†††
В казармах действительно жилось отвратно. Однако здесь не так уж и враждовали, но и не дружили. Аслану и Владу, и другим знатным мальчишкам, которым довелось обучаться в дворцовой школе, тёплого приёма не оказали. Хотя мальчишки из Валахии были рады встретиться со своим будущим правителем. С ним же и надеялись вернуться. Аслану даже стало неуютно. Владу были хоть немного рады, а здесь даже никто не мог сказать, являются ли они с Асланом земляками. Совершенно разные ситуации. Но Влад в своей компании не остался и друга не бросил. Земляки решение сына господаря уважили. И помогали им влиться и другим безродным оскорблять их не позволяли. В общем, не сильно Мехмед и выиграл, выслав рабов из дворца. Спустя полгода они привыкли. Только одно не давало им двоим покоя: как справляется Лале? Ведь, хорошо подумав, можно понять, что она одна против всех. На её стороне разве что художник Димитрис и ходжам Мустафа. Даже собственная наставница против неё: всё лелеет сделать из неё жену султана. Может, Влад и Аслан подружились, но уступать Лале другому никто не хотел, особенно Мехмеду. Хотя была проблема серьёзнее: кто отдаст мусульманку за иноверца, будь он хоть самым верным другом османов. И всё, что они могли сделать, — стать сильнее и заполучить всеобщее уважение. А дальше одни небеса знают... Аслан в последнее время старается не использовать левую руку и внимательно следит за каждым движением Влада. Конечно, они тренируются со всеми, поскольку одни бои между собой не дадут прогресса. А поэтому побеждать с каждым разом труднее! Зато как интересно за ними другим наблюдать! Одни болеют за Влада, другие за Аслана. Кто-то вообще не знает, чьё имя выкрикивать, а кто-то только рот раскрыть и может. Взмах и удар, защита, маленькая военная хитрость, то есть подлость, но без неё никак. Никто в реальном бою не будет думать о чести — выжить, вот главная задача. За время пребывания в казармах они хорошо усвоили урок. Пока больше побед было у Аслана, но это только пока! Ничья также бывала, но на неё реагировали не так бурно. А потому крик стоял и за стенами казармы, когда победил Влад. А потом тренировки окончились. Уклад жизни здесь был, как у янычар, то есть сами о себе заботились. И ребята начали расходиться, кто стирал, кто готовил, кто убирал, а кому-то сегодня и отдых перепал. Например, тем, кто на тренировке приложил усилий больше, чем остальные. Почти никого не осталось, когда на поле прибежал молодой венгерский князь. Новости из дворца, кто раньше там жил, узнавали от него. С ним раньше не особо общались, да и он не спешил сближаться. Но теперь рабы сплотились. Не все и не с каждым. Однако узнать последние новости имел право любой из них. — Аслан, Влад, слышали, что во дворце произошло? — опиравшиеся на ограждение, юноши посмотрели на товарища, иронично улыбаясь. Княжич рукой махнул. — Янычары, кажется, восстание поднимут, говорят, деньги обесцениваться начали, — Влад на это только ухмыльнулся. — Нам-то что? — им жалование не выдают, так, иногда, в хорошем настроении. Как кость кидает! Аслан, заметив, что Влад снова начинает злиться на горе-падишаха, положил руку на его плечо и сжал. Может, все и свои, но не стоит открыто критиковать действующего султана. — Действительно, — венгр закатил глаза. — Если восстание будет, Мехмеду придётся задуматься о передаче трона отцу, — а потом совсем тихо, словно голоса и нет, добавил: — Когда он поймёт, что марионетка в руках пашей? — Влад убрал руку Аслана, фыркнув. Он надеется, что доживёт до этого дня. Аслан только головой покачал. — А в остальном что? — товарищ посмотрел на Аслана, хитро улыбнувшись. Он, может, и не общительный, зато наблюдательный. Ясно дело, интересуются жизнью госпожи. — Хах, с этого и надо было начать, да?! — в глазах юного венгра загорелся огонь некого ужаса и вместе с тем восхищения. Что́ заставило друзей напрячься. — Лале-хатун ваша траур по шехзаде Хасану всю жизнь носить будет! — и хлопнул в ладоши. Под этот звук что Влад, что Аслан, словно застыли. И княжич поспешил