за пеленой слёз он почти ничего не видел. Малыш Бобби был прямо перед ним, и вот его уже и след простыл. Это был несчастный случай. О нем тоже писали в газетах, впрочем, не на первых полосах и не очень подробно. Малолетний сирота, дважды до этого сбегавший из интернатов, вновь решил отправиться на улицы, чтобы добывать деньги воровством и повышать уровень преступности в стране, но сорвался с балкона, когда пытался перелезть ограду приюта. Не важно, что ограда была десятью метрами дальше балкона, никто не хотел марать об это дело руки. И только один человек, новенький мальчик годом старше Гарри, русый и курносый, лишь накануне ставший сиротой, видел, что произошло на самом деле. Рэнди успел заметить, как на пару секунд пропала кованая балконная решетка, чтобы тут же возвратиться на место. Но даже этой крупицы времени было достаточно, чтобы Малыш Бобби навсегда остался в «Сэнт Джонатанс», раскроив череп о бордюр и напоив своей кровью аккуратно подстриженные кусты шиповника. И тогда, глядя на распростёртое пятью этажами ниже тело, исковерканное, неестественно выгнутое, размазанное, Гарри понял. Рассматривая людей, отколупывающих мозги Бобби, словно мякоть арбуза, разбрызгавшиеся по асфальту, он осознал. Провожая взглядом розоватые ручейки, с лёгкой руки садовника с синим шлангом отправляющие то, что осталось от Малыша, впитываться в землю, принял. Это сделал он, Гарри. У него есть Сила. Именно она избавила его тогда от Дурслей, как сейчас от Бобби. Он - Особенный. После недолгой паузы Сортировочная Шляпа нараспев выкрикнула в зал: - Слизерин! – и Гарри с высоко поднятым подбородком направился к длинному столу под зелёно-серебристыми флагами. Там его уже ждали, широко улыбаясь и аплодируя, его новые знакомые: Малфой, Нотт и толстолобый Крэбб, которого Драко тут же заставил подвинуться, чтобы уступить Поттеру место. Ему пожимали руку и хлопали по плечу, ему улыбались, на него смотрели зачарованно, восхищённо. Гарри однозначно уже нравился Хогвартс.