Не верь безумию любви

      Асока покосилась на Анакина - тот шагал рядом, и лицо у него было… прямо скажем, однажды она видела на нем такое лицо, и больше как-то не хотелось. Он почувствовал ее внимание, остановился и провел рукой по лбу. Успокоился.       - Слушай, Заноза, - сказал он тихо, но решительно. - Мы сейчас пойдем к тебе, заберешь свои вещи. Потом я тебя отвезу кое-куда. Обсудим, что делать дальше, посоветуемся.       Асока только кивнула. Этот жест у почти всех хомо и семихомо одинаковый, означает согласие. Говорить она не хотела, чувствовала, что стоит сейчас заговорить - и польются слезы. Наверное, Скай это тоже понимал.       Ах, да, вещи. Вещей у нее было немного, и вообще тут, в Храме, она почти не жила. Вот на корабле - там да. Вещей у нее было немного, все влезло в один рюкзак: цивильная одежда, всякая мелочь, шкатулка с кристаллами - она только быстро проверила, чтобы там не завалялось библиотечных. Анакин ждал ее за дверью - стоял, прислонившись к стене, и лицо у него опять было как после боя, осунувшееся, _темное_.       Спидер Анакин взял в гараже свой любимый и гнал так, как будто на хвосте у него висела парочка сепаров. Асока всегда восхищалась тем, что Анакин со своей манерой вождения ухитряется не нарушать правил и не провоцировать аварий. Однажды он даже ей наглядно объяснил, как это получается. “Есть уклоны, понимаешь? Катится шарик. Шарик - это я. Уклоны - это рельеф, граничные условия, понимаешь? Я не анализирую, где какие светофоры и скорость потока. И кто там поворачивает. Это все - часть рельефа. А я просто прохожу трассу”. Если очень-очень сильно напрячься, Асока тоже так могла. Только чтобы гонять так всегда, нужно быть Анакином - не думать о руле и скоростях, все управление без участия сознания, на рефлексах, на загнанных в базу схемах, обернутых в Силу. Единственный человек, выигравший маластерские гонки. Неудивительно - рядом с ним Сила разливалась, била через край, как вода в фонтане. Концентрированная энергия, эликсир жизни. И, как всегда рядом с ним, Асока успокоилась. Горло отпустило, губы уже не сводило судорогой, не тянуло приподнять верхнюю губу, показывая клыки, и зашипеть. Или когти выпустить.       Когда Анакин завел спидер на посадку, Асока встрепенулась.       - Эй, это же…       - Ага, сенатский компаунд. Идем.       Открыла им Дорме, окинула их проницательным взглядом и сказала:       - Проходите. Падме скоро будет.       “Падме”? Нет, ну Анакин вообще-то входил в ближний круг сенатора Наберрие, сам называл ее по личному имени, но чтобы ему кто-то ее так называл? Асока задумалась. Лучше занять ум делами Ская и леди Наберрие, чем думать о своих делах, мелькнула мысль где-то фоном. Асока села в кресло и вспомнила: вот Анакин помогает сенатору выйти из флаера, вот стоит за правым плечом, как телохранитель, вот они обмениваются репликами - и его глаза вспыхивают, а она улыбается. Ну ничего себе, - подумала Асока. - Неужели никто не заметил? Или это только я такой тормоз?       То ли от напряжения, то ли, наоборот, от того, что ее немного отпустило, Асоке стало холодно. Анакин молча подгреб ее к себе, укрыл полой своего плаща. Асоке немедленно захотелось свернуться клубком и заползти поглубже, в безопасность. Как в детстве.       Когда сенатор Амидала Наберрие наконец появилась, Анакин остался сидеть. Асока слышала сквозь полудрему-полутранс, как невысокая легкая женщина подходит и садится с другой стороны от него, потом еле слышное движение протеза - люди не слышали, для них все было совершенно бесшумно, но для тогруты движения правой руки Анакина всегда сопровождались звуком на грани слышимости.       - Как она? - тихо спросила Падме.       - Плохо, - отозвался Анакин так же тихо. - Стресс, отходняк. Но кукиш она Ордену показала основательный. Молодец.       