История большой любви

Когда Тсунаеши открыл глаза, то первым, что он увидел, была фиолетовая макушка, что покоилась на его кровати. Сначала омега и не понял, где находится, но уже через мгновение в памяти возникли большие остекленевшие глаза маленького альфочки. Сердце ухнуло куда-то вниз, глаза предательски защипало. Хриплый стон, так похожий на скулеж, вырвался из груди и разбудил ананасоголового. - Тсуна... – альфа сгребает в охапку парня, сильно прижимает к себе. Рокудо хочет сказать, как ему жаль, но вовремя одёргивает себя: это звучало бы очень глупо. Мукуро отпускает омежку, помогает устроиться на кровати, внимательно заглядывает в глаза. - Ты не приходил в себя двое суток... Тсунаеши, послушай, со мной говорил врач. Он сказал, что из-за потрясения твой организм словно заснул, - увидев недоуменный взгляд друга, альфа продолжил говорить. - Господин Айкава сказал, что сейчас ты совсем как бета – ты не сможешь родить, течки прекратятся и запах приглушится, - парень старается не смотреть на своего названного братика, который тут же с головой накрывается одеялом. Мукуро невольно вспоминает детство, когда перепуганный до смерти грозой Тсу, дрожа, как осиновый лист, прятался у него под одеялом. Альфа всегда мог успокоить зашуганного омежку, сказать нечто такое, после чего тот моментально расслаблялся в его руках. Что же сказать сейчас, Рокудо даже не представлял. Неловко проведя рукой по трясущемуся комочку, парень без особых усилий подхватывает легкую ношу, тут же устраивая на своих коленях. - Мы тебя ни за что не бросим, а ты... Ты справишься, ты сильный. Омега вытащил голову из своего «убежища». Большие карие глаза, покрасневшие и припухшие от пролитых слез, наполнились острой болью и безысходностью. - Я ничего больше не хочу. Я очень устал, – Тсунаеши прячет лицо в ладонях, плечи его мелко подрагивают. - Нет, нет, ты не сделаешь этого, - Мукуро далеко не идиот, нетрудно догадаться, о чем говорит друг. Он резко подрывается и, словно маятник, начинает расхаживать по комнате. - Ты не понимаешь, Му, это конец. Я больше не смогу, для меня это предел. Рокудо кажется, что отчаянье, переполняющее его братика, осязаемо. Все происходящее кажется ему сном, отвратительным кошмаром, но никак не реальностью, верить в которую у него просто нет сил. - Сводят счеты с жизнью только трусы, жалкие слабаки и эгоисты. - Значит это про меня… - жалкая улыбочка расползается на дрожащих бледных губах. Альфа обессиленно рычит и, уходя, громко хлопает дверью. А Савада вдруг резко осознает, что не может поступить так по-свински. Хоть смысла своего существования омега и не видит, да и жить ему не хочется, он не может лишить себя жизни, не может поступить так эгоистично с близкими, с теми, кто волнуется за него, кто поддерживает и любит. На ум сразу пришел Кея. Хибари никогда не было рядом, когда Тсуна в нем нуждался. Никогда. Вся любовь, что разбилась о суровую реальность, просто изничтожила душу паренька, сломала жизнь. «История великой любви», - иронично хмыкает Тсунаеши, ясно представляя гниющих и разлагающихся бабочек, что совсем недавно парили в его животе. Что-то звало его, слышался шум, детский смех, а потом все резко пропало во мраке. Резко распахнув полные сумасшествия глаза, юноша уставился в окно, по которому громко барабанили капли дождя. Поднявшись с постели, он и сам не заметил, как оказался у окна и уже распахивал его настежь. Что-то неопределимо влекло его к безумию… Омега вцепился зубами в руку, прокусывая до крови, чтобы никто не услышал раненого воя, вырвавшегося из горла. Сил не осталось ни на что, только опуститься на пол и разрыдаться в голос. Чем? Ну чем он все это заслужил?! Сначала родители, потом любимый альфа, а теперь и его малыш.