объясниться: — Да не бойтесь, не всё так однозначно. Такого раньше не было, кади и шейхуль-ислам ищут ответы в Коране, но Лале-хатун так упряма, что только сул… дядя её переубедить и может, — эта госпожа многих пленных поражала. Даже с детства. — Траур? Но как? — Аслан покосился на Влада, задавшего этот вопрос. Серьёзно? — Влад, ты конечно хороший человек, но, как мне сказали, Мехмед отнюдь не такой. Хотел он её в свой гарем, но та при всех калфах и евнухах как закричала: «Не посмеешь ты жену брата взять! Траур носить буду», — однако руки венгр развёл. Сами понимаете, информация не из первых уст. — Но они не успели пожениться, — кому-кому, а Аслану обратного не докажешь. Он знает, когда покойный шехзаде решился на подобный шаг. В тот же день и умер. — Поэтому умнейшие мужи, уважив волю любимой племянницы Мурада, и ищут нужное решение, — горя их княжич не разделял. Однако и радоваться не спешил, просто интересно и весело стало жить в один момент; репутация султана Мехмеда, кажется, опускается до болота. А потом он ушёл, оставив двоих, задумавшихся. — Лале, Лале, что ж ты делаешь… — Аслан вздохнул. — Возвращаемся? — до ужина можно было и отдохнуть. — Ты иди, а я здесь пока буду, — пойдёт, по лесу прогуляется. Аслан ещё постоял немного, а затем ушёл, не стал давить на друга. Да и самому хотелось подумать в одиночестве, только признаваться не спешил.†††
— Лале-хатун, а что значит носить траур? — оставить Раду во дворец Лале всё же удалось. Хотя понять, почему Мехмед согласился оставить мальчика на её заботу, она так и не смогла. Но сам Раду был довольно счастлив. И пока он тренировал письмо, Лале вышивала тюльпаны, символ династии. — А почему ты спрашиваешь? — к таким вопросам девушка успела подготовиться морально. Она оторвалась от пялец и посмотрела на мальчика в ответ. Тот нахмурился — и как похож на Влада! Волосы, глаза, форма лица… но такой хорошенький! Сколько девичьих сердец пропадёт, когда он подрастёт? — Я слышал, как Шахи-хатун жаловалась Дайе-хатун на тебя. Говорит, может, она с ума сошла? Траур? В её возрасте? — мальчик начал пародировать. И получилось отменно! Лале рассмеялась, стараясь запомнить его личико. Так хотелось нарисовать мальчугана. — А ещё она злилась, что ты написала об этом своему дяде… — он опустил голову, стыдясь. Хорошие дети ведь не подслушивают и не ябедничают. Лале отложила вышивку, подошла к нему и взяла на руки: — Раду, ты такой храбрый львёнок, — она широко улыбнулась. — Спасибо, что рассказал, это очень важно для меня, — щёчки Раду покраснели, и он поспешил обнять госпожу. — Так что это значит? — он всё ещё обнимал. Лале присела на кровать и пояснила: — Когда близкий человек умирает, мы скорбим по нему, скучаем, тоскуем, — и получалось у неё хорошо. Он отпрянул от неё, и Лале посадила Раду так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Понимаешь, Раду, пока вы с братом не приехали, здесь жил другой шехзаде, он хотел, чтобы я стала его женой. И знаешь, я тоже этого хотела, — она взяла в ладонь его ручку и стала перебирать пальчики. — Может, я не совсем правильно понимала это, однако очень хотела. Но шехзаде умер, оставил меня, а я, — ложь, большая и наглая ложь, но ведь Хасан хотел бы услышать что-то такое? Или он был бы рад, будь она с любимым человеком. Однако жизнь приняла иное решение… — я не хочу ни за кого другого. Буду теперь одна, но помнить его, — Раду опустил голову и уткнулся в девичье плечо. — Одна-одна? До самой старости? — удивлённый шёпот, совсем не верит. — Если дядя позволит, так тому и быть, —Лале остановилась, прежде чем поцеловать мальчик в макушку, но потом решилась. — А мне разрешат с тобой остаться? — может, он и не говорил, но скучал по старшему брату. Пусть тот и отругал его перед отъездом. И не понимает ведь, за что. Что такого плохого в том, чтобы узнать это место получше? Даже Лале-хатун помогает ему! — Я тебя так просто не отдам, хороший мой, — запнувшись, но назвала-таки. Может, поэтому Раду так быстро и привязался к ней.†††
