Тунлу

      Последние дни, казалось, шёл дождь. Казалось также, что он не закончится никогда. Иногда казалось, он останется тут навсегда. И тогда грязная вода будет единственным, что составит ему компанию.       Серые тучи затянули небо над горой Тунлу, не позволяя оставшимся на ней существам увидеть солнце. Никто из них кроме, возможно, одного больше никогда не увидит свет жизнедарящей звезды.       Нечисть не восторгается солнцу. Ей оно не привычно, но и обычно. Ведь, когда-то живые, все грелись под его лучами, воспринимали как должное.       Демоны, оборотни, гули, монстры — существование после смерти. Холод заснеженных горных вершин не ощутим. Пропитанные ядом источники безвредны. Физические неудобства остаются незамеченными. Но давление серой сырости и нависшей, глядящей в спину опасности создают чувство психологического дискомфорта.       Неожиданно покладистая порода сдаётся уже знающему своё дело камню. Хуа Хуа с напряжением вглядывается в только начинающие проявляться черты лица. Это сто тридцать четвёртая его работа. И ему хочется думать, что он успеет сделать ещё не меньше тысячи прежде, чем эта проклятая гора сведёт его с ума.       Он не выходил из изученного им лабиринта пещер два месяца. Лишь к нему забредало несколько невезучих призраков. От них не осталось ни-че-го. Погода бушевала, напоминая, что они не на отдыхе и что сражение продолжается. И если те, кто находится в Гу, не уничтожат друг друга, то стихия затопит, сожжёт и поглотит их сама.       Камень осторожно скользит с почти невидимой глазу скоростью. Хуа Хуа не имеет права на ошибку. Тем более, когда берётся за отделку век. Окончательно сформирует глаза он позже, иначе ему будет казаться, что он прикасается к настоящему, но испорченному им принцу.       Почти все погибли за первые полгода. Они посмели думать, что стать Непревзойдённым просто. Ничтожества. Они даже не имели цели. У Хуа Хуа была цель. И он чётко её знал. Защитить свою любовь. Ещё когда принц спросил, почему же странный призрачный огонёк не хочет покидать этот мир, он знал. Он сказал чистую правду. Это его единственная цель, его единственный смысл с тринадцати лет. Он не солгал. Он не будет эгоистично чего-то требовать, не будет эгоистично навязывать себя, не будет эгоистично даже заговаривать о своей любви. Он будет рядом как друг, как слуга, как кто угодно. А если ему не позволят быть рядом, то он уйдёт и будет присматривать издалека, незаметно, тихо.       Хуа Хуа любовно сглаживает скулы и возвращается к подбородку.       Дождь нещадно стучит по навесу пещер. Его звон отдаётся в ушах. Глухой грохот доносится с поверхности. Это гром. И это горы. Эти способные передвигаться горы доставляют Хуа Хуа множество неприятностей. Он не понимает как, но они каждый раз выслеживают его. Что бы он ни делал, надолго скрыться от них ему не удаётся. Сейчас они поглощают других тварей. Благословение Небес, что это в двух днях пути пешим ходом от него. В последний раз Хуа Хуа пришлось истратить почти всю духовную энергию, чтобы сбежать. Он не хотел бежать. Однако бой явно был неравным.       Эти великаны опаснее многих его соперников. Они механизм защиты Тунлу. Судя по тому, насколько редко хоть кто-то добирается до вулкана, механизм работает исправно.       Глаза своего принца Хуа Хуа не забудет, даже если забудет, кто он такой. Ради этих глаз он здесь. Ради этих глаз он ещё в этом мире. Ради этих глаз он обязан стать сильнее, самым сильным. Чтобы защитить от всего на свете, чтобы дать ему всё, что тот только пожелает.       Эта самая сложная, но и самая любимая часть работы над скульптурой у Хуа Хуа. Он вспоминает, как впервые увидел их. Сначала он даже не понял, что падает. Только щекотное чувство в животе и замершее дыхание навели его на мысль, что земля ушла из-под ног. Затем последовал испуг, страх и наконец, ужас. Даже если существование человеку не в радость, мало кто решится расстаться с ним. Природный инстинкт самосохранения порождает боязнь смерти, желание избежать её или хотя бы отсрочить. Хуа Хуа падал, а голоса людей окружали его со всех сторон. Они были взволнованны, негодовали, испуганны так же, как и он. Он не знал, сколько он падал, но чувствовал, что непонятное, едва ли болезненное ощущение во всём теле усиливается. Люди, несколько секунд назад стоявшие рядом с ним, отдаляются. Их вытянутые лица что-то кричат, но их взгляды покрыты тёмной дымкой. Они сливаются, становятся одинаковыми в сознании Хуа Хуа. На глазах скапливается влага, слёзы падают медленнее, чем он сам, и он видит, как капли срываются с его век. Ему хочется тоже закричать, но из горла вырывается лишь хриплый вздох. А дальше у него от страха даже нет сил дышать.       