***
Утро. Солнце лениво поднимается на небо, освещая своими лучами ещё спящую и холодную после ночи землю. Живность ещё спит, хотя где-то в далеке слышится тонкий голосок птички, что радостно пела свою милую песню. Лёгкий, но всё ещё прохладный ветерок нежно колышет листья на деревьях, которые в ответ радостно шелестят и подставляются утреннему солнышку. Люди постепенно просыпаются, все куда-то спешат, кто-то просто спокойно прогуливается. Машин на улице становится всё больше, уже вместо приятной утренней тишины по городу разносится гул автомобилей и прочей техники. А Россия? А он послал всех к чёрту и до сих пор спит, давно наплевав на школу, которая должна была начаться уже через 2 дня, а тот даже не подготовился к ней. Но его надеждам на право добить окончательный и крепкий сон до конца дня явно не суждено было сбыться. На прикроватной тумбочке телефон начал издавать громкие, противные звуки. Федерация сквозь сон что-то недовольно пробурчал и, слегка потянувшись, так, что его косточки хрустнули, потянул свою руку к телефону, что разрывался от звонка. Сонно потирая глаза, Рося посмотрел на экран, где высветилось имя звонящего: «Пшек*: р». — Dzień dobry, Rosja! (Доброе утро, Россия!) — радостно произнес одноклассник. — Я тебя не разбудил? — Разбудил, — пробурчал Росс, садясь на кровати и потирая глаза. — На часах семь утра. — Pardon. Ты подготовился к учебному году? Выпускной класс, как-никак, — будто не слыша русского, протараторил парень. РФ тяжело вздохнул: видимо, Польше было абсолютно все равно на желание подростка вновь провалиться в сон. Лениво потянувшись, он откинулся на подушки — спина немного уставала от сидячего положения — и перевернулся на бок, зажимая телефон между кроватью и ухом. — Нет, не начинал даже. А что? — А то, что у нас новый классный руководитель! — с неким испугом сказал поляк. — Да еще и появится немецкий, который я совершенно не понимаю! А если он будет еще и нашим классным… Rosja, я не хочу в школу! — Ну, с немецким у меня, благо, все хорошо, — усмехнулся парень, взъерошивая и без того стоявшие дыбом волосы. — Ты не знаешь, кто у нас будет преподавать новый язык? — Нет, но если английский ведет господин Великобритания, который только на нем и разговаривает, то, скорее всего, немецкий будет вести коренной немец. Чертовски логично, но не понятно. Россия знал только одного немца, что старше их по возрасту — Третьего Рейха — который, кстати, не имел работы, но вряд ли он решит стать учителем, хотя стаж работы у него довольно неплохой. — Ох черт, — произнес Рося, проводя ладонью по лицу сверху вниз. — Что? Что такое? — Я, кажется, знаю, кто наш новый препод. И классный руководитель тоже, — если его догадки окажутся верны… — И кто же? — взволнованно спросил Польша. — Мне нужно идти завтракать, родители зовут, прости. Можем встретиться и обсудить все это позже, ладно? — Ладно… Пока. Приятного. — Спасибо. Парень со вздохом перевалился на спину, раскинув руки. Конечно, он пока сам не уверен в том, что Рейх встал на должность учителя, но не сомневался, что если это и правда так, то за каждым его шагом будет следить пара немецких глаз. От этой мысли Росса передернуло, и он решил пойти на кухню — по-настоящему, приготовить что-нибудь, ведь, хоть поляку он и соврал, кушать хотелось.***
Пельмешки варились на плите, и ароматный запах витал на кухне, созывая к себе всю семью. Россия открыл окно, чтобы проветрить душное помещение. Прохладный осенний ветерок влетел в комнату и, прошелестев по локонам и футболке подростка, отправился гулять по кухне, задевая тюль, развевающуюся на окне, и играя с ней. Младший русский, засмотревшись на такое спокойное и умиротворённое движение ткани, не заметил, как в помещение зашёл кто-то из родителей. — Ну? — послышался голос за спиной России, и его слегка потрепали по голове, — К школе почему не готов? — шутливо строгим голосом спросил Союз. — И тебе доброе утро, пап, — как бы не услышав вопроса ответил Росс и тут же добавил, — Будешь есть? — Обязательно! — слегка обидевшись бросил коммунист, тут же плюхаясь на стоящий рядом стул. — Я тут пельмени сварганил… Тебе со сметаной или как папе? — спросил Федерация, но тут же осёкся. — А с каких это пор ты Рейха «отцом» стал называть? — слегка оскалившись и прищурившись, ответил вопросом на вопрос СССР. — Эээ… С тех самых, — смутился Рося и отвернулся, раскладывая еду по тарелкам. — Понятно, — сказал Союз, закрывая глаза, опрокинулся на спинку стула, заводя руки за голову. Видимо, не выспался. В комнате повисла неловкая тишина, только поварежка с тихим звоном ударялась о края кастрюли, мутя воду еще сильнее. Россия теперь просто монотонно мешал маслянистую жидкость, смотря куда-то вниз и прислушиваясь к звукам за спиной. Осознав, что папа просто сидит на стуле, не совершая никаких