В Манисе султан Мурад старался жить спокойно, отдалившись от управления империей. Однако границы защищать продолжил. Поздравления с победой присылали все, но радостнее всего было читать письмо Лале. Да не оставит Аллах это светлое дитя. Однако, не успев получить поздравления, пришли другие письма. Мужчина не раз тяжело вздохнул. И не раз спросил верного помощника, как поступить. Но что тот мог предложить? Он верил: господин примет верное решение. А в Эдирне Лале то запиралась в своей комнате, то сбегала в заброшенный домик. Шахи-хатун и Дайе-хатун всё реже ходили туда. Что́ только на руку самой Лале. Водить в домик она стала и Раду, но только иногда. Тот так любил играть с Гюзалик, а какой потом счастливой бегала вокруг сама собака! Только портрет не показывала. И наброски другого тоже скрывала. Димитрис очень переживал: ведь она приходила за тем чудесным составом. Портрет Хасана так просто не найдут, а вот судьба второго будет непредсказуема. Но художник ещё больше переживал потому, что видел огонь в глазах госпожи. На портрете маленького Раду ничего не закончится, а только начнётся. Но разве может этот слуга ей отказать? И пока Лале пряталась от всего османского двора, даже с Сафие-хатун не виделась, в Манисе султан Мурад думал беспрерывно. В своих покоях он, сгорбившись, сидел на кровати и перебирал чётки. Бусина за бусиной. Ох, как хотелось ему оказаться сейчас в Эдирне, в тюрбе. Отец не мог дать ответ за сына. Хасан… Сложившаяся ситуация пугала. Что же Мехмед учудил? А ведь и он, Мурад II, хотел бы, чтобы племянница стала женой его приемника. Но заставлять её падишах не посмеет. Спрятав лицо в ладонях, несчастный отец воззвал к воле Всевышнего: «О, Аллах, ведь мой сынок не пожелал бы такого для неё?» Нет, Хасан бы не посмел. Но знай он о подобной ситуации, что мог бы посоветовать?†††
— Ходжам Димитрис, — Лале поприветствовала учителя и, раз никого в мастерской не оказалось, поспешила передать записку. Она не спрашивала у грека, почему он так рискует, чтобы помочь ей, но не переставала думать о возможности отблагодарить его. Она передала письмо Владу: Раду здоров и весел, не отлынивает от учёбы и ведёт себя хорошо. — Лале-хатун, решение вашего дяди уже известно? — мужчина спрятала вверенную ему записку и продолжил работу над новой картиной. Великий визирь хочет сделать подарок византийскому послу. Хрупкий мир в преддверии войны? — Сегодня султан Мехмед пожелал, чтобы я со своей наставницей и Раду пообедали вместе с ним. Как сказала Шахи-хатун, пришло письмо из Манисы, — Лале поёжилась. Весна только вступала в силу. Но не холода погоды, а души заставляли её частенько вздрагивать. — Неопределённость закончится, это хорошо, — грек кивнул своим мыслям, а затем осторожно спросил: — Письмо ведь юному Владу? Хотите передать что-нибудь ещё? — этот учитель так ценит юность. Лале чуть покраснела и заправила прядь за ухо. — Не совсем понимаю вас, ходжам Димитрис, — девушка отвернулась, вопрос был явно лишним. И мужчина извинился. — Я уверен, из Манисы вы получите поддержку. И шейхуль-ислам вместе с кадиями не станут возражать, — конечно, он мог и напутать в чинах, которые выносят решения по подобным вопросам. Но в целом прав. Лале улыбнулась учителю на прощание и отправилась за Раду, к встрече с падишахом всё же надо готовиться.†††
Даже наряжаться не стала: Шахи-хатун всё сетовала и до последнего просила одуматься. Но вот теперь они сидят за столом и в молчании обедают с юным султаном. Тот смотрит с интересом, зло даже. Но Лале лишь дышит тише и спокойнее. Раду с любопытством поглядывает на каждого, исподлобья. Встречается взглядом с султаном и тут же прижимает голову к плечам, Мехмед смеётся. — И не боишься смотреть на меня? — отпив шербета, Мехмед смотрит на выпрямившуюся Лале. Она тут же повернула голову к мальчишке. — Нет, великий падишах, — наставницы, видя, что Мехмед нисколько не разозлился, рассмеялись. Шахи-хатун погладила мальчугана по голове. — Вот видишь, дорогая сестра, даже этот раб не боится, а ты в мою сторону и головы не воротишь, — конечно, сейчас