Люди всё дальше. Почему они ничего не делают?! Неужели они ничего не сделают?! Они не спасут его? Почему? Он ведь так хочет жить! Ему страшно! Пожалуйста, спасите! Хоть..! Кто-нибудь…       Нет. Всё верно. Кто может захотеть пачкать руки о такого уродца? Кому вообще есть дело до него? До маленького, невежественного, дикого ребёнка в тряпках? С демоническим глазом. Если кто-то, как его родители, и уличные дети увидят то, что скрывает запыленная повязка, то с большей вероятностью захотят убить его, чем спасти. «Отвратительно. Наверняка, в этом клочке мусора демоническое семя. Он принесёт нам всем несчастья. Лучше избавиться от него». И кто-нибудь обязательно попытается его убить, если не отшатнётся в приступе омерзения и тошноты от взгляда на «демоническое отродье». Но несчастья на самом деле преследуют только его самого.       Он летит вниз с плотно сомкнутыми веками. И думает о том, что ему даже не с кем попрощаться, потому что у него никого нет.       Хуа Хуа лишь через несколько секунд понимает, что больше не падает. Он начинает это осознавать, когда его маленькое худое тельце оказывается в нежных объятиях. Открытой кожей он чувствует шёлк чужих одежд. И даже сквозь ткань ощущает человеческое тепло. Его обоняние восторгается, впервые ощущая такой чудесный аромат. Хуа Хуа не понимает, что же может так замечательно пахнуть.       Люди кричат ещё громче. Но в них больше нет испуга.       — Всё хорошо, — такого голоса Хуа Хуа тоже никогда прежде не слышал. Ему хочется, чтобы этот человек произнёс ещё что-нибудь. Неважно что. С таким голосом все слова, сказанные им, будут успокаивать и радовать Хуа Хуа одинаково сильно. Но незнакомец больше ничего не говорит.       И тогда Хуа Хуа открывает глаза. Первое, что он видит, это белая-белая шея. Хуа Хуа с расстояния ощущает, насколько она нежная. Однако ещё он знает, что если он прикоснётся к ней, то она окажется гораздо нежнее, чем он мог себе представить. Он задерживает взгляд на красивом изгибе подбородка. А потом…       Хуа Хуа оглаживает глазами каменную статую. Она не пахнет, не говорит с ним и не смотрит на него с тем же теплом. Но он вспоминает и чудесный аромат, и ласковый голос, и…       А потом Его Высочество наследный принц Сяньлэ опускает голову и улыбается Хуа Хуа. Глаза самого прекрасного человека излучают доброту, заботу. Их блеск не гневный, как привык Хуа Хуа, а хороший, светлый… божественный.       Судя по тому, как сильно у него болит в груди, он не дышит довольно давно. Хуа Хуа вдруг с ужасом начинает думать, не привиделось ли ему всё это. Быть может, он разбился? Умирающему сознанию подбросили эту прекрасную картину как вознаграждение за страдание. Нет, глупость. Его воображение не способно породить такое.       Хуа Хуа прижимается ближе к тёплому телу, прижимается так сильно, как может, так, что ему даже трудно дышать, цепляется грязными пальцами за богатые шёлковые одежды. Ему стыдно даже показывать своё уродливое тело этому божеству, не то, что касаться его, но ему так хочется быть к нему ближе. Ему, правда, это очень нужно. Что если он больше никогда не встретит этого человека? Хуа Хуа дрожит, и слёзы вновь текут из его глаз. Принц просит его не плакать. Наверное, он думает, что Хуа Хуа сильно испугался, что упадёт и погибнет, или что Хуа Хуа радуется тому, что его спасли. Но прекрасный человек ошибается. Хуа Хуа действительно страшно, он в ужасе, он плачет от того, что с ним может не произойти. Хуа Хуа боится, теперь больше всего на свете он боится, что это их последняя встреча, боится, что больше никогда не увидит этого прекрасного человека.       Хуа Хуа не прикасается к статуе. Он медленно проводит рукой вдоль руки своего единственного божества, но не прикасается. Его лицо так близко к лицу Его Высочества. Он закрывает глаза и ведёт щекой возле шеи принца, но не прикасается.       