***

На семейном совете присутствовали все, кроме Тсунаеши. С момента его выписки из больницы прошло почти три года, за которые много чего успело поменяться, но только не состояние омеги. Молодой омега отказывался выходить из дома, а после постоянных визитов психиатров в его дом окончательно замкнулся в себе и перестал разговаривать. Несмотря на бескрайнюю поддержку, Тсу не видел опоры, а, может, и не хотел видеть. Сломленный, раздавленный и разбитый, он просто застрял в трясине чувств, эмоций и воспоминаний и постепенно начал тонуть. - Я недавно консультировался с одним психологом, он посоветовал сильную встряску, эмоциональную, конечно же, – Джотто оглядел присутствующих и грустно улыбнулся. – У меня есть два варианта: либо отвести Тсу-куна на кладбище, либо устроить ему встречу с Хибари. - Второй вариант лучше. Давайте сделаем это! - Хроме, переполненная решимостью, встала в боевую стойку и подняла в верх маленький кулачек. – Мы должны ему помочь. - Здравствуй, Хибари. - Ананасоголовый? Ты ли это? - Я тоже тебя очень люблю, - приторно произносит альфа, ничем не скрывая иронию и ненависть. - Что тебе надо? – грубо и немного устало бросает брюнет. - Я хочу с тобой поговорить, давай встретимся. Услышав ленивое «ладно», Мукуро называет адрес кафе, что находится совсем рядом с домом Тсунаеши. Уже через час они встречаются воочию. После долгого молчаливого сверления глазами друг друга, они наконец усаживаются за столик. Альфы заказывают кофе, долго молчат и стараются смотреть куда угодно, но никак не друг на друга. - Так зачем ты меня позвал? Хибари выглядит абсолютно спокойным, даже равнодушным, но слегка подрагивающие аристократические пальцы выдают с головой. Единственное, что связывало их – маленькая омежка. Значит, разговор мог пойти только о Тсунаеши, чего так боялся Хибари. Рокудо тихо вздыхает и достаёт из нагрудного кармана фотографии, молча передавая их своему визави. Фотографий немного, но Кея подолгу рассматривает каждую, внимательно вглядываясь в любимые черты. На первом фото синеволосая омега, что он видел у Мукуро дома, и его мальчик с просто огромным животом весело улыбались, обнимая друг друга. Альфа нежно улыбается и проводит пальцем по изображению своего омеги. На следующей фотографии тоже Тсуна, но совсем не такой: бледный и осунувшийся, безучастно смотрящий в окно. На последней он видит надгробие, где покоится Юки Савада, проживший несколько дней. Хибари вздрагивает и резко поднимает свои глаза на Рокудо. - Юки - мой сын? - альфа спрашивает, прекрасно зная ответ. – Где ОН? Мукуро, все так же не говоря ни слова, вытаскивает ручку и что-то черкает на салфетке, после чего кивает на новую многоэтажку, расплачивается и уходит. На салфетке написан этаж и номер квартиры, и Кея бережно складывает ее в карман, понимая, что другого шанса судьба ему не предоставит. Сердце отбивает набат лишь от осознания того, что тот, кого он искал столько времени, находится совсем рядом, всего лишь через дорогу. И он бежит. Несется прочь из этой забегаловки через чертову дорогу и по лестнице, потому что лифт едет непозволительно долго. Запыхавшийся Кея жмет на звонок, замирая в неловком ожидании, ведь он совсем не знает, что сказать омеге. Дверь открывается моментально. Бледный, взлохмаченный, весь в чернилах пред ним предстаёт Тсунаеши, в руках которого кружка молока, которая незамедлительно соприкасается с полом. Карие глаза расширяются в удивлении, смешанном с ужасом, омега отступает назад, пока спина его не упирается в стену. Хибари проходит в квартиру и крепко сжимает Тсу в своих руках, словно тот исчезнет. Из его глаз катятся крокодильи слезы, а он, совсем не обращая на них внимания, что-то безумно шепчет своему омеге. Тсуна, будто проснувшись от долгого крепкого сна, наконец, приходит в себя и пытается вырваться из объятий, неловко размахивая руками и ударяя мужчину. - Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу... – как заведённый шепчет мальчик. - Люблю! - это перекрывает все, заставляет переписывать историю заново. Нет, ничто не будет забыто, ведь вдвоем справиться легче. Хотя, кто знает?