от этого никуда не деться. Лале подняла голову и с гордостью посмотрела в глаза падишаха. — Я посмела отказать вам на глазах у всех, не думала, что вы ещё хотите этого, — и продолжила смотреть. Наставницы переглянулись: кажется, им здесь совсем не место. Но Мехмед толком Дайе и не услышал, только рукой махнул. Ну, а Раду забрать Лале не позволила. Схватила за руку, что Шахи-хатун даже пытаться не стала. Надо будет, смышлёныш сам убежит. А Мехмед снова рассмеялся. И не скажешь ведь, что… кхм, госпоже так не пристало выражаться. — И как такой хороший мальчик может быть на попечении такой вредной гурии? — Лале нахмурилась. Возможно, скажи подобное кто-нибудь другой, ей было бы приятно. Слава Всевышнему, Раду не стал спрашивать, кто такие гурии. — Лале-хатун не вредная, великий падишах, она просто много думает и часто хмурится, — мальчик посмотрел на госпожу и улыбнулся. Кое-как у неё получилось выдавить улыбку в ответ. Но когда она смотрела в глаза Мехмеда, он мог почувствовать её негодование и волнение. И всё же, как ни тяжело девушке находиться здесь, она осторожна, внимательна и учтива. — И о чём же? — от этого только и хочется вывести её из себя. Пусть вспылит, чтобы вместо наказания велеть ей отказаться от траура. Теперь нет никаких рабов рядом, а будет себя хорошо вести… Раду только плечами пожал. — Раду, так? — Мехмед изогнул бровь. Мальчик кивнул. — Тебе здесь нравится? — даже если Лале будет учтива и воздержана, любые слова ребёнка могут спровоцировать конфликт. Лале быстро, но легко убрала спавшие и вспотевшие локоны со лба. — Очень, — Раду усердно закивал. И ответил на самые лёгкие вопросы. Но расспрашивать его просто так Мехмед не собирался. Он вёл свою игру: — Скажи, а ты хотел бы вернуться на свою землю и править там? — взяв кубок в руки, он стал пить, медленно. Лале не могла видеть его лица, а потому посмотрела на Раду, но тот вовсе и забыл о ней. — Править? А разве не Влад должен? — кубок с тихим, но пронзительным звуком опущен на стол. И Мехмед, и Лале смотрят на мальчишку. — У нас в стране не так, кто достоин из братьев, тот и правит, — Лале опустила голову. — А разве у вас остались братья? — Раду был настолько невинен, что Мехмед на него вовсе не разозлился. — На всё воля Аллаха, — причём так самодовольно прозвучало. Да неужели ради тебя Аллах забрал трёх достойных шехзаде? Лале уже не могла дышать спокойно. — Султан, я думаю, Раду ещё рано думать об этом, он слишком юн. Впрочем, как и его брату, — Лале отпустила руку Раду, чтобы он смог быстро встать и отбежать. Ведь она попалась в сети. — Мы с ним одного возраста считай. Значит, я не могу быть падишахом? Но всё в твоём лице говорит, что тот раб достоин править, — он наклонился к ней непозволительно близко. Гримаса гнева исказила лицо настолько, что ни о чём ином речи быть не могло. Ничего такого вслух девчонка не сказала, но явно подумала. И тем самым снова оскорбила его! Султана Мехмед Хана! — Не надо! — Лале не знала, чего испугался Раду. Возможно, и сам Мехмед не понял, что собрался сделать. Но мальчик прильнул к Лале и повалил её на пол. Он больше не смотрел в глаза Мехмеда, лишь на руки, которые должны были потянуться к девичьей шее. Мехмед возвышался над ними, глубоко дыша. Его полный злобы взгляд мог бы обратить в прах. И рот приоткрыл, словно лев, который хотел пустить клыки в ход. Лале обхватила Раду, собираясь закрыть его собой. Стала осторожно подниматься. — Лале-хатун, отец дал добро на твой траур. Жаль, что я не могу выслать тебя из Эдирне, ведь ты должна быть рядом с мужем. Однако, раз ты теперь в трауре, твоё жалованье я снижу до того, что получает простой янычар в месяц. Приданное распродай, если хочешь больше, тебе оно уже не понадобится, — и грозил пальцем всё это время. — А ты, мальчик, хорошенько подумай, хочешь ли с ней остаться, поскольку эта хатун больше не будет жить в роскоши. Вон! Во-о-он Я сказал! — но ещё до этого Лале встала и машинально поклонилась, а после унесла Раду на руках. Если бы она была хоть немного послушней! Возможно, он бы сказал, что отец разрешил отказаться ей от траура в любое время и выйти за достойного мусульманина, которого выберет сама. Но Мехмед, всё ещё злой, но довольный своей хитростью, покачал головой. Никакого ей брака! Никакого выбора! Любимая племянница отца? Обойдётся! — Лале-хатун? — Раду молчал, пока они не вернулись в свои покои. — Мы теперь не будем здесь жить? — девушка попыталась улыбнуться, всё же подобный вопрос обнадёживает. — А ты останешься со мной? — Раду только кивнуть успел, как ворвалась взволнованная Шахи-хатун. Наставница теперь не даст житья.†††