Он что, улыбается? Одобряет?       - Да, мне уже рассказали. Вы уже решили, что делать дальше? Ты тоже хочешь уйти из Ордена?       - Я не могу, - с усилием произнес Анакин. - У меня легион, и я их кому попало не отдам.       Зажужжал его комм.       - Да?       - Анакин, - голос Оби-Вана. - Асока с тобой?       - Да.       - Вы где?       - Я ее к Падме отвез.       - Ждите. Я скоро буду.              Оби-ван был непривычно хмур и сосредоточен. Получаса не прошло, как он безобразно потерял самообладание и повысил голос в Совете. Повысил - слабо сказано, честно признал он. Самый молодой член Совета Ордена, к тому же известный своей сдержанностью и дипломатичностью, орал на магистров, как сержант на непутевых новобранцев. Где внутреннее расследование службы безопасности по делу? Почему показания Асоки Тано были отметены как ложные? Почему мнение ее наставника было сочтено ничтожным? Почему вообще дело о диверсии в храме попало в юрисдикцию военного трибунала? Почему свидетельства и доказательства по делу собирали люди из представительства сектора Чоммель, а не агенты Совета? Почему виновницу в конце концов вынужден был ловить рыцарь Скайуокер, да еще в последний момент, да еще нарушая прямой приказ Совета? Какой-такой смертный приговор в отношении несовершеннолетней, пусть даже она имеет воинское звание и должность?       На этом месте Оби-ван прервался, вдохнул-выдохнул и добавил уже почти спокойно:       - И после всего этого вы предложили ей вернуться обратно и зачли испытание? Это что за… - Все слова, которыми он мог охарактеризовать ситуацию, были откровенно пейоративными и нелитературными, но в конце концов он нашел одно подходящее: - Что это за глупость?       И самое смешное, никто его не прервал и не сказал ни слова поперек. Оби-ван понял, что ответов на свои вопросы не дождется, извинился и покинул зал Совета. И уже за дверями, когда он спускался к стоянке спидеров, ему пришла в голову мысль, которая была еще хуже - это все была ловля на живца, но никого Совет не поймал, не считать же добычей Асажж Вентресс и глупую девчонку Баррис. И тогда все еще хуже, чем ему кажется.       У сенатора Амидалы его ждали. Дежурная проводила его в гостиную и вышла, затворив за собой двери. Силовой купол над террасой был затемнен, горели только светильники на стенах. Вечерняя, умиротворяющая обстановка. Но сидевший на любимом диване Анакин вовсе не выглядел умиротворенным, как и сама сенатор, которая в простом домашнем одеянии сидела рядом с ним. Слева от Анакина плащ зашевелился и из-под него выглянула Асока.       - Добрый вечер, Оби-ван, - сказала Падме.       - Не сказал бы, что добрый.       Оби-ван опустился в кресло напротив этих троих.       - Что-то еще случилось, мастер? - спросил Анакин.       - Представь себе, я наорал на Совет, и меня никто не одернул. Такое ощущение, что все это была ловля на живца, а поймали не то, что хотели. Мне не нравится сама эта идея.       - Ты кричал в Совете? - Анакин удивился, в глазах зажегся огонек. - Надо же!       - Был возмущен. Не сдержался. Асока, как ты?       - Уже успокоилась, - сказала она и выбралась из складок анакинова плаща.       Оби-ван повернулся к Падме.       - Я прошу прощения, что мы злоупотребляем вашим гостеприимством, но нам нужна ваша помощь. Во-первых, Асоке нужно найти жилье, занятие и доход хотя бы на первое время. Во-вторых, мы бы хотели обсудить с вами все происходящее неофициально. Не только дело Асоки, но и события в целом, особенно ситуацию с Орденом и нарушение закона сенатом.       - Что я слышу? - вопросил Анакин. - Учитель осуждает Совет, сомневается в Ордене и обвиняет сенат? Да не загорелось ли где-нибудь водяное море?       - Видишь ли, мой юный падаван, - в тон ему ответил Оби-ван, - мне кажется, что горит уже у нас под ногами.       