действий, развернулся и с улыбкой переспросил: — Так что насчет сметаны? Союз в ответ хохотнул, подошел к сыну, прижал его голову сильной рукой к груди и грубовато чмокнул в макушку. — Ты прямо как Белочка, добрый такой у меня, заботливый. Ясно теперь, в кого она пошла! — мужчина открыл холодильник и с интересом начал разглядывать его содержимое. — Не гоношись, себе я сам могу все сделать. — Ну, сегодня я приготовил еду, и я сам буду тебя кормить! — строго ответил младший русский, выхватывая из выдвижного ящичка ложку и захлапывая дверцу прямо перед носом СССР. — Сядь на стул и жди. Коммунист с усмешкой поднял руки а-ля «сдаюсь» и занял прежнее место, закинув ногу на ногу и скрыв лицо за газетой. Тарелка с пельмешками благополучно опустилась перед носом Союза. Пар, струясь над тарелкой, плясал какой-то, известный только ему, танец и растворялся в воздухе. Через некоторое время к русским присоединился Рейх, и, невесомо чмокнув мужа и приобняв сына, сел за стол, уплетая вкусное блюдо. У Росса вдруг появилось желание расспросить отчима о неизвестном учителе немецкого, и сдерживать себя он не пытался. — А у нас в этом году появится новый предмет, — как бы невзначай бросил он, ковыряя вилкой в тарелке. Оба родителя подняли на него взгляды, а Союз даже недовольно ударил кулаком по столу. — Дети в девятый класс идут, у них уже восемнадцать предметов, да еще один! Надеюсь, все это не зря, — буркнул старший русский, и через секундную паузу спросил о самом уроке. — Немецкий язык. Советский Союз прикрыл лицо ладонью и тяжело вздохнул. Немец погладил его по руке, шепча успокаивающие слова на ухо и целуя в краешек губ. — Не волнуйся, Liebling, немецкий — один из международных языков, детям полезно его знать. Тем более, я уверен, что учитель даст им хорошие базовые навыки, — нацист метнул взгляд на сына, улыбнувшись ему, привстал и обнял мужа со спины, нежно сжав плечи. — Я буду горд за Россию, если он выучит мой родной язык. Парень нервно сжал вилку в руке и с остервенением воткнул ее в пельмень. Ревность вспыхнула в нем, как лесной пожар. Он неотрывно смотрел на родителей. Старший русский зарылся носом в рукав фрица и прикрыл глаза, а тот в свою очередь с ухмылкой пялился на РФ, расцеловывая макушку любимого. Он знал, как это бесит Федерацию. Знал, как тот хочет быть на месте родного отца. Внутренний садист снова проснулся, и ариец губами продвинулся к шее коммуниста, оставляя багровый засос. СССР покраснел и с улыбкой оттолкнул мужа. У России дернулся правый глаз. — Рейх, ну не при ребенке же! — Он уже достаточно взрослый, — недовольно пробурчал Третий, в последний раз чмокая мужчину в щеку и усаживаясь на место. Взглядом победителя он смерил подростка и принялся за еду с невероятным изяществом. Подросток вскипел и, встав со стола и случайно опрокинув стул, направился в свою комнату, даже не убрав за соблй тарелку. Отцы переглянулись и продолжили трапезу.***
Россия упал на незаправленную кровать и уставился в потолок. Внутри все бурлило, и это было видно на лице: брови сведены к переносице, рот скривлен, а уши неимоверно красные. Близлежащая подушка была грубо отправлена в стену со злым вскриком. Он часто задавался вопросом: как долго будет продолжаться этот театр? Когда Рейх расскажет обо всем Союзу? Если перед немцем встанет выбор, кого он предпочтет? Ответа пока не находилось, да и судьба знаков не подавала. Видимо, нацисту нравилась эта игра — замужем за одним, как бы в шутку, забавы ради целует другого, почти боготворит первого… Росса все это сильно раздражало, он не знал, как ему поступать, как спокойно сидеть на попе, зная, что где-то в соседнем кабинете его обожаемого отчима обнимает собственный отец. Глупо, но так и есть — подростковый период берет свое. Дверь медленно приоткрылась, и в щелку протиснулась взлохмаченная голова Советов. Он с волнением глядел на сынишку, и через пару секунд все же решился войти. — Рося, дорогой, что такое? — спросил он, присаживаясь на край кровати и гладя парня по животу. — Ты какой-то странный сегодня. — Все нормально, — монотонно ответил младший русский, пялясь в одну точку. — Но я же вижу, что ты не такой, как обычно! — воскликнул папа, в порыве эмоций случайно шлепнув по гладкому животику Росса. Тот от неожиданности резко втянул носом воздух и вскинул голову. — Пап!!! — Прости, прости, я не специально! — коммунист приподнял ребенка подмышками и усадил на колени, прижав к груди, как в детстве. РФ только сильнее нахмурился, скрутив руки на груди и надув щеки. — Ну что ты, в самом деле?! — Да нормально все! — на повышенных тонах ответил Федерация, после мягче добавляя: — Правда, не думай об этом. — Смотри у меня. Я же тебя люблю, ты можешь мне доверять. — Да знаю я… — улыбнувшись, ответил Рося, вжимаясь в СССР сильнее. Все-таки, у него просто замечательный отец.