Получив письмо, Влад тайком выбрался в лес после ужина. У него там нашлось уютное место на одном из старых деревьев. А потому он поспешил туда, чтобы прочесть письмо, а затем избавиться, закопав, как делал иногда. Ведь в основном они с Асланом сжигали их на кухне. И вот, взобравшись на облюбованную ветку и удобно устроившись, Влад поспешил раскрыть письмо. И удивился, раскрыв широко глаза — родной язык, валашский! Но почерк… ужасен. Он немного посмеялся, но быстро взял себя в руки, чтобы прочесть, улыбаясь. Было много ошибок, но он их не замечал вовсе.Здравствуй, Влад. Пишу тебе сообщить, что у нас с Раду всё хорошо. Мы здоровы. Не болеем. Твой брат в учёбе усерден. А чтобы не забывал родной язык, я надиктовала ему письмо, но сама переписала. Надо было отправить его, потому что там красивые буквы.
Я говорю глупости?
Может, ты уже знаешь, что… когда ты читаешь это письмо, я, возможно, официально ношу траур по принцу(?) Хасану. Это так. Произошло кое-что. У меня не было другого выхода. Не знаю, почему оправдываюсь перед тобой. Но я надеюсь на твоё понимание. И поддержку. Аслан точно не захочет принять подобный выбор. Всё равно что похоронить себя заживо...
И ещё я хотела бы узнать, как вы. Пожалуйста, если будет возможность, пришли ответ.
Однако улыбался Влад только вначале. На момент написания письма у них всё было хорошо. А сейчас? На сердце стало неспокойно. «Конечно ты будешь думать о глупостях…» Ведь жизнь во дворце теперь неспокойная. И это кое-что, которое не оставило иного выхода. Что?! Край письма он помял, сжав кулак до белых костяшек. Но гнев ему не товарищ. Однако понять и поддержать… выполнимая просьба, пусть и больно. Когда он увидел Лале в первый раз, не обратил никакого внимания, как и на Нурай. Их вместе можно было заметить лишь потому, что девушки совершенно разные. И обе рядом с Асланом, самым заметным из всех чужаков, что он увидел на том занятии. Такой же яркий, как и Раду. Последнего и из башни замка в толпе детей разглядеть можно было. Теперь они здесь, а Раду и Лале там. Одни. Несмотря на ужасный почерк, который должен был развеселить Влада, чувствовалось напряжение. А потом они столкнулись после того занятия. И обзавелись собакой. Да, обзавелись. Пусть Гюзалик и обожала Лале, и бегала вокруг неё, а хозяином всё же считала его. Видимо, увидела в нём погибшего шехзаде. Влад вспомнил и тюрбе, и тот гроб. Лале была нужна поддержка, но, даже захотев, он не посмел бы так рисковать. А ещё это явное неуважение покойному шехзаде. И снова он, человек по имени Хасан, покинувший этот мир. Вполне логично, что он стал заменой. Вопроса, почему не Аслан, не возникло. Он друг детства, и, видимо, никак не может стать Хасаном. Только вот будущий господарь не чувствовал обиды, может, немного ревновал. И старался убедить себя в обратном. Почему? Они ведь наедине толком и не были. Хотя… присутствие друга нисколько не мешало любоваться красотой девушки. Тёмная кожа и тёмные волосы не очень-то и нравились. И глаза были тёмно-карие, но такие выразительные. И каждое выражение лица не могло уйти из памяти. И голос, который он мог бы услышать издалека, даже в большой толпе. Так мало о ней воспоминаний. И каждое прокручивать в голове от начала до конца, не упуская ничего, — он же сойдёт с ума! Одна беда. Она мусульманка, дочь династии османов, а он православный и раб. Неожиданно, но от письма пахнет мятой, как и её волосы. Потому что Лале как-то обмолвилась, что запах мяты напоминает ночь. Точно, это ведь тогда, когда они на звёзды смотрели. Аслан ещё сказал, что все лекари только и делают, что варят так, что дышать невозможно. А у Лале и рецепта никакого нет — и каждый раз хорошо получается. «Просто капну немного на подушку — после тяжёлого дня лучше не придумаешь!» — и голос в голове так приятно звучит. Как быстро он забудет? Но несмотря на желание сохранить письмо, Влад закапывает его и спешит в казармы. Не хватало ещё, чтобы искать начали.†††