Падме слушала их перепалку с дипломатичным видом. Анакин давно не был падаваном, а Оби-ван его наставником, но они так и не отвыкли от этих обращений. Когда Анакин был падаваном, он постоянно обижался, но, став рыцарем, обижаться на “юного падавана” перестал. Учитель был старше ученика на какие-то пятнадцать лет, что редкость для джедаев, да и ученика он получил, едва отрезав падаванскую косичку - тоже уникальный случай.       - Я вас внимательно слушаю, мастер-джедай, - сказала Падме таким голосом, что Анакин перестал ухмыляться и сел, опершись рукой о колено. Асока молча сидела рядом с ним.       - Вы сами говорили, сенатор, что в деле Асоки был нарушен конкордат Ордена и правительства Республики. Именно представитель сената требовал, чтобы Орден передал подозреваемого в террористическом акте военному трибуналу. И Орден выполнил это требование, нарушив собственные правила и порядок расследования. Дипломатические миротворческие миссии по требованию Сената все чаще заменяются на вооруженные, благо у Республики теперь есть армия. Джедаи выполняют несвойственные им функции командиров этой армии. Орден разваливается на глазах, его положение в Республике стремительно ухудшается. При этом у Республики нет другого отлаженного механизма разрешения противоречий между ее субъектами. Вы сами говорили мне, что не находите достаточных экономических оснований под столь мощным сепаратистским движением, как КНС. Я имею основания полагать, что КНС и сопутствующие конфликты - лишь отвлекающий маневр, способ разрушить институты Республики и захватить власть. Сенат же при этом намеренно погружен в решение незначительных вопросов, за которыми не видно всей картины.       Обычно лицо Падме было нечитаемым. Привычка к официальному гриму и выучка. Но тем, кого она считала своими, Падме этого официального лица не показывала. Вот и сейчас между бровей у нее залегла тревожная складка, и даже без обращения к Силе Оби-ван мог сказать, что она крайне обеспокоена.       - Я склонна согласиться, - медленно произнесла она. - Нам стоит объединить силы и прояснить картину. Кроме того, мне кажется, что кто-то атакует лично Анакина.       - Что? - вскинулся тот. - Ты уверена?       - Еще нет. Но суди сам. Твой легион получает самые сложные задачи, поставленные так, что их почти невозможно выполнить. Против твоей падаванки устроили сложную многоходовую провокацию с гибелью множества людей. Причем ее трибунал приговорил к смертной казни, а вот настоящую виновницу согласились отдать Ордену с условием заключения ее под стражу без ограничения срока - на усмотрение Совета! - Падме даже повысила голос. Она защищала Асоку на процессе, и возмущение еще кипело у нее в груди. - За тобой идет интенсивная охота. Интенсивнее охотятся только за Оби-ваном. И похоже, что его хотят убить, а вот чего хотят от тебя - я не могу понять.       Анакин закусил губу. Да уж, они тут все представляли, что способен сделать рыцарь-джедай Анакин Скайуокер, получивший известие о смерти Оби-вана Кеноби. Перед ним все живое будет разбегаться, позади все будет гореть, а на приказы Совета ему будет наплевать. Так уже было три года назад после Джабиима и год назад здесь, на Корусканте, а теперь ведь еще и 501-й легион радостно потопает вслед за командиром наводить справедливость.       - Если это так, - произнес Оби-ван. - Если это так, то прежде всего Анакина должны противопоставить Совету, необратимо рассорить с другими мастерами - не только с Высшим Советом, но и со Старшей Гвардией, и с Советами корпусов. Сделать изгоем.       - Зачем? - спросил Анакин.       - Чтобы предложить тебе другой союз. Покровительство. Другое место, где тебя будут ценить и уважать больше, чем в прогнившем ордене косных джедаев.       Иронию можно было зачерпывать ложкой и собирать в колбу.       - Но зачем?       - Анакин, - вздохнул Оби-ван. - Иногда мне кажется, что ты не только свои тактические умения оставляешь в штабе легиона, но и голову забываешь там же. Ты же можешь просчитать ситуацию глубже, чем на два хода!       - Ну так объясните мне, учитель! - Анакин тоже подпустил иронии.       Оби-ван снова вздохнул.       - Ты - сила. У кого сила - тот имеет преимущество. И еще. У нас тут где-то сидит ситх, и он обучил и выпустил на нас бойца высокого класса, которого я убил достаточно случайно. Потом этот же ситх привлек на свою сторону Дуку. Но Дуку немолод и у него слишком классическая школа. И собственные амбиции. Через год, через два ты превзойдешь его, потому что ты мощнее его в Силе, моложе и действуешь нестандартно. Как ты думаешь, кого выберет наш мастер-ситх?       - Почему не тебя? - спросил Анакин, хотя по его лицу было видно, что отзыв учителя его обрадовал. - Даже если Силы у меня больше, во всем остальном…       - Я устойчивее. Он это знает. Он знает, что я не вступлю в переговоры.       - Дуку тебе предлагал?       - И был очень убедителен, - кивнул Оби-ван. - А ты уязвим.       Анакин снова прикусил губу. Он без слов понимал, на что намекнул Оби-ван. Попробуй кто-нибудь причинить вред Падме или угрожать, что причинит. И это ведь Оби-ван еще не знает, что они… И не знает, что Анакин сделал на Татуине…       - Мастер Кеноби, - сказала Падме. - Сможете ли вы поделиться своими опасениями с некоторыми из моих друзей послезавтра, здесь же?       - Кого вы хотите привлечь?       - Бэйл Органа. Мон Мотма. Гарм Иблис. Ния Алавар. Таннер Кадаман. Мина Тиллс. Фанг Зар.       - Иблис? - переспросил Анакин. - Но он же добился нейтралитета для Кореллии, он вообще стоит за то, чтобы отпустить сепаратистов на все шесть сторон, и пусть экономика рухнет у них, а не в Республике.       - Он и джедаям не доверяет. Но нам нужно мнение человека, который не втянут в войну, взгляд со стороны.       - Хорошо, - сказал Оби-ван. - И… Анакин, сенатор… Держите все это в тайне от канцлера и его аппарата. Похоже, ситх там где-то рядом, возможно, у него есть агент рядом с канцлером, утечки идут с самого верха. Теперь об Асоке.       - Да, вот именно, - Анакин немного ожил. - Заноза, у тебя есть план?       Асока по-прежнему молча помотала головой.       - Я думаю, - сказала Падме, - что могу принять тебя в свой штат.       - Точно! Падме, ты ангел и спасительница! И тебе нужен телохранитель. Заноза, как тебе эта идея?       - Мне нравится, - внезапно охрипшим голосом отозвалась Асока.              Когда она гордо отказалась от рыцарского звания, отдала свои мечи магистру Винду, а бисерную косичку - Скаю, она не задумывалась над тем, как будет жить дальше. Только понимала, что не хочет в Храм, не хочет обратно туда, где ее предали. Сейчас было вроде и обидно, что она не сама устраивает свою жизнь, но она ведь могла бы и отказаться. А с другой стороны - вот Скай, ее старший брат, вот женщина, которую он любит и которая, что скрывать, нравится Асоке, вот Оби-ван, который заботился о ней и учил ее не меньше, чем Скай. Они ввязываются в серьезное дело, а она их бросит? Асока хорошо представляла, насколько джедаи связаны орденской дисциплиной, насколько несвободны в действиях. А у сенатора Амидалы свои обязанности. Им нужны свободные руки, внимательные глаза, хорошее чутье на неприятности. И охрана - чтобы Скай не волновался там, на передовой.              Оби-ван поднялся, поблагодарил Падме за помощь.       - Анакин, останься сегодня с Асокой. Я завтра оформлю все ее документы и принесу. Будь на связи и дождитесь меня, хорошо?       Анакин кивнул и пошел следом за Оби-ваном к выходу. В передней он нагнал Оби-вана и тихо сказал ему в спину:       - Ты уверен, что мне не стоит появляться в храме сегодня и завтра?       - Уверен, - отрезал Оби-ван. - Я думать боюсь, что будет, если ты встретишься там с магистром Винду или Ки-ади-Мунди. Побудь с Асокой - ей нужна поддержка. Отдохни.       - Спасибо, Оби-ван.       - И будь осторожен.              Ужинали они втроем. Две служанки, Дорме и Сейте, приготовили Асоке комнату рядом со своими, показали, что и где, выдали комм с шифрованными каналами связи, жетон-пропуск, потом подали ужин и распрощались. Асока посматривала на Падме и Анакина - они сидели на открытой террасе, за затемненным силовым куполом, и разговаривали. Без плаща и табарда, в одной тунике, Анакин выглядел таким же своим, домашним, как в их квартире в Храме. Он словно сбросил груз, давивший на него, его лицо снова стало живым, выражение его смягчилось. Он что-то отвечал Падме, держал ее за руку, и она ему улыбалась. Они оба казались совсем юными и уязвимыми.       Наверняка Оби-ван знает, - подумала Асока. И персонал ее в курсе, он же тут как у себя дома.       Асока обошла резиденцию, отмечая расстановку камер наблюдения. Раньше она бывала только на одном этаже - там, где были гостиная, столовая, кабинет и спальня сенатора Наберрие. Оказывается, еще здесь была комната дежурной смены с пультом дальней связи и экранами наблюдения. Комнаты персонала были на верхнем этаже, и еще одна гостиная, и зал для тренировок. Этажом - вернее, полуэтажом ниже располагались техслужбы - защищенная комната связи, рабочие посты, помещение для дроидов, гараж, совмещенный с мастерской. Разглядывая ту часть, которая отводилась под мастерскую, Асока подумала, что вот здесь-то Анакин и отрывается на всю катушку. Наверняка у сенатора все дроиды модифицированные, с недокументированными функциями. И горе тому, кто решит влезть в эту резиденцию с дурными намерениями. Под ногами остановился маус-дроид, идентифицировал ее жетон и побежал дальше. Наверняка эти, которые тут бегают - только видимая часть системы. Асока обошла гараж, осмотрела машины. Анакинов любимый спидер, скромный с виду и слегка потрепанный, смирно стоял сбоку, но в удобной для старта позиции. Угу, у него разгон мгновенный, и движок… недокументированный. В Храме никто не рискует на нем летать, это все равно что на диком трайцере кататься, а таких безбашенных даже среди джедаев нет. Один Анакин. Ну, и сама Асока иногда.       Так, гараж, выходы на две посадочные площадки с разных сторон здания. Технический скоростной лифт, выходы в коридоры и на общую лестницу здания. Надо будет еще планы здания посмотреть и прогуляться вверх-вниз, познакомиться с путями эвакуации. И проверить пути отхода в ангар компаунда, где стоит сенаторский корвет и эскадрилья сопровождения. У подружек-телохранительниц Падме свои инструкции и протоколы. А у Асоки - свои, нестандартные.       Пока хватит. Асока вернулась в жилую часть резиденции, отметилась на чекере и ушла в свою комнату. Там было почти как в Храме - светлое помещение, которое можно разгородить как хочешь, но стандартно делают две части. В спальной - низкая широкая постель, ночник в виде лотоса в изголовье, в жилой - рабочее место с терминалом. Все по-набуански изящное и практичное. Асока села на постель - и поняла, что силы кончились. Она упала на прохладные простыни и закрыла глаза.                     День казался Падме ненормально длинным, как на Арубе, где светлое время - три четверти оборота, а оборот - почти сорок часов. Во время последнего заседания трибунала ее затапливали с головой отчаяние и безысходная ярость, а она держала лицо и говорила спокойным голосом. А потом явился Анакин, злой, собранный, с полным датападом доказательств и реальной виновницей, которую он тащил чуть ли не за шкирку. Смуглая девчонка с синими татуировками на носу и щеках еле шла, парализованная страхом. Видимо, Анакин в боевом модусе ее так напугал, что она с ходу выложила все - как вербовала сообщников, как