Он представляет тепло и запах. Он вспоминает мягкость голоса и доброту глаз. Он воображает, что Его Высочество улыбается, как тогда — в их первую встречу. Он опускается на колени и обхватывает ноги Его Высочества, но не прикасается. Он представляет, что этот прекрасный человек ещё не забыл его.       Хуа Хуа не смеет дотронуться. Он не хочет быть непочтительным. Но Небеса знают!.. как ему хочется обнять своё божество! Все эти месяцы, проведённые в изнурительных условиях на этой проклятой горе, он держался за образ принца в своём сознании, не отпускал этот образ ни на секунду, боясь забыть какую-то деталь. Он переносил его на каменные изваяния. Но он устал. Он нуждался в новом глотке воздуха, он нуждался хоть в чём-нибудь. Ему нужно было что-то, что придаст ему новых сил на борьбу.       Хуа Хуа горько усмехается. Хорош самый преданный верующий. Не прошло и года. А он уже впал в отчаяние. Как он смеет требовать от своего бога чего-то большего? Он здесь, чтобы стать сильнее и защитить своего бога, а не чтобы просить о помощи. Он никогда прежде не молился о помощи. Он молился о благополучии Его Высочества. А теперь что, спёкся?       — Слабак! — Хуа Хуа резко отстраняется от статуи принца, словно от огня, который прожигает его до кости; но в тепле этого огня он так нуждается. Он долго не поднимает глаз, стараясь не искушать себя. Однако холод и темнота окутывают его, и ему становится не по себе. Хуа Хуа осторожно оглядывает полы одежд принца и вновь опускает голову. Глаза быстро смотрят на Его Высочество сквозь ресницы и в итоге вымученно пялятся в потолок. Если бы кто-то сейчас увидел Хуа Хуа, то подумал бы, что тот пребывает в дикой агонии, при этом пытается сдерживаться. Он смотрит на своды пещеры с таким остервенением и болью, будто все его беды от каменистого потолка безымянного лабиринта, а лекарство прямо перед ним — только взгляд опусти — но он продолжает пытать себя.       С тяжким вздохом он падает на колени и подползает к статуе. Дрожащая рука медленно, будто спотыкается о воздух и стыд, тянется к ногам бога. Он прикасается. Сначала только пальцами, а затем прижимается всей ладонью. Холод. Камень. Но рука Хуа Хуа горит, пылает. Он чувствует призрачное тепло, даже жар, но жар от своих мыслей и действий. Он прикоснулся!       Хуа Хуа поднимается, думая, что терять уже нечего. Он надеется, что принц никогда об этом не узнает.       Точно! Конечно! Идея!       Хуа Хуа бежит в другую часть лабиринта, возвращается и накрывает головы статуй этой пещеры покрывалами. Теперь Его Высочество точно не узнает. Наверное. В душе всё ещё скребётся неуверенность.       Хуа Хуа возвращается к статуе. К сто тридцать четвёртой статуе Его Высочества. Он мнётся несколько минут, вглядывается в знакомые черты, а затем снова закрывает глаза. В сознании он воспроизводит солнечный свет, который окутывает прекрасный образ его божества.       Принц беззаботно и ласково улыбается. Его глаза сияют добротой и счастьем.       Хуа Хуа сглатывает и тоже улыбается. Он подходит почти вплотную к статуе.       Кожа принца тёплая и гладкая.       Хуа Хуа проводит рукой по груди Его Высочества, ощущая шёлк одежд. Он чувствует мерный стук сердца.       Запах такой же утончённый, свежий, сладковатый. А шея такая же белая-белая, нежная-нежная.       Рука гладит плечи. Пальцы, не спеша, опускаются на волосы.       Они развеваются на ветру. И в солнечном свете становятся будто с позолотой.       Рука ложится на затылок. Вторая обнимает, поглаживая спину.       Нежная кожа покрывается мурашками, а выступающие лопатки немного дёргаются. Спина расслабляется, подставляясь под ласку.       Хуа Хуа замирает и долго остаётся неподвижным. Он чувствует дыхание Его Высочества возле своего уха.       — Всё хорошо, — говорит принц, значит, так и есть. Этот голос не может лгать. Этот чудесный голос создан для чего угодно, но только не для лжи.       Хуа Хуа внимательно слушает всё, что говорит ему его бог. Он прислоняется своей холодной щекой к тёплой щеке принца и зачем-то начинает дышать. Он представляет, как мышцы на лице Его Высочества растягивают его губы в улыбке. Хуа Хуа трётся щекой о лицо своего бога и так и остаётся.       — Ваше Высочество… Ваше Высочество… Ваше Высочество…       Дождь продолжает стучать по поверхности. Горы преследуют нечисть. В небе раскаты грома. На проклятой Тунлу, в глубине подземного лабиринта, в одной из пещер демон обнимает холодную каменную статую и чувствует себя самым счастливым.