Шахи-хатун действительно злилась, но не оставила свою любимицу, даже когда их отправили в самые холодные покои. Отдать в казну женщина решила только самые не нужные вещи. Учиться Лале никто не запрещал, а потому она продолжила посещать занятия. Раду делал то же самое, только теперь он жил не так хорошо. Но пока Лале-хатун рядом, мальчик готов терпеть. Нурай даже не стала подшучивать. Они конечно разные. Но друг друга уважали. На одном уроке девушка даже подсела к ней, чтобы сказать: — Если что-нибудь понадобиться, намекни, — но вместе с тем продолжала налаживать отношения с Мехмедом. Кто знает, может она пройдёт по золотому пути и родит ему наследников. Однако думать об этом было неприятно, Лале поёжилась. И вспомнила о дяде. Да, на первый взгляд, не скажешь, но дворец стал совершенно другим. Рисовать она не перестала. Даже больше. Но только пейзажи, за которые можно было выручить деньги. Однако как-то посмотрев в зеркало и подумав, как хорошо сидит на ней это чёрное платье, захотелось нарисовать себя. И пока она рисовала свой портрет, думала об Аслане и Владе. О Владе конечно больше. Во-первых, она заботилась о Раду. Во-вторых, из-за того решающего разговора она могла навлечь на старшего брата беду. В-третьих, рисуя глаза Раду, она вспомнила о глазах Влада. Они были более яркими и чистыми. И перестать вспоминать его после этого стало невозможно. Занимаясь автопортретом, она как-то прервалась и задумалась. До того госпожа расслабилась, что даже портрет Хасана не спрятала. Заметила его «взгляд» и виновато опустила голову. — Могли бы хоть немного расстроиться, шехзаде, — и поспешила спрятать все холсты. Да, если их найдут, её ничто не спасёт. Но, кажется, Мехмеду совсем не до неё стало. Недавно янычары подняли восстание, а это о многом говорит. Шахи-хатун как-то обмолвилась, что возвращение султана Мурада и его второе восшествие на трон возможно. Но так тихо-тихо женщина произнесла это, что больше смахивало на иллюзию злых джиннов, которые заставили Лале произнести вслух опасное и сокровенное.†††
— Мама мне часто колыбельные пела. Она тоже много чего боялась, заметно было, — Лале широко улыбнулась мальчику. Ничего она не боится! Может, чуть-чуть, но не так сильно, как он представляет. В последнее время Раду трудно уложить спать. Но оказалось, что Лале не знает колыбельных. А потому уговорила Раду на сказки, которые часто рассказывают шехзаде. Когда мальчик уснул, Шахи-хатун молча, но с явным недовольством на лице отдала ей записку. Лале с ужасном на неё посмотрела. — Не читала я, драгоценная моя, но сожги её быстрее, — и затем женщина отправилась к себе. Свеча горела хорошо, девушка наклонилась к ней ближе.Я не знаю, как отблагодарить тебя. Быть может, я могу остаться на твоей стороне?
Живой и помнящий о твоих наставлениях Влад.
Напиши рыжему, ревнует.
Лале зажала рот ладошкой, чтобы не засмеяться. Он на её стороне, он понял. Как же хорошо! Она выдохнула, гора с плеч. И не одна. «Живой и помнящий…» — передразнила про себя, покрутившись на одном месте. Последнее предложение, как по-нашему, убило. Присев на пол кое-как она ещё несколько раз пробежалась по скромному ответу. Рыжий? Аслан ревнует? Да, некрасиво вышло, надо и ему написать. Сжигая долгожданную весточку, Лале попробовала представить, как Влад говорит это. И почему-то покраснела. Подскочила, как только ничего не осталось и несильно запахло горелым, поспешила в кровать. Поскорее уснуть. Уснуть и забыть. Только как забыть, если сердце ёкнуло так знакомо, но почему-то в десятки раз сильнее.