воздействовала на разум женщины из числа служивших в Храме, чтобы та дала мужу наночастицы в питье, превратившие его в живую бомбу, и как потом убила эту женщину запрещенным приемом. Как подкидывала Асоке улики, как следила за ней, как ударила и бросила ее без сознания на том складе со взрывчаткой - все. Таркин в два хода свернул разбирательство, передал Баррис представителям ордена - та прошмыгнула мимо Анакина, пригнув голову - и снял с Асоки обвинения. Извинений не принес, но Асока явно его извинения видала в… жерле вулкана. Падме пошла в офис, там были дела, но действовала как дроид-автомат, по алгоритмам. А вернувшись, обнаружила дома Анакина с дремлющей у него под боком Асокой. Не успели они обсудить события, как явился Оби-ван - тоже в состоянии тихого бешенства и сдержанной ярости.       Плохо, когда только ты подозреваешь заговор и везде видишь его признаки. Кажется, что сходишь с ума. Но когда два, а то и три человека видят то же, что и ты - это означает, что ты в здравом уме.       “Я хочу закончить эту войну, - подумала Падме, вынимая из волос шпильки и гребни. - Я хочу, чтобы Анакин не умирал каждый раз, когда выходит из боя, потому что смерть разумных ощущает как свою собственную. Я хочу, чтобы он не был фигурой в чужой игре, чтобы он не боялся за меня каждый миг”.       Анакин ждал ее - лежал, закинув руку за голову, глядя на голографию с морским пейзажем. Волны набегали на песчаный берег, перекатывали витую ракушку, и блики играли на волнах. Ему нравилась эта голография, и Падме понимала, почему.       Она села на край постели рядом с ним, погладила по щеке. Он повернул голову и прижал ее ладонь к подушке.       - Знаешь, я решила не сожалеть никогда о том, что вышла за тебя замуж. Я не хочу раствориться в должности. Ты знаешь, как много для меня значит мое дело, но если я ради него отрекусь от тебя - то уже не буду собой, я утрачу смысл того, что делаю. Ани…       - Я люблю тебя, - сказал он. - Если я тебе мешаю…       Он осекся, широко раскрыв глаза.       - Нет, - быстро сказала Падме. - Нет, Анакин. Не вздумай. Я люблю тебя и ни о чем не жалею. Даже если о нас узнают - что я теряю? Ничего. Сплетни, немного репутации в глазах джедаев. Это ты рискуешь всем.       Он помотал головой.       - Мне все равно. Я нарушил уже столько правил, столько приказов…       - Я знаю. Но это не делает тебя плохим.       - Я всегда хотел спасать. Уберечь от смерти. И я… не могу. Чем дальше, тем больше вокруг меня смертей. Что, если и тебя я…       - Ах, Анакин! - она наклонилась и поцеловала его. - Ты человек. Ты не можешь спасти всех. И ты не можешь сражаться вместо меня в моей войне. У тебя есть своя.       - Да, я понимаю. Падме, - он приподнялся на локте. - Но в бою… там все проще с доверием.       Вместо ответа она обняла его и повалила обратно. Он упал на подушки, раскинув руки.       - Ведь ты - ты же доверяешь мне безусловно?       - Да, Ани.       И это тоже был Анакин - Анакин, которого внезапно настигло понимание. Который расшифровал в слова то, что ощущал всей своей Силой. В такие моменты она прощала ему все - глупую ревность, детскую мгновенную злость, споры на пустом месте, все раздражающие мелочи, которые неизбежны между двумя такими разными людьми, а главное - он менялся. Да, всегда было что-то новенькое, что раздражало ее, но старое оставалось в прошлом. В такие моменты Падме остро ощущала, что ему всего двадцать два и он вырос на войне. Ему не на что было опереться, его единственная опора рухнула, когда погибла его мать, и тогда он изо всех сил уцепился за нее, за Падме. И Падме его подхватила и держала крепко. Как из сочувствия, вожделения, смятения, горя возникло то чувство, которое теперь связывало их - она не знала. Любовь, наверное.       Она поцеловала его и больше уже не думала ни о чем.