***
— Катастрофа, — начала разговор Карла, когда дорога стала достаточно ровной для двух велосипедов. — Где? — Не где, а кто. Бетти наша — одна сплошная катастрофа, — девочка чуть замедлилась, давая сестре возможность ехать рядом с собой. — Совершенно отбилась от рук, страшно подумать, что будет дальше… Анни не смогла сдержать смешок: ворчание старшей сестры скорее подошло бы старушке: — Не будь к ней так строга, — заметив, что взгляд сестры помрачнел, Анни примирительно улыбнулась. — Разве ты никогда не хотела бросить в одноклассника стул? — Но я же не бросила! А она… — от возмущения девочка готова была задохнуться. — Мне теперь стыдно появляться в младшей школе. Ведь мы были прилежными ученицами, а тут… Подумай о следующем ребенке! — Уверена, что Бетти — не репетиция перед настоящей бурей? — поддразнила сестру Анни. — Храни нас Бог! Она ужасно себя ведет, ужасно учится… — Ну уж! Языки ей даются лучше, чем нам! Ты вот польский только понимаешь, а она… — Это потому, что мама уделяет ей больше внимания, — перебила Карла. — Куда это годится? Дальше что? Впереди у нее что? — Не знаю. Хочет быть врачом… — Она? Куда ей… Нам о замужестве думать надо, о семье… Ты ведь понимаешь, это вот — наш предел, на большее просто нет денег, — остановившись, Карла жестом указала на школу, а после поставила велосипед на импровизированную парковку, и, расправив платье, попрощалась с сестрой. Звонок уже прозвенел, но от учениц реальной школы особой пунктуальности никто не ждал. Анни с жалостью взглянула вслед сестре. Она права, это — предел. Быть может потому, что здоровье мамы пошатнулось еще пять лет назад. А может — из-за брака их родителей… Одно было ясно: место Карлы — в какой-нибудь гимназии для одаренных девушек, изучала бы там свой французский, играла на пианино… Но это стоит слишком дорого и едва ли пригодится в будущем… Ее, Анни, вполне устраивает здешний уровень. Они изучают бухгалтерию, учатся печатать на машинках и составлять документы, а дома мама учит их языкам. Если что — из них получатся неплохие секретари, а, быть может, даже учителя… Нет, добрая и хозяйственная Карла непременно найдет мужа, быть может — даже такого же мастера, как их отец, и тогда в кузнице и мастерской дела пойдут с удвоенной силой… Быть может, и Анни повезет с мужем… А Бетти… Бетти уже сейчас грезит медициной…***
— Рассказывай, — сев рядом с сестрой на практически горизонтальную ветку дерева, и сделав вид, что совсем не заметила новой затяжки на платье, которое, по хорошему, уже пора убрать или выбросить, Анни начала разговор. Всего десять минут назад фрау Брум сказала, что вынуждена вызвать в школу родителей, и что поведение Бетти переходит все рамки дозволенного. Должно быть, малышка ждет выговор. Но она попробует иначе. — Они сами напросились, — отвернувшись, проговорила Бет. — Я терпела. Долго терпела! — А потом засунула лягушку в рюкзак Линды? — Двух. И мышку, но она убежала, — неожиданно Бет подняла на нее свои голубые, широко распахнутые глаза. Ее взгляд, еще по-детски наивный, чистый, казалось, пронзал насквозь, — Анни, кто такие евреи? — Национальность такая. Ты это к чему? — Фрау Брум сказала, что я такая в наказание моей маме за то, что связалась с папой. А ведь и у Линды мама из Польши, — Анни кивнула: да, вполне возможно. — Но они евреи, и в этом нет ничего страшного… А мы вот не евреи, а… кто? — Сама как думаешь? — не зная верного ответа, Анни предоставила сестре право найти его самостоятельно. — Просто люди? — Анни кивнула. — Что, если они — евреи, то им все можно? Обняв сестренку, Анни решила хотя бы попытаться объяснить ей разницу, которой не знала сама: — Понимаешь, милая… У них другая религия. Они, вроде как, один народ, просто живут в разных странах. У нашей мамы религия другая… Не хуже и не лучше, просто… Другая. Ты наверняка замечала, что она не ездит с нами в церковь… — Но она молится Иисусу и деве Марии! В чем же тогда разница? — Анни беспомощно развела руками. Разница… Наверняка она была. Должна, просто обязана была быть. Но где же искать ее, разницу? — А евреи… Они кому молятся? — Точно не Иисусу, — признаться сестре, что не знает ответа, и тем самым подорвать свой авторитет, Анни не могла. — Так и что вы все-таки не поделили? Не из-за Иисуса же вы… — с надеждой спросила Анни, вполне допуская, что конфликт мог разгореться и из-за этого. — Нет. Просто Линда сказала, что ей запретили со мной дружить, потому что она должна дружить только со своими… А Грета засмеялась… — Та, что плевала в тебя? — Да… Мало ей досталось! А фрау Брум сказала, что я — Божья кара за то, что мама предала веру… И Линда тоже начала смеяться, и… — не выдержав, девочка заплакала, — и еще она сказала, что меня не возьмут в гимназию, потому что у нас нет денег, а она пойдет туда, потому что у евреев принято давать детям лучшее образование, и они всегда находят деньги, а мы довольствуемся бесплатным… И что врачом мне без гимназии не стать… Прижав сестру покрепче, Анни тяжело вздохнула. Она не задумывалась об этой разнице, но ведь была в этих словах доля истины. Вот только никто не виноват в том, что родился в той или иной семье, и что у семьи нет на что-то денег. Линда, первый и пока единственный ребенок, была одета с иголочки, в то время как ее Бет, возможно, самая красивая девочка в классе, ходила в обносках… Но зато у нее были они, а у них — она… Какие деньги заменили бы ей сестер? — Идем домой? — спрыгнув с дерева, Анни помогла сестре спуститься. — Мама, наверное, заждалась…***
Отец ждал их, сидя на кованной лавочке у ворот, украшенных причудливыми завитками. Ветер трепал его светлые волосы, делая этого крупного, широкоплечего мужчину похожим на совсем юного паренька. — Девчушки мои! — шершавыми от работы руками он подхватил обеих дочерей. — Карла еще в школе? — Да. А ты чего… — Я позвал акушерку из католической больницы. Мама захотела так, — на миг Анни потеряла дар речи. Она знала, что значит приход акушерки. — Садитесь со мной, красавицы. И молитесь, больше мы тут ничем не поможем… — Но мама ведь не ходит в нашу церковь, — робко заметила Бетти. — Я верю, что Бог один. И он слышит нас всех… Остальное, может быть, потом поймешь… Сейчас молись, милая. Молись так, как умеешь… Прошло около часа, а быть может — двух. А, может, наоборот, прошло всего несколько минут, растянувшихся в часы. Из дома вышла улыбающаяся акушерка, сообщившая, что в этот раз родился мальчик, и что мама еще слишком слаба для встречи с остальными детьми, а вот отец может зайти. — Ничего, им тоже можно, они у меня — ангелы — хитро улыбнулся папа…