Тонкий лед

Аплодисменты в зале не затихали еще несколько минут, а на сцену тем временем направился Марк. — Спасибо вам всем за то, что разделили этот чудесный вечер с нами. Сегодняшнее выступление было абсолютно бесплатным, так как мы преследовали цель поделиться с вами творчеством Гарретта, но, если вы хотите поддержать нашего скромного музыканта, у выхода будет стоять Эмили. Она с радостью примет вашу благодарность, — освятив материальную часть вопроса, Марк еще раз поблагодарил публику и ушел за сцену. Из зала послышался глухой шум, собирающихся уходить людей. Подождав мужчину, мы всей толпой двинулись дальше за сцену, кроме Эмили, которая, смущенно вытерев слезы и пожелав нам с Гарреттом счастья, отлучилась собирать пожертвования в то же мгновение, как и Марк отправился за сцену. Помимо девушки только Питер прокомментировал произошедшее одобрительным смехом и фразой: «Ну это ты конечно красиво сделал!». Я на парня старалась не смотреть, а мистер Лиетт по-отечески похлопал его по плечу. Уже за сценой вся наша компания взорвалась восторженными криками от всеобщего ощущения счастья. Даже я позволила на время забыть смущающую ситуацию и от души порадоваться за то, как все прекрасно в итоге получилось и какой замечательный вышел концерт. Мы все обнимались и обменивались поздравлениями и благодарностями. Смех и веселье затихли лишь на мгновение, когда минут через двадцать вернулась Эмили. Но после того, как она победоносно воскликнула «Мы собрали две тысячи двести долларов!», наш восторг многократно увеличился и мы, уже не в состоянии стоять на месте, прыгали от счастья и могу сказать, что как минимум трое из нас плакали. Общий ажиотаж продолжался еще как минимум полчаса, которые были полностью заполнены выплескиванием эмоций, радостью и весельем без каких-либо серьезных или хотя бы осмысленных разговоров. — Так, ребята! — в конце концов серьезно воскликнул Марк, в очередной раз беря на себя роль отца нашего шумного семейства. — Наше празднование еще не закончилось, но для начала нужно решить дела насущные. Мы с мистером Лиеттом увезем все оборудование и потом вернемся и все вместе продолжил веселье у нас. Распорядившись таким образом, двое мужчин удалились, перед этим не забыв одарить нас с Гарреттом хитрыми, подкалывающими взглядами. Оставшиеся Эмили с Питером правильно расценили обстановку и тоже деликатно удалились под предлогом «прибрать сцену и зал». Оставшись с парнем наедине, между нами мгновенно возникло неловкое напряжение, которое висело в воздухе как вязкая затрудняющая дыхание субстанция. Я буквально чувствовала, как смущение сковывает все мое тело, не позволяя пошевелиться. Гарретт находился в похожем состоянии. Казалось, ему даже тяжелее было переносить эту атмосферу, потому как он даже не мог поднять на меня взгляд, внимательно разглядывая деревянный пол под своими конверсами. Никто из нас не решался начать этот разговор. Я бы скорее предпочла навсегда забыть об этом неудобном обстоятельстве и продолжить общение как ни в чем ни бывало, но здравый смысл назойливо твердил, что эту тему надо было обговорить и в любом случае ничего уже не будет как прежде. — Ладно, никуда от этого не деться. Гарретт, что это ты там учудил на сцене? Как это понимать? — деваться и правда уже было некуда, а стоять так в молчании, пока не вернутся ребята никому из нас совершенно не улыбалось. — Я…я люблю тебя, — тихо, почти шепотом ответил парень, наконец поднимая голову. Его ореховые глаза настойчиво впились в мои, словно в попытке найти в них ответ. Я отвела взгляд, не выдержав это отчаянно искреннее выражение, плескающееся в затягивающих янтарных безднах. — Я люблю тебя с самого первого момента, как только схватил твою руку у кромки льда. Как только увидел твои слезы, лежа практически без сознания на холодной февральской земле. Сделав первый спасительный вдох, я уже знал, что буду любить тебя так сильно, насколько только способно мое слабое человеческое сердце. Лайла, я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко в моем присутствии. Я не хочу доставлять тебе неудобства. Я никогда не сделаю ничего, что могло бы тебя расстроить. Я никогда не отберу у тебя друзей, которых ты нашла в лице ребят. Я никогда не буду для тебя препятствием или помехой. Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты самый особенный человек в моей жизни. Я хочу, чтобы ты знала, что за каждый свой вдох я обязан тебе и что я самый счастливый и благодарный человек на свете за то, что могу нести этот долг. Я люблю тебя, Лайла, и буду любить всегда. Ты спасла мою жалкую жизнь и дала мне смысл ее жить. Я самостоятельный и независимый человек и не прошу нести на себе бремя моего ангела хранителя. Я вполне уравновешенный и достаточно взрослый, чтобы с уважением принять любое твое решение по отношению к моему признанию. Я никогда не буду ставить тебя перед ультиматумом или что-то капризно требовать. Прошу только об одном: поверь, что я действительно имею в виду каждое произнесенное мною слово и что все мои чувства искренни. — Замолчи. Господи, просто закрой рот, — я больше не могла слушать этот ужасный, невероятно раздражающий, такой трогательный и пронзительный поток слов. Меня буквально тошнило от тех чувств, которые парень вложил в каждый произнесенный звук. Меня злила и бесила собственная беспомощность и то с каким рвением мое сердце отвечало этому ненормальному придурку. — Я не хочу слушать весь этот бред. Ты хоть понимаешь, каким навязчивым и отвратительным выглядишь в моих глазах? Ты настолько глупый, что совершенно не догадываешься, как беспечно и легкомысленно произносить такие слова. Ты абсолютно не понимаешь, что нараспашку раскрывать свою душу перед кем-то таким омерзительным как я — это словно дарить человеку нож со словами «пожалуйста, убей меня». Боже милостивый, я даже слов не могу найти, чтобы выразить, насколько я презираю тебя и твои бессмысленные, бесполезные чувства. Я готова каждый день проклинать судьбу за то, что бросилась как ненормальная спасать тебя, придурка, в тот мерзкий февральский день. Насколько же все было бы легче, если бы ты тогда просто пошел ко дну как любой другой никчемный мусор. Я надеюсь, что сейчас тебе очень больно. Надеюсь, что ты чувствуешь каждое мое слово словно камень, летящий тебя в душу. Я молю тебя, Гарретт, забери назад все только что сказанное. Ты не хочешь любить меня, никто не хочет любить меня. Посмотри, что я на самом деле из себя представляю и закрой навсегда свое сердце от меня, сохрани его для кого-нибудь, кто будет тебя достоин. Не надо давать мне в руки оружие, не надо, пожалуйста. Я не знала, что нашло на меня. У меня не было ни малейшего понятия, откуда взялись все эти ужасные слова. Я выплевывала их, разрывая себе сердце на малейшие кусочки. Я не хотела верить, что все это действительно существовало как истина в моей голове. Я не хотела верить ни единому своему слову, но мне так отчаянно было нужно, чтобы в них поверил Гарретт. Слезы покатились по моему лицу без моего на то желания. Я бы даже и не заметила их, если бы вместе с собой они не принесли рыдания, которые перекрывали мне дыхание. Я задыхалась, глотая соленные капли. Мне стало так невыносимо больно, что я уже не могла устоять на ногах. Рыдая навзрыд, я сползла на пол, прижала руками колени к груди и спрятала в них лицо, чтобы хоть немного заглушить свой горький плач. Через мгновение я почувствовала теплые руки, обнявшие мое сотрясающееся тело. Меня прижали к груди и нежно гладили по волосам. От этого простого человеческого жеста сочувствия я заплакала лишь сильнее, но уже обхватив утешающего меня человека поперек груди и уткнувшись ему в плечо. Мне было так страшно и больно, но присутствие этого спокойного, отзывчивого мальчика успокаивало мое бушующее сердце вопреки моей воле. Я обнимала его очень крепко, словно боясь, что он может исчезнуть в любую секунду, оставив меня вновь наедине с пожирающим одиночеством. Я цеплялась за него, как утопающий за соломинку, но в моей голове словно огнем полыхала мольба «Пожалуйста, не давай мне надежду».